Просто все виноваты

  В одном тихом городке, стояли два дома-близнеца, разделенные лишь низким плетнем. Но жизнь по ту и эту сторону изгороди была столь разной, будто их разделял океан.

  В доме под черепичной крышей вечно гремели бури. Ссоры Алексея и Ирины были привычным фоном для улицы. Они сражались за правду, как за последний клочок земли, яростно и без пощады. «Ты всегда!», «Ты никогда!», «Это из-за тебя!» — эти слова висели в их воздухе гуще пыли. Они выясняли, кто виноват в протекающей крыше, в испорченном ужине, в двойке сына, в том, что солнце вставало не с той стороны. Ирина, с глазами, вечно полными обиженной правоты, втайне дивилась соседке Маше. И тихо ненавидела ее за это благополучие. Зависть, острая и едкая, глодала ее изнутри.

  Однажды, после очередной битвы из-за невынесенного ведра, она, вся взъерошенная, шикнула на мужа:
 — Иди! Иди к ним и посмотри, как у них так получается! Чтобы всё гладко и тихо, как у святых!

  Алексей, усталый и разбитый, поплелся через двор, чувствуя себя шпионом в глупейшем спектакле. Он притаился под открытым окном соседского дома, за густой завесой жимолости.

  Внутри царил уютный полумрак. Маша наводила порядок, ее движения были плавными и точными. Она вытирала пыль с большой синей вазы — фамильной реликвии, предмета гордости семьи. Вдруг зазвонил телефон в прихожей. Женщина на мгновение отвлеклась, поставила хрупкую вещь на самый край стола и вышла.

  Сердце Алексея екнуло. Он мысленно уже видел развязку. И она не заставила себя ждать. В комнату вошел сосед, Сергей. Он что-то искал на полке, не глядя развернулся, и его локоть задел вазу. Она полетела вниз с тихим, нелепым звоном и разбилась о пол десятком острых осколков.

  «Ну, началось…» — с почти профессиональным интересом подумал Алексей. Он мысленно уже слышал визг, обвинения, упреки в годах. Он готовился к спектаклю, который знал наизусть.

  Маша вернулась в комнату. Она замерла на пороге, глядя на синие черепки. Глубокая, печальная складка легла у нее на лбу. Она не закричала. Она подошла ближе, взглянула на мужа, стоящего в оцепенении, и тихо, с искренним сожалением в голосе, сказала:
 — Прости, дорогой. Это я виновата. Я так неаккуратно ее поставила, на самом краю.

  Сергей, все еще не веря своему несчастью, тут же встрепенулся:
  — Что ты, милая? Какая ты виновата? Это я виноват, целиком и полностью. Торопился, был невнимателен, как слон в посудной лавке. — Он потянулся к венику.   — Ну да ладно… Главное, не было бы у нас большего несчастья. Не порезалась бы ты…

  Они стояли среди осколков своей былой красоты, не пытаясь найти виноватого, а наперекор беря вину на себя. И в этот миг в их доме не стало трагедии. Была лишь общая, разделенная на двоих досада.

  Алексей отполз от окна. Ему было больно. Невыносимо больно, будто один из тех осколков вонзился ему прямо в сердце. Он шел домой, не видя дороги, с опущенной головой.

  Ирина встретила его на пороге, с нетерпением и злорадством в глазах.
  — Ну что ты так долго? Посмотрел?
  — Да… — его голос был глух и пуст.
  — Ну, и как там у них? В чем секрет?
  Алексей поднял на нее глаза, и в них читалось страшное, горькое прозрение.
  — Просто… У них все виноваты. — Он сделал паузу, глядя на знакомую кухню, заваленную доказательствами их вечной правоты. — А вот у нас… у нас все правы.

   И в оглушительной тишине, воцарившейся после этих слов, повис невысказанный вопрос: а что дороже — правота или счастье?
  Но спрашивать уже было не у кого. Каждый ушел в свою комнату, чтобы в одиночку додумывать этот мучительный ответ.