Курица

— Курица. Жёлтый глаз. Смотрит в окно, клюёт. Я врать не буду, Ваня, ты же меня знаешь!

Он вскочил и сделал два шага к окну:

— Смотри! Вот, вот, трещины идут. Говорю же, клюнула прямо в стекло.

В стекле и правда были трещины. За грязным окном сырел колодец двора.

— У тебя второй этаж, Вася. Какая курица, какой глаз?

Я шагнул к нему.

— Пойдем. Посидишь немного. Соседи жалуются, — я старался, чтобы мой тон не казался извиняющимся, но получалось плохо.

Он непонимающе посмотрел на меня снизу вверх. Снова обернулся к окну, потом ко мне. Протянул руки.

— Посадить меня хочешь? На, сажай.

— Брось, — сказал я, — посидишь у нас там ночь, завтра вернёшься. А то хуже будут. Позвонят в прокуратуру, еще куда-нибудь настучат...

Он кивнул, молча прошел мимо меня, хрустя разбитой посудой.

— Куртку возьми! — крикнул я и пошёл следом. Почти сразу же догнал его. Покинув разгромленную квартиру, Вася потерял всякую решимость. Когда я его настиг, он спустился вниз на три ступеньки. На выходе из парадного меня задержала соседка. От Васи она отшатнулась, а мне преградила путь.

— Забираешь его?

Я кивнул.

— Наконец. Сил больше нет. Громыхает там, орет. Скоро на людей бросаться начнёт...

***

Ненадолго выглянуло солнце. Вода в канале поднялась почти до самого верха. То и дело раздавался треск льда. Вася, ссутулившись, шёл впереди меня, постоянно оглядываясь. Его, кажется, трясло.

— Климат... — он остановился, указывая на канал, по которому шли льдины. — Нет, ты посмотри на это. Что вообще делается? Сейчас же не май месяц.

Я не ответил. Через пару минут мы были у отделения. Я кивнул дежурному и мы прошли вертушку. Васю забирали уже не первый раз, а потому он безошибочно направился к камерам. Обернулся:

— Ну что, бумажки какие-нибудь писать будем?

— Не будем, — сказал я. — Да и не пишем мы уже бумажек. В компьютере всё.

Вася повеселел, будто принял на грудь. И я понял, почему. Здесь не будет курицы и её глаза. Во всяком случае, он так решил. Я тоже понадеялся на это: окон в обезьяннике не было. Помещение пустовало. Я пустил его внутрь, и он сразу же опустился на лавку.

— Слышь, а ватник какой-нибудь есть? Лежать жёстко.

***

Мы вышли покурить на крыльцо. Февральское солнце уже было совсем весенним.

— Мне парень из тринадцатого рассказал... — начал Лопухин, — нашли у них там в парке труп. Бомж какой-то. Голова раздолбана, как будто клювом клевали.

— Серийный?

— Вроде нет. Больше ничего такого не было. Пока что.

***

Ночью меня разбудил треск. Казалось, что он идёт изнутри головы, но это было не так. Я спустил ноги с кровати и они погрузились в холодную воду. Разбитое окно было освещено бледным светом месяца, но нижнюю его часть перегораживало что-то тёмное. Я протянул руку и коснулся шершавой поверхности. Это была лодка. Она разбила стекло, внутрь заливалась холодная вода. Снова раздался треск и громыхание — лодку вытащило из проёма и унесло. Вода всё прибывала. Я стоял в ней и думал, что всё это мне снится, что сейчас в зазубренном квадрате окна появится куриный глаз и я проснусь. Но я не просыпался, а вода все поднималась. В коридоре глухо звонил оставленный в куртке телефон.

***

Лопухин — дежурный — стоял на крыльце отделения. Вода уже схлынула, вернувшись в канал, хотя под ногами всё ещё было мокро. Внезапно начало холодать, и эта грязь превращалась в гололёд. По стене, примерно в метре от земли, шла тёмная полоса. В остальном почти никаких повреждений я не заметил.

Заглянул в нижние — подвальные окна — там чернела оставшаяся после наводнения вода. По ее поверхности стелился мусор и листы бумаги. Тысячи каких-то уже никому не нужных папок и дел. Я разглядел наклонившийся, как будто его рвало, шкаф с открытыми дверцами, накренившийся стол, разбросанные стулья, неуклюже выступающие из воды.

Лопухин протянул мне руку:

— Не нашли мы его. Хорошо, что не оформляли. Правильно.

— Как не нашли, куда он мог деться?

Лопухин пожал плечами и попытался бросить окурок в урну, но её не было — унесло. Он просто отбросил остатки сигареты подальше и пошёл внутрь. Мы спустились к обезьяннику, внутри которого плавало что-то тёмное.

— Сам лезь. Я только ботинки высушил, — сказал Лопухин. Помедлив, я наступил в воду и подошёл к двери камеры — она была заперта. Внутри лежал набухший ватник, который я вчера принес Васе. Большая его часть погрузилась под воду, но один из рукавов остался на поверхности и слегка шевелился вместе с другим плавающим мусором. Я обшарил всю камеру, но она была пуста. Я знал, что в ней ничего и никого нет, но так было нужно. Не знаю, кому и зачем.

***

Квартира Васи тоже была пуста. Я это чувствовал. Не заглядывая в комнаты, я сразу пошёл в кухню, переступая через разбитую мебель. Под ногами хрустел паркет. Я снова увидел радиальные трещины на окне (это просто кто-то швырнул снизу булыжник). Заглянул в кухонный шкафчик — едва ли не единственный не разломанный предмет интерьера, помимо плиты. Нужную банку я нашел сразу же. В ней лежали запасные ключи. Не решаясь поворачиваться к окну спиной, я боком выбрался из кухни. Погасив свет, вышел из квартиры и запер дверь на все замки.

Ноябрь — декабрь 2018