Лучше гор может быть только дома. Глава 4
- У Лизки подъедалась? Молодец! А нам что теперь? Леркиным очередным шедевром давиться?
- Будем надеяться, что на этот раз там что-то съедобное, - ответила Таня и полезла в палатку за своей миской.
Ребят два раза приглашать не пришлось, все уже собрались со своими мисками вокруг костра. С ними проблем не предвидится, эти с голодухи готовы что угодно проглотить. Правильно Лерка так долго с ужином затягивала. Может это у неё тактика такая, дать всем как следует проголодаться, что бы потом её сложносочинённые блюда проглатывались в одно мгновенье. Но, ужин, вопреки ожиданиям, оказался вполне съедобным. Ребята даже начали нахваливать Леркины способности в кулинарии, что, по мнению девчонок было лишним. Излишние похвалы безусловно вдохновят её на новые кулинарные подвиги, что не крайне желательно. Таня пристроилась рядом с Димкой, наворачивающим кашу за обе щеки.
- Дим, в полголоса обратилась она к нему, слегка подергав за рукав, - Дим, ты рассказал Дымычу про соревнования по спортивному ориентированию. В смысле о том, каким образом я второе место заняла?
Димка отвлекся от своей каши и заглянул в Танину нетронутую тарелку.
- Нет, ты чего? Никому я ни чего не говорил. Да и не спрашивал он меня. А ты чего не ешь?
- Меня уже у Муромцев супом накормили, хочешь – забирай, - и протянула Димке свою порцию. Долго уговаривать его не пришлось, - только вспомни хорошо, может ты говорил кому?
- Да честное пионерское, ой, комсомольское! - Димка ни как не мог привыкнуть к тому, что недавно сменил пионерский галстук на комсомольский значок. - Даже в мыслях не было. Может, сама кому проболталась?
- Только Лерке, но я её знаю, она могила.
- Лерка точно не трепло, - согласился Димка, - А чего вдруг такие вопросы?
Они разговаривали почти шёпотом, постоянно оглядываясь по сторонам. Все были увлечены ужином, ложки ритмично стучали о миски, и вроде бы ни кому до них дела не было. Но Таня решила всё же подстраховаться и оттащила Димку подальше от костра, помогая ему с его двумя мисками переместиться без потерь.
- Дымыч сказал, что знает, как я выиграла те соревнования, - прошептала Таня Димке на ухо.
- Да там все удивлялись, но списали на то, что тебе просто повезло. Мы ведь не палились, на контрольные точки выходили поодиночке. К финишу тоже ты бежала уже после меня. Нас даже вместе ни кто не видел.
- Значит, кто-то видел, - подытожила Таня, - иначе, откуда он знает?
- Да забей. Ну, если даже и знает. Ему же лучше, когда его спортсмены грамоты зарабатывают. Тем более время уже сколько прошло. Да и не нарочно же мы, не договаривались ведь. Так уж вышло.
- Да меня саму это мучает. Победа ведь не заслуженная, я же действительно в ориентировании полный ноль. Но одно дело, когда думаешь, что ни кто не знает, а другое – когда точно знаешь, что и другие знают. В общем ты понял.
Димка уже успел дохомячить кашу из обеих тарелок и по-джентельменски направился к реке мыть посуду свою и Танину.
За чаем обсуждали неудачную рыбалку, сетовали, что червей здесь днем с огнем не сыщешь. Сколько не копали – черви отсутствуют, не то, что дома в родном чернозёме.
Разговор с Димкой мало что разъяснил, вопросы остались без ответов. Таня решила заняться своими прямыми обязанностями: записать в дневник всё, что произошло за день. Точнее, дневников было два: первый велся по всем правилам с описанием маршрута, погоды и прочее, его нужно будет сдать в управление по туризму. Писался он без особого энтузиазма, скучно, нудно, не интересно. На него даже время жалко тратить было. Второй писался для себя, позднее, к нему добавятся фотографии, сделанные Димкой. Вот это по-настоящему интересно, перечитывать будут потом все, вспоминать веселые истории, связанные с этим походом. Здесь писать нужно всё честно и беспристрастно, для себя же. В связи с этим перед Таней и возникла дилемма, писать ли про свой постыдный побег, который ранее казался почти героическим? А если писать, то, в каком ключе? Быть ли до конца честной, или можно и приукрасить для красного словца. Сначала не мешало бы всё обдумать, но шум и доносящиеся от костра вопли мешали сосредоточится. Таня направилась по тропинке вдоль реки, ища удобное местечко подальше от шумной компании. На берегу тоже сосредоточится не получалось, слишком уж шумной оказалась эта горная река. Таня перешла через поляну и среди деревьев приметила очень удобный нагретый солнцем плоский валун. Она с легкостью поместилась на нем лежа на животе. Как только записи приблизились её к побегу, то мысли сразу перестали формулироваться. Если бы писать о ком-то другом, то это совсем иное. Описывать свои действия, не пытаясь их оправдывать, а просто как констатацию факта оказалось невозможно, настолько глупо и бессмысленно всё оказалось. Пыталась описать в юмористическом ключе, от этого стало ещё хуже. Таня отвлеклась от дневника и мысленно благодарила всю свою команду, за отсутствие насмешек в свой адрес. В школе бы подобного промаха не простили, высмеивали и за меньшее.
Танины мысли плавно перетекли к воспоминаниям о школе. В прошлом сентябре мама отпрашивала Таню из школы три субботы подряд, чтобы по выходным ездить в деревню копать картошку. И вот на уроке алгебры, вызванная к доске Таня запуталась в решении. Математичка тут же усмехнулась:
- А зачем тебе, Воробьева, алгебра. Ты ведь у нас теперь сектант?
Таня подвоха от учительницы не ожидала и осмелилась спросить:
- Почему? - это было ошибкой.
- А ты разве не знаешь, что только сектанты не учатся по субботам, а пионеры обязаны посещать школу. Так ты уж определилась бы, или ты сектант и снимаешь пионерский галстук, или ходишь в школу, как и положено, и по субботам тоже.
Таня даже не нашлась что ответить, просто села за парту, опустив глаза. Класс примолк. Но самое неопрятное началось уже позже, когда все одноклассники начали сначала не смело, а потом уже более активно называть Таню сектанткой. Все, кроме Лерки, конечно, которая пыталась Таню защитить, но тоже подверглась насмешкам, её стали называть адвокатом сектантов. А самым непонятным было то, что девочки, которые раньше искали их внимания, пытались примазаться к их с Леркой дружбе вдруг стали самыми ярыми насмешницами. Как-то класс сплотился против них. Продолжалось это неделю, пока в следующий понедельник красавец и любимчик всего класса Никита не явился в школу зачесанным вверх чубом. Все обсудили его новую укладку и пришли к выводу, что выглядит Никита очень круто. На уроке алгебры математичка лишь заметив Никиту, с ухмылочкой кинула фразу:
- Золотарёв, всю ночь небось спал, прижавшись лбом к стеночке?
И вдруг Никита стал выглядеть как-то комично и нелепо с этим своим чубом, и все забыли о том, что Таня сектантка, насмешки летели уже в адрес Золтарёва. Таня с Леркой вдруг сделали вывод, что далеко не все учителя должны быть для них авторитетами, и не все достойны уважения. Тут же всплыла история о том, как в пятом классе на летних каникулах Тане прокололи уши. Все каникулы уши болели и гноились и очень тяжело заживали. В сентябре Таня явилась в школу с малюсенькими золотыми сережечками, которые завуч Валанда заметила ещё на линейке. За руку притащила в свой кабинет и потребовала немедленно вынуть сережки из ушей. Таня пыталась объяснять, что она боится к ним прикасаться и вынуть сможет только мама. Валанда негодовала, ей казалось, что Таня дерзит и издевается. Она тут же позвонила маме на работу и вызвала её в школу. А пока ждали маму, выставила Таню перед классом:
- Вы только посмотрите на неё. Ты что, Воробьева, княгиня или графиня какая-нибудь? Отвечай, немедленно! Нет, говоришь? Так откуда же у тебя золото могло взяться? Или ты на заводе по две смены трудилась, что бы на золото - брильянты заработать? Ты хоть копейку в этой жизни заработала? Заслужила ты эти сережки?
Подоспевшая на помощь мама, пыталась втолковать, что уши только заживать начали, нельзя сейчас вытащить эти сережки. Когда прокалывали, то не думали ходить в школу в сережках, но не рассчитывали на столь долгое заживление. Валанда и слушать ничего не желала. Тогда мама очень твердо и категорично сказала, что вытаскивать сережки не будет, а если нужно будет, то переведет Таню в другую школу, благо возможности есть, не зря же наш дедушка работает в Облоно, правда не стала уточнять, что механиком в гараже. С тех пор Таня чувствовала, что завуч, которая обязана быть лояльной ко всем детям, Таню просто ненавидела и постоянно выискивала к чему бы придраться.
Конечно, большинство учителей Тане нравились, но чувствовать себя в школе в безопасности уже не могла, ожидая подвоха от каждого взрослого. То ли дело в клубе, можно расслабиться, заниматься тем, что больше нравится, попадать в нелепые ситуации и быть уверенной, что ни кто не станет над ней издеваться. Сами по себе подколы друзей её не страшили, не реагировать на них она как раз у Дымыча и научилась. Была у него такая привычка или слабость брать с собой тапочки. Эти, совершенно старушечьи комнатные тапочки из зеленого войлока выглядели так, как будто их носило уже три поколения. Даже если бы они были и новыми, всё равно бы давали постоянные поводы для шуток. Таня не раз наблюдала, на турслётах или соревнованиях, как только вечером у костра появлялся Дымыч в своих легендарных тапочках, сразу начинались насмешки и подколы со стороны его взрослых друзей, тренеров из других клубов и других бывалых туристов. Дымыч ни разу даже не попытался объяснить своей странной привязанности к этим злосчастным тапочкам. Таня не могла понять, почему он не берет на переобувку какую-нибудь более привычную обувь. Почему он терпит эти порою даже жестокие нападки своих же товарищей, никак не реагируя, словно не о нем говорили. Он просто менял тему разговора, и насмешки прекращались до следующего раза.
Таня очень дорожила не то что клубом, а тем состоянием спокойствия, которого она не испытывала даже дома. А когда Гошка оказался в нелепой ситуации из-за банок с раскладушкой, Таня очень напряглась. Она ждала, что издёвки над ним обязательно будут. Понимала, что как только кто-то посмеет насмехаться над Гошкой, как тут же этот хрупкий мирок Таниного покоя разрушится, что стоит только начать над кем-то издеваться, как следующей может быть она и кто угодно другой. Что стоит только дать этому злу просто заглянуть в дверь их клуба, как оно сразу же заселится и очень быстро приживется. Потом ей показалось, что все это понимают, и как бы не хотелось пошутить над Гошкой, а смеяться хотелось очень, даже Тане, но ни кто ни одним словом темы этой не посмел коснуться.
Стемнело как-то стремительно, как только солнце закатилось за гору. Не было вечерних сумерек, словно в комнате кто-то свет выключил. Таня лежала на камне, так и не определившись с тем, что стоило записывать, а что будет лишним. Сейчас, лежа в темноте она чувствовала, как усталость словно разом навалилась и сил плестись в лагерь не было, веки начали смыкаться. Из дремы её выдернул слишком знакомый голос Дымыча, и спросонок показалось, что он разговаривает с ней.
- А что я, по-твоему, должен был делать? Какие варианты?
- Я не понял, зачем Воробьёву было тащить в этот поход? – голос принадлежал Тренеру Муромцев Илье Сергеевичу. Услышав свою фамилию, Таня сразу же проснулась. Нужно было как-то обозначить своё присутствие, но уж очень хотелось услышать ответ на заданный вопрос.
- Дымыч, - третий голос принадлежал тренеру Роману Павловичу, - мы же обсуждали состав группы, Тани и Гоши там не должно было быть.
Таня приросла к камню, который уже успел остыть, и лежать на нем было очень неуютно и холодно. Но и пошевелиться она не могла просто физически. Последние слова словно намертво приплющили её к этому треклятому камню.
- Это моя группа, последнее слово тоже моё, я старший тренер. А Воробьёва ходила за колокольчиками. Вы оба говорили, что ни за что не пойдёт. Ошибались. А я верил в неё. На мой взгляд – это самый успешный мой проект, ещё сами убедитесь. Мне провала с Логиновыми на всю жизнь хватило. Выводы сделал, дальше, сами видите, вроде с остальными проколов не было. Илюш, что там с твоими выпускниками? – резко, в своей манере Дымыч вдруг сменил тему.
- Двое выпадают из поля зрения, Гена в Москву поступает, Андрей – в Ленинград. Все остальные в местные институты экзамены сдали. Вроде все успешно, - последние слова Таня уже с трудом разобрала, так как тренеры успели достаточно удалиться от её камня.
От холода била дрожь, ком подступал к горлу, мозг отказывался соображать. В голове была только одна мысль – снова бежать. Таня в темноте на ощупь осторожно слезла с камня. Вокруг темнота хоть глаз выколи. Сделав несколько шагов в сторону тропинки, откуда она только что слышала голоса тренеров, пару раз Таня споткнулась о корни деревьев. Хорошо, что была в туристических ботинках, в кроссовках удары ногами о корни и булыжники были бы гораздо ощутимее. Оглядевшись, увидела костёр и уже увереннее направилась в сторону лагеря. Бежать ночью – это безумие, раз даже днём она умудрилась заблудиться, мысли о побеге необходимо гнать эти из головы. Можно обсудить услышанное с Леркой, иногда в её рыжей голове находятся вполне дельные советы, но не часто. Пока она продвигалась к лагерю, мысленно проговаривала всё услышанное, а точнее подслушанное. Совесть не мучила совсем, не специально же она подслушивала, так сложились обстоятельства. Она уже представляла как огорошит Лерку своим рассказом. Но, по мере приближения к лагерю приходило осмысление того, что огорошить Лерку вряд ли получится. Таня замедлила шаг и придумывала, как произнести то, о чем даже думать не хотелось, так, что бы Лерка действительно прониклась загадочностью всего сказанного. Лерка скажет, что ничего необычного, в том, что тренеры обсуждают своих спортсменов, нет, и будет права. А чего Тане хотелось услышать, что она замечательный турист-альпинист, и ни у кого даже вопросов не может возникнуть, зачислять ли её в состав группы или нет? Или здоровье у Тани богатырское, что она и продемонстрировала на первой же в своей жизни вершине? Или Дымыч не догадывался, про Гошкины банки и раскладушку? И на что стоит обижаться, на то, что её все же взяли в поход? Да с такими данными, как у неё ещё и в ноги Дымычу стоит поклонится, что вопреки возражениям молодых тренеров он всё же настоял на своем и зачислил её в группу. И что в итоге остается? Что Таню так поразило в этом разговоре? Только колокольчики. Осведомленность Дымыча о колокольчиках действительно повергла её в шок.
В лагере было по-прежнему шумно. Все три отряда собрались вокруг костра и делились впечатлениями от сегодняшнего дня. Наконец-то Таня увидела матрасников. Держались они особняком и тихо переговаривались между собой. Это были три взрослых мужчины и две женщины возраста примерно чуть моложе Таниных родителей.
Таня втиснулась между Леркой и Гошей, сидящих на пенополеэтиленовых ковриках. Гошка активно участвовал в обсуждении неудачной рыбалки на форель.
- Так вы ничего не поймаете, - перекрикивал всех Юра Муромец, - рыбалка в горной реке – это другое. Тут хитрость нужна.
- Знаем мы твою хитрость, - смеялась Наташка, - в прошлом году пошёл с острогой на форель, ноги в ледяной воде отморозил, острогу течением вырвало из рук, потом лечили его кашель весь оставшийся поход. Но зато, - Наташка со значением подняла указательный палец вверх, - ни одна форель не пострадала.
Под всеобщий хохот Юрка оправдывался:
- Я теперь понял, место надо найти, где река мелкая, и стоять на камнях поближе к середине, там эта форель и проплывает. И острогу надо подлиннее острогать, что бы стоять на месте, а не бегать по дну, - дружный хохот раздался ещё громче.
- Альпенштоком её не пробовал? - заливался до слез Лёха Дыня.
Таня попыталась отвлечь Гошу от общего веселья:
- Гош, пойдём, мне спросить у тебя надо, - но Гоша отмахивался, - Погоди, Тань.
- Гош, мне сильно надо, - не отставала она. Гоша, нехотя поднялся, и Таня оттащила его за рукав подальше от костра.
- Гоша, кто, кроме нас знает про колокольчики?
- Да ни кто, - возмутился он, - Ты что, с ума сошла про такое рассказывать? Или в детской колонии хочешь очутиться, а ещё хуже – в тюрьме. Тебе сказали – забудь, вот и забудь. Не было ни каких колокольчиков, - сказал, как припечатал.
В этот момент к костру подошли все три тренера, и Гошка поспешил вернуться на место. Таня тоже поплелась за ним.
Пока тренеры рассаживались, смешки начали затихать, все с нетерпением ждали «Легенду о черном альпинисте». Орлята знали, что, по традиции легенду рассказывают тем, кто впервые оказался в горах, но как не допытывались у старших, так и не смогли узнать, в чём там суть. Более опытные туристы только усмехались, разжигая ещё больший интерес.
- Итак, - начал Дымыч, - легенда о черном альпинисте. Только я не понял, Муромцы что здесь делают? Вы её сколько раз уже слышали?
- В вашем исполнении слушать готовы ещё столько же, - отозвалась Наташка.
- А что, только Орлята и….. эти, - Леха показал в сторону матрасников, - слушать будут? Мы тоже хотим.
- Лёш, не «эти», а….., - все поняли, что Дымыч чуть не сказал «матрасники», но вовремя опомнился, - А как мы вас величать будем? – обратился он к Роману Палычу.
- Не придумали ещё как-то, - замялся Роман.
- Может тогда традиционно – «Романтики»? – предложил Илья Сергеевич.
- А почему Романтики? – поинтересовался один из матрасников.
- Да как-то прижилось уже у нас название команды соотносилось с тренером. Вот, к примеру, Орлята – сразу понятно, что мои. Орлов моя фамилия. У Ильи Сергеевича – Муромцы, потому что Илья Муромец, понятно? А у Романа Павловича – Романтики, потому что Роман. В нашем турклубе «Ирбис» как-то так уже прижилось.
- Ну, Романтики, так Романтики.
- Нам нравится.
- Ну, раз у вас так положено, будем Романтиками, - одновременно заговорили все теперь уже Романтики.
Дымыч как-то нарочито театрально поерзал, усаживаясь поудобнее, пригладил усы и начал рассказ:
- Давным-давно, сразу после войны, два солдата, служивших как раз здесь, в горах Кавказа в горной дивизии вернулись домой. Дружба между ними была крепкая, закаленная в боях. А бои здесь, как вы знаете, шли нешуточные. Выжили не многие. Но, друзьям повезло, вернулись даже без серьезных ранений. А звали их Максим и Егор. Работать ребята устроились на завод, продолжая держаться друг за дружку, во всём друг друга поддерживая. Там же на заводе ребята и познакомились с красавицей и хохотушкой Юлей. И оба влюбились. Максим и Егор начали ухаживать за девушкой, которая благосклонно принимала знаки внимания от обоих. Так и продолжалось какое-то время, они втроем посещали кино и театры, гуляли а парке, ходили на танцы. Вместе провожали Юлю до подъезда, вместе возвращались домой. Постепенно друзья начали замечать, что дружба между ними дает трещину, а девушка Юля всё ни как не может решить, кому из друзей отдать предпочтение. Вот и решили друзья взять паузу и уехать в отпуск в горы по местам боевой славы. Взяли рюкзаки, палатку, провизию, добыли снаряжение и отправились покорять вершины Кавказских гор, а заодно и почтить память не вернувшихся с войны боевых товарищей. Совершая очередное восхождение, Егор сорвался со скалы и повис на страховке. А Максим, толи, что бы не сорваться вместе с ним, то ли вспомнив о девушке Юли, перерезал страховочный трос, и Егор упал в пропасть.
Когда снарядили спасательную экспедицию из добровольцев, прошло уже несколько дней. Найти Егора живым уже ни кто не надеялся, искали тело. Но все попытки оказались безрезультатными. Тело Егора так и не нашли.
А тем временем душа Егора попала к Белому Духу Гор, как души всех погибших в горах альпинистов. Белый Дух Гор понял, что эта душа не сможет упокоится с миром, и принял решение сделать из него своего помощника. Егору вернули его тело, только теперь оно было черным. Так и стал он Черным альпинистом. Многие с тех пор встречали его в горах в разных обличиях, чаще в образе Черного альпиниста, а бывало и в образе Старца в черных одеяниях и с черным лицом. Говорят, что он может являться и в других обличиях, но узнать его всегда можно по черному цвету, это неизменно.
По ночам Черный альпинист заглядывает в палатки, в поисках предавшего его друга. Если туристы спят головой ко входу, он просто смотрит на их лица и уходит. Если спят ногами – вытаскивает за ноги из палатки что бы заглянуть в лицо. Много есть реальных историй о том, когда туристы просыпались на улице и не могли вспомнить, как они там оказались.
А ещё появление Черного альпиниста следует расценивать, как предвестник беды. Он таким образом предупреждает об опасности. Когда в группе назревает конфликт, который может закончиться бедой. Или со снаряжением не всё в порядке. Его всегда видят перед камнепадами или сходом лавины. Кто-то видит его издали, к кому-то он подходит совсем близко. С кем-то даже разговаривает. Вот так и стала известна эта история, рассказанная им самим одному из туристов, а потом стала передаваться из уст в уста.
Когда Дымыч закончил свой рассказ, все находились под впечатлением. Первым Женька подал голос:
- Так вот почему мы спим головой к выходу, а я голову ломал «почему?», не удобно же. А оказалось, чтобы Черный альпинист не вытащил за ноги. Вам самим не смешно? – этими словами атмосфера вечере была разрушена… Все почувствовали, как с них спало какое-то одурманивание.
- Головой к выходу мы спим ради безопасности, - голос Дымыча изменился, и уже не был похож на сказителя, а звучал, как у строгого учителя на уроке, - в случае экстренной ситуации, обвала, наводнения, пожара, что тоже не исключается, должна быть возможность быстро покинуть палатку, что, находясь ногами к выходу, сделать весьма проблематично.
- А вы сами встречались с Черным альпинистом, - спросила Людмила.
- Я – нет, тут же ответил Дымыч, - не зачем ему со мной встречаться, в моих группах всегда армейская дисциплина и снаряжение в порядке.
Все ещё долго обсуждали историю любви Черного альпиниста, пришли к выводу, что по большому счету виновата девушка Юля, которая морочила голову сразу обоим парням. В обсуждении принимали активное участие даже Романтики. Таню удивляло, что взрослые так серьезно отнеслись к детской сказке. Она убеждала себя, что комсомольцы не могут верить во всяких духов, а потом со стыдом призналась сама себе, что Черный альпинист вполне имеет право быть реальным. Но раз он добрый и помогает туристам, бояться его не стоит. Но, было как-то жутковато. Видимо легенда рассказывалась в специально в такой атмосфере, ночью, у костра, что бы потом сидеть и дрожать от страха, вздрагивая от каждого шороха.
Вскоре зазвучала гитара, пели сначала традиционные походные песни «Солнышко лесное», «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» и «Лыжи у печки стоят», потом дошло до песен Розенбаума. В этом году старшие притащили в клуб несколько кассет с казачьими песнями этого знаменитого барда, и они как-то сразу прижились в их походном репертуаре.
Таня наслаждалась каждой минутой таких вечеров, ей казалось, что это самые счастливые моменты в её жизни. Ради этих прекрасных вечеров у костра стоило вышагивать километры в тяжеленных ботинках, тащить на себе тяжеленный рюкзак, мерзнуть по ночам, мокнуть под дождем, есть то, чего дома под угрозой смерти ни мама не бабушка не смогли бы в неё впихнуть, например манную кашу, да ещё приготовленную с комочками и противной пенкой.
Свидетельство о публикации №225111801396