Антидепрессанты

Аптека на углу светилась в предвечерних сумерках фальшивым, слишком ярким светом. Этот свет не освещал, а выхватывал из темноты куски реальности: потрескавшуюся плитку, ржавый водосточный желоб, бледные, лишенные выражения лица. Она была как космический корабль, пришвартованный на окраине умирающей планеты, — последний пункт снабжения перед погружением в пустоту.

За стойкой, заставленной пирамидками из витаминов и коробок с нарисованными улыбающимися людьми, стояла Марина. Она была не провизором, скорее, кассиром в чистилище. Она продавала не лекарства, а временные коридоры. Узкие, на несколько часов, позволяющие пройти сквозь стену отчаяния, не разбивая о нее лоб. Каждый день она отсчитывала эти коридоры — маленькие, цветные капсулы, упакованные в блистеры, похожие на колоды разовых билетов в никуда.

Их покупали все. Молодые девушки с глазами, пустыми, как заброшенные квартиры, заложившие за безысходность последние пятьсот рублей. Солидные мужчины в дорогих пальто, чьи ролевые костюмы успешности вдруг расползались по швам, обнажая дрожащего ребенка. Они клали на прилавок рецепты, выписанные усталыми врачами, — эти рецепты были похожи на индульгенции, купленные у равнодушного бога.

Люди страдали. Не от плохой работы или несчастной любви. Это были лишь симптомы, языки пламени, вырывавшиеся из-под земли. Огонь же горел в самом фундаменте.

Они не знали, зачем живут.

В этом была вся суть. Не в химическом дисбалансе, который можно было поправить таблеткой. Не в травмах детства, которые можно годами перебирать в кабинете психолога. А в абсолютной, оглушительной тишине в ответ на главный вопрос. Они не знали смысла своей жизни. Не понимали, кто они — без своих должностей, семейных статусов, потребленных сериалов и купленных вещей. Они не понимали, где это «здесь», в этом гигантском, равнодушном городе, на этой крошечной планете, затерянной в безразличной вселенной. И что им, маленьким, временным существам, на этой планете делать.

Психология предлагала им навести порядок в комнате, пока за окном бушевал ураган бессмысленности. Религия и эзотерика продавали красивые, но хлипкие зонтики от этого урагана. А антидепрессанты... Антидепрессанты были берушами. Они не останавливали ветер. Они просто приглушали его вой, позволяя дожить до следующего дня, следующего месяца, следующего года. В тишине.

Марина смотрела на очередь — живую, дышащую иллюстрацию к своим мыслям. Людям в очереди не нужно было изобретать смысл с нуля каждый день, как это приходилось делать зумеру из Москвы, чей мир состоял из цифровых симулякров и бесконечного выбора, ведущего в паралич.

«Чего все ждут, не пойму?» — мысленно повторила Марина чью-то чужую, горькую фразу.

Когда люди брали у нее из рук заветную коробочку, в их взгляде на секунду вспыхивала не надежда, а именно ожидание. Ожидание, что вот сейчас, после этой таблетки, мир переменится. Случится Второе пришествие смысла. Их спасут. Или они перейдут в новый мир, где все будет иначе.

Этого не будет.

Мир останется прежним. Серым, шумным, требовательным и безответным. Аптека на углу будет светиться завтра, и послезавтра. Очередь не иссякнет.

Последней в этот вечер была девушка, лет двадцати. Она не говорила, просто протянула рецепт. Ее руки дрожали. Марина выдала ей коробку. Девушка взяла ее, словно святыню, и вышла в наступающую ночь.

Марина выключила свет в аптеке. Яркий, фальшивый свет погас, и тьма снаружи наконец стала целостной, законченной. Она вышла и заперла дверь.

Всё существует только для поиска ответов на главные вопросы.

Никаких других задач у этого гигантского, нелепого, прекрасного и ужасного человеческого муравейника нет. Все войны, любови, открытия, покупки, падения и взлеты — всё это лишь побочные продукты Великого Поиска. Одни ищут смысл в деньгах, другие — в детях, третьи — в творчестве, четвертые — в служении. А кто-то, пока не нашел, покупает в аптеке на углу временный коридор тишины, чтобы просто иметь силы продолжать искать.

И стоя в темноте, глядя на огни города, который был гигантской, судорожно работающей фабрикой по производству и потреблению смыслов, Марина подумала, что, возможно, сам этот поиск — этот бесконечный, мучительный, прекрасный вопрос «зачем?» — и есть единственный настоящий ответ.