Палыч Дзы

 
Эпизод первый

Пал Палыч сидел на берегу реки. Ждал, пока мимо начнут плыть утопленниками обидчики и враги, как идейные, так и бытовые.
К ожиданию мудрец подготовился: палатка, соль, спички, тушёнка, сырой картофель, удочка, бинокль, динамит и багор. Булыжник насобирал по округе. Летом ждать было весело и приятно, однако по реке плыли лишь картонные коробки, канистры, целлофан и мёртвые собаки. Пришла осень, и Пал Палыч захандрил. Зима же застала его в полном смятении. Стали одолевать грязные мысли о колдовстве и чёрной магии. Будучи стойким коммунистом и поклонником Гьяцо, Палыч пресёк всякие порывы наворожить с помощью ракушек и пакли быстрый исход кампании. Помолился на всякий случай Нептуну и Посейдону, и выписал курьером спальный мешок и валенки на галошах. С ледоходом пришла радость упования и смирения, а с майскими жуками восторг предчувствия. И вот однажды…
…вверх по реке шёл вызывающе белый пароход, на палубе которого гуляла, пела и плясала вся честная компания врагов и обидчиков. Выронив бинокль, заросший патлами Пал Палыч кинулся к плавсредству, выкрикивая что-то из Лао Цзы, на каком-то ломанном эсперанто.  Он, казалось, бежал по воде, задирая отощавшие коленки, пока кто-то из пассажиров парохода не вскрикнул голосом его бывшей жены: "Смотрите, какой огромный волосатый долгунец по реке летит!"
Пал Палыч растерялся и ушёл под воду, а плавать-то не умел, значит, и утонул безвозвратно.

Эпизод второй
 
Пал Палыч смотрел на лопату. «Копать или не копать?» - думал. Решил: «Не буду!», и занялся привычными делами – ходил на работу, играл в бадминтон, читал великих, занимался пескографией, йогой и боксом. И, да, конечно же, он видел, что Пономарь И.И. роет яму. Однако, разносторонний и высокий уровень развития сотворили из Пал Палыча гиганта физической и духовной культуры, и это вселяло фатальную уверенность и какой-то шальной ужас одновременно в его мощную и красивую голову. «Волен вырыть, но волен и не рыть!» - думал Пал Палыч, возвращаясь однажды домой через лесополосу с лекции о Рене-Анри-Ги-де кого-то там.  Перед ним мелькнула тень чёрной кошки. Или собаки. Напевая: «естудэй, ол май фробл симед со-о фарувэй…», он внезапно поскользнулся и упал во мрак вырытой Пономарём И. И. ямы. Тело Пал Палыча приземлилось и обмякло всей мускулатурой, словно безмерно устало и, наконец, могло позволить себе длительный отдых, и в конце концов стать самим собой - кожаным портфелем с костьми и мясом. Пал Палыч увидел бликующего очками И.И. Он насвистывал Хачатуряна, и  с удовольствием орудовал лопатой. Пал Палыч хватал землю перекошенным ртом, но не роптал, а с достоинством просвещённого индивида изображал высочайшую отрешённость.

Эпизод третий

До вчерашнего дня Пал Палыч много болтал. Везде и со всеми. Даже во время еды и во сне. На какую тему болтать, он не задумывался. Когда его речевой аппарат издавал звуки, живот отвечал приятным урчанием, словно переваривал какую-то неземную еду. И Пал Палыч всегда излучал невероятно сытое довольство. А давеча зашёл он после работы в церковку, по малой надобности – от ливня укрыться. Наговорил всякого на входе бабульке-служке,  дьякону у самовара со святой водой и, увидев на иконе Спасителя Христа во младенчестве, стал и ему всякое болтать. Про начальство, соседей, политику, украденный велосипед, погоду, о качестве продуктов, о зарплате, воспитании молодёжи, о каком-то Бобеле Гегеле, о проститутках на Северном Обходе. И только к поэзии собственного сочинения обратился, как вдруг младенец Иисус вытянул пухлую ручку, и как даст Пал Палычу затрещину! Тот и умолк враз. С того самого мгновенья в  голову бедолаги заселились странные звуки и незнакомые доныне вибрации. До этого он только урчание живота своего слушал, а тут и пение птиц, вам пожалуйста, и рокот фабричных грузовиков, будьте любезны, и жужжание мухи над банкой с повидлом.  Голова кружилась,  и чувствовалось в ней какое-то роение, будто шайка голодных кротов норки к тепличным грядкам выкапывает. А к вечеру он услышал вдруг свой собственный голос и удивился новой тональности - фальцет преобразовался в сочный густой баритон. Пал Палыч испытал к этому звучанию нежную бережность. И захотелось Пал Палычу музыки. И он включил радио, а там: ...yesterday….  All my troubles seemed so far away…