Метод Кашпировского

      Об Анатолии Михайловиче Кашпировском я вспомнил, оказавшись на больничной койке. Был в девяностые – двухтысячные годы такой популярный советский и российский психотерапевт, гипнотизер, маг и экстрасенс, как он сам себя называл. Считал свою деятельность богоугодной – помогал людям от болезней исцеляться во время своих оздоровительных сеансов. Выступал с ними на стадионах, в концертных залах и даже телевизионную передачу вел по избавлению от болезней на удалении, как бы сейчас сказали, работал на удаленке. Давал людям свои установки, и они прямо на глазах исцелялись – чудеса да и только!
      Пригласит на сцену из зала человек 5-10 и дает им свои установки. По его воле люди, сами того не желая, петь начинали, плясать, засыпали по команде и просыпались, когда скажет, толкнет и уронит их аккуратно на сцену – они падают. Потом встают по его команде, как зомби, и идут в зал на свои места.
      После этой демонстрации его удивительных способностей, ошеломленные зрители, находящиеся в зале или у телевизора, и сами уже готовы выполнять любые установки Анатолия Михайловича, не подозревая, что уже попали под его гипнотическое воздействие.
      Разминка прошла, и Анатолий Михайлович строгим, четко поставленным голосом начинает раздавать аудитории свои исцеляющие команды – позитивные утверждения, призванные закрепиться в подсознании и изменить его.
      Процесс одновременного массового исцеления пошел. Плохо видящие, начинали лучше видеть; плохо слышащие, начинали лучше слышать; страдающие болезнями опорно-двигательного аппарата, отбрасывали в сторону костыли и начинали без них ходить; желающие забеременеть – беременели от одного изображения Анатолия Михайловича на экране телевизора; коллоидные рубцы сами собой рассасывались; камни во всех органах в песок превращались и покидали организм естественным путем. Да много еще каких чудес мог сотворить Анатолий Михайлович! Своими мозгами он чужими мозгами управлял, а организм каждого, повинуясь его установкам, сам уже на уровне подсознания продолжал процесс исцеления самого себя.
      Лежу я в больничке, вспоминаю чудодейственные методы Анатолия Михайловича и думаю: «Оказался бы он рядом сейчас, дал бы мне свою установку, включилось бы мое подсознание, и все мои камушки драгоценные перетерлись бы в песок, а песочек сам бы, без операции, себе выход нашел, и все – делов то куча, и ЖКБ как и не бывало!». Размечтался в общем о несбыточном, и тут меня осенило, а что если на себе методы Анатолия Михайловича попробовать, самому себе установки давать? А что? «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!». Все равно, один я в палате лежу, делать-то нечего, поговорить и то не с кем.
      Улегся поудобнее и сеанс свой оздоровительный начал:
      - «Я успокаиваюсь, успокаиваюсь, я спокоен, спокоен, спокоен…»;
      - «Ноги мои наливаются свинцом, руки мои тяжелеют, веки мои закрываются, закрываются, закрываются…»;
      - «В ногах моих начинается легкое покалывание, появляется тепло. Тепло от ног разливается по всему телу, поднимается к голове, мысли из головы улетучиваются, сознание отключается, включается подсознание и начинает на исцеление работать, работать, работать…»;
      - «Процесс пошел, пошел, пошел. Мне хорошо, хорошо, хорошо…».
      Разбудили меня два крепкого телосложения санитара мужского пола. Оказывается, я сам себя загипнотизировал и отключился. Видимо, сработал метод Кашпировского! Санитары предложили мне раздеться, одежду всю оставить в палате, уложили на каталку и повезли в неизвестность. Слава Богу, неизвестность закончилась благополучно, операция прошла успешно благодаря мастерству операционной бригады, ну и, конечно, моей позитивной установке, которую я дал самому себе перед операцией по методу Анатолия Михайловича.
      Когда меня вечером вернули из реанимации в палату, туда ко мне уже подселили двух соседей. Одного звали Истам, что, как он объяснил, означает «выживающий» в переводе с таджикского на русский. Ему было лет тридцать-тридцать пять. В тот же день, что и мне, только раньше, ему сделали операцию. Согласитесь, символично находиться в больничке с таким именем – «выживающий». Второго – мужчину лет шестидесяти звали Иван Александрович. Ему операцию должны были делать на следующий день, а какую, он толком объяснить не мог. Все борматал что-то непонятное, говорил, что его жена должна забрать. Поставили нам всем капельницы на ночь, и мы с Истамом, перенесшие в этот день операции, уснули безмятежным сном под негромкое бормотание соседа Ивана.
      Часа в два ночи в палате загорелся свет, и в нее вошли уже знакомые нам санитары, дежурный врач и растерянная молоденькая дежурная медсестра. Мы проснулись. Как оказалось, наш сосед по палате Иван Александрович, когда мы уснули, тихой сапой пробрался мимо поста нашей задремавшей дежурной медсестры и заблудился, а когда возвращался обратно, заглядывал подряд во все палаты, как мужские, так и женские, чем навел переполох в обоих хирургических отделениях, но все-таки в конце концов нашел свою палату и свое место и захрапел, как ни в чем не бывало. Поисковая команда обнаружила его уже спящим. Его разбудили и спросили, что он делал в соседнем отделении и в женских палатах. Он пробормотал, что туалет искал. Мы его сначала за лунатика приняли. Только на следующие сутки мы поняли, что дело гораздо хуже. Иван Александрович оказался душевнобольным человеком, хорошо, хоть не буйным!
      Утром к нам в палату подселили еще одного соседа – Николая. По виду ему было пятьдесят три – пятьдесят пять лет. Операцию ему должны были делать на следующий день. А нашего вчерашнего ночного ходока Ивана Александровича увезли на операцию. Вернули в палату его уже вечером. Но он и после операции угомониться не мог. Ни себе, никому из нас покоя не давал. Пытался встать даже из под капельницы. Все твердил, что ему надо вниз спуститься. Там его, мол, жена ждет в приемном отделении, а ее к нему не пускают. Напрасно мы всей палатой по очереди пытались ему объяснить, что уже поздно, прием посетителей закончился, а жена придет к нему завтра. Он нас внимательно выслушивал, вроде успокаивался, но через пять минут начинал причитать, что жена его бросила, все про него забыли, а ему надо ехать, то в Ханты-Мансийск, то в Свердловск. Так, видимо, до его психического расстройства Екатеринбург назывался, который в его памяти так Свердловском и остался.
      Вечер мы с горем пополам пережили. Но наступила ночь. «Горе», как его уже не только наша палата окрестила, но и соседние палаты, и дежурный медперсонал, угомониться не мог ни в какую. «Он то плакал, то смеялся, то щетинился как ёж… Он над нами издевался! Ну, сумасшедший – что возмешь!...», - вспомнились мне строки из песни В. С. Высоцкого. Несколько раз мы по очереди обращались к  дежурной медсестре всей палатой, несколько раз приходил дежурный врач – никто ничего не мог с ним поделать. Наш беспокойный сосед через каждые пять минут вставал, выходил из палаты, где-то шарохался по коридору, заглядывал в соседние палаты. Потом дежурная медсестра с санитарами приводили его на место. Он ложился, снова после их ухода вставал, снова выходил, снова его приводили, и этому не было конца. Спать мы не могли. В ответ на наши мольбы, что-нибудь сделать, дежурный врач, извиняясь, сказал, что свободных палат в отделении нет; что изолировать его он не может; что хирургическое отделение не психиатрическая больница, а они не психиатры; что у них нет никаких психотропных и иных препаратов, которыми лечат таких больных, а после операции он по показаниям должен находиться в хирургическом отделении. В общем никакого выхода не было. Уходя, дежурный врач вколол ему какое-то успокаивающее, а нам посоветовал, вы, мол, с ним построже, приказам он в принципе подчиняется!
      И тут меня осенило, а что, если метод Кашпировского попробовать? Это единственный, оставшийся в нашем распоряжении выход. Сосредоточившись, я начал грозным командным голосом давать своему подопечному соседу установки, когда после ухода от нас дежурного врача он попытался снова встать с кровати: «Куда?! А ну сесть!». Сосед сел на кровати. «Лечь»!, - приказал я. Сосед лег. «Спать!», - прикрикнул я. В тот же миг, к удивлению моих товарищей по палате, мой подопечный притих и захрапел. Но прошло всего минут пять, и он снова сел на кровати, чтобы встать. Я повторил свои установки, он снова захрапел. Когда он опять попытался встать, я к прежним установкам добавил еще одну: «Спать! Спать! Спать! Это – Закон! Закон! Закон!». Он улегся, и стал, как попугай повторять мою установку:  «Спать! Спать! Спать! Это – Закон! Закон! Закон!» и снова захрапел. Потом, повинуясь какой-то действующей в его голове программе, периодически, как Ванька-Встанька, вставал-ложился, вставал-ложился, вставал-ложился под мои установки. Так продолжалось до двух часов ночи. Наконец-то он, физически притомился и уснул. «Все! Спать!», - дал я последнюю установку, и наша палата сразу же уснула до утра.
      Утром к нашему Ивану Александровичу приехала жена с сестрой. Зная о его недуге, они сразу же с порога стали извиняться перед нами. То ли медперсонал нажаловался им, то ли они сами о его похождениях догадались, увидев наши осунувшиеся от недосыпа лица. После врачебного обхода меня и «выжившего» Истама из больнички выписали, а вот Николаю операцию перенесли больше чем на месяц. Он, когда поступил в больничку, у него все анализы были в норме, а после бессонной ночи какие-то показатели превысили установленную норму. Видно, кровушку-то ему наш соседушка неугомонный попортил.
      По дороге домой я все про метод Кашпировского думал. Что-то я в своих оздоровительных сеансах недоработал. Не очень внимательно видимо я в девяностых следил за его действиями, не анализировал их, все больше на его подопечных пялился. А еще Владимир Ильич Ленин говорил в свое время: «От простого созерцания, к абстрактному мышлению, а от него к практике!». Созерцать-то я созерцал, а вот мыслил-то слишком абстрактно и практикой-то только, когда приперло, заниматься попробовал. Надо будет на практику поднажать. Глядишь – и в народные целители можно будет податься.
      По приезду домой я поинтересовался происхождением и значением имени «Иван». Оказалось, имячко нашего соседа по палате «Иван» или «Иоанн» произошло от древнееврейского Йохана, что означает «Божья Благодать». В палате-то нашей один Иван Александрович остался, а ведь «свято место пусто не бывает». Кого-то же к нему обязательно подселят. А что, если этот кто-то или эти кто-то не знакомы с методом Кашпировского? Как они будут соседствовать с такой «благодатью», какую нам наш бывший сосед по палате Иван Александрович явил?! Ну, если что, номер моего телефончика в больничке имеется, пусть меня приглашают на помощь. С методом Кашпировского я знаком теперь не понаслышке, практика мне лишней не будет. А в помощи я никогда никому не отказывал. Кто будет еще нуждаться в моей помощи – звоните! Я готов!

Вячеслав Дудин