Он никогда не заговорит

Часть 1


– Знаете, как тяжело осознавать, что он никогда не заговорит, – сказал мне мужчина лет тридцати в конце консультации.

– Где в моей консультации вы услышали, что ваш сын не заговорит? – я удивлённо округлила глаза и приподняла голову.

– Я знаю. У нас в соседнем дворе бегал дурачок глухонемой, мы все его дразнили, а он только улыбался и что-то мычал, – было видно, что в мужчине, назовём его Андреем, смешались бесшабашные воспоминания детства и озабоченные перспективы.

Я молча поджала губы и внимательно смотрела на Андрея. Я не могла ему передать всё то, что рассказываю на семинарах, пишу в рассказах и постах, разбираю на тренингах. Время, отведённое на консультацию, закончилось, следующая семья уже ждала своей очереди, и я сказала:

– Сейчас другие технологии восстановления слуха у глухих. Нет такого понятия, как «глухонемой». И чем быстрее вы качественно слухопротезируете сына и приступите к занятиям, тем быстрее он заговорит. Если вам только это надо?..

– В смысле «только это»? Вы про что? – удивился Андрей.

Это и есть мой психологический приём – переключить фокус внимания с видимой глазу проблемы на невидимую, но не менее важную.

– Вам надо, чтобы ребёнок только заговорил? Или чтобы он был счастливым? Чувствовал себя в безопасности, развивался и знал, что его любят любым?

Теперь лицо Андрея стало удивлённым. Он пришёл за поддержкой в своём несчастье, которое не даёт ему улыбаться, а тут говорят про какое-то счастье. Как такое возможно, что глухонемой… ой, глухой ребёнок может быть счастливым? А родители как с ним разговаривать будут? Ладно, когда родители такие же, руками машущие, но мы-то с женой не такие.

А вслух он спросил:

– Нам теперь чё, тоже жесты учить?

– Почему «тоже»?

– Ну Димка же руками будет разговаривать, – утвердительно заключил мужчина.

Я искренне улыбнулась, так что в ответ и Андрей улыбнулся.

– Какая разница, как он будет разговаривать, лишь бы общался. Он вас копировать будет. Если вы будете ходить с унылым видом и молчать, то что вы ждёте от ребёнка, который ещё совсем не знает, как жить? – я посмотрела на большие настенные часы.

Андрей понимал, что пора уходить, но не двинулся с места. Он реально остолбенел. Димка на полу спокойно катал машинку и периодически поглядывал на отца, чтобы понимать, когда пора уходить.

Света с Андреем – семья классика. Выросли в одном дворе провинциального сибирского города, ходили в один сад, в одну школу и даже после школы – в одно место работы. Андрей – водителем в такси, Света – диспетчером туда же.

Димка появился быстро, и ещё молодые бабушки с дедушками с обеих сторон уже на свадьбе в местном кафе занимали очередь, кто будет воспитывать внука. Поводов для расстройств в их семьях было немного: машина не завелась, интернет отключили, да однажды Димка после гриппа тяжёлый отит перенёс. Так и жили. Внука баловали все, обследования в местной поликлинике проходили регулярно, а то, что пока не говорит, – дак мужику и полагается много не болтать.

Первой тревогу забила бабушка, мама Светы. Она к трём годам Димы стала замечать, что ему всё равно – включен звук на мультиках или нет. И потом, как бы невзначай, уронила вилки с ножами на пол так, что в ушах звенело. Димка обернулся, посмотрел, что бабушка улыбается, улыбнулся в ответ и продолжил смотреть любимый мультик. Бабуля успокоилась: ну конечно слышит, просто маленький ещё, вот в садик пойдёт и заговорит.

В ясли не водили, в садик не торопились. А зачем, вокруг заботливая семья.

Вторым засомневался отец Андрея. Он любил читать внуку сказки, но заметил одну странность: внук любил слушать деда, лёжа у него на спине или сидя на коленях, чтобы детское тельце плотно соприкасалось с дедовым. Если расстояние увеличивалось, внук терял интерес к чтению. Он поделился этой странностью с женой, а та только и сказала, что какое счастье, что у внука есть дед, и он ему читает книжки.

А на выходных все вместе пошли в городской парк, а там музыка. Димка побежал поближе к сцене и начал двигаться в такт с музыкой, копируя движения других детей. Все успокоились. Нормальный пацан. Даже видео записали с танцульками и выложили в семейный чат.

Третьим засомневался врач. Психиатр. Его зачем-то понадобилось проходить для детского сада. Участковый педиатр посоветовал отдать Димку в логопедическую группу – и детей меньше, и занятий больше.

После всех визуальных и словесных тестов психиатр, молодой дядька, спросил:

– Когда делали проверку слуха?

Андрей со Светой переглянулись. Они думали: сейчас быстренько доедем до дальней больнички, пройдём приём, получим печать и домой. А тут ещё какое-то обследование.

– А зачем? – первым сообразил Андрей.

– Это обязательное условие, если у ребёнка задержка речи. Вы в роддоме скрининг проходили. И сейчас надо, – спокойно говорил доктор.

– Надо так надо. Пройдём, – бодро сказала Света. – А где у нас в городе проходят такую проверку?

– Узнайте в регистратуре или у своего врача, – доктор что-то написал в карточке и на листочке, вручил родителям и помахал чудесному пацану.

В машине ехали молча. Андрей следил за дорогой, Димка – за отцом, Света читала слова в медицинской карточке. И подозрение уже закралось у Светы.

После того как в год сын сильно переболел и ему мало помогали одни антибиотики, потом сильно мучился ушами и кое-как помогли другие антибиотики, Димка стал немного другим. Больше трогал стиральную машину, дольше купался в воде и любил нырять, крепче обнимал всех. Но самая большая странность заключалась в том, что он держал своими ручками голову, раскачивался и мычал. Потом этого стало меньше, да и других забот прибавилось.

Ждать очередь к сурдологу в местной поликлинике не стали. Поехали в соседний город, в платную. Всю дорогу не давали Диме спать, чтобы на обследовании уснул. Зачем-то так сказал врач.

Поехали на двух машинах, все три семьи. Зачем? Чтобы быть всем вместе. Услышать от врача, что всё хорошо. Погулять по новым местам, зайти в кафе и отпраздновать здоровье.

В кафе все кушали молча. Новые туристические места оставили без посещения – переваривали поступившую информацию.

Димка на кушетке в кабинете у врача практически сразу уснул, не понадобилось дополнительное лёгкое медикаментозное подкрепление. К его голове и за ушками прикрепили какие-то электроды и что-то фиксировали на экране компьютера. Через 40 минут считанные сигналы, которые не обманешь, показали, что реакция мозга на звук практически отсутствует. С двух сторон.

Выдали несколько листочков, на которых были какие-то схемы, цифры, латинские буквы. Из русских, понятных слов – только: «Двусторонняя нейросенсорная тугоухость III–IV степени». И дальше: встать на учёт к врачу-сурдологу по месту жительства, пройти комплексное обследование слуха, наблюдать за реакциями ребёнка.

Что бы это ни значило.

Надо отдать должное молодой женщине-врачу: она терпеливо и подробно объясняла всем членам семьи, что значат те или другие показатели. Вопросов у семьи не было, потому что даже на подробное объяснение никто не реагировал. Знакомых слов в этой речи не было.

Да и странно всё это. Приехали праздновать здоровье, а слышат какую-то врачебную терминологию. Но 12 ушей не обманешь – все услышали диагноз Димки. А Димка увидел одинаково напряжённые лица всегда весёлых близких людей и на всякий случай захныкал.

Это всех и отвлекло от оторопи. Все спохватились и вспомнили, что надо кормить дитятко. Наспех забрали документы, оделись и побрели до ближайшего кафе. Благо всё рядом, всё в центре города.

Первый раз в жизни еда была безвкусной. Причём у всех. Даже Димка, наблюдая за мрачными лицами родителей разных поколений, отказался доедать любимые макарошки.

До дома доехали в целости и сохранности, а расставаясь, договорились завтра встретиться всем вместе и всё обсудить.

Ночь у всех прошла одинаково тревожно.
Утро наступило неизбежно, и надо что-то решать.


Часть 2


Димка подумал, что наступил какой-то очередной праздник: все собрались за большим накрытым столом. Но почему-то все напряжённые и подарки никому не дарят, а все по очереди смотрят на него и грустно улыбаются. А дед ещё зачем-то постоянно в ладоши хлопает.

Все говорили приглушённо, будто боялись нарушить какую-то хрупкую гармонию. Тему глухоты Димки никто не начинал. Её как будто не было – этой страшной проблемы, которую не решить.

Взрослые ещё не понимали, как решать проблему глухоты у ребёнка. Как её решать у стариков – знали: надел аппарат и вперёд, ну или телек погромче сделал. А пацанёнку что, тоже аппарат носить прикажете?

В своих ментальных диалогах люди чаще спорят с невидимыми и неосязаемыми явлениями, чем друг с другом. Но настало время проговорить всё через рот, вслух.

И начал Андрей:

– Димка не псих, он нормальный, – зачем-то громко и официальным тоном объявил отец. – Какие бы диагнозы ему не поставили, никуда его сдавать не будем.

Вот так новость. Как будто кто-то собирался лишать пацана семьи.

Дед, который до этого хлопал в ладоши, проверяя слух у внука, после таких слов округлил глаза, покрутил пальцем у виска и присвистнул.

Все посмотрели на деда. Дед встал из-за стола, подошёл к Димке, взял его на руки, потрепал волосы, поцеловал, потом повернулся ко всем и сказал:

– Ещё хоть кто-нибудь при малом будет нести чушь – того я лично сдам в дурку, – обвёл всех взглядом и ушёл с внуком в детскую комнату играть в машинки.

У деда в детстве таких машинок не было, и он с удовольствием катал по полу всё, что катается.

– Я не это хотел сказать… – продолжил Андрей.

Но, видать, его личные опасения были настолько сильны, что он именно это и сказал. Все понимали, что не существует такого диагноза, из-за которого они от кого-то отказались бы. Андрей как мог защищал сына, а это и есть главная функция отца.

Света вставать не стала, просто сказала:

– Я всю ночь читала, что можно сделать с глухотой Димы, – Света специально отделила диагноз от ребёнка. – Можем все выучить жесты, можем купить дорогие слуховые аппараты, можем сделать операцию.

При слове «операция» все воспряли духом. Ура! Есть решение – операция!

Но Светлана, увидев восторг родни, быстро объяснила, что это не та операция, что просто удаляет проблему, как вырезать аденоиды или аппендицит. Это операция гораздо сложнее, и сделать в их городке её не смогут.

В доме снова повисло молчание. Будто проблема увеличивалась, а её решение никогда не наступит.

Одна из бабушек не верила всяким интернетам и уже внутри себя приняла решение: завтра пойдёт к главврачу местной больницы. Мало того что спросит у него, что с этим делать, так ещё и узнает, были ли в их городе такие случаи. «Наверняка были, – думала она, – а значит, и практическое решение есть. Местное, а не какое-то там из интернета».

Другая бабушка, с виду спокойная и нерешительная, вслух сказала:

– Что бы вы, родители, ни приняли, я на вашей стороне. Жесты, операция, занятия – всё, что скажете, – и заплакала, и зачем-то добавила: – Лучше бы я оглохла, всё равно уже ничего нового не услышу.

У всех навернулись слёзы на глаза, но разговор оживился. Все начали есть и выпивать.

Через несколько минут уже стоял хохот и громкий разговор. На этот шум из комнаты вышел дед с внуком и присоединились к застолью. К весёлому застолью всегда хочется присоединиться.

Расходились все поздно, но, несмотря на приподнятое настроение, каждый унёс своё решение. Никто не хотел оставаться в стороне, все хотели решать проблему – а это и есть самое главное в семье.

А ещё через неделю семейный чат пестрил номерами телефонов местных жителей и специалистов, которые знали о проблемах глухоты с разных сторон: как родители, как специалисты, как родственники.

И понеслось: консультации, встречи, беседы, сбор информации. Периоды воодушевления сменялись упадническим настроением.

Димка в этот период, с одной стороны, был окутан вниманием, а с другой – потерян. Он и раньше-то не всё понимал, но чувствовал, что его любят. А сейчас к любви присоединилась какая-то тревога, причём со всех сторон.

Димка на всякий случай заболел, чтобы хоть как-то снизить свою тревогу и отдохнуть от всех этих непонятных поездок в незнакомые места. Обнимать и целовать его стали гораздо чаще, но уже не так, как раньше, – и к этому тоже надо было привыкать.

И вот однажды его повезли в очередную больницу, но там не брали анализы, и врач не смотрел ему горло и уши, а с ним просто играли, а потом что-то говорили папе. Папа сначала был грустный, а потом стал улыбаться. Игрушки были прикольные, и тётя не сердитой.

После этого посещения все члены семьи стали разговаривать с Димкой так, чтобы он видел лицо говорящего. Помимо этого, простые слова показывали жестами. Зачем-то подписали все предметы дома, и теперь на шкафу, унитазе, кровати, шторах и всём остальном висели бумажки со словами.

И на занятия стали водить с другими детьми, где занимались лепкой и рисованием. Это было прекрасно.

Димка был счастлив, а родственники заняты организационной суетой, а не тревогой.

А ещё через месяц в соседнем городе подобрали слуховые аппараты и вкладыши. И раз в неделю ездили туда на занятия. Педагог хвалил Димку, а родственники не понимали, за что его хвалят, ведь он не выдал ни слова. Но за то, что хвалили их пацана, они радовались и доверяли.


Часть 3


Прошёл год. Казалось бы, новая рутина уже сформировалась в семье. Настройка аппаратов, замена внутриушных вкладышей – на этом не экономили и по привычке ездили на такие мероприятия всей семьёй.

И веселее, и новые кафе осваивали, и, соответственно, новые традиции формировали.

В этой семье как-то не пришлось никому объяснять, зачем нужна поддержка и взаимовыручка. Счастье какое-то. Казалось бы, всё просто: всегда быть рядом – и в боли, и в радости. Даже если не очень понимаешь, что происходит, и не можешь помочь деньгами или советом, просто быть рядом. Бесценно.

Занятия Димки уже редко подробно обсуждали. Расслабились и доверились процессу: аппараты плюс занятия. Педагоги часто делали акцент на том, что сейчас они занимаются слуховым сосредоточением, поэтому речь ждём чуть позже. Эти слова были как мантра в семье, да и Димка с радостью бежал на занятия.

Но Андрей внутри не расслаблялся и боялся даже с кем-то обсудить свои страхи, что его сын никогда не заговорит, а так и останется со своим сосредоточенным слухом в аппаратах.

На очередных настройках слуховых аппаратов сурдопедагог как бы между прочим сообщила:

– Слуховые аппараты очень хорошие, сверхмощные, но они не компенсируют все частоты, необходимые Диме.

– Как это можно скомпенсировать? – без промедления спросил Андрей. Он уже был готов на всё, лишь бы Дима заговорил.

– Сделать кохлеарную имплантацию, – спокойно ответила педагог, будто речь шла об удалении гланд.

Вся большая семья уже вдоль и поперёк изучила всё про эту операцию, но сначала их убедили поносить слуховые аппараты. Да и страх всех одолевал – всё-таки операция на голове.

– Вы гарантируете, что он заговорит? – Андрей показал на играющего на полу сына.

– Качество слуха станет лучше, а это весомый аргумент для развития ребёнка, – педагог подбирала слова.

Гарантий никто не давал, но и успешных случаев было уже достаточно.

И тут Андрея прорвало, и вся боль вышла наружу.

Так часто бывает в кабинетах специалистов: внутренняя непроговорённая боль выходит неконтролируемым фонтаном.

Потом Андрею было очень неудобно за эти слова, но тогда он ничего не мог сделать – боль и вселенская несправедливость вырвались наружу в кабинете у человека, который не был виноват в их проблеме, но хотя бы что-то в этом понимал.

– Вам решать, вы родители, – сказала педагог. – Но это счастье, что появились такие операции, и их делают по квоте. Да, это дополнительное напряжение и переживание, но сейчас вы решаете судьбу сына. Он пока ничего решать не может, – педагог перевела взгляд на Димку и добавила: – Я вам дам телефоны родителей, которые уже прошли этот путь. Созвонитесь, пообщайтесь и решайтесь. Удачи.

Потом долго у Андрея звучали эти слова: «судьба», «решение», «слух». Как же это сложно – принять решение. И никто сейчас не может принять его за него, за отца.

Квартиру можно поменять, садик, город, страну – и вернуться обратно. А что делать после операции?

Андрею хотелось рычать, выть, орать и драться с невидимым врагом.

«Мне решать…» – вспоминались слова педагога.

От этой мысли, что его сын не сможет по-человечески выругаться, Андрею стало совсем грустно, и он, не раздумывая, достал телефон и отправил нескольким людям, номера которых ему дали, одинаковые сообщения:

«Здравствуйте. Ваш номер мне дала сурдопедагог. Как можно с вами поговорить об операции на ушах?»

Он даже не хотел запоминать название этой судьбоносной для их семьи операции.

Первый же ответ его привёл в чувство:

«Здравствуйте. Какая именно операция вас интересует? Косметическая или кохлеарная имплантация?»

Андрею хотелось врезать этому человеку, который, как ему показалось, ещё и стебётся.

Но через несколько дней они встретились, и всё прояснилось. Смешно и грустно одновременно.

Дело в том, что несколько лет назад одна женщина сделала себе отопластику – операцию по коррекции формы ушей, – потом благополучно вышла замуж и ещё через год родила глухого сына. А ещё через год сделала сыну кохлеарную имплантацию. Не сама, конечно, с помощью врачей, но решение приняла сама. Пацан уже ходит в обычный садик и начинает болтать.

Другая семья, с которой встретился Андрей, оказалась с похожей историей их семьи, но и они сделали операцию дочери, и, по их словам, это небо и земля. Дочь качественно продвинулась в развитии. Занятий и специалистов прибавилось, но и результат налицо. И эта девчушка правда выглядела обычной.

Андрей не постеснялся посмотреть поближе импланты и потрогать швы и внутренний магнит. Ощутимо, но не критично.

Больше ни с кем не советуясь, Андрей написал в семейный чат:

«Собираем документы на кохлеарную имплантацию. Не обсуждается».

Все только глубоко вдохнули и выдохнули. «И этот этап мы пройдём», – подумали все члены семьи одновременно и каждый отдельно.

Ещё три месяца ушло на изучение этого вопроса и сбор документов. Благо уже достаточно информации и в интернете, и у врачей.

Ещё через полгода все были вымотаны поездками, переживаниями, да и простыми бытовыми заботами, и казалось, это никогда не кончится. Конечно, все ждали, что после подключения процессоров Димка сразу заговорит, но время шло, а Димка только прищуривался при громких звуках и утром сразу просил, чтобы ему надевали процессор.

Целый год у всей семьи были эмоциональные качели – от отчаяния до радости первых Димкиных непосредственных слов.

А ещё через год, когда вся семья поехала на настройки уже не слухового аппарата, а речевого процессора, Димка без конца что-то говорил и спрашивал. И в какой-то момент Света громко сказала:

– Димка, да замолчишь ты уже?

Повисла пауза. Все переглянулись. Во взглядах сначала был испуг, потом недоумение, а потом все начали в голос смеяться.

И каждый думал о своём.

Света думала, что она обычная мама обычного ребёнка.

Андрей думал о том, что надо бы поменьше выражаться при ребёнке, а то он стал полностью копировать отца.

А Димка подумал о том, как хорошо, когда родители смеются.