Юлькин аппендицит

Если есть семечки вместе с шелухой, будет аппендицит! Кто это сказал Юльке? Сейчас не вспомнить... А она ела семечки из подсолнуха, мягкие, иногда и с шелухой получалось, наверное. Только это ж было очень давно, даже не год назад. Ага, всё-таки ела! Вот и получай теперь!

Доктор так ужасно нажимал на живот, что везде больно. Если лежать на боку, поджав коленки, тогда нормально. И не нужно Юльке ничего, она полежит и пойдёт домой. Подумаешь, живот. Он у всех болит, потом проходит.

Но доктор помучив Юльку сказал: "Пошли". А маме не сказал, и та осталась в кабинете что-то диктовать медсестре. Уже понятно, что это больница, но непонятно, куда и зачем нужно идти. Живот уже почти успокоился. На втором этаже какая-то сердитая врачиха усадила Юльку на железную кровать в коридоре, потом принесла постельное бельё с печатями и согнала Юльку, чтобы застелить. Наверное, не врачиха, а такая нянечка, как в детском саду, только больничная. Юльке страшно и холодно, она в носочках, ботинки и куртка остались у мамы. Можно ли ложиться на кровать?

В больничном коридоре никого, уже поздно. Стены зелёные, но кажутся серыми. Выше Юлькиного роста зелёное переходит в белое, и тоже никакое не белое, жёлтое в потёках, облезлое. В общем, всё серое. Юлька сидит и думает, потом снимает платье, вешает на спинку кровати. В колготках и маечке забирается под одеяло, дышит под него сильно, чтобы согреться.

Приходит тот же доктор, который мял живот. Или похожий на него. Юлька глядит доктору в грудь халата, а в том месте все доктора одинаковые. Доктор откидывает уже почти согревшееся одеяло и говорит: "Раздевайся". Юлька путаясь стягивает колготки, смотрит на доктора. Тот велит снимать всё. Юлька оглядывается, вокруг никаких голых детей нет. Есть ли в больнице дети вообще, неизвестно. Пока — только коридор, доктор и серый холод. Юлька раздевается и идёт босиком по коридору за доктором.

Потом ей будет сниться такой сон: серые стены, ледяной пол, спина в белом халате впереди... Коридор не кончается. Юлька идёт и знает, что там, куда она идёт, будет что-то нехорошее, но не идти нельзя. Это как будто в лесу потеряться, только не в лесу.

Что сделал доктор, она не поняла. Надо было лежать на боку и очень сильно подтягивать колени к груди, двумя руками. Было больно и стыдно. Может быть, так всем детям в больнице делают. Как вернулась обратно и возвращалась ли, Юлька не запомнила. Потом была очень светлая комната, где её привязали, докторов стало много, самый весёлый всё время шутил, задавал вопросы и не слушал Юлькины ответы. "До двадцати считать умеешь? Считай". Юлька начала считать, внутри себя возмущаясь, что её о таких глупостях просят, будто она маленькая. А весёлый доктор взял резиновую воронку и сильно прижал к Юлькиному лицу. В воронке был сладкий душный воздух, которым нельзя дышать. Убивает, поняла Юлька. Она в кино видела такое, ядовитый газ. Она бы раскидала всех плохих докторов, вырвалась и убежала, потому что они — переодетые фашисты. Но руки и ноги были привязаны, а ещё на неё навалился кто-то тяжёлый. И Юлька не досчитала до двадцати.

Может, это всё приснилось? Юлька лежала на неудобной провисшей кровати, изо рта бежала струйка слюны, повернуться невозможно — больно, и голова кружилась. Вокруг ночь и пустота. Юлька тихо завозилась, охнула и стала плакать. Сперва неслышно, а потом заскулила. Серый коридор стал ещё больше, а сама она ещё меньше. Внутри стала подниматься тошнота, как в дедушкиной "Ниве", Юльку вырвало прямо на край кровати. Она ещё долго плакала, а потом уснула. Разбудила её белая "нянечка", которая ругалась и вытирала Юлькину рвоту с пола. Нянечка хотела поменять простыню на кровати, но Юлька не могла пошевелиться. Тогда нянечка вырвала простыню из-под Юльки и ушла. Матрас был тоже мокрый, вонючий и в катышках.

В конце коридора шумно вздыхало. Не человек, что-то ужасное. Стены играли на гармошке, сужались и расширялись. Конечно, это не обычная больница, а специальное пыточное место. В таком, наверное, Мальчиша Кибальчиша мучили проклятые буржуины. Юлька не могла закрыть глаза, так было страшно, всё тело начало трястись, от тряски даже кровать заскрипела. На этот скрип кто-то тяжёлый пошёл по коридору в её сторону. Шлёп-шлёп-шлёп. Начал опускаться потолок, от страха Юлька опять умерла или заснула.

Был вечер или ночь, или утро. Было что-то, о чём Юлька забыла. Потом на обед принесли ненавистный рассольник и заставляли есть. Юлька плакала, давилась, и к ней вдруг пришла мама. Но мама не спасла от рассольника, она тоже велела есть. Мама принесла апельсины. Юлька ела рассольник со слезами и апельсином. Мама посидела немного и ушла. Потом Юльку заставили ходить, не сгибаясь в животе. До окна было очень далеко и больно. Обратно — ещё дольше и больнее. "А вот так! А вы как думали? Все так расхаживаются!" — сказала какая-то тётя.

Но все так не расхаживались, некоторые дети даже бегали по коридору. Там ещё углубление было с креслами, какие в кинотеатре бывают. Кресла по краям порвались, внутри лежали таблетки. "Это яд. Один мальчик съел и умер!" На ядовитые таблетки Юлька смотрела с опаской и на те кресла не садилась. А когда её перевели в палату к другим детям, она уронила карандаши, это было глупо и стыдно, на глазах у незнакомых девочек поднимать карандаши под чужими кроватями. Поднимать ещё и больно. Поэтому серый и голубой карандаши остались под кроватью самой большой девочки. Небо можно и синим рисовать. А серое получается само по себе, особенно в больнице.

Когда Юлька стала привыкать к больнице, пришёл доктор и сказал: "Завтра готовься домой". Карандаши она сложила сразу, лучше заранее, а то вдруг опять упадут. Завтра пришла мама, долго помогала надеть тёплую одежду, потом они долго шли и шли... Дом был немного не такой, он как будто отвык от Юльки. Она рисовала до вечера и до головной боли, а ночью живот опять заболел...

"У одной бабки врачи забыли внутри ножницы. Такие специальные ножницы для операции, они внутрь бабки провалились. Её потом всю разрезали и нашли ножницы у самого сердца, они уже хотели бабку убить!"
"Это ерунда, вот у моей мамы знакомой соседки было в животе три метра бинтов. Они протухли, ей половину живота потом отрезали. Она ходила с дырой вот отсюда и досюда". "Ты чего, на себе не показывают!"

Конечно, и в Юлькином животе что-то забыли. Её опять раздели в светлой комнате, положили на холодную высокую кровать, пришли разные доктора, и тот весёлый тоже. "Умеешь считать до двадцати?" "Я уже знаю, — сказала ему Юлька, — это ядовитый газ!" Весёлый засмеялся, запахло отвратительно сладким, и Юльку опять задушили маской.

После, наверное, ещё что-то было. Например, день или вечер и палата с уже другими детьми. Может быть, кто-то опять шлёпал по полу и дышал в конце коридора. Ночью Юльке снился большой чёрный бабкин живот, из которого весёлые врачи доставали и доставали бесконечные блестящие ножницы, длинные серпантины бинтов и разноцветные карандаши. Но этого Юлька уже не помнит.

Октябрь-ноябрь 2025