Париж без гида 2017. Музей Пикассо

                «Дайте мне музей, и я его заполню!». Царский подарок.
                О! шанз элизе. Вандомская площадь.

   На сегодня у нас намечена вторая попытка посетить музей Пикассо. Спускаемся в метро, и Игорь заставляет меня проверить билеты. Из десяти четыре оказываются использованными. Супруг негодует:
- Нет, ну как же так можно обманывать людей, мы ведь покупали их не с рук, а в официальной (смею думать, государственной) кассе!
- Не переживай, хорошо ещё, что не все десять. А впрочем, можно пожаловаться Макрону или кто там у них мэр Парижа.
- Вот, у тебя всё шуточки, а это наши «кровные» денежки, - ворчит Игорь.
   Быстро, уже знакомым маршрутом, добираемся в округ Маре. Ура, высокие двери музея распахнуты, и людской ручеёк втекает внутрь. Билет на полную экспозицию стоит 12,5 евро с человека. Меня, конечно, немного разочаровало то, что выставка посвящена локальному периоду творчества Пикассо, и называется «Эротический 1932 год». На мой взгляд с эротикой у Пабло всегда был полный порядок, и ограничивать экспозицию одним годом… Жаль, конечно, хотелось увидеть побольше работ художника.
   Теперь ещё раз: почему именно этот музей, а не Лувр или там Д'Орсе?
Пробежать за полдня Лувр или наш Эрмитаж невозможно. А если кто-то и скажет: «как побывать в Париже и не увидеть Джоконду, ведь когда её привозили в Москву, попасть в музей было невозможно». Но тут моё мнение совпадает с мнением Льва Николаевича Толстого (да простите меня за сравнение). Он впервые приехал в Париж в 1857 году (нет, ну только представьте, это было ровно 160 лет назад), и его, как ни странно, эта дама с «демонической» улыбкой совсем и не потрясла. И пусть какое-то время Джоконда «созерцала» самого Наполеона в неглиже (картина висела в его спальне, в Фонтебло), ну и что?! Для меня это не повод «заскакивать» в Лувр, «кладовую» импрессионизма  - музей Д Орсе тоже за один день не обежишь. Короче – в Париже столько всяких интересных музеев, что оставшейся жизни не хватит, чтобы посетить их.
   Но вернусь к Пикассо, а значит и к своей юности. В шестидесятые годы двадцатого века у нас в Советском Союзе было много напечатано репродукций с картин Пикассо и не только «Герника» - дань трагедии на Родине Пабло или «Голубка» (символ первого Фестиваля молодёжи и студентов в Москве в 1957 году). В общем, в те теперь далёкие годы, картины поразили меня своей нетрадиционностью. Я далеко не поклонница кубизма, модернизма и прочих «измов» и вряд ли буду пересматривать эти полотна. И даже, несмотря на то, что мне нравятся некоторые картины наших Кандинского и Филонова, остаюсь поклонницей традиционных Шишкина и Айвазовского.
   Про Пикассо. Признаюсь, он мне интересен не только как художник, но ещё и как мужчина. В своё время, перед поездкой в Барселону в 2016 году, случайно наткнулась на довольно подробную биографию Пабло. И меня очень удивило, что этот испанский крутолобый, круглоглазый коротышка ростом 1 метр 58 сантиметров, был, как бы это сказать на современный лад… ну да, ну да: мачо! Человек-инферно для нашего женского пола. Все жёны и любовницы, так или иначе, гибли в пламени его страстной любви (удавились, застрелились, в сумасшедший дом удалились). Вот так.
   На входе в Музей висит во всю высоту здания плакат-растяжка (баннер) со знаменитой голубкой (а может быть это и голубь) Пикассо. И ещё раз с сожалением вспоминаю Барселону, там как раз представлены полотна «голубого» периода (нет, с ориентацией у Пабло было всё «о кей»). Но здесь этот период не представлен – жаль. Будем довольствоваться тем, что есть. …На входе крутобёдрая афро-француженка тщательно «оглаживает» нас металлодетектором. Дама в «пику» моделям Пикассо имеет абсолютно рубенсовские формы. Рюкзачки любых размеров направо - в камеру хранения, сумки и сумочки проходят прямо. По ступенькам вдоль ажурной кованой решётки (здание старинной постройки, но очень хорошо отреставрированное) поднимаемся на второй этаж, откуда и начинается экспозиция, всего она занимает четыре комнаты. Не буду описывать каждую из них, только напишу о своих ощущениях от того или иного экспоната.
   Понравилось: «Босоногая девочка», написанная в традиционной манере (Пабло было тогда всего четырнадцать лет). «Кот, раздирающий птицу», ну прямо таки иллюстрация (анималистическая) к какой-то сказке. Сюрреалистические: «Портрет женщины в красном кресле», «Портрет Доры Маар» - очень красивая! На самом первом полотне жена Пикассо Ольга Хохлова, именно в этот 1932 год. Не поверите, супруг-художник изобразил её… в виде фурии-спрута, с разбросанными в разные стороны руками-ногами и зубасто оскаленным ртом (пастью). Да-а-а, - так, наверное, «видят» нас мужчины, когда кончается их любовь! На смену русской балерине пришла Мария-Терезия Вольтер. Именно её изобразил Пикассо в картине «Сон» в своей любимой манере, когда переплетаются анфас и профиль. Мягкая гамма цветов – сиренево-жёлтая с бледно-зелёными мазками. Женщина с округлыми формами: с оголённым соском и волосами цвета спелой ржи, верхнюю часть лица венчает… венчает, что бы вы думали? Да-да, это ни много, ни мало, мужской пенис. Вот вам, пожалуйста, и вершина эротического периода Пикассо. Сам Пабло, конечно, отшучивался, дескать, это юмористический портрет. Второй супруге Пикассо (Жаклин Рок), повезло больше, в этот период он изобразил её весьма симпатично, - точёный профиль, выразительный глаз со слезой - «Жаклин со скрещёнными руками». Да только судьба обеих жён одинаково печальна - доконала их роковая любовь Паблито. А что Пикассо? Мастер продолжал творить, а значит и влюбляться.
   Публика не только лицезрит полотна, с разных ракурсов, но и наклоняется рассматривать надписи под картинами, пытаясь понять: что изобразил (натворил) автор на том или ином полотне.
- Слушай, чего же нужно было «накуриться», чтобы изображать своих баб в таком виде?! - это сбоку от меня молодой мужчина вопрошает свою спутницу.
А мне приходит на ум когда-то популярная у нас песенка: «…Остался у меня на память от тебя, портрет твой, портрет работы Пабло Пикассо». Если честно, не хотелось бы мне, иметь портрет от Пабло этого периода. Фотографирую Игоря на фоне подарка, сделанного Пабло ещё одним знаменитым художником - это Моне «Пейзаж с зелёными горами». Туристических групп, какие часто встречаются в музеях, сегодня нет, в основном это семейные пары всех возрастов. Фотографировать запрещено, в каждой комнате охрана, зорко следит и пресекает все попытки. Я пару раз щёлкнула, и у меня сработала вспышка, в результате получила предупреждение. И всё-таки, несколько снимков на фоне шедевров удалось сделать.
   Мы переходим в следующий зал. Одна стена задрапирована фрагментом газетного листа с рецензиями на творчество Пикассо. Здесь же фрагменты из фото-архива бурной жизни плодовитого испанца: Пикассо с первой женой, Пабло и его сын, со второй женой. Ещё со знаменитыми и не знаменитыми друзьями, и всё в таком духе… пока ещё далеко и до «Герники» и до «Голубя мира». И ничегошеньки мы тогда не знали в Советском Союзе об авторе «Девочки на шаре» и «Едоков картофеля», - да только может, оно и к лучшему… По крутым ступенькам спускаемся на следующий этаж. Здесь, размещены подлинные скульптуры автора, а также коллекция керамики.
Мне приглянулась коза, почти в натуральную величину с симпатичной козьей мордочкой. Сразу, напротив, под стеклянным колпаком то ли душевой шланг с круглой лейкой наверху, то ли подсолнух с рассыпанными семенами внизу, – нет, всё-таки подсолнух.
   Мы провели в музее больше двух часов, к некоторым экспонатам возвращались дважды и совсем не для того, чтобы любоваться, как на картинах Шишкина, чудесным лесом и полем спелой ржи, а у Айвазовского - завораживающей морской волной. Нет, просто хотелось понять, что же подразумевал автор. Но без подписи под картиной сделать это, ой, как трудно! Понравилось? Ну не знаю… мне всё же ближе его реалистичный голубой (испанский) период, даже, несмотря на бедность палитры. Сегодняшняя экспозиция пестро навороченного авангарда (да простят меня знатоки-эстеты) просто не тронула меня - не моё это. А ещё, глядя на многочисленные фото самодовольного Пикассо, мне пришла в голову такая мысль: «Дорогие женщины и девушки, берегитесь гениев! Пусть они посвящают свою жизнь творчеству, оно им заменит любую, даже самую страстную, любовь…
   Кстати, в отличие от своих жен и любовниц, Пабло прожил долгую плодотворную жизнь - девяносто два года. И он вполне оправдал свою знаменитую фразу: «Дайте мне музей, и я его заполню». Полотна кисти Пикассо висят не только в музеях Барселоны, Мадрида, Парижа (это именитые музеи), но и во многих музеях мира.
   В сувенирной лавочке на память об этом посещении мы купили открытку в тех самых сиренево-жёлтых тонах с зелёными мазками – «Сон», за два евро.
Игорь шутит: - Хохма для наших девчонок, интересно угадают они, что за шляпка на голове у дамы… (не буду повторять, что имеется в виду).
   Выходим в просторный двор и делаем фото на фоне баннера с голубкой. Внутрь продолжают идти люди, правда, это совсем жиденький ручеёк, а с неба сыплет мелкий осенний дождик. Мы идём вдоль ограды музея, плотно увитой сиреневыми вьюнками, цветы ещё не увяли и раскрыли свои чаши навстречу дождю. В неглубокой нише в стене музея, сразу за колонной, аккуратно стопочкой сложены спальные принадлежности: матрас, подушка, одеяло. Это теперь обязательный атрибут любого квартала в Париже:
- Пикассо на них нет, - шучу я, - он бы точно написал картину «Ночлег едоков картофеля в подворотне».
   По улице Риволи идём в сторону Ратушной площади. Первые этажи всех зданий заняты кафешками, ресторанами, обувными мастерскими-магазинами, таких мастерских, где обувь шьют на заказ. А вот чего нет в Париже так это избытка аптек, в отличие от наших улиц, где они через каждые пятьдесят метров – во какая здоровая нация!
- Погляди, какие красивые мужские штиблеты, давай зайдём, просто поглазеем, - предлагаю супругу. В мастерской-магазине пусто - никого: ни продавцов, ни покупателей. Колокольчик тоскливо брякнул на входе, оповещая: пришли покупатели. На подсвеченном «пьедестале» две пары шикарных мужских туфель. Игорь быстро подсчитывает цену в наших рублях, получается больше десяти тысяч за пару и говорит:
– Пойдём отсюда, пока не вышел продавец, знаешь это, как ты сказала о Пикассо: - ну, не моё это!
   Ратушная площадь - это настоящая площадь в нашем российском понимании. Это вам не мелкие «пятаки» вроде «Пигаль» или «Клиши». Мы присели на скамейку, чтобы полюбоваться архитектурой здания Ратуши. По площади бродят туристы и голуби. И те и другие без сопровождения гида. Чувствуется, как же всему миру знаком Париж - экскурсовод не нужен.
Да, кстати, в интернете много предложений от русскоговорящих гидов, стоимость такой услуги от пятидесяти евро с человека за пару часов. Неподалёку от ратуши шесть разноцветных олимпийских конец (экспозиция сменно-переменная). И ратуша и площадь действующие: в здании проходят заседания городских властей, а на площади зимой заливают каток, летом проводят выставочные баскетбольные и волейбольные матчи. Ну, этим нас не удивишь, у нас теперь летом площадь засыпают песком и проводят кубковые матчи по пляжному футболу. Всё действо проходит на глазах у нашего саратовского правительства: «Дескать, пусть народ тешится…»
Во сколько эта забава обходится казне? Так кто же вам правду скажет! Ведь это песок, в него всё и ушло...
  Только и у французов в былые времена всё было не так благостно. Ни много ни мало, сто шестьдесят лет назад, здесь стояло «гениальное изобретение», на которое даже Лев Николаевич Толстой поспешил взглянуть в первый свой приезд в Европу. Он был шокирован, увидев скатившуюся с помоста голову казнённого. Странно, конечно, а что он думал увидеть на лобном месте? Варварство! А кавказская война - выжженные аулы, солдатушки с выколотыми глазами – это как? А горы трупов при обороне Севастополя, - нет, не понимаю я реакцию великого Льва (на гильотину). И то, что после этой поездки раздружились на всю жизнь Толстой и Тургенев, ибо последний пропагандировал западные идеалы, а Лев Николаевич… (ну, о его взглядах знают всё и все). Предположу что это просто ортодоксальность молодости.
   Пришли другие времена, другие люди – революционеры, эти первым делом сожгли здание деревянной Ратуши! Сломали гильотину?.. Как бы не так! Просто переместили её на нынешнюю площадь Бастилии (только мы туда не пойдём). И вот скажите, ну зачем нам нужен гид? Ладно, подходим поближе к самой ратуше. На месте сожжённого строения давно стоит белокаменное здание с фигурами знаменитых французов на фасаде: Вольтер, Лавуазье…, всего более сотни барельефов и среди них единственная женщина-революционерка, которая пала жертвой этой самой революции (фамилию не помню, но точно не Жанна Д'Арк, – шутка!).
   К ратуше можно подойти довольно близко, а попробуйте это сделать у нас в Саратове, - высокая металлическая ограда (и чего или кого, «заседающие» там, боятся), от кого огораживаются?!
   Игорь опять усердно фотографирует каждую скульптуру, а мне уже хочется вернуться на площадь Пляс Бланш, в свой «Голд-отель». И, дабы упредить желание супруга тащиться на площадь Бастилии, предлагаю:
- Давай, к обеду купим бутылку вина, только ни белого и ни красного.
Игорь удивлённо смотрит на меня:
- Так, и чего ты ещё задумала, знаешь, не люблю я менять предпочтения.
   В супермаркете мы всё же не стали экспериментировать и взяли бутылку «COMMANDEUR» за два евро, оно произведено на юге Франции. Наш скромный обед традиционен: картофельный суп-пюре с курицей, салат из овощей. Вино очень приличное, густого рубинового цвета (чудесный букет), сыр «EMMENTAL» и хлеб французской выпечки («кирпичиков» ржаного здесь не ищите, их нет). Чай, кофе с шоколадным печеньем. Выходит, что-то порядка семь евро на человека - нормально.
   Узкий столик, где мы трапезничаем в закутке, прямо под окном. Окно мы распахиваем, как только возвращаемся в номер, и даже спим - с открытым. Нас пугали, что будет шумно, как-никак – «Мулен руж» рядом, но нам повезло - всё вполне пристойно. После обеда мы укладываемся на свою широкую кровать: Игорь продолжает изучать путеводитель, а я читаю книгу, что специально купила в дорогу. Это «Предчувствие конца» Джулиана Барнса (он, кстати, лауреат Букера). Дочитала до претенциозно-заковыристой трактовки исторической науки: «история - это не только ложь победителей, но это ещё и самообман побеждённых». А потом ещё вдогонку изречение Ла Гранжа: «История - это уверенность, которая рождается на этапе, когда несовершенства памяти накладываются на нехватку документальных свидетельств». Короче, как я это понимаю, вся история - это придумки и домыслы и… (есть варианты и дополнения). Круто, как говорит наша трёхлетняя внучка Соня. Я засыпаю, и снится мне, как одетый в тогу Ла Гранж с фасада Ратуши грозит пальцем нашему Льву Николаевичу: Не замай (не трогай, не задевай) наши западные устои. Помни о «плодах» французской революции!
   После двухчасового отдыха, мы готовы к новому путешествию по Парижу. Всё же хорошо, что мы взяли с собой кипятильник! Да, - это не каталонские апартаменты с полным кухонным набором. Это Париж, детка, как бы выразилась сегодняшняя молодёжь.
   Кофе с молоком и шоколадным печеньем, полдник. Игорь предлагает:
- Взгляни на маршрут, что я проложил на вечер. Согласна?
- Господи, да я же полностью доверяю тебе, куда скажешь, туда и пойдём, главная цель – мост имени нашего царя-батюшки Александра III.
   На Бульваре Клиши уже зажглись фонари, парижане с работы и учёбы на велосипедах возвращаются домой. Здесь, в нашем районе, как-то тепло и уютно, крепкий ароматный запах кофе – все столики на улице уже заняты. А мы спускаемся под землю, в очень не симпатичное (на наш взгляд) парижское метро. По ветке под номером 13 отправляемся к «Бурбонам» до станции Инвалидов. И вот мы у самого красивого по утверждению самих французов моста - из всех мостов он лучший! Правда, наши учебники по истории «скромно» умалчивают об этом дорогуще-помпезном подарке французам от последнего нашего царя Николая II.
   Случилось это в 1900 году ровно за 5 лет до первой революции, когда крестьяне взялись за вилы, но сейчас не об этом. Не буду описывать все чудесные скульптурные композиции моста. Впечатляет! Воистину, царский подарочек! Сколько же российских крестьян пролили пот, чтобы Николашка (так в народе называли царя) таким широким жестом увековечил память своего батюшки. И ведь французы приняли его, «забыв» о поражении своего геройского Императора (ну да, ну да, – политическая целесообразность). При царе миротворце Александре III был заключён договор между Россией и Францией. В моей примитивной трактовке: если кто в Европе нападёт на галлов, мы (россияне) – тут, как тут. А насчёт «миротворца» я так вам скажу: помилуй, царь, покушавшихся на его жизнь (да хотя бы Александра - брата будущего «гения Октябрьской революции» Ленина), глядишь и не покусился бы Ильич на западные устои… то есть, не было бы «брат – за брата»!
Да что сейчас об этом говорить, если бы да кабы…
   Неожиданно тёмное небо прорезает тонкий луч прожектора, я едва успеваю сфотографировать его. Игорь в это время пытается разглядеть на выпуклом щите, окруженном гигантскими сказочными рыбами, надпись: «Александр III». А потом мы зачарованно смотрим, как луч прожектора, с нарядно расцвеченной Эйфелевой башни вращаясь, устраивает шоу в небе над Парижем. Внизу под нами Сена, один за другим, оставляя большую волну за кормой, плывут и плывут баржи-теплоходы.
На открытых палубах много туристов, внутри под стеклянной крышей тоже все кресла заняты, сами баржи-теплоходы похожи на ёлочные игрушки, так ярко они светятся огнями. Праздник в небе, праздник на воде! Спасибо, дорогие парижане! Это здорово!
   Совсем не к месту в голове моей возникают мысли: вот сегодня обыкновенный будничный день, а на улицах праздник, но праздники тем и хороши, что гораздо реже будней. А так, не успел парижанин задуматься, пусть даже не о вечном или там… о смысле жизни, вышел на улицу и, пожалуйста, все мысли прочь – праздник! Даже для нас, для туристов, иногда его многовато - праздника. Если рассуждать так дальше, то в глобальном смысле с приходом в нашу жизнь телевидения выросло уже не одно поколение, которое не даёт себе труда ни думать, ни сострадать никому и ничему. «Жвачка» из телевизора и созерцание «вечного праздника» – вот и вся сегодняшняя пища для ума, грустно. Это я так – «заметки на полях». А в данный момент, на время забыв об истории помпезно-украшенного сооружения (архитекторы и скульпторы здесь не причём – заказ), пытаюсь угадать, какая из нимф олицетворяет нашу Неву-реку. Ага! Вот она, красавица с позолоченным двуглавым орлом, в ночи её трудно угадать, говорят с воды и набережной она видна отчётливее. Фотографирую супруга на фоне символического щита Александра III, а потом ещё и с русалкой, которую Игорь ухватил за хвост. Он доволен, поймал «царевну морскую». А что, - это же вам не щука!
- Эй, эй, - кричу я ему, - вы увлеклись, Игорь Иванович, разве не видите, что эта хитрюга занесла трезубец над вашей головой.
- Где, где? Так - с вами всё ясно! Все вы, женщины (читай «бабы») одинаковы, хоть с хвостами, хоть без оных, Никогда не знаешь чего от вас ждать, хорошо ещё что «она» - памятник!
- Ой, ладно тебе, вы (мужики) и в жизни так: угодите в сети красавиц, а опомнившись, ох и ах! Только кто вам виноват…
   В это время мимо нас проходит молодой симпатичный французик с рюкзачком за спиной.
 – Ой, месье, пардон, плиз, пожалуйста, фото, - он понимающе улыбается, и мы встаём по краям щита с надписью Александр III (короче, снимок из разряда: «здесь был Вася»). А потом дружно:
- Мерси, ура! Россия, виват!
Парень озадаченно посмотрел на нас, приветливо махнул рукой. Что он там подумал, не знаю, но возможно: – Вау! Очередные «очумелые» туристы.
   Толкаю Игоря в бок: – Слушай, как-то неудобно, двусмысленно получилось - ну там пришли русские туристы и на мосту имени своего царя, кричат «виват». Эйфория?!
- Не бери в голову, знаешь, сколько за день здесь бывает всяких туристов.
– Ага, и именно таких, - пенсионеров, «больных на голову»? - заключаю я.
- Скажешь тоже, просто открытость - наша национальная черта. Пойдём дальше, нам нужно перейти на другой берег.
   Потеряв подсветку фонарей, ночь становится темнее, гуще. Нам наперерез выбегает парень, а за ним стайка, человек десять – женщин. Сторонимся, они встают вкруг на зелёной лужайке и ну делать всякие растяжки, встав на колени. Парень снимает их на видео, я пристраиваюсь рядом и делаю пару снимков. Игорь в это время тщательно и даже с пристрастием осматривает фигуру Черчилля на постаменте:
- Нет, это явно не гранит – вряд ли французы расщедрились бы на дорогой памятник англичанину… - глубокомысленно выносит он свой вердикт.
Иногда меня задевает безапелляционный тон супруга…
- А вдруг?! Может это подарок от Туманного Альбиона Парижу.
- Выдумщица, это тебе не Россия! Насмотрелась на наш царский подарок.
Мы с супругом не блистаем исторической памятью о Франции, просто хорошо подготовились, изучив маршруты и места посещения. Вот и сейчас Игорь поднялся по ступеням к массивной деревянной двери «Petit Royal», потрогал – и остался доволен её прочностью:
- Столько лет прошло, а им хоть бы что! Надёжные… и ручка и замок.
- Не искушай службу безопасности, перестань дёргать ручку, а то еще подумают бог весть что. Куда пойдём дальше?
- Вперёд, за мной! - супруг подводит меня к скульптуре очередного «вояки».
- Узнаёшь? Это Клемансо, смотри, он в солдатской шинели и обмотках, как простой солдат. А знаешь, кто подписал мирный договор 1918 года? - Игорь вопрошающе смотрит на меня.
- Ой, любишь ты экзаменовать – догадываюсь. Но в воспоминаниях Коковцева (нашего министра финансов того времени) чаще упоминается в этой связи, по-моему, президент Пуанкаре.
Игорь пропускает мимо моё «глубокомысленное» уточнение.
- Нет, ты только представь, Клемансо привёл Францию к победе в мировой бойне, когда ему было 76 лет! Да, не зря Франция чтит его имя.
- А я из школьных уроков истории помню: Клемансо – «отец» интервенции, душитель молодой советской республики, - запальчиво парирую в ответ.
- Да ты только пойми, если высчитать год его рождения, и то, что он родом из профессорской семьи… получится, что все французские революции его семья испытала на себе. И, возможно, он просто хотел «помочь» России, чтобы она не свалилась в ту же «революционную» яму.
- А то, как же! Благими намереньями вымощена дорога в ад. Ленин вон тоже хотел помочь народу: «фабрики - рабочим, землю - крестьянам». И что, какие рабочие сегодня владеют фабриками, заводами, а у каких крестьян есть землица? И только ли «Чубайс» во всём виноват???
- Ну, ну сама же предупреждала никаких политинформаций. Давай-ка я пошарю по кустам, а вдруг и скульптура Сталина где-то здесь, ну чем он хуже «отцов» победы: – сэра Черчилля или генерала Клемансо.
   Ночь прочно завладела городом Парижем, через дорогу от нас над стеклянным куполом Большого дворца развивается французский триколор. И если на площади Клемансо есть какая-никакая подсветка, то Большой дворец тонет в полном мраке. Вернувшийся супруг разочарованно:
- Представляешь, Сталин не удостоен стоять рядом с «отцами» победы. Правда там, через дорогу, есть ещё кому-то памятник. Пойдём?
- Нет, дорогой, хватит с меня этих «вояк», ты же обещал, что отсюда сразу на Елисейские поля…
Именно усталая торопливость в дальнейшем обернулась для нас потерей нескольких часов, потраченных на напрасные поиски скульптуры национального героя Франции – Шарля де Голля.
- Хочешь на Поля? Будут тебе Поля – они здесь, они рядом.
Пошли, обойдём Малый дворец и…
- «О, шанз элизе, О, шанз элизе, О, солей су ля плюи, – А миди, а минюи…» ; и так далее, напеваю очень популярную у нас непритязательную песенку Джо Дассена (сразу скажу, это всё, что я могу воспроизвести по памяти).
Судьба Дассена схожа с судьбой нашего поэта-барда Владимира Высоцкого, оба погибли от наркомании, в один и тот же – 1980 год. Год Московской олимпиады с символом – олимпийский мишка! И бессмысленным неучастием западных спортсменов, «борцов за мир во всём мире»!
О смерти Дассена вся наша пресса сообщила сразу… а о смерти Высоцкого
(он же не француз) народ узнал только по «сарафанному» радио. И ещё о французах: не только мы русские любим французские песенки, но и они - наши. Недавно слушала «Миллион алых роз» в исполнении французов - просто нет слов, как же здорово! Пока я мурлыкала себе под нос «О, шанз элизе», доходим до широкой магистрали, она вся в огнях. Сумасшедший поток машин слепит огнями фар – он двойной, четверной… нет?
- Видишь вон тот «пятачок» на переходе (в самом центре), быстро перебегаем туда... и я фотографирую нас на фоне Елисейских полей!
- Как?! Это и есть – те самые Елисейские поля? - ещё успеваю я удивиться.
- Ну да, они самые - шанз элизе, побежали!
И вот что я вам скажу, дорогие соплеменники, всё буднично и просто, никакой тебе романтики в этом – «шанз элизе». Да это как любой саратовский (московский, воронежский, питерский и далее по списку) проспект!
   Дальше мы идём по скверу вдоль «Полей», и если в квартале «Маре», где музей Пикассо, дождик был так себе, то здесь он пролился основательно. На аллее сплошные лужи и грязь, скудный свет редких фонарей едва освещает наш путь. Поздно, темно, в небе появилась луна и первые звёзды. На лавочках в аллее никого, одинокая кошка (конечно же, серая в ночи), выскочила прямо перед нами и тут же юркнула в большой куст жасмина, или это всё же куст сирени. Впереди светится огнями площадь – Согласия, по-французски Конкорд. В ходу у французов это словечко – они и свой аэробус назвали «Конкорд». Под общепланетным звёздным небом идём в сторону «согласия» – площади.
   И снова французская история тесно переплетается с нашей (российской). Правда, моей фантазии не хватает, что бы представить… здесь (в центре Франции) российские полки и царя Александр I, принимающего парад в честь победы над французской армией. И ещё (со слов очевидцев той поры)… наши казачки жгли костры прямо здесь - на Елисейских полях, и стирали бельё в Сене-реке. А царь-«эстет» грозил расстрелом за воровство (за одну украденную селёдку) и мародёрство солдатикам, большинство которых было набрано из российских деревень. Тех самых деревень, что были сожжены европейско-гуманными французскими гренадёрами, и заметьте, никто не называл их варварами, как наших казачков…
  Кстати, что интересно (возможно, я и ошибаюсь) что оба наши народа не исповедуют принцип возмездия: «око за око, зуб за зуб». А про нашего красавца-царя (любимца женщин) известно, что в поверженном Париже он сумел очаровать не только Жозефину (супругу Императора), и её дочь Гортензию, но и многие знатные дамы страстно вздыхали – ах, Александр! Да что царь, наши доблестные ратники тоже не теряли время даром – много крестьянских парней прижилось на свободных от крепостничества землях Франции (француженки охотно шли за них замуж, а что – высокие, крепкие, породистые). И ещё «вдогонку» к сказанному… – ни с какими, странами Европы, кроме Франции и Германии, у нас не было таких тесных переплетений.
   На самом краю сквера мы сели на лавочку отдохнуть, но Игорю этого мало.
- Посмотри, какой красивый фонтан на площади, а какая великолепная подсветка. Видишь, мощные струи воды красиво переливаются, пойдём, посмотрим на это вблизи.
- Ну, уж нет, если хочешь, иди сам, а меня уволь. Я, кажется, «наелась» архитектурной экзотикой. Очередные гигантские рыбы вперемежку с полуголыми тётками...
- Зачем же так грубо… не хочешь – ну и я не пойду. Тем более что нам ещё нужно обязательно заглянуть на Вандомскую площадь.
- Это ещё зачем (на ночь, глядя), и чего мы там не видали?
- Да я же тебе рассказывал, именно там знаменитая колонна с Императором наверху. Да не переживай, это совсем рядом… потом метров пятьсот, и мы на Пляс Бланш, то есть считай «дома».
- Давай сделаем так, идём смотреть колонну… а затем – нет, не пешком, а на метро! Скоро полночь – помнишь, недовольный взгляд портье в нашем отеле. И пожалуйста, угомонись – всего за пять дней нам не увидеть.
   Выходим на улицу Габриэле, как раз в том самом месте, где расположено здание Американского посольства. Здесь: много света, цементные тумбы с крупной металлической цепью, охрана с автоматами. На фасаде, как и положено ; хотела написать «развевается», но нет, сейчас после дождя –  просто свисает звёздно-полосатая тряпка…
– Может, мне запечатлеть сие местечко, хотя бы издали, ведь раньше здесь располагалось наше посольство, правда давно это было – говорю я.
- Ты что, ты что, даже и не думай, видишь у него автомат, пристрелит чего доброго, и фамилию не спросит. У американцев всё просто – померещится угроза терроризма и пиф-паф, аля-улю! - Игорь тянет меня за руку.
   В это время к контрольно-пропускному пункту подруливает «Бентли» – на асфальт ступает нога в шикарном ботинке, вот они – «хозяева» мира.
- Убедил, не буду рисковать собственной жизнью пусть и ради впечатляющего кадра.
   Наконец, мы дошли до улицы, что сворачивает на площадь. Вот это да! Витрины шикарных магазинов: Картье, Бюлгари, Луи Веттон… рядом знаменитый отель Риц, ну просто, ярмарка тщеславия.
Игорь уже у колонны: - Нет, ты только взгляни! На этот раритет…
В темноте долго разглядываю колонну, она не гладкая, её украшают многочисленные фигурки.
- Ерунда какая-то, да ещё и Императора, что на самой верхушке, - не разглядеть.
- Сама ты - ерунда, эти фигурки отлиты из бронзы пушек, австрийских и наших – тех самых, что Наполеон захватил при Аустерлице.
- Та-ак, и что? Чему ты так рад: – победе Императора, или качеству нашей отечественной бронзы – века прошелестели… а ей хоть бы что?
- Просто однажды я прочитал, что монумент установил… во Славу и в память о своём Великом дяде племянник – Наполеон III.
- А в уродливый длиннополый плащ «племянничек» посоветовал обрядить национального героя?
- Никакой это не плащ – это римская тога! Так завещал сам Наполеон.
Раньше-то на этом месте, вообще, была конная статуя Людовика-«Солнце».
- Можешь не продолжать, всё и так понятно – придут другие времена, а с ними новые герои... Людовика долой... во всех странах одно и то же.  Помнишь, у нас в Саратове стоял памятник Александру II – царю-победителю. Только не помню, с конём или без коня? - иронизирую я.
- Ну, ты даёшь, а как я могу помнить, если мы с тобой застали у «Липок» лишь постамент с «товарищем-демократом». Вначале был бюст. Правда, потом этот бюст переместили в сквер университета.
- Да-да, французы Людовика заменили Наполеоном. В России тоже одно время сохранялась «преемственность». Но когда наступила эра победившего
(«безвыборного») социализма, просто поменяли габариты… Вместо бюста щупленького Николая Гавриловича (чего уж мелочиться) на постаменте одноимённый, но трёхметровый гигант – автор романа «Что делать?», скульптор Кибальников. Я, пока мы готовились к поездке, вычитала знаешь, что?
– Опять, какую-нибудь «крамолу»?
– Ладно тебе, я серьёзно… просто памятники выдающимся революционерам и т.д. и т.п. приказал устанавливать в нашей державе главный идеолог российской революции В.И. Ленин, и случилось это в 1920 году.
– «Оно и правильно, не ждать же сто лет, когда всё «утрясётся» в истории. Вероятно, «гиганта революции» обуревали сомнения, а вдруг случится всё, как во Франции (уж кому-кому, а Ленину эта Западная «кутерьма» была известна). Понял, как далеко «видел» Ильич!
– Ну, ты даешь, зачем столько негатива – это уже история и хорошо, что наш Саратов не «оплошал» – одним из первых установил памятник писателю – демократу, - бубнит Игорь, не отрывая взгляда от колонны с Императором.
– А то как же, «угодил» самому В. И. Ленину - ехидно замечаю я.
– Смотри сама – у нас всё проще и как-то понятнее. Вот французы метались, метались: то снесут Императора и водрузят Бурбонский флаг (с лилиями)! А потом революция (всё до основания) - воодушевлённо восклицает Игорь (и чему он радуется, непонятно)…
- Теперь, послушай, что вычитала я. Оказывается, ту колонну приказал разрушить никто иной, как Густав Курбье, - революционный министр культуры. Ну, не нравился ему этот символ милитаризма.
– А то как же, «лилии» ему были ближе?
– Нет, дослушай, он же был настоящий реформатор, первый запечатлел свою обнажённую любовницу.
- Ну, скажешь тоже, удивила «обнажёнкой»! А кто из художников не грешил этим!
- Да дослушай ты. Ведь на переднем плане совсем не лицо её, а…
как бы это сказать (пытаюсь подобрать… слово)… в общем: ва-ги-на.
– Понятно, французы верны себе: если революция, - то во всём и где висит этот шедевр? – Кажется, эта картина висит в Лувре.
- Ну, дела, ладно, шут с ним, с Курбье, и его новациями. Слушай лучше, что с колонной случилось дальше… проходит сто лет, колонну восстанавливают! Императора «свергнуто-расколовшегося» склеивают, и отправляют… куда? Правильно, в дом Инвалидов, туда, где «гроб его». Теперь понимаешь, что здесь - только ко-пи-я. Да, всего лишь копия! И добавляет:
– Если хочешь, фотографируй меня на фоне колонны, с императором.
- Ладно, будь по твоему… тем более ты и колонна оригинальны (не копии).
Впрочем, и с императором всё ясно (какая разница: копия или оригинал там наверху) – никто не полезет сличать: бронзовый там Наполеон или цементно-пластмассовый. Вставайте скорее в позу «наполеона», а то зарядка в фотоаппарате кончается.
– Опа, готово! И знаешь, что мне пришло в голову: «вот везде у них тут копии вместо оригиналов, а вдруг и наш царский подарок – теперь тоже копия?»
- Ну, ты даёшь, как ты себе это представляешь: фанерно-пластиковый мост?!
- Да, ладно, забудь, это я так… навеяло. А в свете того, что мы увидели своими глазами, получается, что наша поездка информативно-созерцательная, а вот с эмоциями сложнее… И наверное, ты прав: в Париже лучше побывать, пока ты молод!
   В этот поздний час мы на площади совсем одни. Днём, наверняка, здесь не протолкнуться. Через площадь «кометами» проносятся шикарные лимузины. Супруг никак не может оторваться от колонны (мне, кажется, был бы доступ к «телу» колонны, он бы попробовал её на зуб – на предмет бронза ли это?). Потихоньку боком, боком (правильно, яко рак-отшельник) начинаю смещаться в сторону выхода с площади. Да только, это был бы не мой супруг, если бы так просто покинул знаменитое местечко:
- Иди скорее сюда и сфотографируй меня в трубе.
И справа и слева от колонны беспорядочно разбросаны куски труб, около двух метров в диаметре.
- Как ты думаешь, что они тут затевают, это ведь какую канаву нужно вырыть? - Игорь уже забрался внутрь трубы и раскинул руки. Подхожу ближе; трубы чёрные тонкостенные – пластмассовые и разной длины.
- Боюсь ошибиться – только, похоже, что это – арт-объект, и никуда их закапывать не собираются. Возможно, здесь скрытый намёк – «что-то вроде – ваше дело, труба, месье Наполеон Буонопарт!
Теперь про инсталляцию: это когда части теряют свои основные функции и становятся всего частью общей картины.
- Ой, как здорово, пусть и я буду частью инсталляции на Вандомской пляс.
У меня в фотоаппарате загорелся и погас красный огонёк, - закончилась зарядка аккумулятора. Да и мы на сегодня исчерпали свой энергетический запас: - Всё, всё, теперь в отель.
- Сейчас пройдём двести метров до… «Гранд Опера», а оттуда вверх по улочке... помнишь, мы уже по ней ходили. Дойдём до площади Бланш и, считай, мы «дома».
- Нет, дорогой, уговор дороже денег, мы же определились Вандомская площадь, метро, отель! «Убегалась» я сегодня. Посмотри на часы: начало двенадцатого, тащиться мрачной полутёмной улицей… Ну, уж нет, никакого желания, даже ради экономии нескольких евро…
   Дверь нашего «Гранд» отеля закрыта на замок, нажимаем едва заметную кнопку звонка и ждём. Привратник, наверное, уже привык к возвращению туристов затемно, вполне доброжелательно распахивает перед нами дверь:
- Доброй ночи, месьё, доброй вам ночи, – bon nuit!
   Проснулась: на часах четыре часа утра (супруг бы дал объяснение: ; «работает печень»). Отдёрнула плотную занавеску с окна, свежий воздух заполнил комнату. Над тёмным «колодцем» нашего маленького сада зависла мерцающая голубая утренняя звезда. Глядя на неё, я вспомнила, как нынешней августовской, тёплой осенью мы ездили на нашу Лысую гору смотреть звездопад. И пусть, по-научному, это всего лишь частички хвоста кометы, сгорающие в атмосфере, - зрелище завораживающее. Наша «башня» (мне кажется, все ретрансляторы повторяют контур «Эйфелевой башни»), мимо неё едва заметная тропинка в лес: запах клевера и полыни, и пыли (а куда в Саратове без неё), зато нет паров бензина. И музыкой звучит стрёкот кузнечиков и разных мелких насекомых. Идём на край леса, туда, куда не достаёт свет электрических фонарей. Там тёмная ночь (по-настоящему тёмная) и никаких серо-голубых нюансов. Далеко, далеко – глубоко, глубоко в небе блестят звёзды.
Первую вспышку с хвостом заметил Игорь:
- Смотри, смотри, вот она.
Мы стоим, задрав головы, и я ничего не вижу. Наконец, умная мысль посещает нас, встаём спина к спине, и каждый обозревает свой кусочек неба. Вижу точку со спичечную головку и… стремительный прочерк за ней! Каждая вспышка – радость! Ещё одна «звёздочка» на счастье!
- Эх, надо бы взять коврики, лечь на траву и смотреть, смотреть на это чудо небесное. Шея уже затекла, но мне совсем не хочется возвращаться в город.
- Да и у меня тоже (это о шее). Может быть, хватит уже, поехали домой - одобрительно заключает супруг:
- Сколько насчитала? Дюжину! Отлично!
Усиленно вдыхаем, втягивая на прощание напоенный запахами трав и лесной зеленью воздух (пылью уже и не пахнет).
- Какая же ты молодчина, что придумала это, - хвалит меня супруг...
  Не забыть по возвращению из Парижа сделать фото рядом с нашей миниатюрной Эйфелевой башней, что на набережной Волги и здесь в поле против «башни»-ретранслятора. К ним добавить кадр рядом с настоящей башней. Ух, какой – триптих!
   Так, что-то меня потянуло на лирику, - думаю, глядя на мерцающую голубую звезду. Это же Париж, детка, - останавливаю поток сознания молодёжным слоганом. Объяснение всему простое: сегодня наш последний день в Париже (или крайний, как выражается мой супруг). А завтра… завтра - домой!