Здравствуй, налим!

  Хант Герасим высадил нас на галечном острове и ушел на моторке к себе на заимку.
  «Завтра утром буду! – сказал на прощанье. – За день до поселка дойдем, километров 80 осталось».

  Мы осмотрелись. Остров был вытянут по течению реки и покрыт мелкой галькой и песком. Видимо, в половодье, большая его часть покрывалась водой, поэтому деревья отсутствовали и лишь в дальней оконечности наблюдалось возвышение с еловым леском, разбавленным ольхой и березками.
  Палатку можно было ставить в любом месте. Дров поблизости не было, но, как часто бывает на таежных реках, на острове прочно застряло принесенное в половодье большое дерево. Ствол и корни были традиционно отшлифованы, высушены временем и годились для костра.

  Михалыч взял лучковую пилу и рядом с деревом стала расти горка аккуратных мерных чурбачков. Борисыч облюбовал место для кухни и стаскивал туда все, что ему казалось нужным. Лешка, Олег и я принялись за установку палаток.
  Солнце неспешно уходило за безоблачный горизонт отдохнуть от трудового дня, а с другой стороны, как-то незаметно быстро появилась полная луна и повисла эдаким двойником солнца. Мы тут же сделали несколько снимков-пародий на тему избитых фото с морей – «солнце на ладошке», только с луной.

  Быстро покончив с хозяйственными делами, было решено перед ужином, пока светло, изучить, куда нас занесло в этот раз.
  Остров разбивал реку на две неравные протоки. Та, по которой мы пришли, была широкой и полноводной, блестела двумя светилами, в ней непрерывно двигались серебристые тени сига-сырка, идущего на нерест.
  Поскольку пустынная часть острова хорошо просматривалась и была пока малоинтересна, мы двинулись к возвышению с лесочком. Деревья на нем росли плотно и давно.  Сначала мы хотели пройти его насквозь до окончания, чтобы посмотреть, где же заимка ханта. Но поняли, что это небыстро и свернули ко второй, менее широкой протоке.

  Берег там несколько возвышался над водой. А под ним был второй берег-отмель. Судя по следам – тут часто гостили разные звери. Можно было даже сказать, что тут была лесная «дискотека», так много было натоптано самых разнообразных отпечатков копыт и лап. Недалеко от воды лежал выбеленный и практически не разрушенный скелет какой-то огромной рыбины.

  – Налим, – уверенно сказал Михалыч. – Затоптали на «дискотеке».
  Мы обступили скелет и внимательно его осмотрели. Большая приплющенная голова, мощный хребет с реберными костями, которые при случае могли бы служить холодным оружием, и длинный хвост вполне подтверждали Вовкину теорию названия рыбы, но не способ превращения ее в скелет.
  – Однако, как аккуратно они его съели! – высказался Виктор Борисович. – Кости не повредили.
  – Птицы да грызуны сработали, – резюмировал Михалыч. – Медведь бы скелета не оставил. 
  – Так получается, его начали есть, когда он уже на берегу оказался, – развил я тему. – Кто ж его на берег то вытащил? Не сам же выбросился.
  – Может рыбаки максу взяли, а тушку выбросили, - ответил Михалыч.
  – Странно, зачем же тушками разбрасываться? – недоумевал Олег. – Собакам бы скормили.

  Мы постояли, подумали еще немножко о судьбе налима и его максы, пофотографировали останки речного жителя и потихоньку направились в лагерь. На основной пустынно-равнинной части острова по-прежнему ничего интересного не наблюдалось, только начало малой протоки с каемкой ивовых кустов таило в себе некоторую неразведанность.

  – А что на ужин то у нас? – поинтересовался Лешка.
  – Не знаю, рыбы пока, кроме того скелета не видел. Хотите, его сварю, – невозмутимо отозвался Борисыч.  – Одна еда на уме, а за спиннинги и не брались.

  Мы, резонно рассудив, что Борисыч прав, дружно двинулись втроем за добычей, оставив Михалыча при костре, а Борисыча при котелках.
  Однако в уплотнявшихся сумерках спешащий на нерест сиг-сырок нас игнорировал, а другая рыба категорически не брала. Так ни с чем мы и вернулись к костру.

  – Эх, рыбачки, – проворчал Борисыч. – Ваша еда – макароны с тушенкой, наслаждайтесь.

  Дневное светило окончательно скрылось за горизонт, быстро насыщая западную часть небосклона плотной художественной краснотой. Откуда то понабежали бокастые облачка, похожие то на мультяшных фигуристых героев, то на каких-то дельфинозмей.
  Над рекой стал зарождаться туман. Насыщенный закат и луна подсвечивали его, создавая живописные картины. Вроде бы все вокруг земное, но ранее невиданное – красное, ватное, ползучее.

  Туман набирал силу и охватывал наш остров со всех сторон. Казалось, можно нырнуть в него рыбкой, зависнуть и тихонько пошевеливаясь плыть низко над рекой, любуясь на стада сырка сверху!

  Михалыч подкинул дровишек в огонь. Костер согрел и внес свои краски. Отблески влажных камней весело замигали, тени искривились, запрыгали и перестали быть похожи на хозяев. Пора за съемку!

  Я бегал по берегу с прикрученной к фотоаппарату треногой, стараясь поймать постоянно меняющиеся отражения, тени и формы, а они ускользали, перетекали, тускнели. Вязнущие в тумане звуки реки – всплески волн, хлопанье рыбьих хвостов, дыханье тишины за спиной – вся эта музыка усиливала восприятия необычности открывающихся картин, рождала ощущение какой-то сопричастности. Будто я маленькая деталька в этих вечерних играх и у меня тоже есть какая-то своя важная роль. 
  Незаметно я отошел слишком далеко от лагеря.  Багровое небо стремительно темнело. Фотоаппарат стал бесполезным, я повесил его на шею, а штатив оставил на берегу. Утром найду и заберу.
 
  Сквозь еще неплотный туман был виден костер и тени возле него, но возвращаться не хотелось. Я шел по галечной отмели, крутя головой, в надежде увидеть что-то интересное, что поможет понять, какова тут моя роль или хотя бы подтвердить свою сопричастность.

  Берег постепенно вывел меня к каким-то темным размытым очертаниям. Это были кусты ивняка, примерно моего роста.
  «О! Тут мы ещё не были!» 
  Пробившись сквозь них и слегка намокнув, я спустился к началу второй протоки, погрузившись в туман.

  Я брел не спеша вдоль воды, зябко ежась, ногами и руками раздвигая ватные клочья. Потом остановился, поднял голову. Кое-где на небе были видны звезды.  Между ними летел, мигая, самолет. Все это было странным – туман, звезды, кусты и вдруг самолет. Слишком большой мир, чтобы понять свою сопричастность.

  Ленивые тучки поглотили луну. Глаза уже ничего не различали. Я долго стоял и прислушивался к звукам темноты – шепоту листьев и бульканьям реки.
«Потеряться не потеряюсь, – почему-то подумал я. – Ведь я же на острове».

  Вдруг по ту сторону протоки я различил явно выбивающийся из общей ночной музыки шум. Кто-то уверенно продирался сквозь подлесок противоположного берега. Я замер и стал похож на туман. Ни единой мысли. Глаза я прикрыл, чтобы лучше слышать. Скоро этот кто-то вошел в воду и притих.

  Туман скрадывал звуки, но я все же ощущал, что ночной незнакомец недалеко от меня. Метров семьдесят. Наверное, тоже стоит, прислушивается. Или, наоборот, замер в наслаждении – прохладно, тихо.

  «Лось? Олень? Медведь?» - вспыхнули бегущие строки в мозгу. – «А может местный хозяин острова?»

  Вспомнился скелет налима. Стало еще неуютнее и зябче. Вот тебе и сопричастность.
  «А может это хант Герасим? Вернулся посидеть с нами!» – замаячила спасительная мысль.

  Мы стояли разделенные небольшой полоской воды, ватной прослойкой тумана и молчали. Каждый о своем.  Потом он стал шевелиться и зашел в воду поглубже.
«На сырка бы не наступил», – подумалось мне. Хозяин острова топтался на месте, видимо, отмокая от дневных забот. Потом послышался всплеск, фырканье, снова всплеск.
  «Рыбу что ль ловит? Точно медведь! Интересно, а если я сейчас в воду пойду – как он отреагирует?» – проскочила шальная мысль и тут же спряталась подальше. Опять вспомнились выбеленные налимьи кости.
 
  Незнакомец забултыхался в протоке и шум стал приближаться! Переплывает! Или переходит?
  «Вот и все, здравствуй налим!» – навязчиво проскочило в голове.
  Ноги стали туманными и не держали. Я просто висел в молочной бестелесности в ожидании развязки этой самой сопричастности.
  «Скажу, что я не тот, за кого меня принимают» - лезла в голову еще какая-то чушь.
  От волнения я схватился за фотоаппарат.
  «Надо вспышкой ослепить его! – выскочила откуда-то отчаянная мысль. – Такого он вряд ли ожидает!»

  - Э-ге-гей! – послышались какие-то далекие, как будто из потустороннего мира, приглушенные крики. – Ты где?
   «Лось-медведь-олень-хант Герасим-хозяин острова» приостановился,   прислушиваясь, и я хорошо различил, как с него потекла вода где-то совсем рядом.
   Руки непослушно искали кнопку встроенной вспышки.
   «Да где же она!?»
   Щелк! Крышка отскочила с ружейным звуком и воцарилась какая-то очень неприятно тихая тишина.

  И снова из тумана донеслось спасительное «эге-ге-гей!»
  Я наощупь добрался пальцем до кнопки спуска затвора и нажал! Да еще, кажется, и заорал!
  Вспышка заверещала мелкими стробоскопическими выстрелами пытаясь нащупать объект, на который надо навести датчикам резкость. И я понял, что она не пробивает туман, а только подсвечивает близлежащее пространство, создавая вокруг меня светящийся кокон. Увидь меня кто-то со стороны - точно он был бы уже неживым от испуга.

   И нервы у моего визави сдали. Раздался мощный прыжок-всплеск и удаляющиеся шумы по воде. Я скакнул на обретших плоть ногах к берегу, в надежде снять хотя бы плывущего, но тщетно! Вспышка генерила короткие импульсы, зацепиться кроме молочного месива ей было не за что.  Такое мерцание тумана вконец лишило разума моего таинственного кого-то и выскочив на берег он ломанулся через кусты в тайгу. Момент сопричастности оказался разрушен, но я обрадовался!

  – Фотограф! – орали уже два голоса! – Ты где?
  Голоса были ближе, видимо, туманное сияние и они разглядели.
  – Иду! – облегченно прокричал я. И громко шурша галькой, радостно двинулся к пробивавшемуся сквозь туман желтому пятну костра.
   Через несколько минут у костра я взахлеб рассказывал взволнованному Борисычу с Олегом о своем приключении. Они слушали не перебивая, но поглядывали на меня странно.
   «А не брешешь ли ты, приятель?» – прочитал я в их глазах.
   – Завтра следы поглядим! Узнаем кто!
 
   Утром мы тщетно пытались найти какие-то следы ночного происшествия. Въедливый Борисыч хотел даже перебраться на ту сторону протоки, но глубина не позволила. Туман забрал все с собой.

   – Причудилось, наверное, – посмеивались надо мной товарищи.
"Нет, братцы, не причудилось, – размышлял я про себя. –   это была она, сопричастность».