Слушатели

 

Мне часто однокашники задают один и тот же вопрос: почему я пишу о слушателях факультета подготовки врачей для воздушно-космических сил выпуска 1977 года, а не о нашем морском факультете?

Одним словом и не скажешь. Наверное, потому что это был единый в своём порыве очень дружный и весёлый коллектив единомышленников. Здесь не существовало разделения на белых и чёрных, дураков и умных. У них было очень много комических и неординарных эпизодов в жизни, они сами их создавали и дружно над ними смеялись. Так воспитал их начальник курса полковник Новодворский Ярослав Болиславович. Такими они потом и остались: дружными, готовыми прийти в любую минуту на помощь товарищу, оказавшемуся в беде. У них нет и не было чванства и надменности, они все равные. Профессора и кандидаты, полковники и майоры, когда встречаются, вновь превращаются в детей, подтрунивающих друг над другом. Это дорогого стоит!

Вспоминаю, как генерал Игорь Ушаков сам мне позвонил и предложил издать мою первую книгу в Москве. И издал, не взяв за это ни копейки!

А у нас же всё это немного не так, немного иначе, совсем по-другому. Ну да ладно!

Не ошибусь, если скажу, что множество курьёзных моментов есть у учителей и врачей. Не были исключением и слушатели Военно-медицинской академии.

Пророк

1
Приближались экзамены, и начальник кафедры химии Военно-медицинской академии, профессор Исаак Соломонович Йоффе решил посетить группу слушателей первого курса и проверить их знания. Может быть, даже не сколько проверить, сколько пообщаться с молодёжью, зарядиться от них здоровой энергией, вспомнить свои младые годы.
Окрылённый благими намерениями он вошёл в класс, где занимались слушатели с факультета авиационной и космической медицины.

Все, от преподавателя до учеников, оцепенели и застыли в ужасе, пришёл сам светило!

Исаак Соломонович сел, пробежал быстрым взглядом по бледным, безжизненным лицам молодых людей. Его заинтересовал слушатель с мышиной внешностью, заострённым носом и бегающими, круглыми, карими глазками, с белесым чубчиком реденьких волос.

– Вы, юноша, – профессор показал на него рукой. – Расскажите нам, кто придумал периодическую таблицу химических элементов.

– Слушатель Мудрый! – прокричал он.

– Фамилия впечатляет! Поведайте об этом великом открытии,
а мы послушаем.

– Периодическую таблицу химических элементов придумал
великий советский учёный Менделеев…

Щека профессора конвульсивно дёрнулась, угол рта пополз вниз, юношеский задор погас, не успев и затеплиться, лицо приобрело серовато-бледный вид…

– Сядьте, – прошептал он. – Дмитрий Иванович Менделеев никогда не был советским учёным, – он тяжело поднялся. – Я хочу с Вами познакомиться ближе, жду у себя на экзамене.

2
Серёжа Мудрый пришёл в казарму сияя, как новенький полтинник.

– Рубль нашёл? Светишься, словно синяк под глазом, – спросил однокурсник Новиков.

– Йоффе умер! – рассмеялся Мудрый.

– И что, надо радоваться?

– Он после моей второй попытки сказал, что я сдам химию только через его труп… И вот, сбылось! Он вчера умер, а я сегодня сдал эту проклятую химию! – и он радостно запрыгал, закатился весёлым смехом и навзничь упал на кровать, дрыгая ногами… Предсказание сбылось!



Веская причина

1
Начальник курса подполковник медицинской службы Я.Б. Новодворский был просто помешен на короткой причёске у слушателей. Глянец бритых затылков доставлял ему неимоверное удовольствие, а ещё он обожал слушать всяческий бред слушателей и их возмущения по этому поводу. Но будущий военный врач стремился отличаться от других курсантов хотя бы причёской, а тут этот большой начальник со своими дефективными заморочками.

Вечером перед строем он заявил, что раздавать отпускные билеты, проездные документы и отправлять слушателей в отпуск будет после экзамена в пятнадцать часов, в общежитии. Но… затылки должны отражать свет далёких планет.

От этих слов Володя Зуев издал протяжный стон проснувшегося вулкана.

– Эпилептические судороги, припадки, истерики, конвульсии и бессвязная речь и пена у рта приниматься не будут. Если есть желающие не ехать домой, могут сейчас развязно выйти из строя и с увлечением приступать к ремонту туалета, – Новодворский ехидно рассмеялся своей шутке.

Строй стоял в скорбном молчании, как декабристы перед казнью.

2
Экзамен был сдан очень успешно, не было ни одной тройки. Строй весело гудел, как зелёные мухи на свежем навозе.

Вышел начальник курса, прошёлся вдоль строя. Он был сосредоточен и задумчив.
Неожиданно к нему в гости приехал товарищ из Саратова, надо было спешить домой.
Отдав документы командирам взводов, Новодворский повернул строй, снова прошёлся вдоль него. Нерадивых было пять человек: Дармаев, Шапиро, Зуев, Шакула и Егоров.

– Направо! Бегом, марш! – скомандовал он. – В парикмахерскую, пулей! У вас на всё про всё час времени. Не успеете, поедете завтра. А вы, Шапиро, чего стоите? Ждёте персонального приглашения?

– Я не буду стричься…

– Это что за новость?

– Я стричься не могу! – просипел Михаил.

– Почему? – Новодворский гневно задышал.

– Я машинки боюсь…

– Что?

– Машинки боюсь!

– Шапиро, благодарите Бога, что я спешу, вернётесь из отпуска, я Вас топором побрею.

– Благодарю!..

– Что Вы сказали?!

– Бога благодарю, за то, что Вы спешите…

Строй взорвался здоровым молодецким смехом.



Диагноз

Четвёртый курс. Клинические дисциплины.

Каждый слушатель получил больного. Надо собрать у него жалобы, анамнез болезни, анамнез жизни, пропальпировать больного, проаускультировать его, поставить диагноз и назначить лечение.

Через час слушатели собираются в классе.

– Усольский, расскажите нам о своём больном, – говорит преподаватель.

Олег поднимается, одёргивает халат.

– Больной Максимов, 67 лет, лежит не кровати, глаза прищурены, веки подрагивают, из правого угла рта течёт слюна… Диагноз: Инфаркт.

Хохот разлетается по клинике.

– Что Вы сказали? – переспрашивает преподаватель.

– Говорю, у больного инфаркт…

– Гениально! Как Вы определили? По глазам или слюне?..

– По возрасту! Что ещё может быть в таком зрелом возрасте?..

И снова больные вздрагивают от гомерического смеха, залетающего в палаты.



Что такое хорошо…

В 6 взводе никто не любил хирургию, ну никто. Все мечтали стать терапевтами, организаторами и прочими психиатрами, и дерматологами, и окулистами… Поэтому к занятиям по хирургии не проявляли никакого рвения и относились к предмету равнодушно. Как бы с презрением.

5 курс. Без семи минут дипломированные врачи. Все всё знают, все всё могут…
Кафедра госпитальной хирургии. Занятия ведёт полковник Николай Иванович Межевикин. Тема занятия: Амбулаторная хирургия.

В хирургический кабинет заходит курсант артиллерийского училища. Будущие медицинские светила осматривают его, и ставится диагноз: липома спины.

– Кто хочет прооперировать? – спрашивает преподаватель.

Все молчат.

– Кто хочет прооперировать? – повторяет преподаватель свой вопрос строже.
И опять гробовое молчание.

– Нет желающих? Если нет добровольцев, – он открывает журнал. – Это сделает за всех… Агапов.

– Не могу, у меня палец нарывает.

– Дармаев!

– Он в наряде.

– Задоя!

– Я простыл, у меня температура.

– Почему, доктор, всех тогда заражаете? Почему в клинике инфекционных болезней не лежите? Прошу покинуть кабинет! – прокричал взбешённый преподаватель и показал пальцем на дверь. – Бутурлин! Надеюсь, Вы у нас ничем не больны?

– Я не могу, у меня руки дрожат.

– Чем же вечера Вы так занимались, что сегодня руки дрожат?

Александр Бутурлин показывает жест, который все понимают одинаково. Он поднимает согнутые в локтях руки со сжатыми кулаками, делает резкое движение ими вниз, при этом прогибается в спине и выпячивает вперёд живот.

Глаза полковника округляются.

– Этим Вы занимались всю ночь? – тихо спрашивает он.

– Я на лыжах катался, от обеда до вечера… Теперь от палок руки дрожат.

Дружный хохот накрывает здание хирургической клиники.

Занятия закончились. Слушатели шумно направляются в раздевалку, а больной идет к хирургу в поликлинику.



Могущественный сосед

 Соседским теплом не угреешься.
 Поговорка

Родители Владимира Строя, слушателя факультета подготовки врачей для воздушно-космических сил Военно-медицинской академии, получили квартиру в новом благоустроенном районе Ленинграда на проспекте Культуры. Район очень зелёный. Простор, тишина, чистота, парк рядом… Не жизнь, а рай! Но случается, что и в раю
бывает ад.

Народная мудрость гласит: «Врага надо знать в лицо», но Вова этого не учёл.
Как потом оказалось, в этом доме, мало того – в одном с ним подъезде, получил квартиру вновь назначенный подполковник Иван Иванович Жирков – человек абсолютно не отвечающий требованиям военного, организатора и начальника. Но удачно женившись на дочери маршала, он благополучно преодолевал все трудности
и лишения воинской службы и успешно продвигался по служебной лестнице. В этом же доме получил квартиру и его непосредственный начальник, подполковник Новодворский Ярослав Болеславович.

Но Вова, устойчиво пребывая в постоянном благодушии нирваны, ничего об этом не знал, да и знать не хотел.

И вот, непостижимая череда неотвратимых событий однажды свела их. Свела не где-то, а в одном лифте.

А было так. Родители Владимира поехали в Ярославль. У маминого брата был день рождения. Ему исполнилось 50 лет. Вот на этот полувековой юбилей они и уехали.
Свобода, которая неожиданно свалилась на далеко не хрупкие плечи Строя, была приторно сладка. Грёзы неимоверной радости и счастья буквально слепили взор.

Сегодня в 19 часов придёт Лариса, медицинская сестра из железнодорожной больницы, девочка миленькая и очень симпатичная. Володино сердце трепетало от радости
и просилось наружу.

После занятий он зашёл в магазин, благо, что тот был через дорогу от дома, купил бутылку водки, бутылку красного вина, четыре бутылки пива, колбасы, сыра, конфет и яблок. Положил всё это в авоську (люди советского периода помнят эту сетчатую сумку) и поспешил домой.

Войдя в подъезд, он услышал скрип открывающейся двери лифта.

– Подождите меня! – прокричал Владимир и побежал по ступенькам.

В кабину лифта он просто ввалился. Подняв голову, Строй онемел. Перед ним располагалось гневом пылающее лицо начальника факультета с сузившимися в злобе глазами.

– Слушатель Строй, – представился он.

Подполковник Жирков взглянул на левый рукав тужурки, на котором красовалось четыре курсовки, потом на сетку.

– Начальник курса Новодворский? – хрипло спросил он. Его душил спазм бешенства.

– Так точно!

– Привет ему пламенный передайте. Водку и пиво с вином мне…

Удручённый Строй передал алкогольное зелье начальнику факультета и понуро направился в свою квартиру.

Вечер, да и ночь тоже, удались и без бессмертного напитка древнегреческого бога Бахуса, бога виноделия, вдохновения, религиозного экстаза, беззаботного и необузданного веселья под влиянием вина. Лариса была для него этим богом радости, счастья и безудержной страсти.

Следующий день не предвещал ничего хорошего.

Командирам групп и взводов объявили об общем построении курса после занятий, в общежитии в 15:00, что вызвало всеобщее недовольство и негодование. Ведь у каждого слушателя были составлены далеко идущие планы по своему дальнейшему совершенствованию (напомню неискушённому читателю, что после второго курса выход слушателей Военно-медицинской академии в город был свободный, без увольнительных записок, а многие даже жили на квартирах).

Курс, расхлябанно гудя, как встревоженный рой, стоял в коридоре общежития. Стояли долго, не менее тридцать пять минут.

– Может, кто-то доложит ему, или мы должны стоять здесь до утра? – прохрипел Зуев. – Я сегодня ещё ничего не жрал и не желаю зарабатывать язву желудка из-за…

В коридор вошёл начальник курса. Дежурный скомандовал: «Смирно!».

– А-а-а-а-а, Зуев… – простонал Новодворский.

– А-а-а-а-а… – как эхо понеслось по строю.

– Вечно Вы чем-то недовольны. Запомните, жизнь без армии всё равно, что любовь в резинке: движение есть, а удовольствий мало. Иди, сынок, возьми в кабинете у меня на столе бутербродик с сыром, быстренько понизь кислотность в желудке.
Зуев тихо что-то пробурчал.

Новодворский прошёлся вдоль строя.

– Э-э-э-э-э-э…

– Э-э-э-э-э-э… – опять понеслось по строю.

– Слушатель Строй, если вас ещё можно так называть, выйдете со строю.

Никто не ведал, специально ли он коверкал речь, либо в нём так глубоко сидел народный белорусский эпос. Его указательные пальцы привычно сочленились с большими, и назидательная речь полилась, как из рога изобилия.

– Посмотрите внимательно на этого наглеца! От того, что вы вчера натворили, у Зуева началось самопереваривание желудка…

Все засмеялись. Их полемика всегда вызывала бурный восторг.

– При чём здесь я? – прохрипел Зуев.

– А при том, что Вас это касается в первую очередь, – Новодворский повернулся к Строю, его щека конвульсивно дёрнулась, что свидетельствовало о том, что с ним до этого тоже провели сеанс однополой любви.

– Посмотрите на этого наглеца! – вновь повторил он и показал сомкнутой кистью на слушателя. – Оно вчера ехало на лифте с начальником факультета! – голова начальник курса замоталась, как у китайского болванчика.

– А что, с начальником факультета нельзя находиться в кабине лифта? Где это написано?

– Зуев, я сейчас Вас поставлю с ним рядом, это понятно? Продолжаю! У нашего мальчика в ручке была сеточка, а в ней водка, селёдка, пиво… Всё то, что позорит честь и достоинство советского военнослужащего… Пять суток гауптвахты, товарищ, как Вас там, Строй! Всем всё ясно? Разойтись!

– Разрешите вопрос, товарищ полковник, – перекрикивая радостный шум свободы, прокричал Зуев.

– Что Вы ещё хотите, что-то для Вас не понятно?

– Я в отношении бутерброда. Можно зайти забрать?

В раскатистом хохоте не было слышно, что ответил ему начальник курса.



Мяло

Коля Мяло ничем особо не выделялся.

В звании сержанта он поступил в академию, послужив год с небольшим в войсках.

Николай был круглолиц и имел большие залысины. Его лицо редко украшала улыбка, он был хмур, в весельях и оргиях, которые проводили на курсе вчерашние школьники, участия не принимал.

Первый курс всегда тяжёл, даже для гениев. Одной латыни в анатомии – несметное количество. И всё это надо запомнить, зазубрить, понять! Посему на первых парах двоек было больше, чем предостаточно.

В военной системе просто: имеешь неудовлетворительные оценки – в увольнение в город не идёшь.

Николай в увольнение ходил очень редко, а организм требовал.
На одном из построений начальник курса какими-то нравоучениями пытался пробить железобетонные кости черепа своих подопечных.

Устав от этой говорильни, он утомленно спросил, - Жалобы, вопросы есть?

– Сержант Мяло. Когда нас начнут пускать в увольнение? А то скоро с вокзалов все нести сюда гонорею будут.

Его вопрос не на шутку встревожил начальника курса и имел определённый успех. Появилось послабление. Стали проводить экскурсии по городу, а не слишком злостных нарушителей пускали в увольнение.

Был с Николаем ещё один анекдотический случай.

Неорганическую химию в их взводе вела преподаватель Золотницкая, старая с глуховатым и хриплым голосом женщина.

Первое занятие. Незначительно тряся головой, она склонилась над журналом, ища в нём Менделеевых, Зелинских, Лебедевых и таким образом знакомилась со слушателями.

– Мял… – она подняла голову. – Это у кого такая фамилия?

Николай, обжигая всех пунцовыми щеками, поднялся.

– Мял… Откуда у вас такая странная фамилия?

– Мяло. От папы с мамой.

– Хорошо, садитесь.

Только сейчас она поняла бестактность своего вопроса.

Теперь на курсе для всех он был Мял, но произносили это тихо, ибо Мяло был сержант и мог наказать.



Фетишист

1
Окончив пятый курс, слушатели разъехались на войсковую практику по лётным гарнизонам огромной страны. Пять человек из них поехала в Новосибирск. А Игорю особо повезло, он был оттуда родом. Трёхкомнатная квартира с вечера пятницы по вечер воскресенья была в полном его распоряжении, родители уезжали на дачу.
Освоившись в эскадрилье, ребята в выходные дни приходили к Игорю, приводили себя в порядок, переодевались в гражданское платье и шли в город. Гуляли, знакомились с достопримечательностями и просто дышали свежим воздухом свободы.

Практика лётных врачей подходила к концу, когда они возжелали сходить в ресторан.

В зале народа было не так много. За соседним столом гуляли девочки. Кто-то из них прощался со свободной жизнью и справлял по этому поводу девичник.

Познакомились быстро. Общие разговоры, шутки, смехи и алкоголь, разумеется, окончательно всех расслабили.

– Андрей, – прошептала Нина, которая собиралась выходить замуж, – я хочу, чтобы ты проводил меня.

Так оно и произошло. Ехали недолго. Одноэтажный частный домик с улицы видно не было. Он утопал в цветах и деревьях.

– Дома кто-то есть? – спросил Андрей, целуя её.

Я здесь снимаю комнату. Хозяйка уехала к дочери за город.

Будет завтра к вечеру.

– А жених?..

– Не переживай, он уехал в рейс на машине и будет не раньше среды, так что всё нормально!

Комнатка была маленькая, скромная. Кроме стола, стоящего у окна, двух стульев, книжной полочке на стене и раздолбанного дивана, ничего не было.

Матрас она профессионально положила на пол.

Лишь только забрезжил рассвет, раздался громкий стук в дверь.

– Хозяйка! – прошептала Нина, набрасывая на себя халатик. – Чего её так рано принесло? Сейчас, Вера Степановна, открою, – крикнула она. – Андрей, бери свои вещи и в окно, в саду оденешься.

Быстро натянув трусы, он стремительно схватил в одну руку брюки с футболкой другую – ботинки, и выпрыгнул в сад.

2
Не было ещё и семи, когда Андрей позвонил Игорю.

– Ты чего так рано?

– Хозяйка припёрлась ни свет ни заря. Я душ приму?

– Чё спрашиваешь, иди и мойся.

Рассказывая о бурно проведённой ночи, Андрей разделся и направился в ванну. Сзади раздался оглушительный хохот.

– Ты чего? – обернулся Андрей.

– Ты фетишист? – простонал Игорь, еле от смеха выговаривая слова.

Андрей посмотрел на себя и тоже рассмеялся. На нём красовались трусы Нины. Поспешность привела к казусу.

В народе говорят: «Спешка нужна в двух случаях: при ловле блох и близости с чужой женой».

– На тебе мои, – Игорь достал свои чистые трусы и протянул Андрею. – Ты должен совершенствовать и развивать свои чувства к прекрасному. Теперь получи наслаждение и от мужского белья, – и он снова закатился радостным смехом.