Печалька в оттенках Серого 1

Я впервые увидела Сергея Вышневецкого, когда мне было восемь лет. А ему тогда было девять. Мы с родителями и братом переехали жить в новый дом, и Сергей был нашим соседом со второго этажа, а мы жили тогда на четвертом. Балкон Вышневецких был наискосок от нашего балкона, и каждый раз когда мы с братом Левкой выдували с нашего балкона мыльные пузыри, они лопались и исчезали именно там, на балконе Вышневецких, на втором этаже. Каждый раз, они исчезали из виду почему-то именно там, цепляясь за чистые наволочки, простыни, трусы и майки, развешанные для просушки на балконе Вышневецких. Мать Сергея была хирургом, и именно она как-то раз вправляла мне плечо, когда я упала с велосипеда, ударившись о бордюр мостовой. Я так горько плакала во время этой маленькой процедуры, но она не обратила никакого внимания на мои слезы. Ее внимание привлекла моя обнаженная грудь, и она посмотрела на мои юные девичьи прелести расширившимися глазами, и вдруг сказала мне:
-Так ты в одной школе с моим Серегой?
-Да… только я на класс младше… - сказала я, со слезами на глазах.
Я знала, конечно, что у меня красивая грудь. Да и как она могла быть некрасивой, только что появившаяся на свет, только что проклюнувшаяся из моей грудной клетки,  еще нетронутая никем, грудь пятнадцатилетней девственницы? Да, это была очень красивая грудь, приблизительно в два раза больше, чем у Венеры Милосской. Венера вообще обзавидовалась бы мне, если бы была моей одноклассницей: помимо того, что у меня была большая грудь уже в четырнадцать лет, у меня были гораздо более округлые и мощные бедра, чем у Венеры, тонкая талия, длинные волосы ниже пояса, и руки, коих у Венеры уже не было много веков. По сравнению со мной, вышеупомянутая Венера была просто двенадцатилетним ребенком, гадким утенком, к тому же, еще и без рук.
Да, вот поэтому у матушки Серого, Риммы Францевны, округлились тогда глаза. Будучи детским хирургом, она не ожидала, что к ней на прием придет старшая, более оформившаяся сестра вышеупомянутой Милосской. Так что, увидев мою голую грудь, она внезапно вспомнила про своего сына. Хорошая еврейская мама не могла не увидеть во мне потенциал. Моя еврейская кровь просвечивала сквозь славянский румянец моих щек, мои зеленые глаза, темные хорошо очерченные брови, контур носа, полные губы не оставляли никаких сомнений в том, что я была хорошей еврейской девочкой из правильной семьи, внучкой раввина из польского города Люблино.
Надо сказать, что до момента знакомства с Риммой Францевной я не обращала никакого внимания на моего соседа со второго этажа, на Сергея Вышневецкого, или попросту на Серого. Но на следующий день, вернувшись в школу с гипсом на своем левом плече, я посмотрела на Серого совершенно новыми глазами и внезапно, можно сказать в ту же секунду влюбилась в него. Для меня, это была любовь с первого взгляда.
Серый был хорош той особенной чисто еврейской красотой, какую уж не встретишь теперь. Посмотрев на Серого, можно было сразу сказать: да, это именно таких людей Моисей водил по пустыне сорок лет подряд, это именно на них обратил внимание Господь Наш Создатель, именно они стали Его Народом, именно они создали Тору, Книгу Ветхого Завета. Серый был очень высок, строен, тонок и подвижен. У него были большие карие глаза, черные курчавые волосы, бледная кожа его лица казалась не белой даже, а какой-то прозрачно-перламутровой… и конечно же, такая хорошая еврейская девочка, как я, не могла не влюбиться в Серого.