Жизнь без авось. Рассказ 14. Кёльнская оборона

Кёльнская оборона»

Проснулась Елизавета Ефимовна от ощущения, что кто-то шепчет у её подушки.

Не сон ли это? Она замерла, прислушалась — и услышала ровное, чуть жужжащее гудение. Это жужжание, низкое и монотонное, казалось ей чужеродным в тишине её маленькой квартиры в Кёльне. Оно ощущалось как незримая, назойливая рука, тянущаяся из-под шкафа.

Из-под шкафа тянул тёплый воздух: маршрутизатор (роутер). Этот чёрный коробок, сияющий крошечным, злым огоньком, теперь представлялся ей центром мирового заговора, направленного против порядка и покоя, который она с таким трудом наводила в своей новой жизни.

— Ах вот ты где, предатель! — прошептала она, прижимая к груди грелку, словно щит.

Грелка, набитая горячим песком, была её единственным, надёжным барьером против невидимых волн.

На кухне пахло кофе, запах которого успокаивал, но ненадолго. Завтрак был, как всегда: одна кружка, две корки хлеба (Brot) и царапающийся кот Матроскин, который тоже выглядел подозрительно нервным в последнее время.

Елизавета развернула русскоязычную газету: снова пишут про новые спутники и какие-то волны. В газете, пахнущей типографской краской, она искала подтверждение своих страхов.

Сердце застучало. Она почувствовала, как волна старых, ещё советских, страхов — страхов перед невидимой, всепроникающей опасностью — поднялась в ней.

— Я же говорила! Die neue Strahlung (1)! — Она почти крикнула. — Теперь будут смотреть сквозь стены и на сковородке жарить мозги! Это не просто сигнал, это вторжение в личное пространство, в мысли, в саму душу!

Она взяла ножницы, фольгу, которую обычно берегла для запекания, и через пять минут маршрутизатор исчез под слоем. Она обернула его тщательно, слой за слоем, словно мумифицировала опасный артефакт. Он ярко сверкал, словно спутник, который теперь уже смотрел на неё бессильный.

Елизавета торжествовала:

— Вот теперь пусть пытаются подключиться!

Глухой, удовлетворённый смешок вырвался из её груди.

Этот случай вошёл в историю семьи.

Сема, внук, вошёл, увидел сверкающую пирамиду:

— Баб, ты что, торт из фольги печёшь?

— Это оборона. Я знаю, как они работают. Сначала сигналы, потом мысли.

— Да никакие мысли Wi-Fi (2) не читает! — Сема закатил глаза, но тут же потянулся за телефоном, который внезапно потерял связь.

— Ага, скажи ещё, что он добрый. А Meshygenes (3)! Вы все уже в их сетях! — Елизавета Ефимовна посмотрела на внука с искренней жалостью.

Когда пришла внучка Рита, студентка, взгляд её потух. Она, человек технического прогресса и быстро освоивший немецкие реалии, не могла понять, что движет бабушкой.

— Бабушка, теперь интернет не работает.

— И слава богу. Отдых для души. А то включишь — а там опять «Schlankheitskur» (диеты), худоба и реклама пластика. Ой, какой Schlimazl (4)!

— Ты лучше скажи, почему телевизор вчера сам заговорил?

— Потому что ты пульт нажала.

— Вот видишь. Он уже знает, где я его держу. Даже пульт — их сообщник.

Выглянув в окно, Елизавета поразилась, увидев, как люди, даже сидя на собственных балконах или в саду, уткнулись в телефоны. Она вспомнила, как в Кёльне встретила старика Петрушина, который раньше слушал гармонь в русском клубе, а теперь водил пальцем по светящемуся экрану. Германия менялась, и этот процесс шёл слишком быстро.

— Вот дожили, — вздохнула Елизавета. — Теперь и душа поёт через этот пластик.

Дома она составила план обороны: положить на маршрутизатор скомканную фольгу от шоколадок, чтобы прибор знал своё место; накрыть телевизор вязаным покрывалом, чтобы заглушить его сигналы; на ночь вынимать вилки из розеток, чтобы лишить врага энергии. Коту надеть ошейник из лент — «противозащитный оберег».

Матроскин мурчал и терпел, казалось, он единственный, кто разделял её убеждения.

На следующий день она пошла в кафе на углу — «Русская ностальгия». Это было место, где ещё сохранялась атмосфера бывшей Родины.

Хозяин Михаил встречал всех улыбкой.

— Кофе Латте (Latte) (5)?

— Обычный. Без ваших модных волн.

Села у окна, достала из сумки маленький радиоприёмник, который ловил только помехи, и медный пятак из старого кошелька, который положила рядом с приёмником — для «заземления».

На стене сияла табличка: «Здесь бесплатный Wi-Fi».

Она вспыхнула. Елизавета почувствовала, как волна ярости поднялась в ней: этот знак был равносилен объявлению войны в её новой, ещё не совсем принятой стране, где всё должно быть просто и понятно.

— Миша, а ты в курсе, что он плавит мозги? — Её голос был строг и не терпел возражений. — У меня в приёмнике всё звенит и гудит от вашего вай-фая!

— Кто плавит? — Тот растерялся.

— Aussender (6)! Выключи! Сейчас всех расплавит. — Елизавета Ефимовна строго посмотрела на Михаила, указывая на маршрутизатор.

«Они везде, но здесь их логово», — думала она, осматривая посетителей.

Посетители посмеивались, и Михаил, чтобы угомонить бабушку, сказал:

— Ладно-ладно, для вас режим тишины. — Щёлкнул по телефону. — Всё, нет вай-фая, жить станет чище.

Михаил, конечно, не выключил маршрутизатор полностью, лишь ограничил доступ для новых пользователей, но Елизавете Ефимовне этого было достаточно.

— Вот теперь Ordnung (7), — серьёзно сказала она.

И правда, зал замолчал. Тишина была густая, непривычная, словно внезапно отключили фоновую музыку, которую никто и не замечал. Кто-то заговорил по-старинке, без экрана между глаз. Несколько человек, не найдя мгновенной связи, подняли глаза от своих гаджетов (8) и начали замечать друг друга и мир вокруг.

Даже кассирша подняла голову и с кем-то засмеялась. Елизавете Ефимовне показалось, что она восстановила тонкую, почти порванную нить человеческого общения, которую потеряла при переезде.

Вечером об этом уже писали в русскоязычной газете. Фотография Елизаветы Ефимовны в берете возглавила статью: «Бабушка, которая сломала Wi-Fi: Наш человек в Кёльне создал зону, свободную от излучения».

Соседи заметили, что интернет у них днём пропадал.

— Наверное, она тоже фонит (излучает), — шутили.

В их словах была ирония, но и скрытая тревога: вдруг Елизавета права? Неопределённость новых технологий всегда пугает. В почтовых ящиках начали появляться записки с просьбами «отключить свой фонящий оберег» или, наоборот, «поделиться энергией чистоты».

Вечером пришла соседка Роза — широкая, в платке, с вечно влажными глазами.

— Лиз, ты видела? Ты в газете! Ты им такой Нахес (9) сделала!

— Видела. Теперь я официальный источник излучения, — сухо заметила Елизавета. Она не слишком гордилась известностью, но ей нравилось, что её слова доходят до людей.

— Да что ты! Ты героиня! Я вот тоже стала на ночь маршрутизатор выключать. Муж ворчит, но говорит, вроде, спать лучше стало.

— Ага, а это потому что мысли соседские перестали через стены ползти.

Они сидели на кухне, пили чай, ели сушки, а Матроскин лежал на газете.

— Слушай, Лиз, а правда, что от этих волн растения вянут? — Роза наклонилась над цветком.

— Конечно. Вот смородина у меня в горшке — сожжённая. Пять сантиметров от маршрутизатора стояла, и всё, листья — как в микроволновке. Это же элементарная физика, Роза! Излучение!

— Ужас! — прошептала Роза и тут же передвинула горшок с геранью подальше.

Елизавета Ефимовна почувствовала, что её борьба имеет смысл. Её нелепые, на первый взгляд, теории находили отклик, потому что в этом новом, быстром мире, вдали от дома, людям не хватало простого, понятного объяснения их тревог.

Потом долго обсуждали, как жили раньше без всяких волн.

Роза вспомнила, как дети играли во дворе, собирались во всех дворах СССР; Елизавета — как муж написал первое письмо с фронта.

— И никаких ваших чатов (10) и сообщений (СМС) (11). Мы ждали, как чуда. Одно письмо — и оно весило целую жизнь, Роза. А теперь? Тысяча сообщений в день, и ни одно ничего не значит.

— Теперь и чудеса через интернет продают, — горько сказала Елизавета.

Через неделю её пригласили на местное русскоязычное радио. Передача называлась «Голоса наших дворов».

В студии пахло кофе и пластиком. Ведущая (12), молодая девушка с голосом-звонком, улыбалась:

— Елизавета Ефимовна, скажите, вы действительно отключаете Wi-Fi в кафе?

— Я не отключаю, я очищаю пространство. Вы знаете, сколько там мысленных остатков витает? Вся эта спешка, суета, реклама — оно же оседает на стенах, в воздухе!

— Ну… мы все волнуемся из-за излучений, — мягко промолвила ведущая.

— А надо не волноваться, а выключать, — отрезала гостья.

— А если без интернета людям грустно?

— Пусть заводят друзей живых. От них тоже излучение, но полезное — душевное.

Радио передавало её смеющийся голос на весь район.

Кто-то звонил и говорил: «Молодец, бабушка!», кто-то спорил. Но все слушали. Её слова, простые и архаичные, были глотком свежего воздуха для тех, кто устал от бесконечного цифрового шума и тоски по родине в Германии.

Осенью кафе «Русская ностальгия» превратилось в настоящее сообщество.

На двери висела новая табличка: «С 12 до 13 — Тихий час без Wi-Fi».

Люди садились, убирали телефоны, и в комнате становилось словно светлее.

Приходили студенты, пенсионеры, мамы с детьми.

Появилась коробка с надписью: «Сюда кладём гаджеты — выносим улыбки».

Елизавета сидела в своём углу, с чашкой кофе и газетой. Она стала неофициальным стражем этого «тихого часа».

Иногда вела «проверку»:

— А вон тот юноша глазом в экран кощунствует!

Все смеялись; воцарялась тишина и доброта. Это было её наследие — маленький, чистый уголок в центре огромного, шумного немецкого города.

Внук Сема приехал с подарком — ноутбуком (портативным компьютером).

— Бабушка, хоть посмотри, как мир меняется, — с улыбкой сказал он.

— Пусть меняется, только без моего личного участия.

— Но там твоя фотография, комментарии, видео с радио! Ты в тренде (13)!

— Тренды — это как сквозняки: влетят в голову и простудят разум.

Он открыл ноутбук; Матроскин шмыгнул под стол, а Елизавета перекрестилась.

— О, смотри, тебя называют «антивайфай-бабуля»!

— Хотя бы не «антифай»! И то радость, — вздохнула она.

Зимой в квартире появились новые устройства: лампа-ночник «без волн», телефон на проводе и медный оберег на двери.

Приходили журналисты, снимали сюжеты. Они толпились в её небольшой, старомодной квартире, и она, словно древний оракул, строго говорила в камеру:

— Я не против прогресса. Я против забывчивости. Пусть технологии служат нам, а не мы им. Нам нужен отдых, тишина, чтобы услышать себя.

Весна принесла новость: в ближайшем русскоязычном сообществе в воскресенье по её инициативе проводили «День без сетей».

Звуки детских голосов заполнили парк, соседи, знавшие друг друга по кафе, собрались на террасе, заговорили, впервые не отвлекаясь на телефоны. Она смотрела, как дети играют с мячом и в прятки, а не в приложениях, и чувствовала глубокое удовлетворение. Ей удалось хотя бы на день вернуть старую, добрую атмосферу, ту, где люди смотрели друг другу в глаза.

Елизавета сидела на скамейке с Розой.

— Гляди, Лиз, вроде опять как в семидесятых.

— Ага, только тогда мы радио слушали, а теперь сами говорим друг с другом.

К вечеру она вернулась домой уставшая, но счастливая.

Маршрутизатор по-прежнему стоял под фольгой. Огонёк мелькал, словно глаз.

Она усмехнулась:

— Ну что, молчи, шпион? Сегодня ты не победил.

Села в кресло, сняла берет, включила ночник.

Кот взобрался на колени.

— Знаешь, Матроскин, наверное, эти ваши волны и правда в воздухе, но страшнее то, что мы перестали слышать друг друга без них.

Кот мурлыкал, будто соглашаясь.

Она подумала, что всё-таки внук прав: иногда можно и подключиться — на пять минут. Посмотреть, как там Соня, узнать погоду.

Главное — потом не забыть отключить и вернуться в тишину.

Маршрутизатор тихо мигнул.

— Хорошо, — улыбнулась Елизавета. — Договорились: пять минут мира, а потом час тишины.

И впервые за долгое время она не чувствовала едкого излучения — только покой и тепло.

; Примечания
(1) Die neue Strahlung (нем.) — Новое излучение

(2) Wi-Fi (англ.) — Беспроводная локальная сеть

(3) Meshygenes (идиш) — Сумасшествие

(4) Schlimazl (идиш) — Бедолага, неудачник

(5) Latte (итал.) — Кофе с молоком

(6) Aussender (нем.) — Передатчик

(7) Ordnung (нем.) — Порядок

(8) Gadgets (англ.) — Электронные устройства

(9) Nachas (идиш) — Радость, гордость

(10) Chats (англ.) — Чаты, разговоры в сети

(11) SMS (англ.) — Короткие текстовые сообщения

(12) Moderatoren (нем.) — Ведущая программы

(13) Trend (англ.) — Модное направление