Время свадеб

Стояла сухая теплая осень.
К середине октября все окрасилось в золотое, деревья, трава. Листья не просто шуршали под ногами. Они шевелились от малого ветерка и словно шептали.
В день своей свадьбы Светлана проснулась по привычке, до рассвета.

Она, как всегда, тихо прошла на кухню, вскипятила чайник, выпила кофе. Минуя двор, вошла в курятник, включила свет, насыпала курам зерна. Вернулась в дом, долго стояла под душем, после сушила волосы. К этому времени открылась парикмахерская. Она надела спортивный костюм и отправилась делать прическу.
Растворимый кофе действовал на нее не бодряще, а успокаивающе. Клонило в сон.
Было по-летнему тепло. Город позолотил солнечный свет. Тишина осеннего утра временами врывалась в их частный сектор. Ее нарушал то шум одиноко проезжающих машин, то голоса людей.
Пережив изнурительное сидение в парикмахерской, она вновь вдохнула свежего воздуха. В голове звучала минорная прелюдия Рахманинова.
Девушка перешла улицу. Дальше виднелся клен с багровыми листьями. А у Шумковых росла акация, тоже покрасневшая. Сейчас любоваться некогда. Еще у них новый штакетник, в отличие от сплошного забора из шифера. Но это мелочи, красиво-то как! Словно свет от липы светло-желтый, от клена огненный.
Дома Светлана так и сидела в своей комнате, похожей на детскую, в короткой фате с мелкими искусственными гипсофилами, вплетенными в высокую прическу, в горчичного цвета олимпийке и штанах. Долго красила ногти белым перламутровым лаком, руки почти не дожали. Она совсем не волновалась. Ей было все равно.

Она любила оживлять музыку. Музыка написана в нотах или существует на пластинках, кассетах. Коснешься клавиш и звучит живая музыка. Сейчас актуален «Октябрь» Чайковского. Грустная и оптимистическая пьеса. Светлана знала наизусть «Детский альбом» и «Времена года», так как разучивала их с детьми.
Лак высох, она села за пианино. Ее легкие пальцы бережно освободили мелодию из недр инструмента. Только музыка могла умиротворить, отвлечь от всего. 
В доме начались приготовления, беготня, она не замечала ничего. Будто все происходило не с ней. Жаль маму, бабушку, помогающих родственниц, соседок, согласившихся готовить. Очень много суеты. И все не в радость, пустое, никому не нужное.
Спать хотелось от бессилия. Лечь лицом к стене и не видеть никого, но она не в праве себе этого позволить.
Могут ли слезы иссякнуть? Сначала она думала, им нет конца. Слезы лились без перерыва, а потом разом закончились.
Двоюродная сестра Зося притащила капусту. Они сами затеяли голубцы. Просто капусты срезали много, урожайный год. Летом было и дождливо, и солнечно.
– Ну зачем котлеты с голубцами, что-то одно, – предлагала Светлана накануне.
– Чтоб люди голодными не остались, – обеспокоенно ответила мать.
Они всегда боялись, что еды не хватит. В их районе традиционно готовили сами. Родители вспоминали, как лет сорок назад соседи Порошенко наварили на свадьбу кисель. Деликатесное лакомство для голодных лет. Смышленый подросток Ванька Агеев, прокрался во двор и похитил ведро киселя. Принес домой, где его вскоре и обнаружили. Заявлять не стали, а парня так и прозвали «Кисель».

Начинались 1990-е годы. В этом городе центральной России все кругом менялось, но еще изо всех сил работал старинный механический завод, зарплату платили с задержкой, еще с энтузиазмом ходили на демонстрацию 9 мая и жили относительно мирно. Люди, как всегда, надеялись на счастье. Вот оно, уже близко, скоро наступит.
Светлана в то утро ни на что не надеялась. Она полностью осознавала начало своей новой жизни.
Подруги щебетали на весь дом, особенно на кухне, где стряпали салаты, закуски, горячее. Для голубцов всего полно, фарша получилось много. Слышался гортанный голос матери, куда-то звонили, отвечали на звонки.

Она знала, что Андрей не позвонит.
Да и к чему теперь? Даже если он появится и начнет просить прощения, как прежде. Должна быть легкость освобождения, но на душе продолжало саднить. Светлана решила порвать с ним отношения.
Данила серьезный, уравновешенный. Но она его не любила. Он некрасивый. И не заметила бы его большой нос, если бы не сказала директриса на работе. «Не ваше дело!» – мысленно отвечала Светлана. А так обычный парень, крепкий, роста среднего.
Один Андрей красивый. Мужественный. Лицо такое, что не насмотреться. Атлетического сложения, высокого роста, утонченный. Есть грубая мужская красота, а есть утонченная. Прямой нос, пропорционально правильный и красивый рот. Он похож на изысканного английского лорда с орлиным взглядом.
«Андрей избалован девчонками», – говорил Димон, его однокурсник. Словно предупреждая, чтобы Светка не надеялась на что-либо с ним.
Походка у Андрея легкая, будто он не опирается на ноги, а как бы пытается подпрыгнуть и подняться над землей. Ноги же его тянут книзу.
Она представила его бесцеремонную улыбку, когда они встретятся. О нем не знал никто. Света сама удивлялась, как ей удавалось хранить тайну так долго? Ни бабушка, ни мать, ни подруги. Знала только Лизка с театрального. От любви она потеряла голову. Но любовь это или страсть порочная, она часто задумывалась. Слишком странные у них были отношения, словно с женатым роман. Нет, Андрей не был женат.
Первое время она полагала, что Андрей ее парень и они встречаются, но оказалось это не так. Андрей на два года старше. Они жили в одной стихии, в музыке, как весла одной лодки. Она думала, он одного рода, значит, родной.
С ним они могли появляться вместе в институте, в компании друзей. Очаровательная пара, оба светловолосые. Но появлялись временно. У него неизменно возникали новые увлечения параллельно со Светланой. Потом Андрей снова обещал, что это было последний раз и уверял: она главная его любовь. Но никогда так надолго он не исчезал. Андрей пропал в мае, цвели яблони…

Светлана тяготилась своей красотой. Глубокие голубые глаза, светло-русые вьющиеся волосы, длинные стройные ноги. В нее были влюблены многие, соседи, половина института, она ни на кого не обращала внимание, она любила Андрея.
Всегда злилась: «Что мне от этой красоты, какая радость? Только маета одна». На вопрос, почему не пошла в манекенщицы, отвечала:
– Делать мне больше нечего! Я музыку люблю.
После музыкального факультета института искусств она устроилась в детскую музыкальную школу. Ее могли бы взять во дворец культуры. Но это бесперспективно, а музыкалки будут при любом строе. Путь скрипки выходят из моды, а фортепиано вечно. 
На ставку концертмейстера приглашали в филармонию. Но она заметила, как при встречах ее пожирает глазами директор – коренастый, лысый, и страшный. В дальнейшем будет домогаться? Нет уж!

С музыкой она забыла о времени. Играла попеременно веселое из этюдов Шопена, трагическое Шуберта. Напоследок пальцы сами по себе изобразили «К Элизе» Бетховена.
Музыка выше человеческих страстей. Выше рыночной экономики, выше всего.
Пришел час надевать платье. Она легко вместилась в скромное, ослепительно белое платье с рукавами-буфами, пышными на предплечьях. Неглубокий вырез. Гипюровый корсет, подчеркивающий высокую грудь и длинную тонкую талию. И широкая пышная юбка.
Платье купили удачно. Оказалось, деньги скопили и ее родители, и родные жениха. А то многие брали платья напрокат. Но ей было все равно, фасон почти не выбирала. Платье сидело на ней безупречно.
Перед свадьбой она выкрасила волосы в пепельный цвет. С прической смотрелось вполне гармонично. Большое трюмо стояло в прихожей. А в своей маленькой комнате Светлана села на кровать и достала среднее круглое зеркальце.
Лицо она особо не красила. В парикмахерской отказалась от свадебного макияжа. Немного подчеркнула глаза и контуры губ, которые и так у нее были темно-розовые.

Приезд жениха ожидался к полудню.
Она в платье вышла на крыльцо. Какая осень ясная и праздничная! Природа всегда радуется независимо от того, что кому-то плохо. Пахло горелыми листьями. Огороды здесь держали небольшие, по три сотки. Холодок от земли пробирался робко, отдаленно.
Свадьбу решили праздновать в доме невесты. Столы расставлены во дворе буквой П, частично под навесом на случай дождя. «Зачем это все?» – вновь подумала она и вернулась в дом.
Наступил день, Данила должен был зайти к ней на работу. На правах жениха. Стыда не было, ей было безразлично. Вот если бы Андрей пришел, все бы ахнули: «Где отхватила такого красавца?» А тут Данила некрасивый. Пусть видят, меньше зависти.

Она выглянула в окно.
Задача подруг не пускать жениха, требовать выкуп. Кто придумал эти зловещие традиции? Скорее бы все закончилось. Девчата приготовились к атаке и заливались смехом во дворе.
– Хорошо, родная, все хорошо, – сказала бабушка, вошедшая в комнату.
Бабушку звали Евфросиния. Имя означает «радостная». И бабушка излучала радость. Вот у них с дедом Анатолием была любовь, оставившая след радости на всю жизнь.
Даниил полюбил ее, когда она училась на последних курсах и расцвела. Светлана с невозмутимой грациозностью пробегала по улице до своего дома. То ли райская птица, то ли ожившая дивная роза, если бы он мог выразить. Сначала он рассуждал: куда ему, она недосягаема, учится в институте искусств, а он неотесанный болван.
Но в минуты, если она шла понурая, опустив голову, тонкий стан при этом оставался ровным, он чувствовал, что может утешить девушку, взять ее печаль на себя.
Он намекал и раньше, а стал настойчиво предлагать ей замужество уже в последний год. Семья у него самая простая, родители рабочие на мехзаводе, во дворе полно всякой живности, коза, кролики. Светлана обожала кур и уток, но побаивалась индюков. И мать его всегда в фартуке…
Лет с 17-ти она получала не только предложения руки и сердца, но и покровительства с пожизненным содержанием от «новых русских». Лизка осуждала Светку, что она упускает такую возможность, и смело утверждала: «Взаимной любви нет. Один любит, другой позволяет себя любить».

Цветов надарили, в основном привозные импортные розы. Они крупные, но долго не простоят. Заглянула тетя Вера, соседка, в ее руках была охапка маленьких розовых чайных роз.
– Последние срезала! – пояснила она.
Да, у них целый парник роз.
Ватагу подруг возглавляла двоюродная сестра Наташка. Она надевала красную ленточку свидетельницы. Пусть веселятся. Света не могла заставить себя улыбаться. Пусть думают, кому что заблагорассудится. Никто не узнает, что у нее внутри. Все подчеркивали ее красоту именно сегодня. «Лучше бы я была дурнушкой», – обреченно думала она и молчала равнодушно.

Андрей учился на факультете вокального искусства. Успел послужить в армии в элитных частях в Германии. Вернулся самоуверенным, перевелся на отделение камерного ансамбля. Они познакомились, он был на втором курсе после армии, а она на первом.
Они часто бывали в лесу. Там исполинские сосны, неба не видно. Она помнила эту тишину и густой пьянящий хвойный запах.
Когда-то в Воронеже, далеком от моря, хваткий император повелел строить военные корабли. Такой качественной подходящей сосны, осины и дуба не нашел больше во всей империи. Осталась в городе Петровская набережная, адмиралтейство.
Дольше всего она не могла простить ему Юлианну.
На последнем курсе Андрея к ним пришла новая преподаватель фортепиано Юлианна Иосифовна. Огромные карие глаза, ниже пояса прямые каштановые волосы, пробор посередине. Белые руки, оголенные до локтя, как лебеди плавно порхали над клавиатурой.
– А можно просто Юлианна? Выговаривать долго, – спросил Андрей. Он сидел в своей обычной манере, расставив ноги и наклонившись вперед, локти на коленях. Томно глядя на молодую женщину, величаво откинулся на спинку стула и продолжал смотреть, склонив голову набок.
Преподавательница не смогла устоять перед его чарами. Вскоре их заметили вместе в парке. Потом знакомые сказали, что видели их на концерте гастролировавшего знаменитого пианиста Огурцова.
А потом Юлианна переехала к Андрею жить. Он променял 22-летнюю Светлану на женщину, старше себя на 12 лет. Но ненадолго. Или лодка любви разбилась о быт, или Юлианна не простила Андрею очередного похода налево. Не прошло и полгода, опытная красотка от него сбежала, и уволилась из института.
Андрей жил один в двухкомнатной квартире. Отец его умер, а мать в предпенсионном возрасте вышла замуж, переехала в южный город. 
Светлана все прощала, оправдываясь любовью. Друзья догадывались об их отношениях, но не знали, насколько серьезно она страдала.
Как неуютно было на душе. Даже слова бабушки о Даниле «Это твоя судьба» не успокаивали. Она полагала, что Андрей ее судьба.
Она звонила ему с работы безрезультатно. Даниила старалась избегать. Но слова бабушки настойчиво преследовали.
А может, согласиться всем назло?

Если бы Андрей появился в те дни!
Лето пролетело, она ждала его каждый день. В институте не знали, куда он пропал так надолго. Друзья молчали как партизаны.
«Ну почему я родилась блондинкой и такая несчастная? Вон Лизка яркая брюнетка, внешность тоже влияет на участь», – сожалела она, стоя перед большим зеркалом трюмо.

Примерно в конце августа возвращалась с работы. Весь день бегала на каблуках, бумажная суматоха перед учебным годом. Ноги горели, голова гудела.
Тамара, мать Даниила, встретила ее на улице.
– Светулечка, зайди-ка на минутку.
Она зашла во двор, индюков с гусями уже закрыли, во дворе никто не бегал. Пегая дворняга Найда, лежавшая в центре, подняла морду и сонно посмотрела. Они держали собаку без цепи.
Тамара Васильевна спокойная, высокая, немного угловатая женщина, стояла в фартуке. Ближе к летней кухне Света заметила табурет.
– Сядь, милая, – велела Тамара.
Сама встала напротив, прислонившись к столу, и сразу начала:
– Ну что, ты замуж не собираешься? А ты умница, красавица, за кого зря не пойдешь…
У Светланы в груди заныло.
– Данька только о тебе и думает. Сказал, женюсь на одной Свете. Он не ходит никуда, после работы, в выходные сидит, все мастерит что-нибудь или ремонтирует. Возится с железками, с досками. Вон душ сделал. Стиральная машинка у нас новая. Сейчас с трактором копается.
Света повела плечами, ее знобило. «Наверное заболела. Ну неужели счастье в стиральной машинке?» – подумала она растерянно.
– У нас хорошо, – Тамара обвела взглядом двор. – Мы дружно живем! Меня отец никогда не обижал. А тут, гляди, родные рядом, всегда можно к своим сходить.
Она почувствовала подходящий момент сказать матери свою правду. Надеялась, это ее оттолкнет.
– Тамара Васильевна, – начала она, – мне неудобно. Но лучше сейчас вам скажу, чтобы честно. Я не девочка, понимаете.
Тамара утерла тыльной стороной ладони лоб:
– Ну ничего, и Данька не мальчик, – выдохнула она, – Так он тебя хоть и с дитем готов взять. Такой сын у нас. Ты не расстраивайся.
«Это сейчас, а после упрекать будете», – прикинула Светлана.
– Так давай и ему скажем, – нашлась Тамара.
– Он знает.
Светлана помнила, как однажды чтобы отшить Данилу буркнула ему: «У меня есть жених и у нас с ним все было».
– Тогда чего ж сомневаешься? Хватит уж. Ну что, мы сватов пришлем? – продолжала Тамара.
Она молча кивнула, встала, расправив юбку, и поспешила к калитке.
«Нет, не знаю. Подождите еще! Дайте подумать!» – кричало ее существо. Она с болью уходила со двора своего будущего жениха.

А какой смысл думать, оттягивать?
Как прожила те дни, она не помнила. Скоро состоялось сватовство. Заявления подали. Месяц как один миг пролетел.
Андрей не появлялся. Его телефон не отвечал.
Не просто импульсивное: выйду замуж ему назло. Осознанное решение прекратить встречаться с Андреем раз и навсегда. Потом она еще терзалась: «Не знаю, как ломать свою жизнь. Я же сама, никто меня не насилует».
Если бы Андрей объявился в то время! Как жить без него, как жить без любви?
Дома мать ее отругала за чрезмерную откровенность с будущей свекровью. Но ей было все равно. Что сказано, то сказано. А родители Даниила боялись, вдруг невеста передумает. Они сказали потом на сватовстве, за столом.

Тамада подъехала к загсу. Другие пары молодоженов ждали своей очереди. «Время свадеб», – говорила бабушка.
Хотя они жили в частном районе недалеко от центра города, удалось избежать утомительного катания по мостам и скверам. Зарегистрировались не во дворце бракосочетания, а в простом загсе, без пышности. Была, конечно, сотрудница, руководившая мероприятием. Брачующиеся надели кольца, поставили подписи. Или сначала расписались. Света не помнила. В висках стучала мысль: «Скорее! Чтобы не думать о нем».
Счастливые лица матери, отца. Она смотрела на их улыбки. «Чему они радуются? Это своего рода мои похороны». Она на свадьбе увидела Тамару, теперь свекровь, впервые без фартука.
Так много родственников собираются на свадьбы и на похороны. Иначе не бывает. А у жениха сколько родни, ужас! Приглашениями занимались мама с бабушкой.
Подруги институтские две с мужьями, две с работы не замужние. Общество вообще делит женщин на замужних и незамужних. Кто это придумал? Но детей она признавала только в законной семье. За время работы в школе детей Светлана полюбила, особенно талантливых, одаренных музыкально. И созрела для желания захотеть своих детей.

Вспомнилось, как она ясно представила себя женой и хозяйкой.
Три года назад, до Юлианны, они с ребятами собрали группу и по протекции одного дельца из ДК гастролировали по области весь июль. Как они там работали и отдыхали, она не знала, но настал день – музыканты приехали. Света встретила Андрея у дворца, подождала, пока они выгрузят инструменты, а потом они пошли к нему домой. Светлана готовила ужин, он отдыхал с дороги.
Она поймала себя на мысли, что вот этого она хочет всей душой, больше ничего. Так бы каждый вечер, засыпать и просыпаться вместе. Мечты сбываются в сказке... Она позвонила домой: «Останусь у Лизки».
Ну почему нельзя без обмана, открыто? Просто Андрей не хотел.

Кольца Даниил купил толстые, дорогие. Туфли оказались удобными, нисколько не давили. Их тоже надевать один раз? Еще чего. Она будет их носить, ну и что, если белые.
«Нет уж, если выходить замуж, то навсегда. А лишь бы отметиться, кому это надо? Как все, поженились быстренько, потом разбежались». Она не знала, правильны ли ее мысли, но чувствовала их нравственную основу. У них в роду никто не разводился.
Беспокойство внутри все равно грызло. Вот, наконец, беззаботное прошлое можно перечеркнуть. Она стала женой нелюбимого человека.
Данила последнюю книгу читал, наверное, в младших классах школы. И в музыке ничего не понимает. Он, что называется, два слова связать не может. Длинную фразу построить ему трудно, говорит односложными короткими предложениями. Нет, он не умственно отсталый, просто малограмотный.
Ей не нравилось в нем все: внешность, имя, род занятий. Он работал слесарем на заводе. Но главное, был один плюс: Данила любил ее.
«Если бы я могла взвешивать все плюсы и минусы. Если бы мной руководил расчет, а не чувство», – отчаянно думала Светлана.
Данила работящий. Слесарь-сборщик неплохо зарабатывает на заводе металлоконструкций. Во-первых, как и ее отец, а во-вторых, всем назло. Пусть он некрасив.
Лизка говорила, мужик должен быть чуть красивее крокодила. Сама же нашла курсанта школы милиции, вполне симпатичного. Год назад она уехала с ним на Дальний Восток. Света тосковала по Лизке, письма от нее до сих пор не дождавшись.
Она помнила, как Даниил не мог выразить свою радость, когда она согласилась на его предложение. Он словно вообще потерял дар речи. Только твердил «Спасибо».

Последнее лето без Андрея.
В дождливые дни после работы она приходила на ту часть набережной, где они гуляли вдвоем. Кутаясь в кофту, смотрела на воду. Широкое водохранилище дышало нежными прохладными волнами. У берега  собиралась зеленоватая пена. Вместе с рябью уплывала ее тоска о несбывшемся.
Удивительно, после такого противоречивого лета настала такая тихая чистая осень. Воздух был разряженный, пронзительный, словно хрустальный. Осень – время задуматься о жизни. Время свадеб.
Шесть лет она любила Андрея. Очень больно, ведь любовь корчится в муках, как сгорающий осенний лист.
А дома сердце замирало от телефонных звонков. Она приходила домой и садилась за пианино. Потом срывалась, бежала помогать матери по хозяйству. Так время быстро прокатилось к осени, в домашних делах и в музыке.
Как забыться? Водки что ли выпить? Противно. Камень на сердце ничем не растворить. Никто не заметит, что невеста пьяна.
Их встречи с Андреем редко обходились без спиртного. Они не могли стать буднями, всегда случались как праздники. Мода тогда пошла на ликеры, привезенные из Польши. Ей нравился вишневый или амаретто. Постепенно у нее развилось не пристрастие, а наоборот, неприязнь к этим ликерам. К тому же Лизка сказала, это отменная дрянь и пить их нельзя. Лучше водка. В самый раз на своей свадьбе напиться водки!
Казалось, он никогда никого не любил, одну свою гитару, неодушевленный предмет. С помощью гитары тоже можно оживлять музыку, но в ней не хватает звуков, красок.
Андрей обычно обращался немного по-хамски, с непосредственной простотой, и тут же выставлял себя несчастным и ни в чем абсолютно не виноватым.

Данила робко касался одной рукой ее спины, другой придерживал за локоть, когда гости кричали «горько». Он с восхищением смотрел на нее, свою невесту-жену и сказал после первого бокала шампанского:
– У нас будет сначала девочка. Потом мальчик.
Если бы она продолжала думать об этом, совсем бы приуныла. Она не думала.
Крестная с мужем и двумя детьми приехали из Курска. Виделись они всего третий раз, первый – крещение во младенчестве. Второй она приезжала на 18-летие Светы и сейчас. Анастасия с мужем жили долго без детей. А теперь у них старшая девочка, мальчику года три, которого родила она в сорок пять. Они много лет назад вместе с матерью работали в магазине. Такая дородная, хотя не полная женщина, очень общительная, доброжелательная, располагающая к себе. Как-то невозможно обращаться к ней «мама Настя», только Анастасия.

Все кончено. Какая жизнь без любви? Без его глаз, рук…
«Мне всю жизнь мыкаться с чужим мужчиной. Почему нельзя быть рядом с любимым? Как вырвать Андрея из сердца? А если еще можно надеяться на его возвращение? А вдруг я совершаю главную ошибку своей жизни?» – заевшей пластинкой крутилось в уме.
За столом время потянулось. Шампанское кислое и будто безалкогольное. Светлана смотрела на бутылку водки неподалеку на столе.
Ей хотелось сорвать с себя весь этот маскарадный костюм. «Кому интересно, что у меня на душе? Никому. Даже если я сейчас побегу к реке и утоплюсь, никто не заметит. С месяц поговорят – сенсация-то какая, и забудут».

Она ценила духовные произведения Баха. Потрясающий человек! Осталось после его смерти несколько музыкальных инструментов и много священных книг. Успевал музыку писать, и молиться, и любить, и жениться, и детей растить. Но тогда люди жили иначе. У Баха был клавесин. Как жаль, что сейчас на нем не поиграть. Она могла бесконечно воспроизводить по нотам прелюдии Баха или короткие концерты, что знала наизусть.
Для нее все ассоциировалось с музыкой. Вот в дожде музыка, это понятно, в ветре. В солнечном свете тоже мелодия. И когда жить не хочется, музыка есть подходящая.
Вот бы сейчас бросить эту тягомотину и сесть за инструмент, чтобы оживить музыку. Вычеркнуть из жизни шесть лет любви к Андрею? Шесть лет постоянного ожидания и нервного напряжения.

Данила брал ее за руку. Его ладонь была сухой и шершавой. Пытался накинуть ей на плечи свой пиджак. Но было не холодно. Солнце светило в ярко-голубом небе. Хорошо, что от жениха пахло туалетной водой, а то бы она не выдержала, почувствовав от него запах пота, который терпеть не могла.
Тосты, поздравления. Такое ощущение, что люди собрались чисто отдохнуть, развлечься. Насладиться теплой осенью, заодно выпить и поесть.
Фотографа не нанимали, дядя Гоша сказал, у него в фотоаппарате цветная пленка и мастерски расставлял всех для общих снимков.
Светлана безучастно сидела перед пустой тарелкой.
Кто-то из гостей привез из Симферополя поздние арбузы – огромные, спелые. Объявили, что арбузы надо есть до еды. Тут же нашлись противники этой теории, что вызвало ажиотаж. Принялись их разрезать и разносить.
Тетя Клава аппетитно ела арбуз с батоном. Она считала, так вкуснее. Данила ел кусок арбуза, оттопырив локоть и глубоко наклонившись над столом. После, отвергая его ухаживания, Света положила ему в тарелку котлету и голубец. Голубцы получились золотистыми.
Она так приучена – кормить всех, тем более, мужа. Нельзя быть равнодушной. Равнодушие хуже ненависти.
Они знакомы с детских лет, выросли в соседних домах. Но учились в разных школах. Она припоминала, на сколько он старше. Тоже на два года, как и Андрей. После школы у Светланы началась такая насыщенная студенческая жизнь, что она его практически не замечала. Никогда не горела желанием узнать его ближе, лишь предполагала: повезет его жене и удивлялась, почему Данька никак не женится. Он как-то поздно вернулся из армии, служил в Туле в десантных войсках. Не курит и не пьет. Прямо идеальный, если бы не внешность.
И вот они рядом за свадебным столом. «Нужно все-таки смириться со своей участью: Назад пути нет. Я замужем.
Сплошь и рядом выходят за нелюбимых. Ну и что? Это жизнь. В жизни не всегда выполняются наши желания. Повседневность – не одни праздники, свидания с любимым».

Но вдруг она увидела Андрея.
За синтезатором стоял парнишка восточной национальности. А гитарист наклонился, поправляя шнуры, она поняла, что слишком знакомы ей эти движения. Почувствовала какими-то неизвестными органами чувств.
Невероятно, с черно-серебристой электрогитарой стоял он!
Его фигура в темно-синем свитере и джинсах. Поворот головы. Его волосы цвета соломы, ниспадающие на лоб и до плеч, его пронзительные голубые глаза.
Музыкальная программа началась сразу, как расселись за столы. Но именно после арбузов голосистая, ярко накрашенная тамада по имени Виктория почти завизжала, представляя своих помощников-музыкантов. Как на эстраде или, скорее, на дискотеке:
– Андрей и Пинкас! Встречайте!

Андрей заметил невесту, разумеется, он не мог не посмотреть на ту единственную, кто в центре внимания. Взглянул и веки не дрогнули. Его выдержке могли бы позавидовать профессиональные актеры или разведчики.
А может быть, он увидел ее раньше, до их встречи взглядами? Тем лучше.
Все остальное время они понимали друг друга посредством музыки.
Прекрасный голос Андрея, как давно она его не слышала. Вообще у него первый тенор, но диапазон широкий. Из него изливалась необъятная сила его таланта. Он играл и пел для нее, зная, что Светлана не любит такую музыку.
Иногда они менялись в зависимости от музыкальной композиции.   Пинкас, узбек или таджик, больше пел самые основные свадебные песни и всякое танцевальное ретро.
Пение Андрея невозможно выдержать спокойно. В том числе попсовые песни. Но сильнее будоражила эта новая «Чужая свадьба», она мелодичная и со смыслом. Дурацкий текст. А какие слова в песне «То ли воля, то ли неволя»:
Мне без любви даже рая не надо,
Рай без любви называется адом.
 
Пинкас подпевал и крутился, как на шарнирах. Живая музыка.
После института Андрею предложили преподавательскую должность. Он преподавал, только очень небрежно. Учебные планы не писал, занятия пропускал. Соответственно своему отношению к работе получал зарплату. Потому подработку на свадьбах считал основным доходом.
Они играли в свое время в паре с Лехой, был такой приятель, колоритный – длинные черные волосы, гитара желтая. Андрей на клавишах, Леха с гитарой. Леха женился и устроился на постоянную работу в оркестр.
Конечно, Андрей со всей мощью вдохновения исполнил «Не умирай, любовь», снова повторил, под нее танцевали медленный танец. Да, она знала, Андрей раньше делал разные аранжировки этой песни.
Похоже, сейчас он просто издевался?

Пошловатые шуточки дяди Гоши, нелепые игры. Это похищение с выкупом. Все можно пережить. Светлана лихорадочно предчувствовала разговор с возлюбленным.
Тамада Виктория полная, в цветном джемпере и брюках с черно-белыми вертикальными полосками. Новая мода или совершенная безвкусица? Ее нашли по объявлению в газете, первое открыли и позвонили.
Она привела музыкантов. Случайно, ирония судьбы. Никто не знал, что они близки с Андреем и он не знал, что свадьба Светланы сегодня.
Особо мучительно кружиться и метать букет невесты! Сгруппировались незамужние девушки, так неожиданно много. Подруги, сестра жениха. Да, она видела Марину, младшую сестру Даньки. Букет поймала подружка-соседка Яна. Свете было все равно, кто поймает.

На нервной почве она даже есть захотела. Но ничего, кроме тонкого кусочка копченой колбасы и одной абрикосы, не смогла проглотить.
Поскорее бы закончился этот ужасающий день.
Благодаря музыке он и пережит. Танцевать никто не умел, толкались в центре круга. Танец молодоженов – чудовищный обычай.
Перед наступлением сумерек в небе появились розовые облака. После 17 часов стемнело, еще сидели за столами, включили дополнительное освещение.
Она, не отрываясь, смотрела на музыкантов. Наконец, он кивнул ей в сторону улицы. Понятно, что он имел в виду их условленное место –  скамейки. Бывало, если Андрей приходил, ждал ее там. Домой заходить не желал и, тем более, знакомиться с родителями.
Когда провожали гостей, не обещавших быть завтра, они с Даниилом стояли у калитки, рука об руку. Уже настала тьма, гости не спешили, восхищались погожим днем. Тепло не торопилось покидать воздух. Люди жаждали поговорить о погоде, о красавице-невесте и о всякой ерунде.
Дядя Гоша обыкновенно изрек:
– Ну извините, что обошлось без драки.
Света улыбнулась и, пользуясь минутой, Данила куда-то отвлекся, ускользнула от мужа.

Ее лицо вспыхивало румянцем. Платье сидело на ней привычно, будто она принцесса и всегда носит подобные наряды. Она подобрала руками платье спереди и быстро пошла к скамейкам.
Если бы в жизни все складывалось, как в сказке! «Не умирай, любовь», – звенел в голове голос Андрея.

По выходе из их двора, через метров десять вдоль забора, среди густых кустов жимолости чуть поодаль стояли две скамейки со спинками напротив друг друга. Их когда-то смастерил ее отец. Летом здесь плетется виноград, вкопаны железные брусы, держащие навес из толстой проволоки. С другой стороны кусты сирени. Возле забора росли рябины.
Расстояние между лавками метра полтора, чтобы поставить пару ящиков для игры в домино. Сезон закончился, мужчины не играли и молодежь собиралась редко. Над скамейками высоко на столбе горел уличный фонарь. Листьев под ногами почти не осталось, их подмели.
Андрей сидел, широко расставив ноги.
На земле стояла пластиковая бутылка лимонада. Он достал из кармана джинсов пачку «Маgna», тонкими длинными пальцами вынул одну сигарету и закурил. Матовый свет фонаря падал на его волосы, они казались темнее, чем на самом деле.
Она приблизилась, но не сразу открылась, с полминуты смотрела на него тайно. Он курил тоже красиво. Она подошла и встала напротив.

– Ну и как это понимать? – сказал он сухо.
– А так, что я больше не могу с тобой таскаться! Хватит, – взволнованно ответила она, садясь напротив.
Он улыбнулся бесцеремонно. Было заметно, как он гасит свое разочарование.
– Не драматизируй, Светик!
Мысли кипели у нее внутри.
– Ты предал меня! И не первый раз.
– Это ты выходишь за другого, – надменно напомнил Андрей.
Он переместился на скамейку рядом со Светой, сбоку заглядывая ей в лицо. Она отстранилась.
– Тебе было плохо со мной? – говоря, он знал, что обладает обворожительным голосом.
– Мне в следующем году будет двадцать пять лет! – она старалась говорить тише, но не получалось, – И я не могу!
– Ну и что? Замуж невтерпеж?
– Я устала от твоих выходок! Мне нужна определенность.
– А невеста должна хранить невинность до свадьбы? Как насчет этого? – спросил Андрей, ухмыляясь, глаза его блестели.
Она хотела сказать: «Я же тебе все отдала, подлец». Но промолчала. Он перешел на скамейку напротив.
– Где ты был? – решительно поинтересовалась она.

Даже сейчас, кусты стояли наполовину без листьев, проходящим по улице не заметно, кто сидит. Видно, если идти по дорожке от их двора. Оттуда материализовался человек, она различила в свете фонаря пеструю рубашку Пинкаса.
– Дрон, я услышал твой голос! – начал он игриво.
Но ошалело посмотрел на Светлану в свадебном платье и попятился назад.
– Подожди, – махнул на него Андрей, – иди пока без меня. Иди, куда нам сказали ночевать. Вон, в ту сторону через два дома.
– Да я могу и во дворе, тепло… – мялся Пинкас, глаза его бегали по сторонам.
– Ночью будет дубак, – строго сказал Андрей, – Иди, иди! 
Пинкас растворился в темноте за деревьями.

Какая разница, где он был? Ведь в том месте его нет, а во всей красе он сидит перед ней. Она присмотрелась: он пополнел и на лицо, и немного в животе.
Андрей отхлебнул из бутылки и достал вторую сигарету. Не закуривал, держал ее в своих пальцах.
– Я ездил в Россошь…, – сказал он одним уголком губ.
– И жил там полгода?
Он посмотрел на Свету взглядом, в котором читалось: «Какое ты имеешь право меня допрашивать? Ты мне кто?» И сквозь зубы ответил:
– Командировка.
– Ага, лучше скажи, там живет твоя очередная пассия! – она понизила голос.
Она обычно терялась, пораженная его наглостью, но сейчас чувствовала некую убежденность.
– Света, жестокая ты, – выдохнул Андрей и опустил глаза.
Его ровные белые зубы сверкали в темноте. «Надо же, курит, а такие белые зубы!» – попутно подумала она. Неподалеку коротко залаяла собака. Листья винограда отсвечивали малиновым в лучах фонаря.
– Я – жестокая? Ты измучил меня! – едва не закричала она.

«Как можно любить такого подлого человека? Куда я раньше смотрела?» – укоряла Светлана себя. Тут же она вспомнила своего некрасивого и нелюбимого мужа, его застенчивые поцелуи во время «горько» и в сердце кольнуло.
Из кустов подкралась трехцветная зеленоглазая Мурка, потерлась о воздушные полы платья невесты. Света опустила руку и коснулась гладкой шелковистой шерсти. Кошка понюхала воздух, посмотрела на Светлану и отправилась по своим делам.
«Заберу в дом супруга самое дорогое приданое: Мурку и пианино. Позовем ребят из института и перетащим инструмент. Благо, близко. А кошка больше привязана ко мне, чем к жилью». От этих мыслей ей стало теплее.
Когда у них в Воронеже московские ветеринары открыли частную клинику, Светлана решила стерилизовать кошку. Котят раздали один раз, второй, а дальше она не представляла, что делать. Она училась в последнем классе школы. Ветеринары экспериментировали, поэтому предложили бесплатную стерилизацию. Света посадила Мурку в сумку и поехала в клинику, уверенно отвечая: «Это моя кошка, я за нее ответственна».
Кошка молодая, операцию перенесла прекрасно, и оставаясь грозой всех мышей, меньше бегала на улице, стала спокойной, более ласковой. А главное, котят не рожала. Издевательство над природой? Ветеринары говорили, в Европе давно стерилизуют животных, в будущем у нас придут к этому. Светлана поверила и убедилась, шаг был правильным.
Если бы так и в замужестве. «Один любит, другой позволяет себя любить». Пусть, но есть еще «Стерпится-слюбится», так жили наши предки. На нее озарение нашло, как тогда с Муркой.
– Да, я хочу семью. А ты мне надоел. Я же надоедала тебе сколько раз, и ты заводил новых девок. Или теток старше себя. Можешь продолжать, только без меня.
– И что, ты мужу изменять не собираешься? Не похоже на тебя! – Андрей поднес зажигалку к сигарете во рту.
– Во всяком случае, не с тобой.
Он заинтригованно посмотрел, словно спрашивая: а с кем?

«Кошмар! Я посвятила этому человеку лучшие годы своей молодости. Он же просто использовал меня. Ну ничего! Бабушка всегда учила: как бы ты низко ни пала, как бы больно ни ударилась, всегда можно встать и идти дальше.
Думала положение безвыходное, оказалось совсем нет. Я замуж вышла, что я теряю? Ничего. А хотела топиться! Все-таки любить мужа, заботиться о семье – получше, чем болтаться в реке вздутым телом». 
– Ты рассчитывал, я кинусь в твои объятья? – она прищурилась, глядя на Андрея, ее щеки горели.
– Конечно, детка!
– Мечтал, чтоб я плакала по тебе всю жизнь!
– Я же всегда возвращался к тебе. Мы встретимся с тобой? – не отступал от своей линии Андрей.
– Ты в своем уме?
– Никто не узнает, – сказал он бархатным шепотом.
Нет, она решила – с Андреем конец, и знала, что поступает правильно. Однако тысячи мысленных цепочек мелькали и проносились в голове.
– Видеть тебя больше не могу, забудь обо мне и дорогу сюда забудь!
– А говорила, не можешь без меня жить. Вот такие вы женщины, непостоянные…

По дороге мимо скамеек бесшумно прошла бабушка. Она повернула голову и увидела Светлану, но молча двинулась дальше. К соседям, наверное. Она была в платке. За столом сидела без платка, волосы сзади собраны в большой пучок. Волосы густые, без седины. В свои семьдесят она выглядела моложе.
После того, как ее внучка стала готовиться к свадьбе, у Евфросинии на лице морщинки разгладились ко всеобщему изумлению.

– Свет, ну пойми, я не могу жить с одной женщиной. Не могу терпеть, если дома одна и та же будет…
– Мелькать, – подсказала она, – Так и проживешь до старости один, туда-сюда разбазаривая свои слова о любви.
– Лодка любви разбивается о быт, – ласково сказал Андрей, – Ты была моим праздником. Моей сказкой.
Она смотрела на него в упор. Нет, он не совратит ее с пути своими песнями. «Настоящая любовь, что внутри меня, не может умереть. Я отдам ее мужу. Я должна любить мужа».
Вдруг Андрей, опустив голову, заговорил:

– Слышишь, когда отремонтировали этот… Покровский собор, нас посылали туда петь для практики по вокалу. Я долго ходил, с год, наверное…
Да, она помнила, некоторое время на крупных городских мероприятиях Андрей выступал в составе хора Покровского собора.
– …В одно утро после этой главной службы… обедни, священник пожилой такой был. Я запомнил почему-то, он говорил такие слова, что муж с женой как бы одно тело, одна душа. И если жена мужу подчиняется, как господину, тогда и в семье мир, согласие. Он так убедительно говорил. Да где ж такую жену найти?
Светлана ощутила, как ее лицо пылает:
– Так ты люби одну жену! Не бегай по разным бабам!
– Ну это, если венчаются, что ли…, – несмело предположил он.
Она сама сделала вывод. Любить жену – основное. Если Данила ее любит, значит, все получится.

Вот все и встало на свои места.
Мысли ее начали оформляться в нечто твердое и важное. Покровский собор. Завтра Покров! Сколько раз Светлана слышала, что под Покров замуж выходить к счастью, к благополучной семейной жизни.
Пару раз она была с бабушкой на вечерней службе. Не в соборе, в другой маленькой церкви. Она вспомнила душевное умиление, посетившее ее в храме. На чтении томилась, а пение слушала с удовольствием. Больше всего ей понравилось, как второе сопрано звонко возглашала: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя», хор подхватывал ее тон и пел дальше. А ближе к концу службы она же произносила нараспев: «Всякое дыхание да хвалит Господа».
Бог – не седой дедушка, сидящий на облаке. И не просто энергия, управляющая миром. От бабушки она слышала, что Бог живой и с Ним можно разговаривать.
Она намеревалась попросить Бога о главном, чтобы жить вместе с любимым. Но, завороженная пением, не успела. Не совсем понимала, как молиться, говорить с Богом.
Еще она знала, Бог смотрит на сердце и Ему неважно, кто человек – виртуозный музыкант или слесарь. Важнее красота души, а не внешности.
А жизнь короткая. Вот и мать вздыхает, что старость незаметно подступила. Шесть лет – это немного, пройдет и двадцать лет.
«Из-за моей свадьбы бабушка в храм не пошла вечером! Господи, да что же я здесь сижу! Надо быстрее возвращаться к Даньке».

– Ну все. Я с тобой не собираюсь всю ночь здесь торчать, – сказала Светлана.
– У тебя, между прочим, первая брачная ночь, – насмешливо проговорил он.
– Иди. И забудь обо мне, о своей игрушке.
Она повернулась к выходу. Он продолжал сидеть.
– А я знаю, как буду дальше жить, – громче отозвался Андрей, – Я уеду. В Москву или лучше в Питер. А что здесь? Свадьбы играть, да по кабакам.
– Скатертью дорога! – сказала Светлана, не оборачиваясь.

«Бабник! Мерзавец!» – чуть ли не вслух ругалась она по пути к дому.
Почему он вспомнил слова священника? Они подействовали. Какая-то мощная сила как бы все перевернула, изменила ее сознание. Абсолютно все сомнения отпали.
«Не напрасно бабушка молится за меня столько лет. Я скажу мужу: «Дорогой, а я хочу, наоборот, сначала мальчика, потом девочку. Но это же как Бог даст», – думала она.
Светлана вспомнила, Анастасия подарила иконы. Она самая лучшая на свете крестная! Сказала: «Если венчаться надумаете, но и так пригодятся дома». Пара: Христос и Богородица, в одном стиле, в золотом оформлении и толстых рамках, красивейшие иконы.

«И мы с Данькой повенчаемся! Надо узнать, как подготовиться. Я никогда не буду обманывать мужа, даже во всяких пустяках. Как же гадко и больно – жить во лжи. Я обещаю всегда быть верной мужу. Господи, Ты дашь нам счастья? Я смогу его полюбить? Он хороший!» – она словно рассказывала Богу, какой Данила. У нее на глазах выступили слезы.
«Все будет хорошо! Я верю, Ты все нам дашь. Мы все заработаем. Как наши родители. Мои, например, поженились, у них ничего не было, флигель снимали. А у нас крыша над головой есть, работа есть. Может, и завод скоро развалится, но без работы мой муж не останется. А я могу давать и частные уроки, пробовала. Но и не это главное. Мы будем счастливы. Я научу его слушать музыку и говорить грамотно. Хотя зачем, ему же министра культуры не принимать», – продолжала Света разговаривать с Богом, подбегая к своему дому.

Она открыла незапертую калитку.
В доме во многих окнах горел свет, в комнате бабушки темно. Во дворе под навесом над накрытым синтезатором светилась лампочка. Столы убраны, пьяных никого. Лишь отец с дядей Степаном сидели, беседовали.
Ночевать молодые должны пойти к жениху, а его родные собирались уйти к сватам, предоставив им весь дом. Приданое в виде мебели уже разместили в комнате. На второй день у нее приготовлено великолепное голубое креповое платье. Зойка должна была отнести его в дом к Даниле. Завтра все будет иначе.
Пробираясь вдоль столов, она увидела бабушку. Та направлялась через двор, несла кувшин с бульоном. Евфросиния остановилась, вопросительно глядя добрыми серыми глазами.
– С другом прощалась, он уезжает. Да иди отдыхай, бабуля, – сказала ей Света.
Не успела она это промолвить, как вздрогнула от неожиданности. Позади себя она услышала голос Даниила:
– Куда ты пропала, любовь моя? Мой светлый ангел, я искал тебя везде.

Она обернулась удивленная.
Данила стоял и протягивал к ней руки. Оказывается, ему так идет классическая форма одежды: белая рубашка и черные брюки. Весь день в костюме он был как-то неприметен. А теперь воротник рубашки расстегнут, темно-русые волосы слегка взъерошены. Какие у него мужественные густые брови и волевой подбородок.
«Так быстро, Господи, Ты исполняешь просьбы!», – пронзила ее догадка. 
– Я здесь, – прошептала Светлана с трепетом и шагнула навстречу мужу.