Последний учитель

     Мне было 62, когда я встретила его. Уже ушли родители, ушли некоторые мои ровесники, а тут он! Живой! Я сидела в поликлинике, ожидала своей очереди в процедурный кабинет. Он подошел, спросил, кто крайний на уколы. Оказалось, я. Мне было немножко неловко начать разговор, но все же решилась. Не могла унять свой щенячий восторг.
      Как-то в 2012 году я пришла в одну из московских школ и выложила на стол мой любимый кнопочный телефон «NOKIA». Меня обступили ученики, они  указывали на телефон и возбужденно выдавали: «Ой, знакомый телефончик, у меня такой в детстве был!», «Как это было давно!», «Ну дайте рассмотреть!», «Да, точно, он самый, и у меня был такой же!» Это был просто щенячий восторг от встречи с чем-то давно ушедшим, но таким родным. Понятно было, что для них это некий раритет, а для меня, приехавшей из провинции, скромное средство связи. Что-то подобное испытывала и я, сидя на жесткой кушетке.
     В  иерархии учителей, преподававших в нашем классе, он, пожалуй,  лет 40 назад стоял бы на последнем месте. Предмет у него был самый неважный – пение. Разве можно сравнить с математикой, физикой, литературой? И он был самым молодым из всех наших педагогов тогда. Все мастодонты, а он как бы без авторитета. Это потом мы многое поймем, многое переоценим. Любимой работе в одной и той же школе  он посвятил всю свою жизнь.
     И вот теперь мы сидим на кушетке как равноправные больные, и я говорю: «Вы меня не помните, а я Вас помню. Весь наш класс вспоминал о Вас на вечере встречи. Я помню все Ваши песни, которые мы разучивали на уроке. Хотите, спою?» И тихонько: «Черное море спросил я в Крыму: «Черным назвали тебя почему? Если мне тайну откроешь свою, я тебе песню спою…» Он застеснялся, замахал руками: «Верю! Верю!» А мне хотелось спеть ему весь репертуар из школьной программы. От «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…» до «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой в горе, надежде и радости…» Хотелось передать, как мы благодарны ему, как любим его, чтобы он каждой клеткой почувствовал наше уважение. Прав был Есенин: "Большое видится на расстоянии".
      Он почти  не изменился, я не буду считать его годы. Стройный, чуть сутуловатый от постоянного ношения баяна, но  подтянутый,  утонченный,  с умными выразительными глазами, скромной улыбкой.  Это он  познакомил  нас с классической музыкой. Это он организовал в школе чудесный вокально-инструментальный ансамбль, для ребят из ВИА учитель был просто гуру. Это он руководил большим школьным хором. Под  аккомпанемент  учителя мы разучивали народные и бальные танцы.
    Нахамить ему было невозможно. В нем было что-то такое, как будто он сам был произведением искусства. Лишь однажды мы взбрыкнули. В шестом или седьмом классе, теперь уже не вспомню. Начали изучать песню из цикла о партии, а хотелось чего-нибудь романтического. И договорились в знак протеста не петь. Учитель проиграл вступление, а мы молчим. Он подумал, что мы не собрались с духом,  и  еще раз проиграл вступление. Мы опять молчим. Он понял, что это бунт, и вышел из класса. Мы подумали, что будет взбучка, но ничего не произошло. На следующий урок он принес текст тогда известного хита «Молодо-зелено». Помните?
Плещется тихонько вода,
Мачта качается,
Так и не заметишь, когда
Детство кончается…
     Тут уж мы грянули со всем нашим молодым задором.
     Я уступила ему свою очередь. Он отказывался, но я настояла. Учитель прошел в кабинет. Последний наставник  из тех, кто когда-то меня учил. И пока он жив, я все еще ученица,  непоседливая девочка, а не ветеран педагогического труда,  не мать двух детей и не бабушка троих внуков. Господи! Как бы мне хотелось, чтобы он жил, жил и жил…
     Немногие предметы мне пригодились в быту. Так, по чуть-чуть.  А пение? Ну что за предмет? Ерунда. Смешно. Я мою посуду и напеваю ту его песню из детства, которой бы я никогда не узнала без него:
Кадэ Руссель богато жил,
Кадэ Руссель богато жил.
Домик без крыши он купил,
Домик без крыши он купил.
Галки охотно в нем ютятся,
Летом и ласточки гнездятся.
Да, да, да, это так:
Кадэ Руссель - большой чудак!..

2025