Печалька в оттенках Серого 11

Старая усадьба князей Торчинских была, сама по себе, местом довольно зловещим. И именно поэтому я боялась переезжать жить в старый дом Торчинских, даже если он был почти полностью отремонтирован и готов для семейной жизни. Иногда мне казалось что в стенах этой усадьбы обитает нечто, не совсем поддающееся объяснению. Когда я бродила по коридорам третьего этажа усадьбы, я заметила, что торцевая спальня третьего этажа всегда была заперта на ключ. Это было странно. Я спросила у Криса, что там, в этой спальне, и он мне сказал:
-Да ничего, пустая комната… Там пол провалился, вот я и закрыл дверь на ключ… не бери себе в голову…
Другим странным обстоятельством, несколько пугавшим меня, были непонятные потусторонние звуки, которые разносились по коридорам усадьбы в ночные часы. Гулким эхом эти звуки разносились по всему дому и казалось мне, что по ночам здесь кто-то кричит и кто-то плачет. И опять, Крис Торчинский не давал мне никакого объяснения относительно этих потусторонних стенаний и воплей, и только шутил, что это, должно быть, привидение прабабки Агаты ходит по комнатам в лунные ночи, бесконечно стеная о том, что камины не чищены и что на подоконниках пыль. Также было странным то, что иногда Крис куда-то исчезал посреди ночи. То есть, мы могли вместе заснуть в его спальне, на втором этаже, но потом посередине ночи я просыпалась в постели совершенно одна, и так и сидела на нашей большой кровати в одиночестве, вплоть до самого утра, не понимая, куда мог деваться Крис и какое срочное дело могло его вытащить из кровати в три часа утра. С утра пораньше, за чаем, Крис говорил мне, что ему не спалось и поэтому он выходил на пробежку. Но истории Криса о ночных пробежках тоже пугали меня, и, если честно, я в них просто не верила. В общем, много было странных обстоятельств, окружавших усадьбу Торчинских и поэтому я медлила со свадьбой и не торопилась переселяться к своему жениху, Крису Торчинскому.
Наши отношения тоже были немного странными. Иногда Крис был сама учтивость, но если ему что-то не нравилось, он мог так хлестнуть меня по попе своей пятерней, что моя задница просто горела от прикосновения его ладони, и я уходила в спальню, запиралась там и плакала, пока сам Торчинский не приходил к закрытой двери и не начинал упрашивать меня не сердиться…
Один раз, когда я разбила какую-то старинную фарфоровую безделушку, Торчинский был так зол на меня, что принес в нашу спальню ремень, наклонил меня над кроватью, и, задрав мне юбку, долго хлопал меня по попе, пока я не начала плакать и просить прощения. В общем, наши отношения оставляли желать лучшего. Иногда мне даже хотелось оставить Торчинского совсем, но он каждый раз возвращал меня обратно, звонил мне по многу раз в день, и даже жаловался на меня моей матушке, которая считала Торчинского вполне хорошей партией для меня, так ей хотелось почему-то, чтоб я вышла за потомка княжеского рода.