Она просто не спит в пять утра

Она просто не спит в пять утра. ( рассказ)
Любой, кто знает Яву, скажет о ней немногое… Каждый кто знаком с этой не миловидной в классически - прямолинейном понимании сего значения термина, скажет о Яве не особенно многое, но каждое слово о ней, непременно будет емким как массивное явление. Ява всегда уходит в пять утра. И как только ей удается не потерять время из внимания ? Возможно она чувствует смену суточного состояния города. И если бы к ней приставить часового, задачей которого будет сместить пласт времени на хотя бы полчаса и сообщить Яве неверные данные, то, она непременно почует подвох. Как только ей удается каждые пять утра уловить состояние необходимости идти ?
Скорее всего это некий мотив боли. Может быть не той боли, которая с медицинского обзора представляет из себя острую, нестерпимую защиту тела от причины ее, но какой то вариант мятежа организма, похожий на тревогу, такую тревогу что не в уме находится, а как будто завязана в оборот позвоночного столба, словно бы вокруг пилона некая обнаженная танцовщица, навсегда прикованная к перекладине, должная крутить себя вокруг нее, и нет выхода обеим…
Ява в капюшоне. Она всегда носит капюшон спортивной кофты, и невдомек ей, что прятаться как прячется черепашья голова, значит выставить в пустоту лик свой, и тем сильнее обозначить его для желаемого быть проигнорированным. Хотя нельзя заявить однознозначно. Нельзя сказать о том, что желанное или игнорируемое, если порой, человек самостоятельно, не признавая авторитета факта, пытается не признавать давно узнанное, и не менее давно пленившее ум… А Ява не желает плена. Она ничуть не похожа на уязвленную или зависимую. Эта особа спит завернутая в постельное белье выдаваемое проводником,за сносную плату как пассажиру плацкартного вагона, и при этом голова ее так же спрятана в кокон спортивного капюшона кофты. И всегда, каждое наступление пяти часов утра, вызывает в ней точное знание о полном пробуждении организма. Она как бы и не выходит из состояния сна в обыкновенном понимании такого выхода. Словно бы нет пробуждения человека. Она просто не спит в пять утра. И может быть жизнеописание этой женщины, – к слову, тридцати семи лет, бездетной, немногословной, – не должно бы казаться описанием обыкновенной, замкнутой, чуждой до веселого смеха и простых женских обыкновений, особы, каких часто стоит по несколько на входе в кабинет для людей с пограничным состоянием духа, и каждый раз, специалист чиркает по рецепту шариковой ручкой, назначая одно и тоже.., каждый раз.., одна и та же завитушка  подписи, и печать…
Но некая танцовщица внутри тела Явы, как змея обвивая позвоночник ее, не позволяет замереть в состоянии созерцания и тишины телесной. И Ява не спит в пять утра.
Каждый, кто немного знает Яву, слышал байку о том, как будто именно в это время, однажды, на безымянной станции, перед одинокой женщиной открылись двери той самой гидравлики вагона, о коей говорят вполголоса видевшие, и бравурно смеются еще не готовые узреть самый полупустой поезд на свете…Или в тьме… Сам, нелегкий на появление состав что прозван знающими – “ Эхо тени”, проходил на пути Явы. И лишь севший в такой вагон, становится вечным его пассажиром. И ведь, нельзя сказать что есть та самая вечность… Ее ли суть в непрерывности и постоянной цикличности всех возможных процессов и вещей… И говорят, что Ява не села в поезд, который делает остановку на безымянной станции для человека годного. Для человека не оставившего за спиной своей ничего являющего смысловую подоплеку для жизни на земле.  А останавливается Эхо тени перед человеком без оборотного билета и без средств для покупки его.
Глупости конечно болтают, а есть ли в таких глупостях безумное ?
Бабье лето началось пару дней как… И теперь утро ледяное, похожее на свежий взмах руки еще далеко идущей зимы, такой приветственный взмах, меняется прогретым ингалятором дня, но уже отключенным от сети, остывающим на последних быстроходных молекулах, доживающим время своей работы для прогрева тела и может быть взгляда, привыкшего к теплу человека - прохожего.
Бабье лето остужает горячность жаждущих зимы. И теперь, когда в пять утра, Ява не спит, и она на остановке к которой подходит автобус, согласно расписания еще через полчаса как.., на небе полном далеких тусклых звезд, идет прямая и ровная, словно эталонная мера линейки отмеряющей небесное пространство, колонна ярких огоньков, отчетливо видных, имеющих постоянную скорость, беззвучных, отданных своей сутью некоей дисциплине, и природа этой дисциплины может носить характер какого то аспекта Бытия, не имеющего пунктуационного регламента, но не возможного как факт нарушения этой прямой дисциплины, ибо любая траектория движения странных светил, станет предусмотренной и необходимой, даже без контекста разумного контроля.
 В пять утра, постепенно уходя от взора за чердачную крышу кирпичного жилого дома, по небесной траектории прошли архангелы, принятые видевшими их, за интернет - спутники. И буквально на мгновение, жидкий куполообразный шар, алый, подобный игрушке в которую помещен маленький мирок, окружил небесную гладь в той ее части, что служила проходной дорогой, траекторией пути маленьких, дисциплинированных огоньков. Он не забрал их, а словно бы объявил о своём наличии, пусть незримом. А прямая последовательность шариков строем ушла за дом. Ява подумала тогда:
– Ты ведь не Бог ?
Но немое холодное утро, толковало железным прямоугольником расписания автобусов, и далеким лаем бездомной собаки. А Ява услыхав лай, вспомнила вереницу, подобную этой, прямой дисциплинированной, небесной… Она вспомнила что гонимая в движение, в очередной ход своего пути как пассажирка плацкартного вагона, которая не спит в пять утра, она не спеша, тщательно зашнуровав берцовые ботинки, сошла на холодной станции под велением крутящейся стиптизерши - балерины, вокруг ее позвоночного столба, и ведомая этим эквивалентом мятежа организма похожего на тревогу, дополненная рюкзаком вынужденная идти для того чтобы идти.., ушла в темноту тропы отделяющей один берег лесополосы от другого. И вот это утро явило взору женщины неспособной на созерцание обездвиженности, вереницу, но живую вереницу, с не меньшей чем небесные огоньки дисциплиной передвижения, черную вереницу вздыбленной шерсти, желающую крови и однозначно готовую рвать плоть любого живого существа, попадись жертва на пути. Ява едва успела сойти с тропы безлюдной и уже используемой волками, целой стаей их, и чудом, хотя может быть некоей закономерностью замаскированной под чудо (с возможностью обратной формулировки ), она наблюдала лежа на животе из растительности лесополосы, как чистые от морального закона звери, возможно притворяющиеся что не заметили женщину с рюкзаком на своем пути, проходят мимо словно поезд уходящий в сторону от наблюдателя. Может быть они играют с ней… Это самая сковывающая тело игра. Игра при которой человек в нее вовлеченный, является слабой жертвой.., едой.., кровью на завтрак… И Ява почти уверена, что каждый из утренне - черных путников, целенаправленно идущих, являющих собой смерть и смерть мучительную, несправедливую, полную отчаяния и безвыходного унижения, втайне косится на замерший ком плоти на голове которого надет капюшон, а внутренний мятеж организма, выраженный в непристойной танцовщице вращающейся вокруг позвоночного столба ее, сам замер в ледяной окутке идущей от голой земли через грудь и живот к самому центру эквивалента боли, похожей на тревогу. Такое могло значить лишь одно – Ява боится ! Страх пришел как тиран и подавил своим весом, весом при наступлении на душу женщины, готовый уйти вслед за волчьей стаей, – тревожную балерину - стриптизершу, вечно как ноющая тоска кружащую зацепившись за пилон позвоночника, ту самую танцовщицу не дающую покоя созерцания и обездвиженности. Хоть бы временной обездвиженности…
И когда Ява мысленно спрашивала у строем идущих загадочных огоньков, “ Ты ведь не Бог ?”, она надеялась что это действительно так. Ведь если увидеть высший разумный смысл ей, тут, на остановке в пять с лишним утра, значит она нашла его, и уже не сможет идти дальше. Такое могло говорить, что теперь ей некуда двигаться, и значит тревога ее привязанная за ногу к внутренней части спины, станет терзать ее, а невозможность выйти за грани пути, как новый путь, уничтожит ее, изъест зудом требования двигаться.
У Явы нет мобильного телефона. Но в кармане у нее лежит пластиковая карточка подходящая для разъема который проделан в каждом устройстве именуемом – таксофон. И у нее есть небольшая записная книжка с некоторыми номерами телефонов. И она звонит… И она терпеливо набирает номер и не менее же терпеливо вслушивается в гудки вызова.
Она могла бы спросить у человека поднявшего трубку в пять с лишним утра, то же что недавно у неба. Но, примерно этот же вопрос она и задает ему каждый раз, только звучит он всегда иначе. Она спрашивает его не Бог ли он, но в иных выражениях и других путях осмысления. Она знает, что имя ее от имени острова, и ей известно что никогда за все время ее существования, никто не питал смыслами жизнь Явы. Кроме одного… И теперь вулканическая активность на островной поверхности имеет место как природное, естественное явление. И уже страх внутри ее не может достигать пределов необходимых для умиротворения, подавления эквивалента боли, ее тревоги, но тревоги ее не умственной, а прикованной к хребту.
– Я приеду к тебе !
– Ты в каком городе ?
– Неважно… Я приеду к тебе !
– Ты ведь боишься встретиться ! Я знаю, что для тебя нет конечной… Ты всегда идешь, но ужасно боишься дойти…
Ява боится взглянуть на табло о набранном номере телефона. Ей страшно признать, что может быть и нет собеседника на том конце провода. Но, ведь кто  то ей отвечает, и он так похож голосом, что она почти уверена что разговаривает с НИМ… Лучше бы она вошла в вагон Эхо тени, тогда, когда он остановился возле отчаянной и опустошенной. Скорее всего, это было отказом от награды и теперь любое чувство, кроме жалости к себе, явилось бы подарком, порцией права жить.
У Явы еще есть деньги. Она снова двинется в путь. И дисциплинированная череда архангелов, принятая видевшими их, за интернет - спутники, иногда, быть может, еще появится на небесной глади, как объявитель маленького конца света для любого, кто узрит себя внутри стеклянной игрушки - шара, внутри коей помещен маленький мирок.

Любой, кто знает Яву, скажет о ней немногое… Непременно, такой человек назовет ее великолепием радости и жизнелюбия. Веселая беспечная хохотушка, почти не снимающая капюшон. Она не спит в пять утра, и скорее всего каким то  неосязаемым природным даром, чувствует время. Как можно бегать в пять утра ? Разве возможны силы данные человеку, для километра за километром, на основе из ровного дыхания и попадающего под каждый удар сердца, шага за шагом…Что за сила есть в основе движения человека бегущего бесцельно, выверено с дисциплинированностью похожей на монолит ? Что за право такого человека ?
Утром холодно. Хотя днем будет еще тепло, ведь несколько дней как, наступило бабье лето. Скоро пойдут автобусы, и среди пассажиров следующих на работу, многие с брезгливой драмой внутреннего сочувствия, про себя лениво вознегодуют от вида утренней бегуньи в капюшоне.
октябрь 2025г.