Марс

Марс. ( рассказ).
-Эту ночь я спал в багажном отделе Рэнглера. Если убрать в салон все предметы лежащие там, то, по большому счету, места в этом отделении хватит для неприхотливого, годного к спартанским условиям человека. Сказать к слову, я таковым являюсь весьма условно. Но сон, прекрасный и вливающий в тело силы, он имеет лишь одного естественного врага – время ! К поздней осени можно отнести один положительный фактор, для ограничено спящего – в ранние часы утра еще темно, и потому ум не сложно обмануть, не позволяя тому взбодриться раньше на час или полтора, до возможности дополнительного отдыха.
Обычно, в подобных жизненных условиях, я принимаю капсулу снотворного, и дабы избежать эффекта утренней разбитости, избегаю раннего подъема. Этот случай не таков !
Казалось бы, о чем думать за пятьсот километров от дома, пытаясь насильно придать себе состояние сна, точно зная, что чем больше усилие в этом направлении, тем меньше у него шансов на успех. И каковой же должна быть мысль человека в багажнике внедорожника, может быть и не до конца понимающего, значение собственного местоположения в определенности времени.
Машина стоит в полукилометре от частного зоопарка. И ведь, случай, самый казалось бы банальностью обогащенный случай, просто имеет место среди тысяч и сотен таких же тысяч… Я ведь сам, на своих руках принес Марса, сюда, сколько же..? – двенадцать, – да, двенадцать лет назад. Эта рыжая малютка не могла заслужить другого имени. Планета чей одноименный бог, воинствующий, непокорный, подходила для имени маленького самца рыси лишь исходя из цветовых характеристик себя как астрономического объекта. Рысенок не проявлял агрессии или излишних оборонительных инстинктов. Я скорее назвал бы такой характер – перспективно рассудительным. Странно для человека наделять животных характерами свойственными лишь представителям разума анализирующим трехмерное пространство, в совокупе с критериями возможно существующего времени. Но, Марс, имел умный взгляд. Он еще будучи котенком которого я нашел, израненным чьими то когтями, но спасшимся по велению обстоятельств или некоего звериного судьбоносного рока, смотрел умными глазами на меня, как бывает глядят в надежде на отклик и понимание.
Петр Геннадьевич принял малыша, после чего мы еще почти два дня распивали хорошую холодную как лед из огня водку, закусывая ее маринованными грибами из личных, домашних запасов хозяина зоопарка.
И вот, теперь я пару часов тому, видел Марса едва способным дышать. Он не реагирует на людей и вовсе не проявляет интереса к еде. Анатомически четкий скелет обтянутый шерстяной кожей, часто - часто надувает еще способные сделать работу по приему воздуха легкие, и кажется, что кроме этого органа внутри шкуры только лишь кости. Даже раздутый от цирроза участок в коем предполагается печень, напоминает искусственно, какой то глупой шутки ради, помещенный туда, уже не надутый твердо, шарик, такой шарик какие приносят с собой дети прогуливаясь в сопровождении взрослых, с любопытством глазеющие на живущих в клетках, различных в поведении и устройствах животных. 
Нелепо присутствовать тут, ожидая вызванного специалиста, который должен прервать страдания Марса, ибо это глупо, ждать смерти существа, хоть и станет она избавлением для него, с точностью каждого получасового отрезка понимая, –  не будет после возврата для рыжего кошачьего, и эти часы его – последние. 
Петр Геннадьевич предлагал мне номер в гостинице их небольшого городка. Но, я по неким излишествам разума, решил остаться на ночь в машине. Это не то чтобы скромность основанная на нелепости собственного моего нахождения тут. Это скорее одна из тех черт поведения, про которые стараются не задумываться, и совершенно ни к чему их толковать. Я просто убрал две небольшие канистры и пару тряпок с инструментами, после чего не снимая куртки, разлегся спиной на хорошо подогретую поверхность.
Около половины десятого утра, поняв, о том, что залежалые кости в моем теле тридцати семи летнего мужчины, больше не способны стеснять себя пространством небольшой железной коробки, влекомый желанием крепкого горячего кофе из железной кружки, я поспешил выбраться из багажного отделения Рэнглера. И неуклюже, в сопровождении звуков напоминающих кряхтение, таки холодная осень, грубо первой поприветствовала бодрствующего гостя городка.
Я мог бы подобрать более тонкое слово... Что есть в понимании человека ожидающего врача для животных, который принесет аппарат капельницы наполненный, как они утверждают – мягким, ядом, для того чтобы убить рыжего зверька, того зверька что, как казалось мне из принципа придания характеров животным, но – узнавал меня среди прочих людей, в те дни, когда доводилось мне навестить Марса ? Я мог бы подобрать более тонкое слово…Неприятно !..
Зачем же подбирать большую приемлемость для литературной вместительности, подобно тому, как слова должны бы ложиться в пустоты между другими, словно бы задача состоит в некоей игре напоминающей электронный тетрис… НЕПРИЯТНО… Вот это слово, что станет выбиваться из общего потока иных слов, и не будет оно иметь привилегии точной передачи эмоционального состояния от человека ведущего записки, к человеку исполняющему роль читателя. Но, из подогреваемой теплом дыхания шариковой ручки, рука моя проводит сие обобщающее и лаконичное определение.
Если вдуматься, сколько же неприятного вынуждены проживать мы, и преодолевая сие, словно бы маленькое возрождение, как сброшенная от устаревания шкура змеи, происходит оставляя чувство обновления, как после принятия теплого душа.
Говоря не условно, но, выражая мысль чистой конкретикой – такой прием теплой воды мог бы стать неким приоритетом желанного сейчас. Но, я решаю, что после того, как Марс перестанет дышать под действием злой химии, служащей какому то странному добру, сяду за руль, ибо пятьсот километров отнимет у меня достаточно ресурса, такого которого отныне будет лишен рыжий зверек.
Любопытно все таки… Действительно ли Марс помнил меня, узнавая всегда, каждые полгода, в дни прибытия к рыжему зверю, просто любопытства собственного ради… Это не сказать бы привязанность…Хотя, наверное, именно так и нужно бы сказать… 
Мне всегда казалось, что рысь точно выделяла меня из толпы посетителей, и когда Петр Геннадьевич, после прекращения часов посещения, позволял мне лично покормить зверька, уже большого, хищного с виду, имеющего толстые как будто предназначенные для борьбы, лапы, –  меня не оставляло чувство, что глядит мне в глаза теми же умными хрусталиками годными под охотничьи инстинкты, найденный мной малыш кошачьего вида, рассудительный и благодарный за понимание и отклик.
Где то, как любой человек, я понимал всегда, что лишь желаемое для изнеженности душевной, вероятно, заставляет  подгонять факты, эти едва уловимые мной искорки в поведении Марса, под уже устоявшуюся теорию о чем то попадающем под определение похожего на дружбу. Но ведь, если не сентиментальность  к коей склонны  все разумом анализирующие трехмерное пространство в совокупе с вероятно существующим измерением всего происходящего – временем, позволяет не превратить разум свой в твердость бессмысленной жестокости, то, –  вряд ли какая то еще черта…
Я встретил Петра Геннадьевича на службе, и он тут же, тепло поприветствовав меня, и поинтересовавшись, каково спать в машине поздней сырой осенью, извлек из верхнего ящика стола несколько сложенных вдвое купюр. Я узнал эти деньги.
– Забирай !
Логичное предположение, оправдало себя. У хозяина зоопарка не было необходимости пояснять мне подробности возврата суммы, которую вчера я лично отдал ему в руки. Это не было актом нужды учреждения или какой то коррупционной схемы малого масштаба. Я сам отдал половину стоимости услуги эвтаназии для Марса, как будто желая принять пассивное, но участие в прекращении быстрого - быстрого процесса, при котором четкий анатомический скелет обтянутый мягкой шкурой, все еще жадно надувает, кажущийся единственным живым, орган между костями. И любой кто посмотрел бы на уже не реагирующую ни на какие раздражители рысь, с однозначностью единственно возможного принятия правды мог бы сказать, что каждый такой вдох, теперь уже лишен радости жизни.
Знаю, можно заявить о сомнительной таковой же радости, учитывая пребывание всех зверей в условии неволи. Тут нет с моей стороны какой то подкрепленной доводами позиции, кроме подтверждающей гипотетический комментарий приведенный выше.
– Сам помер ?
– Ночью, скорее всего около трех… Лежит в погребе… Хочешь – посмотри иди !
Я помотал головой.
– Он неплохую жизнь прожил, так ведь ?
– Регулярная кормежка… Тепло… Конечно неплохую…Не переживай ! Это естественный процесс, сам знаешь, – печень… Такое и люди не вывозят ! Хочешь по одной ?... – Петр Геннадьевич указал на сейф, в котором конечно же был спирт.
Я снова небрежно отмахнулся.
– Поеду ! Может уже ближе к лету, там..
Я вышел из кабинета и проходя к воротам зоопарка, невольно косым взглядом пробежался по клетке в которой жил Марс. Конечно же он узнавал меня ! Это был друг!
Я мог бы подобрать более тонкое слово, способное гармонично разместиться между остальными в угоду словесности, для передачи какого то чувства от ведущего записки, к читающему их человеку. Но оставлю сухость уже упомянутого. Марс был всего лишь рысь –  животное семейства кошачьих. А я лишь, любопытства собственного ради, навещал зверушку каждые полгода.
Поеду – пожалуй… Аппетита все равно пока нет !  Если не делать длительных остановок, то к ночи должен добраться.
ноябрь 2025г.