Несколько мартовских дней II

                2
        – К вам посыльный тут, – громко и недружелюбно сообщила Лидия Михайловна держа в руках поднос с рюмками и малюсеньким графинчиком с водкой. – Вы бы, Вадим, заканчивали политические дискуссии вести и так дома не бываете. Ваша помощь мне нужна!
        – Потом, дуся, потом! Видишь, что творится! Что тебе, дедок, надо?– обратился Трифов к переминающемуся с ноги на ногу в коридоре старичку в синей поддёвке.
        Тот шагнул вперёд, робко оглядываясь на разъярённую Лидию Михайловну, и стянул с головы нахлобученную по самые глаза старенькую ушанку. Все общество разом узнало деда Поликарпа.
        – Здравствуйте, господа, – поклонился он, – Прощения прошу, что влез не вовремя, господин помощник пристава и вы, господа, – он ещё раз поклонился, – Вызывают вас, Андрей Осипович, в участок, велено немедля явиться.
        – Кто вызывает? – строго спросил Иванов, но получить ответ не успел.
        В комнату, сметая все препятствия на своём пути влетела кухарка Катерина, главный поставщик новостей дома Трифовых.
        – В Феодосии вчерась учителя полицейских зарестовали[1],и царь в своём селе арестован! – выпалила она на одном дыхании.   
Дед Поликарп попятившись, тихонько отступил в коридор и посеменил к двери. Такие новости! Надо ж донесть до всех!
        – Я провожу вас, Андрей, в участок, – твердо сказал Иванов.
        – И я, – присоединился Трифов.
        – Ты, Иван Яковлевич, дома побудь, – попросил Иванов встрепенувшегося было доктора. – Мало ли что. Женщин нельзя одних оставлять и Любашу предупреди, чтоб готова была, может ехать придётся. Где она, кстати, Лидия Михайловна?
Госпожа Трифова вскинув голову и мотнув юбками демонстративно вышла из комнаты, не удостоив гостя ответом.

        – Ничего страшного, – радостно воскликнул помощник пристава, выходя из полицейского участка.
        В сдвинутом на затылок позаимствованном из закромов госпожи Трифовой картузе, в старом докторском пальто с коротковатыми рукавами, Андрей Осипович выглядел как мальчишка–переросток, и не скажешь, что полицейский чиновник.
        – Господин полицмейстер всех за службу поблагодарил, оружие сдали под роспись в журнале. На время, говорит. И под обращением к Временному правительству все подписались.
        – И что вы теперь намерены делать?
        – Не знаю. Может и правда, все это на время, несколько дней и вернёмся на службу.
        Иванов отрицательно покачал головой, а Вадим Никодимович добавил:
        – Мотать тебе отсюда надо парень, если хотя бы часть из того, что Пётр Алексеевич рассказывает, правда. Город маленький, тебя все знают, какая-нибудь вошь с пьяных глаз полезет куражиться и конец. Родные у тебя где?
        – В Симферополе.
        – Туда тебе то ж не надо. В Керчь поезжай, там ты неизвестен никому, парень здоровый, к работе какой пристроишься. В случае чего, дальше продрейфуешь, на Кавказ.
        – А если обратно потребуют?
        Вадим Никодимович цикнул совсем по блатному и сложил из пальцев фигу.
        – Не место здесь такие разговоры вести,– Иванов подхватил понурившего голову молодого человека и повёл по улице в сторону дома. – Вы с нами, Вадим Никодимыч?
        – Не, пройдусь, посмотрю как и что.
        Иванов кивнул. Пройтись, действительно, не мешало. Надо бы не только от кухарки новости получать. Празднично настроенных и взбудораженных людей на их Виноградной все «революционные дни» и так было немного, а сегодня к вечеру на тротуаре кроме их троицы, ни души. Даже из полицейского участка больше никто более не вышел. Нездоровое затишье.
         – Да, Пётр Алексеевич, чуть не позабыл, телефонировать из участка, больше нельзя, провода обрезаны.
         – Что меня не удивляет, пойдёмте, пойдёмте, доктор и дамы нас ждут, волнуются.



Примечание:
1- Аресты начались уже вечером 5 марта 1917 г. и производились они студентами Учительского института под руководством преподавателей, к которым вскоре присоединилась группа «революционно настроенных» зубных техников.