Игра в прятки. Вариации на тему стыда

Не исповедь моя, не покаяние, а эпизоды жизни, которые ждали своего часа, чтобы освободиться из тёмных  уголков воспоминаний.


Итак, ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ,  совсем давний,  как будто не со мной произошедший. Но нет, душа моя, с тобой-с тобой!

Было это в первом классе. После месяца наблюдений за учениками учитель рассаживал детей по принципу: мальчик-девочка; сильный-слабый; холерик-флегматик, т. е. исходя из противоположных качеств.
    Меня посадили за первую парту с мальчиком, который трудно поддаётся под определение “ученик”. Это сегодня “ особые” дети - это просто дети среди нас! А в моё детство их как-то не видно было, кроме больниц и санаториев.

Мой сосед был из таких “особых” - Славиком звали! В очках с толстыми линзами, под которыми глаза казались рыбьими, выпученными и без выражения. “Ну прямо рыба в аквариуме! “ - думала я, разглядывая. Этот пустой взгляд меня пугал - хотелось спрятаться от неизвестности…

   К этому облику добавлялись толстые, ярко-красные и всегда мокрые губы. Когда сосед говорил, а говорил он постоянно, с губ разлеталась влага, которая увлажняла всё вокруг,  а меня больше всего!

   Ой, как мне это не нравилось! Более того, брезгливо отталкивало! Да ещё его привычка руками размахивать и смеяться не смехом, а криком!

Славик  никак не вписывался в  картину детства. Там “на воле” были разные дети, и “особых” никто не замечал  -  они были, как свои среди нас.
   Мы им не помогали, не жалели! Зачем? Зачем помогать таким же,  как все?!


А в школе, за партой?!
Я воспринимала его как чужого! Там, на природе он был её продолжением, а здесь, в замкнутом, регламентированном пространстве Славик выделялся как иное, из ряда вон выходящее, явление.

За свои некрасивые мысли о соседе стыдно мне не было  -  это же просто внутреннее предупреждение: “свой-чужой”. Но одно дело мысли, а другое поступки!

Славик всё подряд списывал у меня, вернее, пытался это сделать. Я, как могла, сопротивлялась: прикрывала тетрадь ладошкой или головой загораживала или “строила ограждение” из учебников - так шла неустанная борьба между нами! Я же считала, что списывать нехорошо! А в данном случае ещё  моя упёртость добавлялась.

Он упорно искал способы “разрушить  стену” под влиянием какого-то внутреннего побуждения - выжить!
   У меня же  срабатывал, как я думала, принцип справедливости.
    Так ли?! В том возрасте у малого ребёнка нет сомнений, нет размышлений - есть инстинкты и уже наработанные правила, как себя вести. И это просто правила без исключений и поправок. Так проще! Для ребёнка - да!  Но, кроме этого, идёт формирование личности, а она создаётся не только по правилам!


Вот это и сказал учитель, вызвав отца на разговор о поведении такой “хорошей” девочки. “ Кто же из неё вырастет?! Не дать слабому поддержки, не пожалеть! Тем более, девочке! “ - выговаривал учитель отцу, который абсолютно не понимал, о чём речь - учится хорошо, а что ещё нужно!
   Поэтому, придя домой, отдал приказ:” Славика не трогать! Давать списывать всё подряд! “


Вот и вся история…
А совесть меня мучает не от того, что Славик был слабый, а я сильная! А от того, что надо было унижать помощью, подчёркивая его особость! Но в школе же он на равных, как все - ученик! А в больнице тоже такой же,  как все -  пациент!  Может, это жестоко?! Не знаю - поэтому до сих пор он в памяти…


 ЭПИЗОД ВТОРОЙ, уже ближе к взрослости!   Мне 17 лет! Первая работа и в издательстве.

Осень… Я  - с короткой стрижкой под  болгарскую певицу Лилю Иванову, в пушистом голубом пальто в талию и белых шпильках, купленных к выпускному, с такой же белой сумочкой  -  проходя мимо витрин, счастливо улыбалась своему отражению.

Пока старший редактор, затягиваясь сигаретой, не сказала: “ Девочка! Белую, изящную обувь не носят с верхней одеждой, даже голубого цвета! “
   Чуть подумав, я мысленно согласилась с ней, тем более старшая была ещё та “особь”, необыкновенная, каких я ещё не встречала.
    Звали её Светлана Николаевна. Лет тридцать. Образование МГУ, филологический факультет и несколько курсов иностранных языков при Академии внешней торговли. В результате свободно владела  английским, французским, итальянским и польским. В то время знание языков никого не удивляло - это было какой-то необходимостью и для поступления в Вуз, и для его поддержания, чтоб не забыть!
У Светланы Николаевны  муж был поляк - поэтому язык пригодился. Он читал спецкурс в МГУ. Но объединяла их не только альма-матер, но и общая страсть! Они были “сумасшедшими” коллекционерами книг  -  не всех подряд, а посвящённых изобразительному искусству.

Эта  взаимная страсть заменяла собой внешнюю жизнь, подчиняла себе их уклад и даже любовь в привычном понимании этого слова. Детей не было, да и в планы не входило.


Квартира, в которой жила Светлана после смерти родителей, находилась в центре города на Сретенском бульваре и была огромной. Все три комнаты с четырёхметровыми потолками обставлены стеллажами с книгами не только вдоль, но и поперёк комнат. А где-то в глубине книжных лабиринтов затерялись кушетки. Или прилечь или поспать - кто знает?! Сами хозяева, вероятно, натыкаясь на это приспособление для отдыха, вспоминали о необходимости поспать!


Библиотека была организована по всем правилам библиотечного дела : каталоги, разделители по странам и алфавиту. Когда попадаешь в этот книжный дом, возникает желание взобраться на деревянную стремянку, достать альбом с иллюстрациями художников и забыть, что ты смертный, грешный  -  обо всём.

Вот так и жила молодая, интеллигентная семья  -   непостижимо моему полузрелому уму.
    Денег им никогда не хватало, хотя помимо основной работы  занимались ещё и переводами. Но всё заработанное уходило в руки букинистов, коллекционеров и людей околокнижнего мира.

В издательстве её ценили: начальство за скорость читки, грамотность и энциклопедические знания; коллеги за то же самое и плюс, что дежурила за всех в предпраздничные дни.
    А как она работала! Вернее, сидела за рабочим столом: с грелкой в ногах и пуховым платком на спине в любое время года, бутылкой кефира и городской булкой на столе. Мне эта картина напоминала нашу лифтершу в подъезде ( по-нынешнему, консьержка).
   Но что с меня взять! Перед глазами у меня были другие образы интеллигентов: физики Гусев ( А. Баталов) и Куликов (И.Смоктуновский) в фильме “Девять дней одного года”; учитель истории Мельников (В.Тихонов) “Доживём до понедельника”.
Эти герои были увлечены работой, умно и красиво говорили, достойно себя вели, включая манеру одеваться, пусть, иногда небрежно, но стильно и опрятно.

А образ Светланы Николаевны я никак не принимала. “ Ну, как можно так много знать и не быть “красивой”!  - думала я.


Как-то раз, много позже конца рабочего дня она и я  после срочной вычитки вёрстки вышли в позднеосенний вечер на улицу.  Нам по пути… Автобус подкатил сразу, переполненный пассажирами. Час пик!

Светлана Николаевна вошла в переднюю дверь - я, замешкаясь, отстала. Когда же протиснулась, увидела  -  стоит она, наша старшая, лицом к пассажирам, а ей все дружно билеты протягивают для проверки! Двое, которые впереди меня, заторопились назад на остановку. Они кричали: “ Атас! Контролёр! “ И “зайцы” начали выпрыгивать из  дверей! Я ничего не понимала! А моя героиня спокойно стояла и отстранённо смотрела поверх голов, держа в кулачке проездной. В эту минуту я увидела её как бы со стороны, не глазами коллеги.


Это была женщина с усталым, бледным лицом, давно не видевшим солнечного света. На голове платок, причём узел под подбородком съехал набок, придавая лицу глупое, смешливое выражение, как говорится, придурковатое.
    На ней было зимнее пальто на вате  которая уже свалялась и выделялась буграми на рукавах и спине. Воротник был когда-то лисьим  а сейчас, промасленная кожа-чулок, а на кончиках оставшиеся когти от лапок. Этакий зоологический ужас!
    Но главное в облике, что людей сбило с толку, это сумка через плечо! Как и всё на ней, сумка явно была “немолодой”! Мешок с лоскутами изношенной кожи висел на шее, игриво сверкая латунными застёжками, свидетелями прошлой роскоши! Из мешка виднелись краешки бумаг с цифрами.
     Ну чем не контролёр! В 60-е годы прошлого века такие и были  -  сама видела. Чем хуже он одет и неприметней, тем лучше! Для конспирации да, чтоб одежду не рвать,


Увидев “книжную богиню” глазами городских обывателей, я развернулась и прыгнула назад, как “заяц” без билета!.. Быстрее-быстрее, чтоб никто не понял  что я с ней!

Сейчас же стыдно стало за тот стыд! За бегство! За презрение!
К женщине, к которой я не приблизилась и на малость по уровню знаний, даже сейчас, уже будучи очень взрослой.


ЭПИЗОД ТРЕТИЙ, пожалуй, самый омерзительный!
      Перенеся грипп на ногах в свои сорок, я получила осложнение на сердце. Встал вопрос - операция или терапия? Для решения его легла в крупный столичный профильный Центр. И начались больничные будни, которые длились почти два месяца.

Пациенты за это время становились уже “одомашненными”: варили картошку в мундире, когда очень хотелось; кроили наряды своим детям, друзьям и медперсонал не забывали; стирали в тазах в санитарных комнатах; бегали в парикмахерскую делать причёски и маникюр. И кажется, куда бы не пришёл человек, особенно женщина, более чем на сутки,  сразу же торопится навести порядок и уют, обустроить место проживания.

Всё так и есть! Я тоже накрыла тумбочку салфеткой, поставила букет цветов и фото сына, а головным цветастым платком украсила подушку на кровати. Ну чем не уголок дома! Хотя это было больше похоже на дом моего детства у бабушки. И это как-то успокаивало!

Все сдружились на почве общих болячек. Я же настолько себя убедила, что  здорова, а это лишь временное недоразумение, и скоро-скоро домой и в результате вела себя, как на воле, как здоровая!

 Захотела вечер встречи  пациентов с врачами организовать ко Дню 8 Марта - пожалуйста! Женщины нашего отделения, переодевшись в мужскую одежду, читали стихи, пели романсы и просто поздравляли, кто как мог! Пришло так много людей из других отделений, что стало казаться  -  это военный госпиталь, в котором проходит концерт для раненых! Кругом разные  были:  с палочками, с трубочками, под руки, по стеночке!..
 А один, молодой лет тридцати, очень красивый, но настолько больной, что привезли его на каталке! А его неритмичное дыхание со свистом раздавалось на всё помещение!

    Звали его Евгением или Женей для нас. Иссиня-бледное лицо, такие же губы, тёмно-серые глаза в глубине чёрных кругов, как  озёра в вулканической породе, такие таинственные - портрет, казалось героя из романтических времён, заканчивался обрамлением лица прямыми чёрными  прядями волос.
      Он привлекал внимание не только молодостью, но и необычной красотой. Все его любили и жалели!

  Говорили, что ему нужна пересадка сердца, а иначе!..
   Это “иначе” так и осталось с ним! В то время таких операций не делали!

Как-то  стала замечать - где бы я не появлялась - везде Женя!  А у него строгий постельный режим, там же и пищу принимать должен. А он стал приезжать на коляске в столовую, садился и смотрел на меня, улыбаясь.

А я, что!? Решила, что здорова - так и вела себя, как здоровая, может, и хуже!  Шутки-прибаутки, реплики, да красная помада на губах и халат шёлковый, длинный в красных розах и оборках  -   Кармен в больничных стенах!  Там же вслух  читала окружающим “сердечникам” рассказы Зощенко, Бабеля и Гиляровского, но они благодаря диагнозу своему мирно засыпали через несколько минут после начала. И наступала тишина, какая бывает лишь в больницах  - мёртвая!

Так жили  -  так  лечились!  Но жизнь, полная и деятельная, для меня была на первом месте! А врачи?! Врачи-врачами, а жизнь дороже!  И в этой жизни, в Центре стал постоянно присутствовать Женя!
    Я, обрадовавшись, что могу как-то раскрасить его больничное существование, старалась изо всех сил его вдохновить, в основном, болтовнёй и смешными рассказами о своих, уже не малых, приключениях.

За несколько дней до моей выписки с благоприятным прогнозом подъезжает  Евгений, а в руках лист бумаги, который  он подаёт мне, а руки трясутся даже больше обычного.
   “Это Вам, прочтите! Если есть, что ответить, жду завтра на этом месте. Если нет  -  не приходите! “ - проговорив мальчишеским голосом эти несколько фраз, развернул коляску и укатил.

Я нашла укромный уголок, развернула белый лист, исписанный неровным, но крупным почерком, и стала читать.


“ Милая, неслучайная знакомая! Не думал я - совсем не такой как все -  что смогу прочувствовать те эмоции, о которых лишь читал…  Я никогда не мечтал об этом, не завидовал здоровым в их праве на  романтические глупости, приключения и любовь! Они одно  -  я другое! Здоровые!? Я сомневаюсь в этом, т. к. не знают они, что давно “больны” своей беспечностью, тратой времени на суету и мелочность,  называя это жизнью.
   Любовь у них имеет время, границы, что-то вроде отпуска за свой счёт!
    Я же влюбился в первый и, думаю, последний раз,  поэтому  и буду так любить - изо всех сил и от всей души! О сердце так не скажешь -  оно со мной не дружит!
    Посвящаю Вам это признание, т. к. влюбился, совсем потеряв голову от счастья!
    И предлагаю Вам любовь, наверное, очень короткую, но счастливую! Я это знаю…
Решайтесь и решайте!
Не Евгений  -  для Вас Женя. “


Прочитав несколько раз письмо,  подумала, где же я допустила непростительное легкомыслие, что зародила в этом, теперь уже дважды несчастном человеке, чувство!


На следующий день я не пришла в назначенное место…
А ещё через день выписалась и больше туда не возвращалась.


Стыдно?! Не знаю! Чувство - эмоция  деликатная!.. Оно не про благотворительность!
Не смогла, потому что не было у меня  того, что называется подарком Небес и поцелуем Ангела  -   а жалость “убила” бы обоих!


Коллаж составлен сыном: картинка из Интернета и фото из альбома автора