Некогда Юпитеру разбираться

Когда мама привела домой третьего и четвёртого мужей: двух огромных перекачанных нубийцев, Луций призвал на помощь всю свою толерантность и промолчал. Он смущённо улыбнулся новым отчимам и заперся в своей комнате. Ночью в дверь начали стучать, потом ломиться, и Луций порадовался, что вместо электронного замка повесил обычный засов.

— Что вам надо? — крикнул он, роясь в ящиках.

— Луций, — он узнал голос одного из двух новых отчимов. — Давай к нам, у нас свадебная оргия в разгаре.

— Я сплю, — соврал он, ныряя под кровать. Там, в пыли у изголовья лежал электрошокер. Луций вдавил голову Горгоны и между рогами изогнулась голубая дуга. Он облегчённо вздохнул. — Мне в школу рано вставать!

За дверью зашептались, потом он услышал голос матери:

— Сынок, открой, не будь букой. Твои новые отцы хотят познакомиться с тобой поближе.

— Мама, я не открою! Дайте мне поспать! — Луций поднёс шокер к двери и нажал кнопку. С той стороны затихли, потом голос с сочным нубийским выговором сказал тихо:

— Ты не сможешь сидеть там вечно. Лучше выходи сейчас, по-хорошему. Не порть праздник.

— Сынок, что ты, как не родной? — поддержала нового мужа мама.

Луций придвинул к двери комод и опустился на пол. Он понимал, что новый отчим прав: когда-нибудь ему придётся выйти.

Едва небо за окном посерело, Луций активировал данайца, давно подсаженного в гения дома. Замок оконной рамы щёлкнул, и стекло отъехало вверх. Карниз техэтажа третьего яруса альтавии Веспасиана проходил чуть ниже его подоконника. Внизу, на глубине двух актов, по нулевому ярусу мчались грузовые мобили. Стараясь не думать об этом, Луций перекинул дверцу платяного шкафа через пропасть и пополз вперёд.

Наручный гений вывел его на форум Агриппы. Последний год на Палатине стало модно встречать рассвет. Под утро римские гуляки стекались со всего города на площадь перед обветшалым Капитолием. Луций нырнул в толпу из голых и полуголых людей. Всюду сновали мальчишки с выкрашенными в розовый цвет волосами и разносили амброзию — наркотик, дарующий сказочные видения и божественную неутолимость. Сектанты, замотанные в рыбацкие сети, зазывали прихожан с свой храм. Один из них вскарабкался на вигила, давно обесточенного, похожего на приземистую тумбу с торчащими во все стороны стволами.

— Братия! — кричал он, — примите истинную веру самой прогрессивной церкви в Империи! Только у нас можно свершить священное таинство брака с домашним или сельскохозяйственным андроидом!

У потрёпанных сандалий проповедника началалась стихийная оргия, жадные руки потянулись к Луцию, и ему пришлось ускорить шаг. Не глядя никому в глаза, сбрасывая похотливые пальцы со своих плеч, Луций пробирался сквозь толпу к краю площади, на узкую виа Септимия Севера, куда вела нить его наручного гения. Он почти добрался до спасительной лестницы: сотня пассусов, и гуляки останутся позади. Воодушевлённый, он оглянулся на колышащуюся и стонущую толпу, а когда повернулся обратно, уткнулся носом в чью-то несвежую тогу, аккурат между двух величественных грудей.

— Ка-акой кра-асивы-ый йу-уноша-а... — протяжно прогудело у него над головой.

Рука, цепкая, как захват автовигила, обхватила его шею. Вторая, дрожа, нащупывала застёжку туники. Луций поднял голову: над ним нависло грубое загорелое лицо. Золотистые локоны, слипшиеся от пота, свисали до плеч. Тиара съехала набок.

Зрачки почтенной матроны расширились так, что цвет глаз было не разобрать. Щёки, испещрённые паутинкой полопавшихся сосудов из-за регулярного злоупотребления амброзией, похотливо тряслись, пудра с них сыпалась на мощные плечи. Луций скосил глаза и похолодел: из-под короткого рукава выглянул краешек татуировки с надписью "fidelis virga paelex" — знак преторианца. Личная гвардия императора. Мужи выдающихся достоинств, сильные, неутомимые и под большой дозой амброзии совершенно неуправляемые.

— Иди ко-о мне-е, кра-асивый, — матрона-преторианец потянул Луция к себе. Бедняга коснулся пальцем кнопки шокера, но тут же отбросил эту мысль. Доставать его из кармана было самоубийственно. Он затравленно озирался. Со всех сторон, предчувствуя забаву, к ним подтягивались гуляки. Луций задрал голову вверх и завопил что есть мочи:

— Аврора!

— Аврора! — подхватил чей-то голос, за ним ещё один. Вначале нестройно, потом поймав ритм, вся толпа на площади скандировала: "Ав-ро-ра!". Больше никто не смотрел на Луция, все взгляды были устремлены в розовеющее небо. И матрона-преторианец, с глазами, полными слёз, трубно ревел имя богини утренней зари. Железная хватка ослабла, и Луций вывернулся из его рук. На карачках, боясь высунуть голову, он добрался через лес ног к спасительной лестнице, кубарем скатился по ней и нырнул за стену отключённых игровых автоматов. Узкая виа Септимия Севера закончилась маленькой площадью, на которой между двумя роскошными лупанариями стояло скромное святилище Юпитера-хранителя — последний действующий храм верховного бога на планете. Луций отдышался, поправил сбившуюся тунику и решительно вошёл внутрь.

Полутёмный зал был намного больше, чем можно было подумать снаружи. Вдаль уходили колонны, покрытые полопавшимся полимером, по стенам тянулись древние экраны, тёмные и обесточенные, потолок слабо светился голубым. По растрескавшейся плитке Луций подошёл к запущенной статуе Юпитера. Кончик носа у бога отвалился, пышные кудри запятнал голубиный помёт. Луций опустился на колени и прошептал:

— Слава тебе, Юпитер...

— Решили приобщиться к вере предков, юноша? — услышал он за спиной старческий голос.

Луций вскочил. У него за спиной стоял босой старик в залатанной тоге и шапочке из древесной коры.

— Вы кто? — спросил Луций, осторожно поглядывая по сторонам.

— Как нетрудно догадаться, верховный фламин Юпитера.

Жрец почесал лоб под шапкой.

— Давно не надевал, — виновато сказал он, — села, что ли? Так чем я могу вам помочь, досточтимый юноша?

— Я хочу обратиться к Юпитеру, — ответил Луций.

— Это прекрасно, и будет стоить всего два сестерция. Вы принесли с собой жертву?

— Н-нет, — запнулся Луций, — а надо было?

Старик укоризненно покачал головой:

— Эх, молодёжь! Кто же к Юпитеру Лучшему, Величайшему, Спасителю идёт с пустыми руками?

— А... А что надо принести? — растерялся Луций.

— Ничего, в нашем храме всё есть. Вы какую жертву хотите принести? Курицу, индейку, козу, быка?

Луций прикинул, сколько денег осталось на его счету.

— Индейка сколько?

— Два асса.

— А курица?

— Полтора.

— Давайте индейку, — решился Луций. — гений-переводы принимаете?

Старик протянул старомодный терминал. Луций коснулся его гением, и счёт опустел, а через секунду тревожный писк возвестил, что дома обнаружили пропажу. Он схватил деда за рукав:

— Только давайте побыстрее, пожалуйста.

— Сейчас-сейчас, — заверил его жрец. — Одну секунду...

Фламин грязным ногтём тыкал в браслет, бормоча:

— Как же это делается? Забыл уже... Сколько лет прошло...

— Ну пожалуйста! — взмолился Луций.

Дед ткнул ещё куда-то, и перед троном Юпитера появилось голографическое изображение индейки.

— Держите, юноша. — Жрец протянул ему кривой нож.

— И что с ним делать?

— Отрежьте ей голову.

— Она же не настоящая...

Дед склонил голову к плечу, и начал объяснять, как неразумному ребёнку:

— Молодой человек, жертвоприношение носит символический характер. Убивать животных запретили ещё при консуле Тунберии. Подойдите к индейке и отрежьте ей голову. Всё максимально реалистично.

— Подождите, вы содрали с меня почти целый сестерций за то, чтобы как бы отрезать голову трёхмерному изображению индейки?

Жрец нахмурился.

— Молодой человек, вы обращаться к Юпитеру будете? Если нет, покиньте помещение, у меня очень много дел!

— Интересно, каких, — ехидно поинтересовался Луций.

— Что, простите? Учтите, юноша, внесённые пожертвования возврату не подлежат, вы не на рынке!

— Хорошо. Что надо сделать?

— Подойдите к птице и отрежьте голову.

Луций провёл ножом по изображению, и голова отделилась, но так и повисла в воздухе.

— Начинайте, — поторопил его старик. — У меня гений слабый, зависает. Юпитер принял вашу жертву.

Луций опустился на колени и по бумажке, спотыкаясь о дореформенную орфографию, воззвал к Юпитеру-Хранителю. Когда он закончил, каменное изваяние заколебалось, подёрнулось дымкой, а потом вместо каменного бога в кресле появился гладко-выбритый мужчина с коротким ёжиком чёрных с проседью волос. Вместо тоги его атлетический торс обтягивал ярко-красный комбинезон.

— Ты кто? — спросил он.

— Он существует... — простонал жрец за спиной Луция и упал в обморок.

Луций в изумлении разглядывал мужчину, а мужчина, в не меньшем удивлении рассматривал обстановку.

— Это мой храм, что ли? А чего такой убогий? — спросил он и обиженно поджал губы.

— В-вы — Юпитер? — выдавил из себя Луций.

— А ты кого-то другого вызывал? — ядовито поинтересовался бог. — Ты меня изрядно удивил, парень. Пару тысяч лет про вашу дыру не вспоминал, и тут на тебе.

— Пару тысяч? — удивился Луций. — Неужели так давно никто к Вам не взывал?

— Видимо нет, — пожал плечами Юпитер. — Постой... — он застыл с поднятым пальцем и вдруг расхохотался. — Точно! У вас император был, Латимерий, дурак-дураком. Он реформу языка затеял, заодно и все религиозные тексты обновил. Вот они работать и перестали. Ты формулу воззвания где взял?

— У нас гунны косорукие, простите, бритские строители, когда атриум ремонтировали, ларь с пенатами разбили вдребезги, а в одном из них бумажка была. Мама выкинула, а я из ведра вытащил, а там вот, — Луций протянул пожелтевший листок.

— Наверное, дореформенная, — кивнул Юпитер. — Ну, раз смог вызвать, рассказывай: чего хотел-то.

— Я... Да я не для себя. Слушайте, а почему вы не похожи на... Ну... Только не обижайтесь, ладно?

— Так лучше? — спросил Юпитер, превращаясь в строгого седого бородача в красной тоге.

— Не, — скривился Луций, — что я, ребёнок, что ли?

Юпитер вернул прежний облик и откинулся в кресле, сложив руки домиком.

— Ну, рассказывай, только покороче, у меня много дел.

— Вот вы же верховный Бог, да?

— Я тебе больше того скажу: я весь ваш мир создал и людьми заселил.

— А как тогда Вы терпите все эти, мерзости, которые на планете творятся?

— Слушай, — Юпитер подался вперёд. — Честно тебе скажу: мы давно отсюда свалили. Людишки так себе получились. Да чего там: дерьмо народец. Мы по-быстрому новый мир накидали и живём там. А этот... Я уничтожить хотел, а Юнона разнылась: "Не надо, не пачкайся, потом этими руками еду брать будешь". Я плюнул, сказал: "Любите друг друга, как хотите" и больше тут не появлялся. А когда вызовы перестали проходить, то у меня ваша клоака совсем из головы вылетела. Так что вы там уже наворотили?

— Мы? — Луций скомкал тунику в районе сердца. — Я лично в этом разврате не участвую!

— Ты, юноша, прежде чем ко мне в храм идти, поинтересовался бы личностью небожителя, — недобро усмехнулся Юпитер. — Ваши много глупостей про меня написали, но большинство — правда. Я, в отличие от тебя, не ханжа.

— Да? — возмутился Луций, — а Вы с андроидами в отношения вступали?

— Нет, конечно, тогда и андроидов-то не было! Симпатичные? — заинтересовался Юпитер.

— Не особо, — загрустил Луций, вспомнив домашнего андроида, похожего на огромную грушу с кучей насадок. — Ну хорошо, а с животными?

— Ну как тебе сказать... Не то, чтобы прям... Скорее сам изображал то лебедя, то быка. Но это так, со скуки, не подумай чего. Кроме этих извращений есть ещё что?

— Наркотики амброзией назвали, будто они наркотиками от этого перестали быть.

— Это плохо. Я на использование названия права не давал. Ещё что-то?

Целый час Луций жаловался Юпитеру на творящуюся несправедливость: коррупцию, вымогательство, принуждение, насилие, разврат. Юпитер слушал внимательно, потом рассеянно, потом, поглядывая на часы. Потом он остановил Луция:

— Звучит отвратительно. Сам посмотрю. Стой тут никуда не уходи.

Изображение померкло, и снова возникло каменное изваяние Юпитера с отбитым носом. Через пару минут заворочался сзади жрец. Сел, потирая ушибленный затылок.

— Привидится ж такое, — пробормотал он, и тут же снова трон потемнел, поплыл, и появился Юпитер. Был он хмур и расстроен.

— Надо было тебе эту бумажку найти! — сказал он с досадой. — Две тысячи лет жил, горя не знал, а сейчас — как в латрине искупался. Б-р-р! — Передёрнул он плечами. — Ну ладно. Так чего ты от меня хочешь?

— Вразуми их, наставь на путь истинный!

— Ты конфессии не перепутал? Кого я когда вразумлял? — Юпитер посмотрел на Луция с интересом. — А вот ты... Скажи мне, юноша, сколько тебе годиков?

— Двадцать пять.

— Ого! Двадцать пять, а ты до сих пор ходишь в школу?

— Я болел... — смутился Луций.

— Ага, — кивнул Юпитер, листая блокнот, — вижу. Дислексия, синдром ленивого желудка, подозрение на прогрессирующую алопецию, плоскостопие, подростковый кризис идентичности... Три раза, последний в прошлом году. Девушка есть?

Луций гордо вздёрнул подбородок:

— Нет в этом мире-лупанарии достойных дев!

— Ну, дело вкуса, — сказал Юпитер. — Мне больше недостойные нравились, с ними веселее. А есть у тебя хобби какое-нибудь?

— Не понял...

— А что тут непонятного? Чем занимаешься в свободное время?

— Ну, — смутился Луций, — я на гение картинки люблю смотреть и представления разные. Но высокоморальные, — спохватился он, — и с глубоким смыслом.

— Ясненько... Ну вот что. Зря меня тогда Юнона остановила. Сделаю сейчас то, что хотел ещё две тысячи лет назад. Уничтожу этот кусок дерьма, чтоб не вонял на всю вселенную.

Сзади опять стукнулся затылок о каменную плитку.

— Стойте! — закричал Луций. — Нельзя же так! На земле множество детей! Они же ни в чём не виноваты!

— Не кричи, — поморщился Юпитер, — Я хорошо тебя слышу. Ну поставь себя на моё место. На планете восемнадцать миллиардов. Я вас перебирать буду до скончания веков. А у меня ещё нормальный мир есть, хороший, любо-дорого посмотреть. Ну, допустим, я убью всех взрослых до... Когда у вас там возраст сексуального согласия? — Он глянул в блокнот и ошалело уставился на Луция. — Вы вообще охренели? Хорошо, кто будет кормить тех, кто остался? Желаешь невинным младенцам мучительной смерти от голода?

— Н-нет... — Луций нервно сглотнул. Он искал слова, которыми можно убедить бога, но не находил.

— Что ты так перепугался? — с презрительной улыбкой спросил Юпитер. — Ты — большой молодец: нашел истинную формулу обращения ко мне, искренне переживаешь за своих сородичей, а что сам человек-дерьмо, так я с пониманием... Нельзя всю жизнь прожить в выгребной яме и не завоняться. Спасибо, что напомнил о своём мире.

Он закатил глаза и пробормотал: "Хорошо хоть друг другом увлеклись и про космос забыли".

В храме потемнело. Чёрные пятна появились по углам, поползли, увеличиваясь в размерах. В прорехах загорались звёзды.

— Не бойся, — сказал Юпитер, — ты не умрёшь.

Космос, как кислота, разъедал стены и пол. Пятно пустоты доползло до старика, и через мгновение жрец улетел, кувыркаясь в прореху. Луций посмотрел под ноги: в черноте безвоздушного пространства разлетались в стороны застывшие тела людей. Проплыл, медленно кувыркаясь, преторианец, переодетый в матрону, розововолосый мальчик в облаке разноцветных таблеток. Где-то вдали, кажется, пролетела мама в обнимку с двумя нубийцами. Под его ногами растворился последний квадрат пола, он успел увидеть истончающийся купол, похожий на панцирь черепахи, за ним мелькнул чей-то серый хвост. Луций висел в космосе, живой и невредимый, не дыша, не чувствуя холода. Перед ним сидел в своём кресле Юпитер, заметно повеселевший.

— Ну, что? — сказал бог. — Пора прощаться! Спасибо, что позвонил. Страшно представить, что было бы, выйди этот гадюшник в космос. В общем, благодарность тебе от всей Вселенной. До сих пор удивляюсь, как я о вашем мире мог забыть? Защитная реакция психики, наверное.

— Подождите! — закричал Луций. — А я?

— А что ты? Я тебе жизнь сохранил, как обещал.

— А где мне теперь жить?

— Здесь, — Юпитер неопределённо махнул рукой.

— Божечки! — взмолился Луций. — Заберите меня в свой мир, пожалуйста!

Юпитер приблизился к нему и сказал:

— Вот честно, откровенность за откровенность: ты, такой молодой, а уже моралист. Что же дальше будет? Не хо-чу. Скучный ты!

Сказал и исчез.