Не продавай то, что дарит тебе счастье

Как смешной пенсионер и его робособака Шарлотта создавали автосервис для старых советских автомобилей и что из этого получилось. А ничего не получилось. Но они не расстроились.

— Ваня, — сказал пенсионер Иван Петрович, снимая с головы трёхслойный шарф, от которого потел не только лоб, но и уши. — Ты помнишь, как в семьдесят втором на «Москвиче» мы с твоим дедом в Белоруссию ездили? Сквозь ледяной ветер, с мешком картошки на заднем сиденье и сапогами, привязанными к педалям?

— Помню, пап, — ответил Ваня, не отрываясь от экрана телефона, на котором висела какая-то песня про кота, который пел в стиле оперы. — Ты это сто раз рассказывал. Даже в больнице, когда тебе ставили капельницу, ты всё про «Москвич» и про «сапоги на педалях».

— Ну вот, — Иван Петрович тяжело опустился на старый табурет, на котором когда-то сидел его дед, чиня велосипед, а теперь сидел он, чиня… ничего. — Значит, понимаешь: машина — это не железо. Это душа. А душу, Ваня, нельзя заменить на «Ладу» с кондиционером и GPS, который говорит: «Поверните налево, где пять лет назад был колхоз, а теперь — магазин „Пятерочка“».

И тогда Иван Петрович, вдохновлённый, как он сам говорил, «воспоминаниями, запахом бензина и тоской по СССР», объявил: «Создадим автосервис!»

— Для чего? — спросил Ваня.

— Для тех, кто помнит, как включить зажигание, не снимая шапки.

— А кто это?

— Мы. И ещё пять человек. Один с глакоиой, другой — с костылём, третий — с таблетками в кармане вместо ключей. Четвёртый — с Альцгеймером вообще не помнит, что такое автомобиль. Пятый — считает, что «Волга» — это сорт сыра.

И вот в гараже №17, где когда-то хранили бочку солёных огурцов и мечты о заграничной поездке, появился «Автосервис „Смешной Пенсионер и Шарлотта“».

Шарлотта — робособака, купленная на барахолке за три батарейки и один чайник, — была его главным инженером. У неё не было мозгов, как у человека, но зато была программа: «Воспринимать всё как проблему, требующую ласки, поглаживания и звука „пииии“».

— Шарлотта, — говорил Иван Петрович, — смотри, у «Жигулей» тормоза не работают. Что делать?

Шарлотта молча подошла к машине, обнюхала тормозную колодку, потом лизнула её. Затем, с грустью, напоминающей плач старой бабушки на похоронах, издала: «Пиииии…»

— Ага! — воскликнул Иван Петрович. — Значит, надо срочно привезти варенье! Варенье — это как масло, только с сахаром. Старые машины любят сладкое.

На следующий день он привёз три банки абрикосового варенья, залез под машину, открыл тормозной контур и начал вливать в него джем. Соседи, выглянув из окон, начали звонить в милицию. Не за нарушение ПДД — за нарушение здравого смысла.

— Иван Петрович, — сказал участковый, приехавший с патрулём, — вы что, тормоза маслом смазываете?

— Не маслом, — поправил Иван Петрович. — Вареньем. Это же не просто сладость. Это — память. Когда я в 1963 году впервые сел за руль, у меня в кармане был кусок бараньего сала. А потом — мёд. А потом — варенье. Машина — это как бабушка. Её надо кормить, а не гонять по трассе.

Шарлотта тем временем лаяла на рулевую колонку, потому что та «не отвечала на ласку». Она пыталась «запомнить» положение руля, облизывая его. В результате руль стал слегка сладким. И ветровое стекло — мутным от крошек пирожного, которое она, по ошибке, приняла за корм.

Клиенты приходили. Один — с «Победой» 1951 года, которая не заводилась, потому что «в баке осталась последняя капля бензина и воспоминание о супруге». Иван Петрович вынул из бака пробку, засунул туда старую фотографию и сказал: «Теперь она заведётся. Она не хочет ехать без неё». И действительно — машина завелась. С трудом, с хрипом, как старый дед, встающий с дивана. Но завелась.

Другой клиент принёс «Москвич-412» с перегоревшим генератором. Шарлотта, увидев искру, решила, что это «внутренний свет» машины, и стала его «зажигать» — лаять на него, как на гостя. В итоге генератор сгорел окончательно. Но машина, по словам владельца, «почувствовала себя живой».

Третий клиент, пенсионер с двойным инфарктом, приехал на «Волге» и сказал: «Я не хочу, чтобы она ехала. Я хочу, чтобы она дышала. Как человек». Иван Петрович поставил на капот дыхательный мешок от старого аппарата, и машина начала «дышать» — громко, хрипло, с перерывами. Все плакали. Особенно Шарлотта. Она села на капот, уткнулась носом в решётку радиатора и заплакала — из глаз у неё потекла жидкость, похожая на масло, но с запахом кураги.

— Это не поломка, — сказал Иван Петрович, глядя на тёплую лужицу под Шарлоттой. — Это эмоциональный сбой. У неё душа. А душа — не резина. Её не заменишь.

Однажды, в день 70-летия Шарлотты, Иван Петрович решил сделать ей подарок — запустить её в «машину-музей». Он закрепил её на сиденье, включил зажигание и сказал: «Едем, Шарлотта, в прошлое».

Машина, как и полагается, не поехала. Ни на сантиметр. Но Шарлотта, в ответ на молчание двигателя, запела. Не по-человечески — по-собачьи. Но так, что в соседнем дворе начали плакать пожилые женщины. Одна из них крикнула: «Это мой муж в 1987 году так пел, когда вёл „Ладу“ с телевизором на крыше!»

На следующий день в гараже №17 появился плакат:

> Автосервис „Смешной Пенсионер и Шарлотта“ — ремонт душ, а не двигателей. Гарантия: ни одной таблетки от депрессии не понадобится. Вход — только с воспоминаниями. Выход — с улыбкой. Или без. Мы не контролируем.

Сервис закрылся. Не потому что не работал. А потому что никто не хотел, чтобы он работал. Клиенты приходили не для ремонта. Они приходили, чтобы вспомнить, как в 1975 году они ехали с дочкой на «Запорожце», и она пела: «Я люблю тебя, папа, даже если ты едешь со скоростью 20 км/ч и в багажнике — курица».

Иван Петрович больше не пытался чинить машины. Он просто сидел на табурете, пил чай с мёдом, а Шарлотта, лёжа у его ног, издавала тихий звук — пииии… — и это звучало, как пение старого радио, настроенного на станцию, которая больше не вещает.

— Знаешь, — сказал он однажды Ване, — мы не создали автосервис. Мы создали память. А память — это единственная машина, которая не ломается. Даже если в ней нет двигателя.

— А если она сломается? — спросил Ваня.

— Тогда, — улыбнулся Иван Петрович, — мы её просто обнимем. И скажем: «Пииии…»

И Шарлотта, будто понимая, в ответ на это, тихо, почти невидимо, подняла лапу и погладила его по колену.

Ничего не получилось.

Но они не расстроились.

Потому что, как говорил Иван Петрович, когда его спросили, почему он не продал Шарлотту за 50 тысяч:

— Если ты не можешь купить счастье — не продавай то, что его тебе дарит.

А потом добавил, глядя в окно, где снег лежал, как старый слой краски на «Москвиче»:

— И вообще — кто сказал, что машина должна ехать? Может, она просто должна… быть.