На дискотеках

Конечно, бывали и драки (часто), и поножовщина (редко), но мне совсем не страшно было ходить на дискотеки в 1990–1992;годах. В нашем селе имелось два клуба — и, соответственно, две дискотеки (этакая роскошь!).

Чаще я бывал в большом клубе: там и просторнее, и уютнее. Правда, идти туда приходилось не меньше двух километров от дома — в отличие от малого клуба, до которого был всего километр.

На большой дискотеке танцпол вмещал больше девушек, и им не было тесно: можно было красоваться, не задевая друг друга. Воздух дрожал от басов, а тусклый свет прожекторов рисовал на полу причудливые блики.

Я шёл на дискотеку всегда один: друзья не слишком любили такие мероприятия и жили в другой части села. И шёл я не ради танцев. В те времена парни в основном не танцевали — или пускались в пляс, только если были пьяны в стельку. Обычно они просто стояли вдоль стен, переговаривались и смотрели на девушек в миниюбках, обтягивающих лосинах и длинных свитерах.

Я тоже не танцевал — и всегда был трезв. Всё, что я делал, — смотрел на фигуристых девчонок и ждал очередного медляка. В душе теплилась смутная надежда: вдруг в этот раз повезёт, и я смогу пригласить ту, что мне нравится?

Если бы это случилось, я бы попал в иное измерение, и мир бы уже никогда не был прежним. Грань между мечтой и реальностью стёрлась бы или стала зыбкой. Но этого не произошло.

Были две;три девушки, к которым я испытывал особую симпатию. Особенно запомнилась одна брюнетка с длинными тёмными, слегка вьющимися волосами. Ярко;красная или почти чёрная помада. Всегда лёгкая полуулыбка на лице. Почти всегда в чёрном, обтягивающем — то, что подчёркивало её красоту и женственность…

Как она танцевала! Каждое движение было словно отдельный рассказ: плавное покачивание бёдер, взмах рук, поворот головы. Иногда её не было, и тогда я засматривался на других. Всегда было на кого посмотреть.

Но эти девушки всегда приходили со своими парнями и танцевали медляки только с ними. Приставать к чужой было опасно: сразу в морду не получишь, но на карандаш поставят.

Иногда какие;то девушки сами приглашали меня на медляк. Я танцевал отстранённо и холодно: те, кто подходили ко мне, не вызывали интереса. К тому же от них, как правило, несло алкоголем. Я танцевал, с кем придется, а смотрел на тех, с кем сделать это было невозможно.

Ставили на тех дискотеках один поистине божественный медляк — правда, импортный. Мелодию и гармонию я запомнил отлично, но слова были на английском, поэтому ни названия, ни хотя бы строчки из припева я не знаю. Если бы знал, сейчас было бы проще отыскать эту песню (дети, учите английский!). Ни по радио, ни по телевизору, ни в интернете эта композиция мне больше не попадалась. До сих пор, стоит закрыть глаза, и я слышу те переливы синтезатора, тот глубокий бас, ту нежную вокальную линию…

Впрочем, звучали и русские композиции — не менее замечательные. Я с воодушевлением ждал «Ночь» группы «Мальчишник» и «Китай» Натальи Гулькиной. «Китай» — настоящий шедевр отечественной поп;музыки! Особенно впечатляли параллельные квинты в последнем припеве: с точки зрения классической теории они дики и неприемлемы, но в контексте песни звучали удивительно точно.

По возвращении с дискотек в ушах ещё долго звенели эти параллельные квинты — и ангельской красоты неведомый медляк, канувший в бездну. А в глазах до утра мелькали цветные блики прожекторов.

Те девушки, с которыми я мечтал потанцевать, давно вышли замуж и народили детей. Как они выглядят сейчас, я не знаю. Помнят ли они те дискотеки и того скромного застенчивого парня с русой чёлкой, который всегда стоял в тени у стенки и неотрывно смотрел на них? Иногда мне кажется, что если бы я тогда набрался смелости, всё могло сложиться иначе. Но прошлое не переписать — оно остаётся лишь в памяти, как та неведомая песня, которую уже не найти.