Рецензия на повесть Дворник писателя Хармса
Повесть производит странное ощущение: будто автор решил совместить архивный детектив, фанфик по Хармсу, татарский фольклор, Коран в виде шифровального справочника, метлу как орудие мировоззрения и ещё примерно двадцать сюжетных линий, каждая из которых забывает, куда она шла через три абзаца.
1. Стиль прыгает, как писатель Ювачев с полки за сонником. То архивный протокол (полностью с шапкой и должностями), то фантасмагория уровня «у него выпал глаз, затем другой», то внезапная метафора: «глаза боятся, а руки делают» — будто Хармс поехал в командировку в сельсовет.
2. Диалоги местами выглядят как неудачная пародия на Оксимирона:
— «Гарик, ты гений!»
— «Фигня какая-то получается.»
— «Гарик, ты гений!» (ещё раз, на всякий случай)
Эти реплики повторяются так часто, что начинаешь подозревать: гений тут только тот, кто научился так заполнять текст объёмом без смысла.
3. Повесть мечется между жанрами, как будто автор решил сыграть в «угадай стиль»:
— архивный роман,
— антидетектив,
— криптографический триллер,
— фольклорно-сюрный фарс,
— и внезапная стендап-комедия про татарского дворника, который по утрам теряет органы, а вечером читает Эрнста Ренана.
4. Хармс здесь не как персонаж, а как повод для фанфика.
Когда дворник Ибрагим ударяет писателя метлой по голове и выбрасывает к мусорным бакам, а потом «убивает по-настоящему»
— это даже не абсурд, это TikTok-абсурд.
5. Научно-исследовательская линия построена так, будто автор посмотрел полсерии «Код да Винчи», а дальше решил «ну и так сойдёт».
Читатель таскается за героями из архива в архив, но в итоге находит только хаотично написанный дневник, который сам же текст и ставит под сомнение.
6. Линия с Кораном выглядит так, будто автор хотел ввести мистический шифр, но ограничился фразой:
«Мы прошли половину страницы — фигня какая-то получается».
Это же, кстати, точный диагноз к целому произведению.
7. Повесть тонет в ненужных подробностях, перечислениях, протоколах, справках, пояснениях и примечаниях, словно читателю всерьёз интересно, что у Ибрагима изъяли 20 писем, 15 фотокарточек и печать артели имени Рабиндраната Тагора.
Реально важная драматургия теряется в бумажной пыли.
8. Дневник Ибрагима на французском — это вообще отдельный «привет из фанфика»: дворник, который чистым французским пишет воспоминания, шифрует их Кораном и ведёт тайные расчёты — и всё это лежит у него в каморке между метлой и самокрутками.
9. И наконец — основная проблема: повесть постоянно обещает сюжет, интригу, разгадку, открытие…
…но ничего не раскрывает.
Текст, как Ибрагим, ищет свои глаза — и не находит.
Итог
Повесть напоминает сюжет, который автор придумал в метро на остановке «Черная речка», записал на салфетке, а потом год расширял примечаниями, архивными справками и метлами.
Амбиции огромные —
исполнение местами забавное,
местами хаотичное,
местами явная попытка сделать «Хармса 21 века»,
но получилось скорее «Хармс на даче в состоянии вдохновения средней силы».
Продолжение
______________________
«ДВОРНИК ПИСАТЕЛЯ ХАРМСА» — роман, который мы заслужили, но не заказывали
Повесть начинается бодро: архив, дела, следственные материалы… ты думаешь: «Ого, сейчас будет интеллектуальный детектив!»
Ага. Как же.
Уже через пять минут ты понимаешь, что детектив тут один — ты, пытающийся расследовать, что происходит в тексте вообще.
1. Сюжет
Сюжета нет.
Он как дворник Ибрагим: выходит, махает метлой, исчезает, приходит снова, снова исчезает, теряет глаза, находит глаза, убивает Хармса, не убивает Хармса, ведёт дневник на французском языке уровня дипломата Лиги Наций — и всё это между двумя перекурами.
Герои выглядят так, будто автор проводил кастинг среди персонажей сна больного филолога:
• Хармс, которого бьют метлой;
• татарский дворник, который владеет французским, мистикой, Кораном, ядерной физикой и искусством внезапно вываливать глазное яблоко;
• исследователь, который больше всего боится не смерти, а размножающихся бумажек из архива.
Сюжет прыгает как лягушка на сковородке:
архив; протокол; метла; дневник; глаз; Коран; французский; метла; фантасмагория; инвентаризация трупа; снова метла.
2. Стиль
Стиль рваный, как секундная стрелка сломанного будильника: перескакивает, дрожит, иногда идёт назад.
Ощущение, будто автор нашёл:
• папку «Архив»,
• папку «Хармс цитаты»,
• папку «Сюрреализм верховного качества»,
• и одну старую школьную тетрадь по татарской культуре,
засунул всё в блендер, включил «Турбо» — и вылил на Word-документ.
Некоторые переходы такие, будто человек писал, отвлекаясь каждые тридцать секунд на чайник, соседей, телевизор и кота.
Особенно кота. (Невольно вспоминается один чеховский персонаж!)
3. Психология
Отдельный жанр — попытка сделать Ибрагима «глубоким персонажем».
Автор: он мудрец, философ, страж ночи, поэт, страдалец, мистик, шпион, пророк, ученый.
Текст: он по утрам теряет глаз.
Разрыв между задумкой и исполнением — как между «Гамлетом» и «Домом-2».
4. Философия
Вы думали, что философия — это размышления о бытии?
Нет.
Философия — это когда дворник внезапно выдаёт фразу про «скрытую сущность мироздания», после чего снова идёт подметать и убивать Хармса метлой.
Коран используется как шифратор, дневник — как код, французский — как маскировка, архив — как многотомная шутка.
Это не философия — это конспект студента, который три ночи не спал и пил энергетики литрами.
5. Абсурд
Абсурд здесь не хармсовский.
Хармс умел делать абсурд, который работает как ювелирная миниатюра.
Тут абсурд работает как бигуди на собаке — эффект странный, декоративный, но зачем, кому, почему — не ясно.
Пример:
Ибрагим теряет глаз.
Потом второй глаз.
Ходит, подбирает их, примерно, как человек ищет вставную челюсть после вечеринки.
Не «абсурд».
Это «сюрреализм участкового терапевта».
6. Дневник на французском
Лучшее место, конечно.
Дворник, который пишет идеальным французским стильными оборотами осемнадцатага века — это сильно!
Где он так научился?
В ПТУ имени Вольтера?
В интернате при Сорбонне?
На курсах для дворников-интеллектуалов?
Люди читают это и чувствуют только одно:
мне срочно нужен такой же французский, чтобы вести дневник о борьбе с метлой судьбы.
7. Архивные вставки
Всякий раз, когда действие могло стать интересным, автор добавляет очередной протокол.
Например:
— герой видит видение, теряет сознание, слышит голоса предков…
бах
«Протокол №34. Изъято: 15 писем, 2 метлы, 1 французско-татарский словарь, пачка самокруток...»
Это не художественный приём.
Это месть.
8. Слабое место №1 — отсутствие цели
Книга не знает, что она хочет:
быть шуткой?
быть философией?
быть мистикой?
быть детективом?
быть пародией?
быть уважением к Хармсу?
быть издевательством?
В итоге она — всё сразу, но понемногу, как салат «Оливье», который простоял ночь в холодильнике.
9. Слабое место №2 — читатель всё время чувствует, что он косит под Хармса
Но Хармс — это хирургия абсурда.
А тут — строительная пена абсурда.
Разница — ощутимая.
10. Самое честное
Лучший персонаж — метла.
Она, по крайней мере, делает своё дело стабильно.
В отличие от остальных.
ИТОГОВЫЙ ДИАГНОЗ
«Дворник писателя Хармса» — это произведение, где:
• сюжет гоняется сам за собой,
• философия застряла в метле,
• дворник слишком умен,
• Хармс слишком несчастен,
• архив слишком огромен,
• дневник слишком французский,
• а читатель слишком жив, чтобы не умереть со смеху.
Продолжение следует
___________________________
«ДВОРНИК ПИСАТЕЛЯ ХАРМСА» — роман, в который Хармс попал случайно, а выйти не смог
Вступление, которое никто не просил, но все получат
Когда открываешь эту повесть, в голове звучит музыка:
«Сейчас будет что-то гениальное, абсурдистское, хармсовское, дерзкое…»
Но уже на третьей странице понимаешь:
Нет. Нет. И ещё раз нет.
Это как ожидать цирка дю Солей, а получить пьесу школьного театра, где учитель биологии играет роль льва и всю дорогу чешет себе парик.
ГЛАВА 1. ДВОРНИК КАК МИРОВАЯ МИСТЕРИЯ
Дворник Ибрагим — персонаж настолько загадочный, что сам не понимает, что с ним происходит.
То он мудрец.
То он мистик.
То он знаком с Кораном ближе, чем имам пятничной мечети.
То он — литературный критик.
То он — человек, у которого глаза выпадают, как печенье из мягкой пачки.
Причём глаза — не метафорически.
Они прям падают на пол.
Дворник их поднимает.
И снова пользуется.
Без санитарной обработки.
Без инструкции.
Без гарантии.
В этом месте читатель впервые задумывается:
«Когда я начал смеяться? И сколько это будет продолжаться?»
ГЛАВА 2. АРХИВНАЯ НАВАЛА
Каждый раз, когда сюжет начинает хоть чуть-чуть дышать, автор решает:
«О! Самое время вставить документ!»
И вставляет.
Причём документ такой, что даже Росархив бы сказал:
«Ну это уже беспредел».
Например:
• «Изъято: две метлы, шестнадцать писем, пачка самокруток, неизвестная бумага с пятнами неизвестного происхождения»
• «Протокол №347. Допрос камердинера, который ничего не видел»
• «Пояснение о том, почему пояснения нужны»
Кажется, что в романе страниц 200, но 160 из них — инвентаризация.
ГЛАВА 3. ХАРМС КАК ЖЕРТВА ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Хармс здесь — как человек, который случайно вышел из дома, увидел дворника с метлой и решил: «Ну побьют — так побьют».
Его то убивают.
То не убивают.
То бьют.
То почти не бьют.
То бросают мешок.
То снова бьют.
Сложно сказать, что хотел автор.
Но, кажется, Хармса он уважает примерно так же, как движущаяся дверь уважает человека, который стоит в проходе.
ГЛАВА 4. ДНЕВНИК НА ФРАНЦУЗСКОМ
Теперь внимание.
Дворник.
Пишет. Дневник.
На французском.
Не просто французском.
А таком французском, что Бодлер бы прослезился.
А потом бы спросил:
«А этот мужчина точно умеет пользоваться метлой?»
Объяснений нет.
Читатель просто должен принять это как факт:
дворники бывают разные —
есть тихие,
есть грубоватые,
есть философы,
а есть франкоязычные мистики, у которых глаза периодически вываливаются.
ГЛАВА 5. ГЛАЗНОЙ АПОКАЛИПСИС
Отдельный жанр — глаза Ибрагима.
Они:
• выпадают
• катятся
• теряются
• находятся
• снова выпадают
И каждый раз дворник ведёт себя так, будто речь идёт не о глазах, а о ключах от сарая.
Если глаза — символ прозрения, то у Ибрагима, судя по всему, прозрение наступает и отступает по десять раз в день.
ГЛАВА 6. МИСТИКА, КОТОРАЯ НЕ ЗНАЕТ, КОГО ОНА ПУГАЕТ
Коран используется как шифровальная машина.
Страницы — как кодовые матрицы.
Слова — как ключи к тайне.
Но в итоге единственная тайна, которую раскрывает читатель:
почему автору не дали по рукам на втором черновике.
ГЛАВА 7. АБСУРД, КОТОРЫЙ ТЕБЯ ПЕРЕГОНЯЕТ
Хармсовский абсурд — тонкая филигрань.
Здесь — абсурд уровня:
«Дворник выронил глаз.
Глаз уехал.
Глаз нашёлся рядом с документацией артели имени Рабиндраната Тагора».
Это не абсурд.
Это арбитражный суд по делам о потерянных глазах.
ФИНАЛ
Произведение — это как огромный салат из мистики, метел, дневников, архивов, татарского фольклора, французского языка, Хармса, выпавших органов и глубоких фраз, которые так глубоки, что даже автор забыл, что они значат.
Но знаете что?
Ты смеёшься.
Ты ржёшь.
Ты хохочешь до слёз.
Потому что это произведение — неудачный Хармс, нелепый мистик, слишком философский дворник…
но охренительно забавное в своей нелепости.
А теперь разберем персонажей более подробно
Ибрагим — дворник, мистик, поэт, франкофон, человек-матрешка из жанров
Главный герой.
Главная тайна.
Главный повод задуматься:
что он курил, и можно ли это где-то достать?
Его основные способности:
• Выпускать глаза, как маг-гипнотизёр выпускает голубей.
• Знать французский на уровне «писал бы диссертацию, если бы не метла в руках».
• Обладать духовной мудростью, которая появляется и исчезает вместе с глазными яблоками.
• Убивать Хармса. Или не убивать. Или почти убивать. Или убивать по-дружески, слегка.
Впечатление:
Ибрагим — это человек, у которого жизнь постоянно нажимает кнопку «Randomize», и он такой:
«Ну ладно, живём».
Даниил Хармс — великий писатель, который попал не туда
Хармс в этой повести — как гость на вечеринке, куда его не приглашали.
Его роль:
1. Выйти.
2. Получить по голове.
3. Быть выброшенным к бакам.
4. Встать, отряхнуться.
5. Быть снова избитым метлой.
6. Умереть.
7. Не умереть.
8. Всё равно умереть.
Хармс смотрит на происходящее и говорит:
«Я, конечно, любил абсурд…
но не ТАКОЙ же».
Архив — главный антагонист
Архив в этой повести — живой, страшный, агрессивный.
Он размножается.
Он заполняет собой текст.
Он жрёт сюжет.
Читатель открывает очередную страницу — и снова наталкивается на протокол.
И снова изъято «пять метел, три самокрутки, дневник на французском»…
Чувствуется: автор хотел написать роман о Хармсе,
но архив сказал:
«Нет. Это будет роман обо мне».
Гарик и Альфия — люди, которые случайно попали в текст
Эти двое — как массовка, которая вышла в кадр по ошибке, но режиссёр такой:
«Ладно, пусть будут. Вдруг что-то скажут…»
Чего они добились?
Они сидят, читают архивы, переживают, комментируют —
но всё, что из них выходит:
— «Гарик, ты гений!»
— «Фигня получается».
— «Гарик, ты гений!»
Это диалоги уровня:
«Как дела?» — «Нормально» — «А у тебя?»
Глаза Ибрагима — отдельные персонажи
Честно — это самые харизматичные герои произведения.
Они:
• путешествуют,
• падают с высоты,
• откатываются под шкафы,
• обсуждают мировоззрение,
• иногда просто исчезают из текста,
• но потом внезапно возвращаются, чтобы показать:
настоящий герой — это они, а не Ибрагим.
Если бы им дали побольше реплик, они бы сделали роман смешнее, философичнее и логичнее.
Дневник на французском — интеллектуал в изгнании
Дневник — это самый образованный элемент текста.
Он понимает, что оказался в повести с выпадающими глазами, метлами и архивными справками,
и страдает.
Он пишет французской прозой, достойной салонов XIX века,
но вынужден жить в каморке между двумя метлами и пачкой самокруток.
Символ несбывшихся амбиций.
Мистика — персонаж, который забудет, что он мистика
Иногда в повести случается мистический эпизод.
Он такой:
— Сейчас будет глубоко…
— Сейчас будет многозначительно…
— Сейчас читатель почувствует тайну мирозда…
И тут —
бах!
Инвентаризация.
Мистика разводит руками и уходит.
Коран — шифратор, который не справился с заданием
Он должен был:
• раскрывать тайны,
• вводить в сюжет глубину,
• придавать Ибрагиму мистический вес.
По факту:
Это просто книга, рядом с которой автор говорит:
«Ну… наверное… как-то важно… но как — узнаем позже».
Позже — это никогда.
ФИНАЛЬНЫЙ ПРИГОВОР
Повесть «Дворник писателя Хармса» выглядит так, будто:
автор хотел написать гениальную мистическую метафору,
но метла Ибрагима вырвала у него рукопись
и дописала конец сама.
В итоге мы имеем:
• философию без философов,
• архив без логики,
• мистика без мистики,
• Хармса без Хармса,
• дворника без глаз,
• глаза без дворника,
• дневник без смысла,
• и смех — море смеха.
Потому что это великолепно нелепо,
и критиковать это — одно удовольствие.
УГОЛОВНОЕ ДЕЛО № 1937/Х
О гибели произведения «Дворник писателя Хармса»
1. Постановление о возбуждении дела
На основании внезапно возникшего хохота, непроизвольного выкатывания глаз (вслед за Ибрагимом) и общего непонимания, кто здесь вообще автор, следствие возбуждает дело по факту:
незаконного применения метлы в художественном тексте,
повлекшего за собой смерть логики, потерю смысла и тяжкие телесные повреждения здравому смыслу читателя.
2. Список подозреваемых
№1. Дворник Ибрагим
Статья:
— незаконное владение французским языком;
— выпадение глаз в общественном месте;
— нанесение Хармсу метлой вреда средней тяжести;
— хранение дневника без цели на него смотреть.
Примечание:
при задержании заявил: «Глаза сами вышли». Следствие не исключает магию.
№2. Архив
Статья:
— захват телесной власти над книгой;
— замещение сюжета собой;
— пытка читателя документами, от которых вянут даже пластиковые цветы.
Особые приметы:
размножается при любой попытке перелистнуть страницу.
№3. Автор дневника на французском (скорее всего, не Ибрагим)
Статья:
— нарушение закона жанра;
— литературная диверсия;
— введение в заблуждение, что дворники читают Монтескьё.
№4. Даниил Хармс
Статья:
— участие в произведении без согласия своей посмертной редакции;
— неоднократное уклонение от смерти в тексте, что вызывает путаницу.
Примечание:
Хармс сам написал объяснительную: «Это не я — меня заставили».
№5. Метла
Статья:
— превышение полномочий хозяйственного инвентаря;
— участие в нападении на классика;
— хулиганство в составе группы (с дворником).
Примечание:
орудие преступления, заложник сюжета.
3. Улики
1. Пачка протоколов, найденная на месте преступления сюжетом.
Содержит в себе всё, кроме причины их существования.
2. Глаза Ибрагима — вещественные доказательства.
Катались по полу, зафиксированы понятыми.
3. Французский дневник — главный речевой след.
Экспертиза показала: знаменитый романтизм XIX века пережил шок.
4. Метла с отпечатками смысла — отпечатков нет.
4. Показания свидетелей
Свидетель 1: читатель
— «Я думал, это детектив.
Потом — что это мистика.
Потом — что это шутка.
Потом я понял: всё. Это конец».
Свидетель 2: здравый смысл
— «Я пытался держаться, честно… Но когда выпали глаза, я ушёл».
Свидетель 3: сам текст
— «Меня писали в разное время, разными руками и, возможно, в разных состояниях».
5. Экспертиза
Эксперт пришёл, прочитал, долго молчал, посмотрел в окно и сказал:
«Тут либо гений, либо преступление.
Третьего варианта нет».
Потом добавил:
«Скорее преступление, но смешное».
6. Реконструкция происшествия
1. Ибрагим подметал.
2. Увидел Хармса.
3. Потерял глаз.
4. Нашёл глаз.
5. Ударил Хармса метлой.
6. Записал это по-французски.
7. Хармс умер.
8. Потом не умер.
9. Потом снова умер.
10. Архив это всё переписал и добавил три протокола.
Таким образом: сюжет погиб в результате несчастного случая, вызванного избыточным творческим энтузиазмом.
7. Приговор
Дворнику Ибрагиму — пожизненное владение метлой без права писать по-французски.
Архиву — запрет приближаться к художественным текстам ближе чем на три страницы.
Глазам Ибрагима — вернуть владельцу под расписку.
Дневнику на французском — депортация во французскую литературу, где его поймут.
Хармсу — реабилитация. Умереть можно только один раз.
Метле — амнистия. Она не виновата. Ею просто махали.
ИТОГ:
Произведение не погибло напрасно.
Оно подарило нам больше смеха, чем весь эстрадный жанр за последние 10 лет.
СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ ПО ДЕЛУ «ДВОРНИК ПРОТИВ ЛОГИКИ»
Стенограмма. Полная версия. Нота хохота с первой секунды.
Судья
— Объявляю рассмотрение уголовного дела №1937-Х:
о метле, французском дневнике, исчезающих глазах и загадочной смерти Хармса.
Присутствующие, встаньте.
А то, глядя на текст произведения, ясно: многие из вас вставать уже разучились.
Прокурор
— Обвиняемый — Ибрагим, дворник.
Статьи обвинения:
1. Умышленное нанесение вреда классической литературе.
2. Увеличение абсурда до недопустимых значений.
3. Хранение дневника на французском без лицензии.
4. Неконтролируемое выпадение глаз в общественных местах.
5. Причинение Хармсу художественного страдания.
Адвокат Ибрагима
— Возражаю!
Мой доверитель прост.
Он хотел подметать, а получился философ.
Это трагедия, а не преступление.
Судья
— Подметать и философствовать — разные профессии.
Хотя, судя по тексту, автор думал иначе.
Допрос Ибрагима
Прокурор:
— Обвиняемый, подтвердите: вы били Хармса метлой?
Ибрагим:
— Я не бил!
Я слегка касался!
Как бабушка касается лица ребёнка перед кефиром.
Прокурор:
— В протоколе написано:
«Ударил, а потом ещё раз, а потом ещё, а потом Хармса вынесли».
Ибрагим:
— Это клевета!
Я просто хотел показать ему, где мусор.
Судья:
— Хорошо. Объясните другое:
почему вы писали дневник по-французски?
Ибрагим:
— Потому что по-татарски получалось слишком ясно.
А по-русски — слишком скучно.
Французский — золотая середина.
Судья:
— Логично. Бессмысленно, но логично.
Продолжайте.
Прокурор:
— А теперь главный вопрос:
куда делись ваши глаза?
Ибрагим:
— Выпали.
Лежали.
Я нашёл.
Вставил.
Жизнь.
Судья:
— Потрясающе.
И это — главный герой произведения.
Допрос Архива (вещественного лица)
Прокурор:
— Архив, вы признаёте, что вмешивались в текст в несогласованных местах?
Архив:
(шуршит угрожающе)
— Я не вмешивался.
Я организовывал хаос.
Это называется структура!
Судья:
— Вы устроили такое, что даже уголовные дела выглядят веселее.
Допрос дневника на французском
Прокурор:
— Как вы оказались у дворника?
Дневник:
— J';tais jeune… j'avais des r;ves…
А теперь вот лежу между метлой и самокрутками.
Судья:
— Перевод, пожалуйста.
Прокурор:
— «Я был молод, у меня были мечты… теперь я лежу между метлой и самокрутками».
Судья:
— Суд принимает.
Потерпевший — дневник.
Допрос Хармса
Прокурор:
— Вы узнали своего обидчика?
Хармс:
— Так трудно сказать…
Я столько раз умирал, что лица запомнить не успевал.
Судья:
— Справедливо.
Продолжим.
Допрос глаз Ибрагима
(глаза катятся на стол судьи)
Глаза:
— Мы всё видели.
Мы бежали, падали, плакали, катались…
Но в целом мы невиновны.
Судья:
— Суд соглашается: глаза — свидетели, а не преступники.
Финальная речь прокурора
— Уважаемый суд!
Здесь мы видим произведение, которое нарушило:
• законы логики,
• законы сюжета,
• законы гравитации (глаза падали слишком легко),
• и законы нормального художественного мышления.
Финальная речь адвоката
— Ваше честное Сиятельство Судья!
Разве не смеялся читатель?
Разве не плакал от смеха?
Разве не думал: «Что я только что прочёл?»
Так пусть же смех смягчит наказание.
ПРИГОВОР
Суд постановил:
• Ибрагима — оставить свободным, но выдать ему
пластиковые глаза
и запретить писать дневник без редактора.
• Архив — отправить в ссылку на три страницы в конец книги,
чтобы оттуда он только грозно шуршал, но не влиял на сюжет.
• Метлу — конфисковать как орудие преступления, но хранить бережно.
• Дневник — вернуть Франции.
• Хармса — реабилитировать. Умирать разрешается только один раз.
Свидетельство о публикации №225111702043