История катастрофического знакомства

«Место встречи изменить нельзя» я могу пересматривать с любого момента, получая удовольствие от внешне второстепенных эпизодов (вспомните хотя бы фотографа Гришу Ушилина по прозвищу 6 на 9). Но всё-таки особняком стоит история глубокой взаимной неприязни Глеба Жеглова (Владимир Высоцкий) и Ивана Груздева (Сергей Юрский).

История обречена на достоверность и мастер-класс для желающих поступить в театральный уже потому, что прочитав роман братьев Вайнеров «Эра милосердия» Высоцкий и Юрский сообщили режиссёру Станиславу Говорухину: если не получат эти роли, на иные пробоваться не станут. Высоцкому Говорухин многим обязан, поэтому спорить с ним не стал и даже позволил отснять несколько сцен самостоятельно (провал Векшина на стрелке с бандитом, засада на Фокса в Марьиной роще), но это отдельная история. Юрского режиссёр утвердил после первых проб – идеальное попадание в образ.

Вот с образами начинается самое интересное. Общепринято: Жеглов испытывает к Груздеву не просто личностную неприязнь, а классовую ненависть. Но расшифровка этой ненависти и подача актёрами – мировой уровень кинематографа.

Глеб – опер от рождения, идейный искоренитель преступности и гениальный манипулятор и даже шулер на допросах (всё ведь ради дела, и «вор должен сидеть в тюрьме»!). Иван Сергеевич – интеллектуал, явивший в этой истории признаки интеллигента (и они не в том, что он способен сделать тонкую реплику об Искусстве). Это врач-микробиолог с наградным пистолетом; несложно предположить, что на войне он спасал человеческие жизни, подобно Юрию Живаго, ни на йоту не изменяя своим ценностям. Занят призванием, но имеет слабость к красивым и умным женщинам. (Не самый тяжкий грех).

И вот смотрите, как безотказно действует механизм ненависти «рабочего человека» к тому самому «очкарику», если фигурально. До первого появления в кадре Груздева Жеглов успевает побеседовать с сестрой убитой Ларисы Груздевой. И выясняет, что Иван Сергеевич после развода оставил красавице-актрисе свою квартиру, сам переехал на съёмное жильё к научному сотруднику Желтовской (миловидная женщина, но не красавица) и при этом периодически предлагал бывшей супруге варианты с разменом на две однокомнатные в коммуналке. Легко понять, что Лариса была не в восторге от потери изолированного жилья, наслаждалась почитанием поклонников и встречалась с видными мужчинами. Вот, мол, у Ивана Сергеевича и сдали нервы – он нажал на курок после ссоры в состоянии аффекта, после чего вынес вещи для отвода глаз (имитация ограбления без личностного мотива), но не успел подчистить улики – например, запрятать пистолет вне съёмной квартиры в Лосинках.

Прожжённый опер уровня Жеглова мог бы насторожиться – слишком явно всё с первых минут указывает на Груздева, и потому – не наводит ли меня на него кто-то третий? В плюс Ивану Сергеевичу и его синусоидное поведение – он явно не готов к ситуации, когда станет главным подозреваемым. И правду в стрессовые моменты часто произносят именно так – несвязно, прерываясь, с растерянной интонацией и бледным лицом. Это врут как по нотам, заранее подготовившись. Оттого фраза Жеглова «ты долго готовился» – абсолютная чушь, и я помню, как при первом просмотре фильма (1984 год) в этот момент почувствовал, что Груздев невиновен.

Но Жеглов, в данной истории, абсолютно слеп. Сам он легко объяснит, что у Груздева присутствовал мотив (жилплощадь и постоянная несговорчивость Ларисы при обмене), что схожие случаи в его практике были («на том и стоит наш брат-сыщик»), что растерянность Груздева – страх, инсценировка или потеря самообладания, но не свидетельство правды, которую он произносит.

Однако это внешние причины. Неприязнь Жеглова к Груздеву вспыхивает ещё до появления Ивана Сергеевича. Он уже нарисовал себе его образ: изнеженный интеллектуал с множеством женщин из прошлой и нынешней жизни, хлюпик, с коим невозможно пойти в разведку, материалист, жадный до денег и личного комфорта; в конечном итоге – ярко выраженный индивидуалист, делающий всё исключительно ради личного блага. Груздев, пусть и с легальным статусом врача, в восприятии Глеба ничем не лучше белоручки Копчёного, раздевающего фраеров в карты и биллиард. Это к Кирпичу Коле Сапрыкину или Маньке-облигации у него шевельнётся сострадание – мол, жизнь тоже отчасти виновна, что они стали такими. Но не к Ивану Сергеевичу. 

Такой убьёт, при необходимости – убеждён Жеглов, даже если после не хватит духа достойно держать ответ за содеянное. Чем он и объясняет синусоидное поведение Груздева на допросах. Ещё одна деталь: Жеглов убеждён, что после развода у Груздева всё равно остались ключи от своей квартиры, где он позволил жить Ларисе. Это, к слову, больше сообщает о Жеглове, а не о Груздеве («поймите, у меня нет ключей – и быть не могло»).

Иван Сергеевич говорит правду. Восприятие Глеба: врёт и прикидывается рыцарем Айвенго. Шарапов, который свободен от личностных предубеждений к Груздеву, тоже произносит истину: не может быть у такого человека, как Иван Сергеевич, ничего общего – ни с Фоксом, ни с Горбатым или Промокашкой. Это параллельные миры, пусть и в одном внешнем пространстве. Жеглов парирует демагогией с привычным назиданием: да ты много чего не можешь представить, Володь.

Чем я старше, тем более меня восхищает персонаж Юрского в этой истории. Всего раз за время заключения он получает шанс поговорить с глазу на глаз с реально непредвзятым к нему Шараповым – и шанс использует, отказываясь наговаривать на себя даже ради обещаемых Жегловым смягчений приговора. Невиновен. Достаточно того, что я сам о себе это знаю. Точка.

Финальная сцена линии Груздева – правдива. Жеглов не сбегает малодушно на доклад к Панкову, а избавляет Шарапова и Груздева от неловкости ситуации. Извиняться Глебу, в его восприятии, не за что. Груздев живёт «неправильно», и не сейчас, так однажды это всё равно печально закончится. Тем более, что Жеглов убеждён: никакого личного урока из этой истории Груздев не извлечёт, обвиняя МУР в жестокости и непрофессионализме. Он прав: «плохой человек твой Жеглов. Для него люди – мусор. Доведётся – и через тебя перешагнёт» (из прощания Груздева с Шараповым).

Что прекрасно показано Высоцким и Юрским – это не ошибка следствия, не личностная несовместимость, а взаимная неприязнь до стадии полной недоговороспособности. Таким людям, безотносительно внешних обстоятельств, лучше никогда не встречаться. Это «изначально катастрофическое знакомство», если лексиконом Сергея Юрского в интервью «Белой студии» на телеканале Культура.

Совершенно гениальная игра. Что поразительно – персонажа Юрского легко представить виртуозно читающим «Евгения Онегина» или общающимся с другом Бродским. Высоцкий, приятель Юрского, в «Месте встречи…» перевоплощается до неузнаваемости.

И даже не верится, что незадолго до начала съёмок в мае 1978 года Юрский был одним из тех, кто уговаривал Володю сниматься после слов – «мне осталось жить недолго, я не стану играть Жеглова».