Социалистическая демократия

Я уже рассказывал о том, что после перехода на новое место службы в 30-й Институт ВВС, каждый молодой офицер должен был пройти через различные «нагрузки». Одной из них было участие в подготовке и проведении выборов в Советы народных депутатов различных уровней. Не избежал и я этой участи. У меня до сих пор в мозгу хранится основополагающий лозунг тех времен: «Отдадим свои голоса за кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных». Перед тем, как рассказать о том, какую роль сыграл автор в проведении выборов, необходимо познакомить читателя в общих чертах с организацией самого этого процесса. Система была направлена на полный контроль над процессом подготовки и проведения выборов, чтобы не могла произойти никакая непредвиденная случайность, которая повлияет на результаты выборов.

В жилом городке Чкаловского гарнизона были организованы 4 избирательных участка. Каждый избирательный участок был закреплен за определенной воинской частью гарнизона. Когда я говорю «за воинской частью», вы должны подразумевать «за политотделом части». 30-му Институту достался избирательный участок, расположенный в 14-й средней школе имени Ю. А. Гагарина. В основании этой пирамиды контроля и учета располагался персонаж под названием «агитатор». Правда, из дальнейшего изложения станет ясно, что название этой должности не совсем соответствует той работе, которую ему приходилось выполнять. Я бы назвал его «бульдозеристом широкого профиля». Из дальнейшего текста вы поймете, почему я его так называю.

Агитатор назначался на один подъезд многоквартирного жилого дома. Один из агитаторов, закрепленных за данным домом, носил гордое звание старшего агитатора. На эту должность назначали молодого офицера — лейтенанта или старшего лейтенанта. Остальные агитаторы в этом доме были, как правило, служащие Советской Армии, то есть гражданские сотрудники. Исходя из того, что большинство домов на Чкаловской в то время были 4-5-этажные, получалось, что в одном подъезде проживало около 30 избирателей. Я был назначен старшим агитатором, и мне достался дом на улице Институтской, в котором было 5 подъездов, следовательно, у меня был «свой» подъезд и еще 4 подчиненных агитатора.

Первым этапом нашей работы был поквартирный обход закрепленных домов для сбора информации, необходимой для составления списков избирателей. Сначала надо было подготовиться — взять обычную ученическую тетрадку за 2 копейки и расчертить табличку с необходимыми графами. А далее после окончания рабочего дня идешь на улицу Институтскую и начинаешь поквартирный обход. На этом этапе у меня было одно небольшое недоразумение. Естественно, перед тем, как ходить по квартирам, я собрал своих агитаторов, и мы распределили между собой подъезды этого дома. Кажется, все друг друга поняли, но когда я начал обход и позвонил в первую квартиру, оказалось, что у них агитатор уже был и списки составил. Я понимаю, что в этом была моя вина — это я перепутал подъезд.

В свое оправдание могу сказать, что в то время я снимал комнату в частном доме в 20 минутах езды на электричке и жилой городок Чкаловский знал совсем плохо. Тогда я отложил обход квартир, на следующий день собрал своих агитаторов, и уточнил, так какой же подъезд «мой». На следующий вечер я уже пошел в «правильный» подъезд и стал обходить квартиры одну за другой, заполняя табличку. И здесь меня ожидал большой сюрприз. Поднимаюсь я на третий этаж и звоню в квартиру, расположенную слева на лестничной клетке. За дверью слышны шаги, звук поворачивающего ключа, дверь открывается, и я вижу перед собой… Ольгу Андреевну Львову, с которой мы работали в одном отделе и даже сидели в одной комнате. Я так смутился, что даже покраснел, но Ольга Андреевна смутилась не меньше меня. Если я каждый день на службе видел ее, так сказать, в деловом костюме, с соответствующим макияжем, то здесь она была в простом домашнем халатике. «Добрый вечер, я ваш агитатор», - сказал я после некоторой паузы. «Ну, если пришел, то заходи», - ответила она. Я понял, что она уже взяла себя в руки. Мы прошли на кухню, я раскрыл тетрадочку и занес в нее необходимые данные. Я извинился за то, что нагрянул так неожиданно, попрощался и продолжил свой обход подъезда.

На следующее утро, когда я пришел на службу, мы оба — и я, и Ольга Андреевна — от души посмеялись над этим эпизодом. Надо же, целый рабочий день мы провели в одной комнате, можно сказать даже, в совместной работе, а буквально через полчаса продолжили общение уже в неформальной обстановке, у нее дома. Посмеялись, и взялись за работу.

Первый этап — обойти все квартиры и опросить жильцов — при всей своей кажущейся простоте был ой как не прост. То, что ты совершал обход после работы, вовсе не являлось гарантией того, что все жильцы будут дома. Причины могли быть самые разные, например, жилец данной квартиры работал в Москве и приезжал домой в будние дни не раньше10 часов вечера. А дальше может быть столько разных причин, насколько хватит вашей фантазии. Я, как старший агитатор, должен был собрать списки подчиненных агитаторов, проверить их и к назначенному сроку сдать в участковую избирательную комиссию.

Второй этап начинался с того, что примерно за месяц до выборов в здании 14 средней школы открывался агитпункт. В его помещении хранились напечатанные списки избирателей. К ним нужно было относиться очень бережно — это был первый экземпляр списков, а можно даже сказать строже — подлинник. За его порчу мог последовать большой нагоняй, так как испорченный лист нужно было перепечатать. Был составлен график, каждый из агитаторов должен был отдежурить на агитпункте, который был открыт с 15 до 21 часа, ежедневно без выходных. Казалось бы, ничего сложного, но и здесь был свой подводный камень. Был определен такой порядок, что каждый избиратель до выборов должен лично проверить списки и убедиться, что в информации о нем не содержится ошибок. То есть , агитаторам опять надо было обходить квартиры и убеждать людей посетить агитпункт. Были и такие избиратели, которые с раздражением относились к твоей навязчивости. Были и не совсем честные люди, которые тебе в глаза клятвенно обещали прийти на агитпункт, а сами не приходили.

Во время этих дежурств на агитпункте произошел курьезный случай. Старшее поколение помнит, что в советские времена в МВД существовала такая служба — Вневедомственная охрана.  От помещения, где находился штаб этой службы, до охраняемых объектов расходились телефонные линии. Там, обычно, на входной двери стоял концевой выключатель, в просторечии «концевик». Когда помещение сдано под охрану, то несанкционированное открытие этой двери приводило к тому, что на «пульте» той самой охраны загоралась лампочка, и звучал громкий сигнал. Дежурная группа заскакивала в «Газик» и неслась к месту происшествия. Вполне реально, что они оказывались на объекте примерно через 3-4 минуты.

Обычно одна или две уборщицы задерживались в школе допоздна. Наш агитатор в 21 час закрывал агитпункт, который находился в помещении пионерской комнаты на первом этаже, отдавал ключ уборщице и спокойно шел домой. В тот роковой день уборщица почему-то решила уйти домой раньше обычного. Это ее законное право, но при этом она забыла, что в пионерской комнате сидит живой человек - агитатор. Она сдала здание школы под охрану (переключила тумблер, установленный в секретном месте, позвонила на «пульт»), закрыла входную дверь и ушла домой.

Здесь надо сделать пояснение. В 1990 году моя первая жена, Наталья, развелась со мной. Я год проходил холостяком, а в 1991 году женился второй раз. Так вот, в тот злополучный день на агитпункте дежурила Ирина, моя будущая жена. Мы договорились, что я подойду к школе в 9 часов вечера и провожу ее домой (она жила с родителями на Чкаловской). В точно назначенное время я подхожу к школе, поднимаюсь по ступенькам и дергаю ручку входной двери. Но она не открывается! Вот это поворот. Я был несколько озадачен. Еще раз посмотрел на часы — ошибки нет, сейчас ровно 9 часов вечера. Напоминаю, что мобильной связи еще не существует, то есть позвонить никуда нельзя.

У здания школы был высокий первый этаж, под ним по периметру здания располагался узкий, в одну ступню, цоколь. Со школьного крыльца можно было перебраться на этот выступ. Я, как каскадер в кино, осторожно стал пробираться по нему к окну пионерской комнаты. Добравшись до цели, я тихонько постучал по стеклу. Ира подошла к окну. Я стал знаками показывать, чтобы она попробовала открыть окно. Ира довольно долго возилась со старыми, залитыми краской шпингалетами, но смогла открыть окно. Я ей сообщил, что входная дверь закрыта на замок. Надо было искать какое-то решение, чтобы выбраться из этой западни — ведь не ночевать же на агитпункте.

Если бы на агитпункте была памятка с адресом той уборщицы, у которой хранятся запасные ключи от входа, то я бы просто сходил за ней. Но такого сервиса у нас не было предусмотрено. Мы немного посовещались, и я предложил Ире вылезти через окно. Сначала она отнекивалась — авантюризм был ей чужд от природы. Но поняв, что другой выход из этой ситуации не просматривается, она, нехотя, согласилась. Я посоветовал ей поставить стул к окну, сначала залезть на него, а с него — уже на подоконник напротив открытой рамы. А дальше уже мне надо было одной рукой держаться за раму, чтобы самому не упасть, а другой рукой помогать Ире выбраться на цоколь здания. Далее я планировал спрыгнуть на землю и снять Иру с цоколя…
Но дальше все пошло не так, как я задумал. В самый пикантный момент, когда Ира уже полностью была в проеме окна, я услышал сзади громкий визг тормозов. Инстинктивно повернув голову, я увидел вылетевший из-за кустов «Газик» с оперативной группой. Значит, когда я дергал входную дверь в школу, невольно замкнул «концевик», и в штабе сработала сигнализация. Понимаете, какая закономерность. Это в кино, чтобы один ковбой сделал холостой выстрел, а другой ковбой (якобы убитый) синхронно упал с лошади, нужно снять десять дублей. В жизни все получилось с первой попытки — охрана появилась точно в ту секунду, когда Ира вылезала из окна. Далее у нас состоялся весьма неприятный разговор с прибывшими представителями закона - нам пришлось долго оправдываться, как говорится, посыпать голову пеплом. В конце концов нас отпустили, и мы с Ирой пошли в сторону дома, где жили ее родители.

Оглядываясь сейчас на четыре десятилетия назад, я понимаю, какая же в СССР была бедность, если не сказать — нищета. Уровень охвата телефонной связью был на уровне отсталой страны третьего мира. В самую большую на Чкаловской среднюю школу с телефонной станции приходила всего одна [!] пара проводов, как говорят связисты. Днем она использовалась по прямому назначению, для телефона в кабинете директора школы, а в ночное время — для передачи сигнала на «пульт» вневедомственной охраны. И это, заметьте, в 20 километрах от Москвы. А что тогда творилось за Уралом? И еще один нюанс, по правилам, сотрудник организации, уполномоченный сдавать здание под охрану, обязан иметь дома телефон, чтобы его могли оперативно вызвать на объект. У этой уборщицы, которая вечером закрывала школу, естественно, дома телефона не было.

Если я уже затронул тему телефонной связи в СССР, то не могу не упомянуть об одном трагическом случае в нашем отделе. Много лет рука об руку со мной работал старший научный сотрудник Глазунов Иван Афанасьевич. Пользовался уважением в коллективе, избирался секретарем парткома Управления. Я так понимаю, что эта общественная работа была для него неподъемная и в конце концов закончилась тяжелым инфарктом. Ему повезло, его откачали, но почему-то не комиссовали — он продолжил свою офицерскую службу. Человеком он был дисциплинированным и строго соблюдал все врачебные предписания по реабилитации. Но это не помогло, через год с небольшим у него случился второй инфаркт. В это время (вечером) он был дома один, жена была на работе (она работала в нашем Вычислительном центре и ходила в смену). Поэтому медицинская помощь ему не была оказана своевременно, и он скончался. И вот сидим мы всем отделом на поминках, и его жена (а фактически уже вдова) с такой горечью говорит: «Его погубило, если хорошо подумать, отсутствие телефона у нас на квартире. Если бы он из последних сил добрался до телефона и позвонил мне, я бы примчалась домой — и спасла его — я знала, что надо предпринять до приезда врача».

Однако, возвращаемся к теме нашего повествования. Закончилась избирательная компания, накануне выходных состоялось еще одно собрание агитаторов, услышали мы заключительную накачку, что осталось провести сами выборы на высочайшем уровне. В частности, нам представили человека, который от имени Политотдела будет контролировать нас, простых агитаторов, так сказать, доводить до нас линию партии. Это был старший научный сотрудник Мишенин Владимир Устинович из соседнего отдела. Я его хорошо знал, так как мы несколько раз пересекались по работе. У меня о нем сложились хорошие впечатления — грамотный научный сотрудник, вежливый и культурный в общении, лучший лыжник в нашем Управлении. Но вот в день выборов открылся мне в нем один недостаток — он сильно боялся всяких политработников. Достаточно было человеку из политотдела дать ему какое-то задание, он немедленно будет «рыть землю отсюда и до обеда», как говорится в одном военном анекдоте. Во всех отделах Института военным и гражданским сотрудникам в конце рабочего дня пятницы ненавязчиво рекомендовали проголосовать до обеда. В переводе с военного языка на человеческий это означало: «Вы, конечно, можете проголосовать и после обеда, но у вас могут быть неприятности...»

Итак, день выборов, мы с вами на избирательном участке, в центре событий. Все агитаторы, а нас около тридцати, тоже здесь. Владимир Устинович с маленьким блокнотиком стоит в стороне и зорко наблюдает за происходящим. В этом блокнотике сосредоточена вся актуальная информация: номер дома, номер подъезда, число избирателей в этом подъезде, фамилия агитатора, табличка для учета числа проголосовавших. Время от времени Мишенин подзывает к себе каждого агитатора и спрашивает у него число проголосовавших из его подъезда на данный момент. Для того, чтобы получить эти данные, агитатору приходится подходить с задней стороны стола к тому члену участковой комиссии, который курирует «его» дом. Заглядываешь через плечо и дожидаешься, когда альбом со списком избирателей будет открыт на нужной тебе странице, и быстро записываешь нужные данные. Время от времени Мишенин исчезает на несколько минут — это он ходит звонить в политотдел, чтобы сообщить свежие данные о ходе голосования. Когда очередной агитатор сообщает Мишенину, что у него проголосовали все, тот делает пометку в блокноте и довольным голосом говорит: «Молодец, можешь идти домой отдыхать».

Количество агитаторов на избирательном участке постепенно сокращается. К обеду нас осталось всего двое. Мишенин в очередной раз подзывает меня и требует данные. У меня еще не проголосовал один человек. Мне не повезло с подъездом — в одной из квартир жил мужчина, который дружил с алкоголем. В воскресенье с утра он уже начал опохмеляться. Ему было не до выборов. Когда Мишенин в очередной раз подозвал меня, чтобы получить сведения, я честно сказал, что у меня еще один человек не проголосовал. Он с раздражением в голосе сказал: «Ну так иди за ним». Я по характеру человек неконфликтный, стараюсь никогда не доводить разногласия до скандала. Но эта ситуация задела меня за живое, я подумал: «Я, офицер, научный сотрудник, должен идти на поклон к какому-то малограмотному алкашу и уговаривать его, чтобы он соизволил прийти проголосовать». Я посмотрел Мишенину прямо в глаза и металлическим голосом сказал: «Я не пойду, я уже ходил два раза». Мой контролер понял, что я не отступлюсь, повернулся и пошел в противоположный угол зала.

Возмездие настигло меня незамедлительно. На следующий день, в понедельник в Политотделе подготовили проект приказа о поощрении сотрудников, принимавших участие в подготовке и проведении выборов, и подписали у командира части. Всем агитаторам была объявлена благодарность, всем — кроме меня.

Вот собственно и все, что я хотел написать о своем участии в выборах в Верховный Совет РСФСР IX созыва, которые прошли 15 июня 1975 года. Люди, умеющие логически мыслить, прочитают не только то, что у меня написано, но и между строк. Для остальных приведу популярную в армии сентенцию: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим».
*  *  *

На этом тему моего участия в выборах в Советском Союзе не могу считать закрытой. В моей жизни был интересный эпизод, когда я был по другую сторону водораздела — рядовым избирателем. В 1987 году состоялись так называемые местные выборы — в городские и районные Советы народных депутатов. В тот период в жилом городке Чкаловского гарнизона проживало около 23 тысяч человек, что составляло существенную часть населения Щелковского района. Избиратели жилого городка в силу своей численности могли выдвинуть своего кандидата в депутаты и, естественно, этим правом они воспользовались. Был выдвинут начальник гарнизона генерал…, а вот фамилии его я не помню. Да и вообще, я прослужил на Чкаловской 21 год, за это время сменилось столько начальников на этом посту, всех не упомнишь.

Здесь нужно отвлечься от основной сюжетной линии и рассказать о том, что в тот период происходило у меня в личной жизни. В 1986 году в моей семье родился первый ребенок — дочь Алиса. Жили мы в крохотной однокомнатной квартире на первом этаже, которую острые языки называли «дворницкая». К новому году в гарнизоне был сдан новый жилой дом, и началось распределение квартир в нем. По всем формальным показателям я имел право на получение двухкомнатной квартиры в этом доме. Как выглядело в гарнизоне распределение квартир — об этом надо писать подробно, это тема для отдельного рассказа. Здесь упомяну только о том, что заключительным аккордом этого длительного процесса была постановка подписи Начальника гарнизона на титульном листе плана под резолюцией «Утверждаю». Так вот, готовый план заселения попал на стол к Начальнику гарнизона и был подписан не сразу, а только через две недели. Я по своим каналам пробовал раздобыть информацию о причине задержки с подписанием этого документа. Прямо мне не ответили, но намекнули, что там есть некоторые зацепки, в том числе, и с квартирой, выделенной для тебя. Как сейчас принято говорить, на высоком уровне шли подковерные схватки. Естественно, что все эти две недели у меня и у Натальи, моей жены, нервы были натянуты как струна. Если бы нам отказали, то сдачи следующего дома пришлось бы ждать около года. В конце концов план заселения был утвержден, и мы получили ордер на квартиру. Это событие состоялось в начале марта 1987 года. Пару недель я, как мог, приводил квартиру к виду, пригодному для проживания, и во второй половине марта мы в нее заселились. 

После того, как я описал, как складывалась моя личная жизнь в тот период, можно вернуться к основной линии моего повествования. Выборы в местные советы должны были состояться в июне, то есть менее, чем через три месяца после описанных выше событий. Чем ближе были выборы, тем чаще у меня в голове вертелась одна и та же мысль. Допустим, я не знаю каковы профессиональные и деловые качества кандидата в депутаты. Но, по имеющейся у меня информации, в ситуации с распределением квартир начальник гарнизона повел себя явно непорядочно по отношению ко мне. Почему я в такой ситуации должен голосовать за него на выборах в местные советы? Нужно быть принципиальным — если я не доверяю этому человеку, то и не должен за него голосовать. Строгий читатель может меня покритиковать: «Тем, что ты решил голосовать против генерала, ты всего лишь попытался свести личные счеты. Ты не знаешь, может быть он «эффективный манагер» (на современном сленге) и, работая в Совете, принес бы много пользы гарнизону». На это могу ответить, что работа нашего генерала в местном Совете была покрыта мраком тайны, за весь срок работы в Совете он ни разу не выступал перед жителями гарнизона с отчетом о проделанной работе.

Сейчас, оглядываясь на те времена, я пришел еще к одному выводу для себя. Начальник гарнизона является представителем исполнительной власти. Местный Совет народных депутатов — представительный орган. Одной из его функций является контроль органов исполнительной власти. Получается, что генерал, сидя в Совете народных депутатов, должен контролировать сам себя. Абсурд получается.

Вот так, после длительных рассуждений я принял непростое, но твердое решение — голосовать против. Но, одно дело — принять решение, а гораздо более трудное дело — провести его в жизнь. В те времена в СССР выборы были безальтернативные, вследствие чего в бюллетене присутствовала фамилия только одного кандидата. Если человек голосовал «за», то ему в бюллетене не нужно было ставить никаких пометок. От стола, где ему вручили бюллетень, он направлялся прямо к урне и опускал в нее заветный листочек. В моем случае, получив бюллетень, нужно было зайти в кабинку и вычеркнуть фамилию кандидата. Важно, что линия, перечеркивающая фамилию, не должна была выходить за определенные рамки, иначе участковая комиссия могла признать бюллетень испорченным, и мой голос попал совсем не в ту графу.

И вот, пришел он — день всенародного голосования. Поскольку я жил уже по другому адресу, то голосовал в гарнизонном Доме офицеров. Избирательный участок находился в фойе второго этажа. По сравнению с участком в 14 школе, помещение было гораздо меньше, людей было, что называется, не протолкнуться. К каждому члену комиссии стояла очередь — человек по 20. Нашел свой дом на табличке, стоящей на столе, встал в нужную очередь. Волнение понемногу увеличивается. Хорошо, что вокруг себя я не вижу никого из знакомых. Отстоял я эту очередь и получил бюллетень. И вот здесь наступил кульминационный момент. Мне нужно было пройти несколько шагов от стола до кабинки для голосования. С трудом пробираюсь через человеческую толпу. Висками хорошо чувствую собственный учащенный пульс. Щеки горят румянцем. Когда я рукой отодвигаю край занавески, висящей на входе в кабинку, мне кажется, что все присутствующие на Избирательном участке, смотрят на меня.

  Протиснулся внутрь кабинки, на полочке лежит обязательный атрибут советской власти — шариковая ручка на веревочке. Беру ее и стараюсь как можно ровнее зачеркнуть фамилию единственного кандидата. Мои пальцы предательски подрагивают. Процедура закончена, сгибаю бюллетень пополам текстом внутрь и таким же образом выбираюсь из кабинки. Осталось пройти несколько шагов до урны, ноги что-то стали совсем ватные, не хотят идти. Наконец, я опускаю бюллетень в щель и иду на выход. Кажется, можно выдохнуть. Я спускаюсь по лестнице на первый этаж и выхожу на улицу. Что творится у меня в голове — крутится бешеный клубок самых разных мыслей. Главная из них та, что я преодолел себя и выполнил то, что задумал. А ведь правду говорят, что преодолеть себя — это самое трудное.
 
                10 ноября 2025 года