Снежный воин

Мишутка не любил, когда папа был таким - лицо застывшее, больше похоже на какую-то нелепую перекошеную маску, пустые глаза, смотрящие в одну точку на стене, длинные, тонкие, белые пальцы, которые судорожно сжимали кружку с давно остывшим чаем. Папа работал хирургом в одной из крупных больниц города, и иногда приходил со смены именно таким. Тогда мама подходила к нему, обнимала сзади за плечи и говорила - Послушай, родной! Ну нельзя всех спасти, это просто невозможно. Кто-то приходит, кто-то уходит, так всегда было и будет, такова наша жизнь, понимаешь? Но папа не слушал её, он просто сидел так долго-долго, а после уходил спать, а Мишутка сидел тихо-тихо в своей комнате, чтобы не мешать ему.

А потом папу послали аж в саму Москву, на какую-то научную конференцию. Он уехал, а вечером у мамы заболел живот, и "скорая помощь" забрала её в больницу, а плачущего от страха Мишутку забрала добрая соседка бабушка Валя. Через четыре дня за ним пришёл папа, похудевший и осунувшийся. Он обнимал сына и твердил только одно: - Я не успел, сынок, прости, просто не успел...

Так они остались вдвоём. Мишутка ходил в школу, папа на работу. Вечером он готовил ужин, проверял у сына уроки, а потом сидел, часами смотря в одну точку где-то на стене.
Постепенно осень всё сильнее вступала в свои права, солнца становилось всё меньше, небо хмурилось и дождь барабанил в окно целыми днями. Всё вокруг стало серым, пасмурным и тоскливым. И Мишутке, и папе очень нехватало мамы - её звонкого смеха, ласковых прикосновений и аромата ванили, который всегда витал около неё. На кухне по-прежнему висел её фартук со смешными котятами, на вешалке висело её пальто, а на тумбочке в прихожей стояла сумочка.

- Мишаня, а не махнуть ли нам с тобой на север? - однажды спросил папа вечером. - Пап, а как же школа? - вскинув на него огромные серые глаза, спросил сын. - Школа? - потёр подбородок папа, - там тоже живут люди, и дети у них есть. Меня позвали в больницу работать, докторов у них не хватает. Давай уедем, Миш, тут серое всё, тоскливое, не могу я, давит меня здесь всё... Правда интернета там нет, и сотовой связи тоже, но живут же люди, и мы тоже сможем.
Мишутке не хотелось оставлять школу, свой 3-й "Б", друзей и секцию футбола. Но папу ему было жаль сильнее, и он согласился.

Добирались долго: ехали на поезде, потом летели на самолёте, а в аэропорту их встретила машина, и повезла в посёлок, где им предстояло жить. Мишутка с любопытством смотрел на сугробы, полумрак за окном и бродящих вокруг оленей. - Пап, а почему так темно? Вроде день на дворе - крутил он головой. - Так ночь полярная...- задумчиво отвечал папа, потирая подбородок, обросший густой рыжеватой щетиной.

Посёлок оказался небольшим, состоящим из одноэтажных домиков, по крышу утопавших в сугробах. Папе дали квартиру рядом с больницей, где он и проводил целые дни. Домой возвращался только к вечеру, готовил еду, топил печку и засыпал тяжёлым беспокойным сном, вздрагивая и постанывая во сне, а Мишутка, как взрослый, подходил к нему и поправлял сползающее одеяло.

Сам он мёрз всё время, не смотря на толстый свитер, а когда шёл в школу, то ему казалось, что холод забирается куда-то за воротник, и морозит локти, колени, и сворачивается внутри в тугой комок и никак не может растаять.
Дети в школе были темноволосые и узкоглазые, они носились по коридорам и что-то кричали на непонятном языке, а после занятий вихрем неслись на улицу, возились в сугробах с собаками и взбирались верхом на оленей и разъезжали по улицам, держась за рога. Мишутка был там чужим и лишним и никак не мог привыкнуть к этим непоседливым и громким детям, да и сами они не спешили принимать в свою компанию этого чужака с глазами, похожими на чайные блюдца.
Только учительница была тихая, добрая, чем- то напоминающая маму. Она гладила Мишутку по голове и давала читать книжки со сказками, которые скрашивали долгие, томительные вечера в ожидании папы.

В тот день Мария Ивановна не отпустила детей домой после уроков. Она объявила, что надвигается метель, и всех ребят должны забрать взрослые. Вскоре и за Мишуткой пришёл запыхавшийся папа. Взявшись, за руки, они шагали по сумрачным улицам поселка. То тут, то там, суетились люди, натягивающие от дома к дому какие-то толстенные верёвки. Папа объяснил сыну, что метель здесь - страшное явление, можно сбиться с дороги и умереть прямо посреди улицы, и люди ходят, держась за эти верёвки.
Остаток дня Мишутка просидел в комнате, слушая как бросается в окна резкий, порывистый ветер, да подвывая, лают многочисленнные собаки. Папа пришёл вечером и только собрался разогревать ужин, как в дверь громко постучали, и вошёл мужчина, одетый в косматую меховую шубу, украшенную верёвочками, ленточками и непонятными бубенцами. С сильным акцентом, путая слова, он объяснил, что на дальнем стойбище беда - заболел один из оленеводов, и ему очень-очень нужен доктор, а вертолёт прилететь не может, потому что надвигается метель. Поэтому он и приехал за доктором на оленьей упряжке.

Папа повернулся к Мишутке: - Я должен ехать! А не то человек умрёт, понимаешь, умрёт, как наша мама!
- Нет! - закричал Мишутка, - я не останусь тут один! Я не буду, я боюсь, я тут замёрзну!
Папа думал только секунду и тоже велел ему одеваться.
- Со мной поедет! - коротко сказал он человеку в шубе. Тот мотнул головой, цокнул языком но ничего не сказал. Около дома стояла упряжка оленей, которые мотали головами, рыли снег копытами и что-то ели с земли. Сначала заехали в больницу, и пока папа грузил на нарты какие-то круглые железные коробки и увязывал их, их провожатый натянул на Мишутку странную меховую шубу, у которой мех был не только снаружи, но и внутри. Шерсть лезла в лицо, щекотала шею и почему-то противно пахла мокрой собакой.

Наконец папа натянул такую же шубу и они двинулись в путь.
Ветер между тем становился всё сильнее и сильнее, он поднимал снег, кружил его и бросал, целясь непременно в лицо. Олени бежали быстро, но погонщик кричал что- то гортанным голосом и хлопал их по широким спинам длинной палкой.
Когда, наконец, окончательно продрогшие, они добрались до стойбища - нескольких стоящих кругом юрт из шкур оленей, метель бушевала вовсю. Не было видно ни земли, ни неба - везде только снег и снег, кружащийся под порывами неистового ветра.
Папа внес Мишутку в одну из юрт, поставил на пол и убежал - где-то там нуждался в его помощи больной оленевод.
К мальчику подошла жещина в одежде, украшенной узором из кусочков меха и цветной вышивкой. Она помогла ему стянуть намокшую шубу, и тёплый костюм и усадила у костра, который к его удивлению, горел прямо посреди юрты, а после ушла за занавеску. Мишутка с любопытством огляделся, и заметил, что в стороне от огня сидит странный старик, увешанный перьями, костями и пучками сухой травы. Вроде бы спит, а сам тихонько стучит в тёмный кожаный бубен.

Тут из-за шторки вышла женщина, поставила перед мальчиком огромную варёную кость с мясом и кружку чая, и объяснила, что папу нужно дожидаться здесь, он в соседней юрте будет делать больному операцию, а домой они поедут, только когда стихнет метель, и снова ушла за занавеску.
Есть Мишутка не стал - Что я буду грызть кость, собака я что ли? - с обидой подумал он, а вот чай выпил. Так он сидел у огня, и внезапно ему стало так жалко себя, прежнюю жизнь, город, друзей, школу, и маму, и папу. И теперь он должен жить здесь, в темноте и холоде, носить противную, пахнущую собакой шубу и грызть кости. Непрошеные слёзы сами заструились у него по щекам.

Внезапно Мишутка почувствовал на своей голове жёсткую ладонь. Вздрогнув от страха, он увидел того самого старика, что сидел и стучал в бубен. - Что ты плачешь? - хриплым, словно карканье ворона голосом спросил он. - Ты же воин, а разве воины плачут? Твой отец там спасает жизнь Эрсану. Эрсан хороший оленевод и смелый охотник. Три его сына учатся с тобой в одной школе. А злая старуха Нэгэй Тугут хочет забрать его душу в Нижний мир. Слышишь, как скребется она своими когтями? Мишутка прислушался, но снаружи доносился только вой ветра, да шорох метели по стенамюрты. А старик продолжал: - я камлал, чтобы доктор доехал хорошо, чтобы старая ведьма не помешала ему спасти Эрсана. Нэгэй Тугут сильная, хитрая и злая. И справиться с ней может только воин, настоящий воин. Хочешь, сын доктора, я расскажу тебе легенду о Снежном воине? Не бойся, Нэгэй Тугут сюда не войдёт, она боится огня, и амулетов, так что ты в безопасности. Вытри слёзы и слушай! Мишутка кивнул, размазал по щекам солёные капли и приготовился слушать.
 
А старик сел к огню, бросил в него пару поленьев дров и пучок травы со своего костюма и тихо заговорил: - Давно это было. Жил в одном стойбище юноша Дархан, что значит воин. С юных лет он один ходил на охоту, не зная страха сражался и с медведем, и с россомахой, а мясом щедро делился со стариками и женщинами. Однажды на стойбище налетела злая Нэгэй Тугут, подняла снег. Сидят люди по юртам, на охоту выйти не могут, голодают. Сбились в кучу олени, важенок да оленят в середину спрятали, пастись идти не могут. Голодают олени, молоко у важенок пропало, кричат, плачут оленята, да помочь им не кому. А Нэгэй Тугут носится над юртами, хохочет, радуется.

Взял тогда свой охотничий нож Дархан, да на улицу вышел. Три дня и три ночи бился он с ней, и победил. Улетела Нэгэй Тугут обратно в Нижний мир, улёгся снег, утих ветер. Пошли олени ягель щипать, пошли люди на охоту. Только Дархана с той поры никто не видел - говорят, стал он Снежным воином, и увидеть его может только очень смелый человек. - Тут старик замолчал и, кажется, снова задремал.

Тут Мишутка почувствовал, что чай, который он выпил, отчаянно просится наружу. Стараясь не разбудить старика, он надел куртку, откинул шкуру, прикрывавшую вход и шагнул наружу. Здесь бушевала страшная снежная круговерть, и не было не видно ничего, даже очертаний соседней юрты. Снег залеплял лицо, уши и нос, мешая дышать. Мальчик прикрыл лицо ладонями, не понимая, куда идти, чтобы вернуться. - Не уйдёшшшшь, пропадёшшшшь, не оглянешшшшься, здесь останешшшшься! - вдруг услышал он противный скрежещущий старушачий голос. Он убрал руки от лица, и увидел её - саму Нэгэй Тугут, с развевающимися вокруг головы седыми лохмами и горящими угольками глаз. Она злобно хохотала, выкрикивая в лицо мальчику: - Никого твой отец не спасёт! А оленевод умрёт, как и твоя мать! Умрёт! Умрёт - умрёт - умрёт! Непонятная злость овладела мальчиком, он взмахнул рукой и случайно наткнулся на каюр - длинную палку, которой погоняют оленей, стоящую возле юрты. Схватив её, Мишутка со всей одури ударил хохочущую и кривляющуюся метельную старуху по голове. Она вдруг скривилась, стала меньше ростом и вдруг исчезла. И тут же, словно по мановению волшебной палочки улеглись бушующие вокруг вихри летящего снега, небо враз очистилось и выглянули ясные, словно промытые звёзды.
 
Мальчик взглянул в бок и увидел ещё одну фигуру - прозрачную, словно изо льда, фигуру темноволосого узкоглазого юноши в одежде из шкур с копьём в правой руке. - Да ты настоящий Воин, - улыбнулся он Мишутке, саму Нэгэй Тугут не испугался! Держи вот, - с этими словами ледяной юноша снял с шеи одно из украшений на тонком кожаном шнурке, вложил в ладонь мальчика и исчез. - Дархан, куда же ты? - закричал Мишутка, но ответом ему было молчание.

- Мишаня, ты чего здесь? - окликнул его от соседней юрты отец. - Я... в туалет вышел...- засмущался он. - Ну давай, и собирайся, домой поедем! - устало улыбнулся отец. - Больной жив, операция прошла хорошо, скоро его вертолёт заберёт в краевой центр. А мы - на оленей, и домой!

А старый шаман в юрте задумчиво бормотал, тихонько ударяя в старый, потемневший бубен: - получить клык медведя из рук самого Дархана может только Воин, настоящий Воин!