Санаторий

Николай приехал в санаторий на месяц. Уехал — через семь лет.
Не потому, что заболел. Он был здоров. Приехал навестить друга. Остался потому, что не смог уехать. Не физически — метафизически.
В первый день он спросил Александра:
— Когда ты вернёшься вниз?
— Вниз? — переспросил тот, как будто слово это было на незнакомом языке. — Какой вниз?
— Домой. В Москву. К жизни.
Александр смотрел на него долго, потом усмехнулся.
— Здесь нет "вниз". Здесь есть только "здесь". Ты поймёшь. Через неделю.
Николай понял это понял через три дня.
Санаторий стоял высоко. Тысяча восемьсот метров над уровнем моря. Это не просто высота — это граница. Выше начинается другое пространство. Другое время. Другая физика существования.
Внизу — город. Работа. Дела. Спешка. Время там измеряется минутами, часами, днями. Оно течёт. Оно давит. Оно требует.
Здесь — ничего этого нет.
Здесь время не течёт. Оно стоит. День ничем не отличается от дня. Неделя — от недели. Месяц сливается с месяцем в одно бесконечное настоящее.
Николай почувствовал это на третий день, когда проснулся утром и не смог вспомнить, какой сегодня день недели.

Режим в санатории был строгий. Завтрак в восемь. Обход врача в девять. Измерение температуры в десять. Обед в час. Лежание на балконе с двух до пяти. Ужин в семь. Лежание с восьми до десяти.
Каждый день одно и то же. Без исключений. Без отклонений.
Сначала Николаю казалось: это невыносимо. Это тюрьма. Это отупение.
Потом он понял: это свобода.
Потому что когда каждый день одинаков, время перестаёт существовать. А когда времени нет — нет и тревоги. Нет спешки. Нет страха опоздать, не успеть, упустить.
Есть только сейчас. Вечное, бесконечное сейчас.

В санатории жили странные люди.
Была женщина, которая приехала сюда двадцать лет назад на два месяца. И осталась. Теперь она уже не помнила, как называется город, из которого приехала. Не помнила, была ли у неё семья. Не помнила себя до санатория.
Был мужчина, который каждый день писал письмо жене. Одно и то же письмо. Двадцать лет подряд. «Скоро вернусь. Ещё немного — и вернусь». Он не знал, что жена умерла десять лет назад. Ему не сказали. Зачем? Здесь это не имело значения.
Была девушка, которая читала одну и ту же книгу. Каждый день с начала. Дочитывала до конца — и снова с первой страницы. Николай спросил её однажды: «Зачем?» Она посмотрела на него удивлённо: «А что ещё делать? Время же идёт».
Но время не шло.
Николай заметил: все они говорили о времени постоянно.
«Сколько времени прошло?» «Когда это было?» «Как быстро летит время!»
Но никто не мог точно сказать, сколько времени прошло. Никто не помнил дат. Никто не считал дни.
Потому что здесь время было не линейным. Оно было круговым. Замкнутым. Оно не шло вперёд — оно вращалось на месте.
И чем дольше здесь живёшь, тем медленнее оно вращается. Пока не останавливается совсем.

На пятый день Николай сказал Александру:
— Мне нужно уехать. Через неделю у меня встреча. Важная встреча.
— Угу, — кивнул тот, не отрываясь от книги.
— Ты слышал? Мне нужно уезжать.
— Конечно. Уезжай.
— Я серьёзно.
Александр отложил книгу. Посмотрел на него.
— И я серьёзно. Уезжай. Никто тебя не держит. Просто... — он замолчал.
— Что?
— Просто ты не уедешь. Не сейчас. Не через неделю. Может, через месяц. Может, через год. А может, никогда.
— Почему?
— Потому что ты уже здесь. А отсюда нельзя уехать, пока не научишься снова жить во времени. А для этого нужно сначала забыть, что такое время. И потом заново вспомнить.
Николай рассмеялся. Но смех получился не совсем похожий на смех.

Он не уехал через неделю. Встречу он отменил по телефону. «Перенесём на следующую неделю», — сказал он.
Не уехал и через следующую неделю. И через месяц. Каждый раз находилась причина. То врач сказал, что нужно дообследоваться. То погода испортилась. То просто не хотелось собираться.
Через три месяца он перестал звонить вниз.
Через полгода перестал думать о том, что нужно уехать.
Через год забыл, зачем вообще приехал.

Было что-то гипнотическое в этой жизни. В этом повторении одних и тех же действий. В этом отсутствии перемен.
Утром — завтрак. Потом — обход. Потом — градусник под мышкой. Потом — лежание на балконе, завёрнутый в плед, глядя на неподвижные горы. Потом — обед. Потом — снова лежание. Потом — ужин. Потом — разговоры в гостиной, всегда одни и те же. Потом — сон.
И снова. И снова. И снова.
Сначала это сводило с ума. Потом успокаивало. Потом становилось единственно возможным способом существования.

Николай понял главное на второй год.
Санаторий — это не место лечения. Это место остановки.
Внизу люди живут. То есть — двигаются во времени. Рождаются, взрослеют, стареют, умирают. У них есть прошлое, настоящее, будущее.
Здесь этого нет. Здесь есть только настоящее. Бесконечное, застывшее настоящее.
Здесь не стареют. Потому что старение — это движение во времени. А здесь времени нет.
Здесь не живут. Здесь пребывают. В вечности одного дня, растянутого на годы.

Александр сказал ему однажды, на третий год:
— Ты понял теперь?
— Что?
— Почему я не могу уехать.
— Почему?
— Потому что там, внизу, я умру. Быстро. Время меня догонит. Все те годы, что я здесь пропустил, обрушатся на меня разом. Я состарюсь за неделю. И умру.
— Это бред.
— Правда? — Александр улыбнулся. — Тогда почему ты всё ещё здесь?
Николай не нашёлся, что ответить.
На пятый год приехала комиссия. Из Москвы. Проверить санаторий.
Члены комиссии ходили по коридорам, заглядывали в комнаты, разговаривали с пациентами. Они были быстрые, суетливые, нервные. Они всё время смотрели на часы. Спрашивали: «Сколько вам ещё здесь? Когда выписываетесь?»
Пациенты смотрели на них как на инопланетян.
Через три дня комиссия уехала. Они написали в отчёте: «Санаторий работает нормально. Пациенты довольны».
Но один из членов комиссии — молодой врач — остался. Сказал, что нужно ещё немного понаблюдать. Через неделю он сказал, что нужно ещё две недели. Через месяц он уже не говорил ни о каких сроках.
Через год он был таким же, как все остальные. Тихий, медленный, погружённый в бесконечное настоящее.

Николай спросил его однажды:
— Почему ты остался?
Тот задумался.
— Не знаю. Просто... там, внизу, я всё время чего-то боялся. Боялся не успеть. Боялся опоздать. Боялся, что жизнь пройдёт мимо меня.
— И?
— А здесь страха нет. Потому что здесь нечего бояться. Здесь ничего не проходит мимо. Потому что ничего не происходит. И в этом — покой.
На седьмой год Николай заболел. По-настоящему. То, от чего лечились здесь все остальные. Лёгкие.
Врач сказал:
— Ещё год. Может, два. Потом — увидим.
Николай кивнул. Спокойно. Без страха.
Потому что год, два, десять — здесь это ничего не значило. Здесь время не существовало. А если времени нет — нет и смерти. Есть только пребывание. Бесконечное, неизменное пребывание.

Иногда, вечерами, он выходил на балкон и смотрел вниз, на огни города. Далёкие, мерцающие, почти нереальные.
Там люди жили. Спешили. Работали. Любили. Страдали. Рождались и умирали.
А он был здесь. Вне времени. Вне жизни. Вне смерти.
И было странное ощущение: он не знал, что лучше.
Внизу — боль, страх, потери. Но и радость, движение, смысл.
Здесь — покой, безопасность, вечность. Но и пустота, застой, полусон.

Александр умер на восьмом году.
Тихо. Во сне. Просто не проснулся.
На похоронах собрались все обитатели санатория. Стояли молча. Без слёз. Потому что смерть здесь не была событием. Она была просто переходом из одного состояния покоя в другое.
Его закопали на кладбище за санаторием. Там уже было много могил. Очень много. Ряды одинаковых крестов, уходящие вдаль.
Николай стоял у свежей могилы и думал: вот и конец. Александр ушёл. А он остался.
И вдруг понял: ничего не изменилось. Завтра будет такой же день. И послезавтра. И через год. Всё то же. Всё одинаковое. Бесконечное.

В ту ночь Николай не спал. Сидел на балконе, смотрел на звёзды.
И впервые за семь лет подумал: нужно уезжать.
Не потому, что хотел. А потому, что понял: если не уедет сейчас — не уедет никогда.
Потому что санаторий — это ловушка. Комфортная, тихая, безопасная ловушка. Здесь нет боли. Но нет и жизни. Здесь нет смерти. Но нет и рождения. Здесь время остановилось. А значит, остановилось всё.

Утром он сказал врачу:
— Я уезжаю.
— Когда? — спросил тот без удивления.
— Сегодня.
— Хорошо.
Николай собрал вещи. Спустился вниз. Сел в машину.
И когда машина тронулась, он обернулся. Санаторий стоял на склоне, белый, тихий, неподвижный. Как всегда.
И Николай вдруг подумал: а был ли он там вообще? Или это был сон? Семилетний сон о месте, где время не существует?
Внизу, в городе, всё было другим. Шум. Суета. Движение.
Люди бежали. Куда-то спешили. Время снова существовало — агрессивное, требовательное, неумолимое.
Николай шёл по улице и чувствовал: он чужой. Он разучился жить во времени. Он разучился спешить.
Семь лет остановки не прошли бесследно. Он больше не мог вписаться в ритм города. Не мог вернуться к прежней жизни.
Потому что санаторий изменил его. Не физически — метафизически. Он стал человеком вне времени. А таким людям нет места в мире, где время правит всем.

Через месяц Николай вернулся в санаторий.
Не навсегда. Просто ещё на месяц. Так он себе сказал.
Но когда он поднялся на балкон, лёг в кресло, завернулся в плед и посмотрел на неподвижные горы, он понял: он дома.
Здесь, где время остановилось. Где нет ни прошлого, ни будущего. Где есть только бесконечное, тихое, пустое настоящее.
И ему стало спокойно.