Кадр за кадром

                Глава 1.

Луч осеннего солнца скользнул по лицу лежащего в постели человека, пробившись сквозь не особенно чистое стекло окна. Его глаза беспокойно задвигались под прикрытыми веками, пытаясь остаться в блаженной неге, но тут зазвучал резкий звук будильника и наш герой, носящий тривиальное имя Антон, решительно отбросил одеяло, впуская к себе холод квартиры с невключённым отоплением и надеясь использовать его для бодрого и резкого подъёма и продуктивного начала дня.

Ожидание оказалось тщетным. Коварные коммунальщики именно в эту ночь дали тепло и  не получивший порцию природного допинга организм начал неумолимо тушить запал ожидаемой бодрости. Антону пришлось применить типичный арсенал приёмчиков вроде двух чашек крепкого кофе, растирания лица полотенцем, смоченным холодной водой, но дополнительные и, вроде как, незначительные минутки на каждое из них, сливались в ощутимый довесок, растоптавший перспективы своевременного прибытия данного труженика на рабочее место.

Следует сказать, что наш герой работал актёром, причём достаточно известным, как минимум, в среде любителей российских «ментовских» сериалов и его опоздание заставляло ждать целый ряд коллег по киноцеху, которые и без того не отличались особой собранностью и которых каждая минута легального безделья всё сильнее уводила их в сторону возвышенных мечтаний. Правда, выражались эти мечтания, как правило, не перелистывании томика Мандельштама или пылких дискуссиях о творчестве префраэлитов, а в бессмысленном «скроллинге» ленты соцсетей или наполнении виртуальной корзины на маркетплейсе, однако сути это не меняло — перспективы своевременной съёмки всего запланированного на этот день  оказались под угрозой.
Словом, Антон осознавал свою вину и во время поездки смиренно внимал недовольным репликам режиссёра, доносившимся из гарнитуры телефона, который, понимая, что его собеседник звезда, не мог дать полную волю своим эмоциям, хотя и очень этого хотел. Приехав на съёмочную площадку, Антон пробурчал извинения и почти бегом устремился на грим.

                Глава 2.

Завертелась стандартная суета съёмок российского сериала.  И всё, вроде как, было обыденно и привычно, но уровень разгильдяйства и вызываемой им нервозности был слегка выше обычного. То осветитель  не туда направил свет, то актёр не мог выговорить простое слово, то гримёрша влезала в кадр с поправками за секунду до команды «Начали». Чем дольше шли съёмки, тем больше Антон уверял себя, что это связано с задержкой из-за его опоздания. Насколько это была «накрутка», а насколько реальность, определить невозможно, но, наверное, у каждого из нас бывают такие дни, когда любые смешки или перешёптывания неподалёку воспринимаются как злословие в наш адрес. Именно это произошло и с Антоном и послужило причиной срыва во время съёмок последней сцены.

Начиналась она импозантно: густые клубы табачного дыма прорезал луч яркого света, который заметался по комнате и остановился на потолке. Антон оторвался от него и взглянул на двух девушек, одетых в полосатые мужские костюмы, напоминающие о временах сухого закона США, со шляпами на головах. Дамы танцевали чарльстон. Ну, как танцевали — находясь на стойке бара, они пытались изображать соблазнительные телодвижения, распахивая полы пиджаков и дрыгая ногами. Сиё действо сопровождалось напряжённо-злобными выражениями лиц граждан, выполняющих тяжёлую, но необходимую работу. Старшая из них — пышная блондинка с явными признаками силикона на лице, напоминала  человека, вступившего в нелёгкую борьбу за место у поручня в переполненном автобусе. Вторая соблазнительница — небольшая брюнетка с признаками былой хрупкости, работала в основном мимикой, причём делал это настолько яростно, что наводила на мысли о воспитательнице, проводящей утренник в доме для умственно отсталых детей, которых надо хоть как-то расшевелить.
Антон с чувством облегчения перевёл взгляд с них на своего собеседника — серьёзного мужчину в дорогом пиджаке, неспешно болтавшим стаканом с дорогим  виски, смотрящего на него в упор и явно чего-то ожидающего. Цедя слова сквозь зубы с небольшим блатным пришёптыванием, Антон начал текст своей роли, специально написанный профессиональным сценаристом (так, по крайней мере, значилось в зарплатной ведомости): «Полкан сел, теперь пойдёт тема… Лысый уже в общак занёс…». Мужчина смотрел на него в упор, явно ожидая продолжения. Пауза затягивалась и, вдруг, откуда-то сбоку раздался вопль: «Стоп! Будет дубль!». Да, Антон забыл часть текста, режиссёр требовал дубля абсолютно обоснованно, но нервы нашего героя уже были на пределе. Напарник смотрел на него, как инквизитор на гнусного еретика и это было объяснимо, ведь он так же, как и все, отбывал здесь номер, но ведь он сам выбрал такой путь, так зачем же злиться на него — Антона за небольшую задержку?

А я? Подумал наш герой. Ведь я тоже сам выбрал свой путь, тоже трачу жизнь на это. И что останется после меня? Роль в никому не нужном шлаке, который никто не вспомнит не то, что в грядущих поколениях, но и через час после окончания показа?
Голоса окружающих удалились вдаль, в голове осталось одно только решение — пора заканчивать. На плечо Антона опустилась рука режиссёра, он хотел что-то сказать, но наш герой, как будто очнувшись, произнёс: «Хватит». Сначала это прозвучало негромко, но он повторил громче, почти выкрикнув, зло и агрессивно: «Хватит»!
Буквально вскочив, он распахнул полы пиджака, оторвал от рубашки прилепленный пластырем микрофон, швырнул его в сторону замершего звукорежиссёра и направился к двери. С каждым шагом у него крепло впечатление правильности принятого решения. Он, как будто, освободился от чего-то давящего и ненужного, избавился от хронического недомогания или, скорее, завершил тяжёлое и долгое дело, выпивавшее из него все соки. Постепенно ускоряя шаг, он почти бегом выскочил за дверь, успев ещё расслышать фразу режиссёра: «Да и хрен с ним! Снято! Проект завершён».
Антон выскочил на улицу, сзади с вязким причмокиванием захлопнулась дверь, отрезая все звуки. Свобода! Свежий воздух прерий. Чёрт, да мне уже  43. И что? Что я сделал? Снялся в нескольких сериалах, о которых никто не вспомнит через неделю после выхода? А тут — реальная жизнь, свобода. Антон мечтательно прикрыл глаза и услышал совсем рядом некий звук, напоминающий писк мышки-полёвки. Он, собственно, никогда не слышал, как звучит данное млекопитающее, но, почему-то, именно такая ассоциация пришла ему в голову.

С трудом, как будто не желая возвращаться от грёз в реальность, он открыл глаза, посильнее втянул воздух и осознал, что тот на самом деле пахнет цветами, а писк издаёт взъерошенная дамочка в очочках, напоминающая косящую под тургеневскую барышню ученицу ПТУ. Она поднесла ещё ближе к нему драненький букетик непонятных цветочков и вновь пропищала (оказывается, это была она, а никакая не мышь-полёвка): «Антон Иванович, мы так любим вас, так восхищаемся… Прошу.. Дайте автограф… Меня зовут Анна». Сконцентрировав свой взгляд на этом, хотя и зрелом, но, судя по всему, невинном, создании, Антон замер, осознавая даже не столько реальность, сколько своё восприятие дамы. Вот! Думал он. И поклонники у тебя такие же никчёмные, как всё так называемое, творчество. Но, тут же устыдившись подобных мыслей и, внутренне обругав себя за снобизм, наш герой дружелюбно, хотя и несколько искусственно, улыбнулся, расписываясь на протянутой поклонницей афише и, чтобы загладить вину, решил вступить в разговор, произнеся: «Скажите, как вы считаете, правильно ли убили Аркадия в прошлом сезоне?». Надо сказать, что данный вопрос был предметом пусть вяленькой, но дискуссии между режиссёром и сценаристом того самого сериала, который только что  окончил свой съёмочный период. «А… Э… Не помню… Извините… Мне надо ещё  автограф взять…» Девушка была явно растеряна, но не сильно. Антону стало очевидно, что она не то, чтобы впала в затруднение, она просто забыла и кто такой Аркадий и вообще, что происходило в прошлом сезоне сего эпического мега-шедевра. Из-за её спины выдвинулась вторая, похожая на неё, как родная сестра, что повлекло повторение процедуры с вручением букета и росписью на бумаге.

Девица уже ускользнула, а Антон стоял, наливаясь тоской и злобой от осознания того, что даже такое жалкое существо, как промелькнувшая «мышка-полёвка», ценила не его, а просто лицо с экрана и коллекционировала автографы. Даже для неё он, на самом деле, не существует, его нет.
На плечи ему внезапно легла его собственная куртка, послышался голос Ольги — одной из девушек, танцевавшей в ранее описанной сцене съёмок и, по совместительству, являвшейся дамой сердца нашего героя. Захлёстнутый внезапной злобой, прежде всего, на самого себя, Антон почти закричал: «Вот, опять веников насовали!». Повысил тон он специально, чтобы услышали дарительницы. Резко направившись к автомобилю, он сделал небольшой крюк, чтобы пройти мимо уличной урны и демонстративно вышвырнул туда цветы. Затем, грубо схватив Ольгу за руку, практически, втащил её в автомобиль и, захлопывая дверь, заявил, опять же, так, чтобы все слышали: «Едем в ….» Называя самый роскошный ночной клуб города, он всё надеялся то ли кого-то уязвить, то ли кому-то отомстить, хотя и осознавал, насколько глупо всё это выглядит со стороны.

                Глава 3.

Стоит отметить, что Антон прекрасно понимал необоснованность и, прямо скажем, глупость, своего поведения, начиная с конца той самой смены и до настоящего момента. Тем не менее, он, вместо того, чтобы попытаться сгладить негатив, всё накручивал и свои переживания и их внешние проявления. Речь его становилась всё развязнее, он уже дважды пытался схватить за ягодицы официантку, обслуживающую их столик в том самом роскошном клубе и усиленно игнорировал находившуюся с ним Ольгу.

Та пыталась воззвать к его разуму, как-то успокоить, переключить внимание и даже сделать вид, будто они празднуют успешное окончание сьёмок. Антон же, всё более наливаясь мутной злобой и алкоголем, вёл себя всё грубее и развязнее. Когда вместо официантки очередной заказ им принёс официант, он специально облил того виски, принимая очередной бокал из его рук и тут же самого парня за это и обругал, начав привставать, как будто намереваясь начать драку с этим «неумехой». Не исключено, что он бы реально бросился в бой, но Ольга, обхватив его руками, прильнула к любимому и зашептала прямо в ухо: «Антоша, ну не горячись, поедем уже домой, ты достаточно выпил». Хуже всего для Антона было то, что она была всецело права, но вязкое, гибридное опьянение спиртным и злобой мешало признать очевидное. Сбросив руки девушки со своей шеи, он, практически, зарычал: «Я просил не называть меня Антошей! Что за хамство! Сколько можно»! Круто развернувшись, он отскочил от неё, вытащил из кармана пук кредиток и бросил их в лицо официанту. Злобно уставившись на парня, сей герой спросил: «Хватит?». Тот испуганно закивал и Антон, распаляясь, побежал вниз по ступеням, не обращая внимания больше ни на кого, мечтая только поскорее избавиться от странного и абсурдного чувства, бушевавшего в его душе и которое он и сам не смог бы дать точное название.
Однако, подобное название смог подобрать продюсер, к которому Антон явился на следующее утро для обсуждения съёмок следующего сезона. Наш герой ровно в 9-00, как и было назначено, распахнул дверь в кабинет кинокомпании, глядя припухшим глазами на собравшихся в комнате 3 человек — продюсера, режиссёра и директора картины.

Уверенно, с видом кинозвезды, недовольной тем, что принесённая клубника оказалась слегка заветренной, он прошествовал к столу, открыл бутылку воды и присосался к ней, опустошив почти наполовину. Отставив сосуд в сторону, он вперил мутный взор в собравшихся на другой стороне стола и кивнул, показывая, что готов к разговору.
Коллеги сидели, опустив очи долу, пауза затягивалась. Голова нашего героя раскалывалась после вчерашнего, его мутил как выпитый алкоголь, так и перспектива объяснений с Ольгой, поэтому молчание вызвало у него раздражение и он начал диалог:
— Антон: «Ну, так и будем сидеть? Слушаю».
— Продюсер: «Антон Иванович, подошли рейтинги…, пресса, так сказать…. Как вам, кстати, работается, с Андреем?» Продюсер кивнул на режиссёра. Антон сделал брезгливый жест рукой и произнёс: «Не первый, не последний». Столь открытое пренебрежение не могло, конечно, пройти без последствий. Надо отметить, что режиссёр действительно немало претерпел от данной «звезды», который его ни в грош не ставил, ибо Антон работал в этом сериале уже 8 сезонов, а режиссёр только первый, что, конечно, не оправдывало наглости пусть и ведущего, но всё же актёра.  При этом, ответить Антону, как положено, он не мог, ибо тот сразу стал бы звонить этому самому продюсеру и жаловаться на профана, якобы срывающего съёмки. Сейчас же данной угрозы не существовало, съёмочный период закончился и он дал себе волю: «Да вот, как раз, последний! Хватит тянуть». Обращаясь к Антону, наливаясь злобой, чётко выговаривая каждый слог, он отчеканил: «Антоша! ты больше не нужен! Свободен! Проект закрыт!» Уже тише, откинувшись на спинку кресла, он продолжил: «Мы запускаем другой проект».

В комнате повисла тишина, все трое уже не коллег, а оппонентов, зримо подобрались, ожидая взрыва, но Антон, глядя на них, вдруг, расслабился и широко улыбнулся: «Да ладно? Без проблем. (повернувшись к продюсеру): бабки без суда отдадите за отработанное?». Тот, успокаивающе махнув рукой, произнёс:  «Да нет, что ты, сейчас вот подпишем финал … акты к договору и сразу же переведём». Всё вышеуказанное было проделано незамедлительно. Расписавшись, где надо и свернув свои экземпляры в трубочку, Антон сделал прощальный жест рукой и вышел. Проходя по коридору, он запихнул документы в карман и набрал номер на своём мобильном.  Искусственно растягивая слова, он протянул в трубку: «Оляяя, а поехали со мной на Мальдивы? Не хочешь? Да ладно? Сам вчера сказал? Да и супер. В Тайланд тогда поеду». Усмехнувшись, он сунул трубку в карман и, легко, чуть ли не вприпрыжку, сбежал по крыльцу к своей машине. 

                Глава 4.

Народную мудрость — «Отдыхать-не работать»,  наглядно подтверждал и многовековой опыт бытия человечества и внешний вид Антона, вернувшегося с курорта. В конце концов, жизнь — она одна и глупо тратить её на сожаления о неудавшейся карьере, Да и, честно говоря, если сравнивать с большинством коллег, жизнь вполне удалась. Съёмки в сериалах приносили изрядный доход, позволявший не думать о хлебе насущном, известность среди аудитории была, как ни крути, приятна, ведь любой актёр творит для зрителя и то, что у некоторых этот зритель представляет себя запертых в ментальное гетто единомышленников, вроде адептов фестивального кино или псевдовысокой поэзии, скорее, их беда, а не заслуга. Словом, всё было неплохо, а будет ещё лучше, стоит только помириться с коллегами и подтвердить, что он в обойме.

Вот такие мысли роились в голове нашего героя, когда он взбегал по ступенькам кинокомпании, держа в руке бутылку дорогого виски в подарочной упаковке. Привычно кивнув охраннику, он  толкнул рукой  вертушку и упёрся в неё, буквально физически ощущая скользкую холодную поверхность.  Бросив взгляд на препятствие, он почему-то вспомнил о противном ощущении от скрипа пенопласта по стеклу, услышанном им в детстве и сопряжённом в его голове с болью от разбитого в драке носа и сурового ветра, пронизывающего курточку на «рыбьем» меху. Всё это промелькнуло в его голове, как будто возвращая в детские времена отверженности, но тут же сменилось раздражением на тупицу-охранника, не пускающего актёра на работу.
Повернув голову, Антон вперил взгляд в неприметного мужчину средних лет, сидевшего в будке. Тот совершенно спокойно смотрел на него, отчасти, похоже, потешаясь над глупыми эмоциями неудачника. Что ж, вспомнив про порядок взаимодействия горы и   Магомеда, наш герой подошёл к будочке и воззвал к чувству долга грозного стража. Он напомнил ему об потерях для мирового искусства от опоздания выдающегося творца, карах небесных и начальственных, вреде всему обществу от небрежного выполнения обязанностей даже таким невысоким чином, как тот и, конечно, упомянул блистательные перспективы получения автографов и чаевых от благодарных посетителей, которые не за горами у охранников, являющихся профессионалами своего дела.

Во время сего пылкого спича, потёртый цербер молча повернул голову куда-то в сторону, взглянул на Антона и, утвердительно кивнув, простёр перст вбок. Антон взглянул в указанном направлении. На стене красовалась его фотография с лаконичной, но энергичной надписью на нижней кромке: «Не пускать!».  Осознав происходящее, наш герой полез в карман за телефоном и стал пытаться набирать номера знакомых киношников. После недолгих гудков звонки сбрасывались или просто не проходили, смс не отправлялись, мессенджеры были недоступны.

 «А»! «О»! раздалось рядом и юркий мужчина средних лет, отвернувшись, попытался пройти к турникету, одновременно таща из кармана пропуск. Это был один из знакомых Антона — бригадир осветителей Сергей, с которым они неоднократно сталкивались на проектах. Антон подскочил к нему и решительно схватил за плечо. Тот, смирившись со своей участью, оставил попытки проскользнуть внутрь и, повернувшись, начал диалог:
— Сергей: «Привет, Антон».
— Антон: «Здорово! Куда спешишь?»
Повисла недолгая пауза. Гафер вгляделся в лицо собеседника и, слегка пожав плечами, решил не держать мхатовскую паузу, да и в целом, поскорее закончить тягостный разговор.
— Сергей: «Да, детский сад устроили, так уж лучше я тебе скажу, чем это всё тянуть. Они, конечно, могли бы хоть позвонить или встретиться по-человечески, всё же, столько дет вместе работали. Короче, ты в чёрных списках. Работать с тобой не будет вообще никто. Не знаю, уж, насколько ты виновен, а сколько на твоём примере хотят наказать зарвавшихся, но всё. Можешь и не звонить никому больше и не писать. Никто тебя даже  в эпизод не возьмёт или детский утренник вести. В кино тебя больше нет…. Немного помолчав, Сергей добавил: «Ничего личного, братан, и похуже тебя видал, но тебе не повезло. Хотя, конечно, и отжигал ты по-свински. В общем, в кино тебя больше нет».

                Глава 5.

Осознание случившегося, как будто, вычистило из головы Антона не просто любые мысли, но и саму способность рассуждать. Это не было отчаянием, злобой или иным сильным чувством. Нет, это была какая-то пустота — не звенящая, а, скорее, прихлопнутая пыльным мешком тишина на чердаке старого дома, которая может напоминать о былом пульсе жизни, рождать тени прежних владельцев, весело игравших здесь в прятки, а потом — в карты и распивавших вино и распевавших задорные песни, но всё это были бы лишь воспоминания, обрамляющие былое с крепостью истлевшего обруча, готового рассыпаться от первого же прикосновения живого человека и негодного даже для музея.
Музей… подумал наш герой и понял, что ощущает себя так же, как 20 лет назад в первый вечер после получения диплома, когда сокурсники разъехались по компаниям, а он остался один и бродил по городу, так и не ставшему для него своим за 5 лет учёбы в театральной академии. Да, он был одним из лучших, если не лучшим, на курсе, но сейчас пришла мысль, что всё его рвение и самоотверженная работа, были лишь способом спрятаться от одиночества, неприязни однокашников, страха перед тем, что его — простого парня из провинции никогда не примет среда имперского, холодного города, где задрипанная подворотня, как будто,  ждёт чеканного шага юнкеров, рисунки на стенах складываются в профили утончённых поэтесс и даже главная тюрьма вызывает в мозгу не кислый запах карболки и бессмысленной давки тюремных этапов, а величие ахматовского реквиема и гумилёвской сигареты, хладнокровно раскуренной перед расстрельной стеной.

Глупости, эпатаж, город, как город, сам себя накрутил, звучало в голове Антона. И грязи здесь полно и гениальные творцы далеко не святые. Это всё мои комплексы, причём, давно побеждённые, уверял себя Антон. Ведь и деньги были и известность и слава, казалось бы, давно вытеснили мрачные мысли из прошлого, но вот случилось то, что случилось и, вдруг, оказалось, что весь его талант был лишь одним из многих и его можно без проблем заменить, а гонорары растрачены на «красивую» жизнь, от которой и воспоминаний-то особо не осталось.

Антон потёр глаза рукой, ощущая наваливающуюся усталость и всё возрастающее чувство бессмысленности происходящего. Пытаясь избавиться от надвигающейся тоски, обволакивающей его словно вата, он резким движением оторвал руку от глаз и, вдруг,  услышал женский голос: «Антон Иванович, простите, что отвлекаю…». Молодая девушка «творческого» вида, была явно взволнована Рядом с ней стоял столь же молодой парень, выглядящий слегка попроще. Все мы встречали подобный типаж в своей жизни. Неуверенные в себе, пытающиеся скрыть комплексы за грозным видом, вызывающим у взрослых лишь усмешку и раздражение. Особенно нелепы бывают попытки подобных деятелей спрятать никчёмность и внутреннюю пустоту  за эпатажем в одежде и поведении.  Вот и представленный в возникшей ситуации образчик пытался грозно хмурить брови, зачем-то смотреть собеседнику прямо в глаза, видимо, вычитав подобные приёмы у неких «гуру» в ютубе, но цыплячья шейка и потёртое пальтишко не просто снижали результат подобных усилий, но и превращали их в антураж дешёвой оперетки.
Девушка, тем временем, продолжала: «Извините. Антон Иванович, я — Анна, второй режиссёр, это —режиссёр Сергей. Мы снимаем курсовой проект. Нам очень нужен актёр в наш некоммерческий метр. Может быть, вы согласитесь».
 На их счастье, Антон в тот момент впал в состояние совершенной меланхолии и ему не хотелось ни грубить, ни вообще огорчать кого бы то ни было. Забавная пара, подумалось ему. Кстати, пара ли они? Вряд ли — молодёжь сейчас тупая, ни отношений, ни дел толком не делают взъярился он внутренне. И тут же сам себе ответил, что чья бы корова мычала и он, собственно, даже в худшем положении, ведь у них, как минимум, нет долгов и печень, небось, не испорчена пьянкой. Вот и не выпить уже толком, левый бок болит, да и, по сути, не с кем. А что тогда делать? Сидеть в пустой, захламлённой квартире и злиться на весь мир?

Все эти мысли пронеслись в голове «упавшей звезды» буквально за пару секунд и он спросил о дате съёмок с тайной надеждой услышать ответ «Сейчас». Его он и услышал и всё потекло по накатанной —он вновь перестал быть собой  и стал персонажем. Реальный мир и его заботы куда-то исчезли, ему больше не надо было думать, как добраться до места, чем заняться — можно (и нужно) было учить текст, превращаться в иного человека и жить чужой, выдуманной жизнью, а о своей, со всеми её проблемами, не только можно, но и должно было забыть. Словом, вновь возникло то чувство, которое, наверное, охватывает порой любого актёра и которое, возможно, и заставляет некоторых продолжать строить карьеру лицедея: ощущение безопасности от того, что все неприятности, происходящие сегодня, не всерьёз, а в кино, с добавкой привкуса детства, когда за тебя решают, куда тебе идти и что говорить, но и, одновременно, с огромной значимостью того, КАК это сказать и идти, когда ты победил в конкуренции на кастинге и ты не просто значим, но незаменим. Это состояние, пожалуй, лучше всего описал гениальный Варлам Шаламов, рассказывая о чувствах «доплывавших доходяг», смешивая высшую свободу казармы и непротивление злу и заявив о том, что лучшее спокойствие — это то, на страже которого стоит чужая воля.

Да, безбрежный океан спокойствия, подчинённого чужой воле, обволакивал нашего героя, пока они втроём ехали на место съёмки, он гримировался, шёл на съёмочную площадку и, подняв голову, увидел Ольгу. Спокойствие закончилось и весёлая игра превратилась в изматывающее противостояние.

Лишь много позже Антон узнал, что Ольга училась вместе со сценаристом снимаемой работы в школе и это было не заговором против него, а дружеской помощью, но сейчас это была битва. Ни он, ни она не хотели ударить в грязь лицом.  Случайная встреча на абсолютно никчёмном учебной фильме стала для обоих способом доказать своё совершенство. Ольга старалась подспудно показать бросившему её мужчине, какой бриллиант он потерял, а он из гордости и упрямства не мог окончательно отпустить отвергнутую  и оба выкладывались по полной.

Страсти накалялись. Возможно, если бы всем руководил более опытный режиссёр, он и сумел справиться с ситуацией, но режиссёр был студентом, причём не великовозрастным дядей, решившим удариться в искусство, а именно что настоящим юнцом, которого мы уже описали выше. Словом, актёры играли, как хотели и, в принципе, получалось не то, чтобы плохо, ибо в кино понятие хорошо или плохо — вещи оценочные, но играли Антон с Ольгой оригинально, ярко, живо. Никто бы не смог утвреждать, что на площадке царят скука и формализм и кто-то отбывает номер.  Так как наши «борцы» не желали уступать, то к концу киносмены они стали применять такие уловки, которые в приличном, так сказать, обществе, неприемлемы. Они бурчали под нос во время проговаривания текста партнёром, корчили рожи и, в конце концов, уже не играли, а просто сражались, превратившись друг для друга из партнёров по площадке в соперников.

Хотя, надо признать, что и сам фильм предусматривал конфликт между персонажами и всё можно было списать на  стремление глубоко и полноценно вжиться в роль. На финальных титрах Антон, побелев от ярости уже не говорил, а шипел: «Ты.. всерьёз думаешь, что имеешь значение? Я! Я свободен от твоей дури, нытья, соплей! Засунь себе поглубже свои хотелки. Я— хозяин своей жизни и я решаю сам!». На площадке повисла тишина и, вдруг, раздались аплодисменты съёмочной группы, режиссёр — тот самый дурковатый юнец, подбежал к Антону и пожал руку. Ольга была повержена, но сдаваться не собиралась и заявила, ничуть не понижая голоса: «Докатился до студентов?» Затем, поняв,  что ту же язвительность можно применить и к ней, сбилась, но продолжила, уже чуть более растерянно: «Надеялась не увидеть…». Завершив сей спич, дама развернулась и ушла, всем своим видом демонстрируя возможность сыграть возмущение спиной. Антон же торжествовал.
Помимо режиссёра, его конечности сдавливали осветители и мрачноватый возрастной мужчина, исполнявший роль водителя, параллельно с рабочим. Подбежала девица  эпатажного вида, которая и убедила его принять участие в проекте, её глаза сияли, она хотела броситься нашему герою на шею, н осеклась и лишь восхищённо смотрела снизу вверх. В этот самый миг Антон осознал, что фраза о возможности утонуть в чьих-то глазах, порой описывает вполне реальные чувства. Тут девица, как будто (а, возможно, и на самом деле), не справившись с волнением, бросилась к нему на шею и прижалась всем телом. В общем, после разгримировки и переодевания, к такси провожать его пошла именно Анна и Антон что-то плёл про то, что очень боится ездить один в машинах и мужественная девица решила сопроводить героя дня до дома и потом поднялась к нему.

                Глава 6.

И вновь робкое солнце пробивалось сквозь шторы и скользило по лицу Антона,  призывая к встрече нового дня. Он привычно нахмурился, но, вдруг, что-то большое и тёмное заслонило на миг заслонило ему свет из окна. Длилось это буквально мгновение, но было непривычным, так как жил наш герой на последнем этаже многоэтажки и Антон немедленно распахнул глаза. Проделав сиё упражнение, он успел увидеть кусок женской спины, скрывшейся в двери кухне и вспомнил всё, бывшее вчера. Быстро поднявшись, он пошёл на кухню, но затем замедлил шаг и остановился. Что теперь, зачем? А если она о женитьбе разговор заведёт?  Ей, вообще, 18-то есть интересно? Да есть, конечно, там ближе к 25. Это ещё хуже. Блин, ну зачем? Есть же проверенные варианты, которые не прочь без последствий. Блин, что делать?
Примерно такие мысли роились в голове лицедея и он, осознав, что дама шебуршится на кухне, суетливо проскользнул в ванную комнату. Там он начал энергично и, можно сказать, отчаянно, плескать в лицо тёплой водичкой, чистить зубы, нарочито медленно растираться полотенцем. Протерев от пара зеркало, он уставился на себя – полноватого мужчину средних лет, задумчиво и обречённо потирающего волосатую грудку тряпицей и мечтательно смотрящего в даль. Выглядело всё это весьма жалко, как будто нашкодивший муж подбирает слова для объяснения с женой не то, чтобы снявшей его с чужой тётки, но имеющей весомые подозрения в неверности супруга. Что за чёрт! Бред. Зачем я так себя веду! Ничего особенного не случилось, чего я себя накручиваю? Мысленно возопил наш герой и, уверенно повесив полотенце на крючок, набросил на плечи банный халат, решительно прошествовал на кухню.

Анна была там и чувства её не создавали симфонии. Беспомощно сжимая в руке кофеварку, она расцвела, увидев входящего Антона и буквально бросилась к нему: «Антош, я не могу вот… включить». Покровительственно улыбнувшись ей, как мог бы улыбаться любящий и мудрый отец несмышлёной, но любимой дочери, он взял в руки агрегат, с гордым видом провозгласил: «Она не работает!» и поставил его на полку.
Но это было лишь началом его бурной деятельности по добыче пропитания. Дальше он достал турку, которую порой называют джезвой, ручную кофемолку и сунул оба предмета Анне. Та приступила к делу. Антон же решительно распахнул хлебницу, обозрел зияющую пустоту, суетливо открыл ящик кухонного стола, изучил потрёпанную пачку сигарет и зажигалку, достал их, решительно и бескомпромиссно закурил.
 Анна же в это время подошла к холодильнику и вытащила оттуда кусок заветренного сыра и открытую банку рыбных консервов. Взглянув внутрь, заметила там плесень, отправила её в мусорное ведро. Наблюдая это, Антон  обвёл взглядом кухню, как будто впервые увидев комнату со стороны. Это было некогда хорошее, дорогое, а ныне захламлённое помещение с пятнами грязи и пыли. Как-то враз осознав неприглядность ситуации и себя в ней, Антон начал закипать, злясь сам на себя, но не желая признавать свою вину в том, что довёл квартиру до такого состояния, снова полез в стол, начал выдвигать все ящики, потом, что-то вспомнив, вышел из комнаты, дабы триумфально вернуться с ножом и разделочной доской. Анна в это время сварила кофе и, с некоторой опаской открыв шкафчик с посудой, достала оттуда чашки с блюдцами, поставила всё на стол. Вернувшийся Антон достал из ящика стола разделочную доску, Анна поставила рядом тарелочку под сыр и этот продукт. Антон попытался его разрезать, но нож настолько тупой, что это заняло куда больше времени, чем обычно и кофе успел остыть.

Сыр всё же был нарезан, пусть и некрасивыми крупными кусками, одна из чашек под кофе щербатая, ложечка только одна. Начав пить кофе, Анна внезапно встала и достала из шкафчика сахарницу, но Антон, вскочив, буквально вырвал её у девушки из руки и кинул в мусорное ведро. Стало ясно, что там либо не сахар, либо сахар настолько старый, что лучше его никому не видеть. Молчаливое чаепитие продолжилось. Допив, девушка встаёт и произносит: «Ну, я пойду… созвонимся». Антон кивнул и сделал, скорее непроизвольно, нетерпеливый жест рукой, но Анна мялась, ей явно не хотелось, чтобы всё завершилось столь банально и она произнесла:
— «Кстати, у меня есть хороший клининг».
— Антон: «Да… ладно, я здесь редко бываю, живу-то в другом месте».
Оба они понимали, что это ложь. Анна, кивнув, вышла, Антон закрыл за ней дверь и, повернувшись, направился в единственную комнату, достал из книжного шкафа книгу на французском языке, начал читать. Да, он владел французским и это было одним из столпов его высокомерия. Внезапно прозвучал звук пришедшего смс-сообщения. Антон, вальяжно, нехотя, оторвался от чтения и взял телефон. Надпись на экране гласила: «На вашем счету недостаточно средств для совершения платежа».

                Глава 7.

Многое можно купить словами, порой за них продают внимание, дружбу и даже любовь, но вот продавщицы в близлежащем гастрономе почему-то требовали денег. Раньше они, завидев Антона, расплывались в улыбке, завороженно слушали рассказы о трудностях съёмок, требовали инсайдов сюжета, искренне переживали за экранных героев, однако, когда тот попробовал получить продукты в долг, энтузиазм достойных королев прилавка немедленно угас. Сведя всё в шутку, он выложил, скажем так, предпоследние купюры и унёс в свою берлогу обычный набор покупок.

Придя домой, он решил во всём искать позитив и использовать ограниченность денежных средств как способ нормализации веса и, выражаясь казённым языком, общего оздоровления. Проведя пару часов в интернете, он почерпнул ряд полезных советов  в данной сфере, одним из которых, был взвешивать продукты для последующего точного подсчёта калорий. Это была роковая ошибка! Нет, возможно, этот способ  и содействовал оздоровлению тела, но психика Антона испытала серьёзный урон. Выяснилось, что милейшие дамы-продавщицы, на протяжении нескольких лет его нещадно обвешивали. Он взял обычное количество еды и прекрасно за несколько лет запомнил, какие цифры те называли. После проверки на элементарных весах, выяснилась нехватка примерно пятой части объёма.

Но не только и не столько презренный металл, вернее его несанкционированная убыль ,разбили сердце творца. Простейший здравый смысл позволял сделать вывод о том, что все многолетние восторги тёток были не искренним почтением к его таланту, а лишь способом притупить бдительность и обмануть «лоха». И, весьма вероятно, что они в подобном поведении были не одиноки. Ужасно —  с одной стороны! Но, с другой, думал Антон, мы же сами с коллегами смеялись над «простонародьем», зрителями этих сериалов, полагая себя культурной элитой и презирая потребителей вашего продукта. Выходит, что те просто оказались куда умнее, чем вы думали. А зачем тогда это всё? Мы снимаем фуфло, которое никто не смотрит. Перефразируя известную советскую фразу: «Мы делаем вид, что снимаем кино, они делают вид, что его смотрят». Прекрасно. Все довольны внешне и жутко недовольны внутри. Но зачем тогда в этом вообще участвовать? Ради денег? Но деньги эти не сказать, чтобы совсем лёгкие, да и получается, что лучшие годы своей жизни он потратил на никому не нужный шлак?
Подобные мысли уже давно роились в голове «сбитой звезды», но именно вот эти вульгарные торговки с их таким простым обманом стали последней каплей. Причём, им же тоже надо было весьма изощрённо притворяться, врать, проявляя заинтересованность к съёмкам, что было нелегко — неплохими бы актрисами могли стать, думал он. Хватит! Пора признать, что творца из меня не вышло, настало время перемен.

                Глава 8.

Решив кардинально изменить свою жизнь, Антон, разумеется, менял её, используя привычные схемы. С чего он решил, что использование старых методов приведёт к новым результатам, не вполне понятно, но ведь реальные перемены — это, по сути, самоубийство прежнего себя и рождение себя нового, пусть и в плане души, а человек, как известно, слаб и ничего удивительного нет в том, что наш герой за новой жизнью и новыми деньгами пошёл к старому знакомому — однокласснику Сергею, который добился изрядных успехов в бизнесе. По крайней, мере, пожилые тётки, знавшие их обоих ещё  с детства,  были в этом непоколебимо уверены. Правда, ничуть не слабее была их вера в то, что миром управляют тайные ложи, картошка в ближайшем супермаркете гниёт из-за мигрантов, а терапевт из близлежащей поликлиники является агентом мировой закулисы и прописывает дорогие лекарства по приказу фармлобби и лично Мелинды Гейтс, но даже сломанные часы дважды в день показывают верное время, особенно для тех, кто хочет видеть их только в эти минуты, так что встреча с Сергеем состоялась.

Произошло сие эпохальное событие в офисе преуспевшего одноклассника. Недурное здание в стиле классицизма мерцало хромированной сталью турникетов, сияло очками секретарш и начищенных дверных ручек. Преодолев все эти препятствия, Антон оказался лицом  к лицу с суровым, налысо бритым мужчиной, в котором с трудом узнавался разгильдяй с задней парты.

В целом же процедура опознания особо не затянулась и высокие договаривающиеся стороны переместились в небольшой кабинет, где находился журнальный столик с бутылками дорогих даже на вид напитков и прочие ингредиенты, необходимые для проведения плодотворной дискуссии. После осушения первой рюмки, Сергей, смачно закусив, перешёл к делу:
—Ты чего хотел-то?
—Работать хочу. Творческий кризис, решил вот поработать руками, так сказать, ответствовал Антон. Взгляд, который был ответом на вышеприведённую фразу мог бы послужить образцом недоверия в кинематографе.
— Значит, выперли с телика? Уточнил Сергей. Повисла несколько принуждённая пауза.
Антоха. Ну чё ты от меня хочешь? Ты же никто. Клоун.
— Я -звезда! Меня все знают. На улице спроси!
После данного вопля Антон поднял голову, которую до того держал опущенной и вперился взглядом прямо в глаза однокашника. Эти глаза напротив выражали лёгкое презрение с примесью веселья. Обычно так смотрят взрослые люди на неразумных детей, решивших назло маме отморозить уши. Пауза затягивалась и, дабы сохранить остатки реноме, Антон судорожно забегал взглядом по поверхности стола, буквально схватил пульт от телевизора и включил звук на панели, висевшей рядом на стене.
Сгустившееся молчание разорвал щебет журналистки: «Создатели сериала «Гнилой базар» две недели назад объявили о завершении данного проекта и вот сегодня первый съёмочный день нового проекта этого продакшена «Смерть под одеялом». Команда осталась практически без изменений, за рядом незначительных исключений….».

Сергей, взяв пульт из безвольных рук Антона, выключил звук. Да, это был тот самый случай, когда совпадение произошедшего было из тех, которые в кино кажутся натяжкой сценариста, но порой встречаются и в реальности.
Антон безвольным мешком свалился на кресло, Сергей откинулся назад и стал тихо, но уверенно, чеканить слова: «Что ты умеешь? Может, плитку кладешь»? «Плотником? Мебель делать? Сантехник? Электрик»? При каждом вопросе Антон всё больше «оседал», осознавая, что никаких практических навыков не имеет. При названии «электрик» несколько оживляется, произносит:
— «Да, с дедом на дачах у соседей работал в школе».
— Сергей: «Могу предложить должность электрика начального уровня. По деньгам поначалу полтинник. Плюс дам в долг закрыть просрочку по картам и ипотеке. Нормально работать будешь, 150-200 вполне будет, лет за 5-6 рассчитаешься с долгами и гуляй».
— Антон: Полтинник? Да ты чё. Ты же у меня списывал в школе…
—Сергей: «Да, пожалуй. Семьдесят. По старой дружбе. Если нормально себя проявишь, попробуем на плиточника тебя двинуть. Там и 300 в месяц не редкость.
Возникла пауза, во время которой Антон сидел, задумавшись и опустив глаза в пол. Раздался звук СМС, Антон достал телефон и взглянул на экран. Там опять было напоминание о долгах и он решился.

                Глава 9.

Творчество —что это такое на самом деле? Где его больше — в игре актёра на сцене или разводке электропроводов под гипроком по 8 кабель-каналам, совмещённом с необходимостью монтажа ламп? По итогам полугода работы в ремонте Антон не смог бы дать точный ответ на этот вопрос. Красота перевитых жгутов, струящихся яркими лентами по серой бетонной стене, оттенки электрического света, их разница при рассеивании разными абажурами и  на разных покрытиях — всё это давало такой простор для эстетических тонкостей, который и не снился  создателям бесконечных эпосов про грозных ментов и благородных воров. Выходило, что теперь наш герой привносил в этот мир куда больше прекрасного или, как минимум, красивого, нежели во время актёрства. Причём, красота эта была не отвлечённой и потому спорной, а практической красотой вещей, которыми пользовались живые люди и потому эмоции ею вызываемые, были искренними и настоящими. Да и что есть красота, как не высшее проявление целесообразности? И вообще, может ли быть признано красотой то, что эфемерно ускользает из реальности, растаивая в утренней дымке грёз воспалённого разума? Есть ли такая красота, которую видит только один и не бред ли это сумасшедшего?

Вот, примерно, такие мысли роились в голове Антона, возвращавшегося домой после очередного выполненного заказа. Ответов на озвученные выше вопросы он не находил, но сама возможность покрутить их, найти в унылой, на первый взгляд, работе электрика что-то особенное, придавала дополнительный смысл и труду и существованию в целом. Припарковав автомобиль у дома, он, вытащив сумку с инструментами из салона, бодрым шагом направился к двери подъезда, именуемого петербургскими снобами «парадная». Кстати, вот — весь день пахал руками, а почти не устал, а после кино-смены, был как выжатый лимон, хотя там только языком шлёпал, подумал он. Интересно, всё-таки усталость у нас в голове или работа актёра тяжелее, чем электрика? Так, стоп, хватит, оборвал он поток мыслей усилием воли. Сейчас — время ужина и заслуженного отдыха. И ужин, кстати, наверняка, готов. Интересно, что сегодня?

Ещё на лестничной клетке новоиспечённый пролетарий почувствовал аромат каких-то пряных трав, смешивающийся с восхитительным запахом жаренного мяса. Всё это великолепие сочилось из-за дверей его квартиры. Открыв дверь, которая не издала ни звука, поворачиваясь на недавно смазанных петлях, он вошёл в прихожую, не просто пахнувшую, а прямо таки блиставшую свежим ремонтом. Одев пушистые тапочки, и скинув куртку, он отправился прямо на кухню, в дверях столкнувшись с Ириной Павловной. Это была дама лет 50 с лицом, которое  с годами, как будто, напиталось внутренним светом и добротой. И пусть уважаемый читатель не подумает ничего плохого: Ирина Павловна была домохозяйкой, нашедшей себя в предпенсионный период в помощи по хозяйству самым разным людям. Бывшая медицинская сестра, она и сейчас продолжала работать в хосписе для безнадёжных больных, но уже освободившись от удушающей бумажной отчётности и зарабатывая уборкой и готовкой для обеспеченных людей.
— Ирина Павловна: «О, Антон Иванович, я как раз успела все блюда сготовить, прибраться. Тогда пойду, до завтра».
—Антон: Спасибо огромное, Ирина Пална, до ПОСЛЕзавтра.
— Ирина Павловна: «Да, точно, до послезавтра».

Проводив домохозяйку, Антон прошествовал в плите, выложил еду на красивые тарелки и приступил к трапезе, которую прервал телефонный звонок. На экране смартфона высветилось фото Сергея, но Антон поймал себя на мысли, что не испытывает ни раздражения, ни даже лёгкого недовольства. Каким же я спокойным стал. То ли деньги, то ли реальное дело весьма благотворно влияют на нервную систему, подумал он. А, возможно, дело в чувстве уважения от окружающих и самого себя…. Да причина, собственно, и не важна, главное — это результат, а он есть. Сергей звонил с просьбой завтра с утра, по возможности, заехать к его племяннице и помочь решить проблему с искрящей розеткой и парой мелочей по электрике. Он просил, а не указывал. Какой контраст с тоном, который звучал во время первой встречи, может ли быть лучшее подтверждение правильности выбранного пути? В общем, конец вечера  прошёл  в полном довольстве и неге.

                Глава 10.

То же чувство не покинуло его и наутро. Полный сил и энергии, он завтракал, одевался, садился в автомобиль. День был прекрасен с самого начала, Антона буквально распирали чувства полноты и осмысленности жизни, мозг работал надо вопросом о том, куда поехать в отпуск — первый после устройства на новую работу.
Искомая дверь была обита простеньким дерматином, звонок выдал незатейливую мелодию, напомнившую Антону о детстве. Да, точь-в-точь такой же сигнал звонко звучал в квартире его родителей в далёком детстве. Слегка расчувствовавшийся, с непроизвольной и тихой улыбкой на лице наш герой ждал.

Дверь распахнулась. Невзрачная женщина средних лет смотрела на него глазами-бусинками, в которых отражалась усталость и, скорее даже, замотанность человека, попавшего в колесо для белки и смирившегося со своим положением.
—Здравствуйте ! произнёс Антон, ощутив, что возникла странная пауза.
— Здравствуйте! А вы не… изрекла дама.
—Нет, просто похож – ответствовал Антон.
Да, такое нередко случалось. Некоторые клиенты оказывались поклонниками сериалов с его участием и разговоры  о том, как оно было хорошо раньше и как он докатился до жизни такой мешали работе и способствовали срыву сроков, поэтому со временем Антон просто перестал признаваться в своём прошлом и уверял всех, что имеет лишь внешнее сходство с некогда популярным актёром. Хотя, надо отметить, что популярность эта была куда ниже, чем он ожидал, большинство клиентов его не узнавало, что также способствовало усмирению эго и фантомных болей кинематографической ипостаси.

Лицо клиентки изменилось, оно стало холодным и отчуждённым, она смотрела на пришедшего, как на бывшего мужа, забывшего заплатить алименты. Видимо, дама возгорелась надеждой на яркое пятно в своих серых буднях от встречи с актёром и когда выяснилось, что пятна не будет и подружкам по бухгалтерии рассказать историю о пылком киногерое, который чинил у неё розетки, попутно прожигая взглядом лёгкий пеньюар хозяйки, не получится, тётушка сникла и обвинила в своём разочаровании она, конечно, не себя пришедшего.
 
Но всё оставалось в рамках приличий, благо, дама накинулась на ребёнка-девочку лет 10 и из-за закрытой двери комнаты послышался душещипательный диалог:
— Мама, сейчас мультик идёт!
— Выключай сейчас же! Потом досмотришь! Вечно всё  у тебя не как у людей! Вся в папашу-придурка.

 По завершении вышеуказанных воспитательных мер, Антон получил возможность отключить электричество и приступил к устранению неполадок. Много времени это не заняло и уже через 40 минут он заглянул внутрь и проинформировал контрагентов о завершении процесса. Вновь заработал телевизор, на котором шёл выпуск новостей, хозяйка, недовольно кривя светлый лик, открыла сумочку и достала оттуда деньги, протянув их Антону, не глядя на него и усилила громкость телевизора. Там щебетала журналистка и щебетала она следующее:
«Настоящая сенсация! В категории короткометражных фильмов премию оскар получает фильм режиссёра Сергея Иванова из России! В главной роли — Антон Крючков! Свежий взгляд на токсичную феминность и остросоциальные проблемы давления общества на мужчин поразил пресыщенных кинокритиков. Особое внимание жюри привлекла блистательная, не побоюсь этого слова, работа господина Крючкова!».
Во весь экран включённого телевизора красовалась фотография Антона в смокинге и отблеском на неё ложилась его же тень в рабочей спецовке с коробкой инструмента в руках. Повисла пауза, хозяйка смотрела на электрика в полном потрясении, а он не мог вымолвить ни слова и ожил только когда раздался звонок его телефона. Всё ещё находясь в некоторой прострации, Антон достал аппарат и непонимающе взглянул на него. Звонили одновременно продюсеры, несколько знакомых режиссёров и та самая, давно забытая Ольга.

                КОНЕЦ.