Люди несгибаемой породы

В моей комнате хранится старая толстая папка, доставшаяся от отца: пожелтевшие фотографии, исписанные листы, обрывки воспоминаний. Вглядываясь в них, я всё чаще задаюсь вопросом, который, наверное, приходит к каждому на определённом жизненном этапе: куда делись те люди — с несгибаемым внутренним стержнем, чья правдивость ощущалась кожей, а сила духа вела за собой без приказов и званий?

Они были разными — по вере, убеждениям, профессиям. Но объединяло их одно: абсолютная, выстраданная цельность. Их принципы не были декларациями — они были сутью. Общество тянулось к ним инстинктивно, чувствуя в них опору.

Сегодня таких людей — единицы. Система, лишённая большой идеи и моральных ориентиров, не воспроизводит их, а отторгает, словно инородное тело. Цельный человек создаёт «дискомфорт в управлении»: он будит совесть, не позволяет плыть по течению. О пользе для общества те, кто у руля, думают в последнюю очередь.

Перелистывая документы тех лет, я вижу трагедию этого исчезновения в судьбах одной семьи.

С одной стороны — священномученик Сергий Увицкий, родом из нашего села. Выпускник духовной академии, ректор училища, настоятель. Его стержень был выточен верой. В 20;е годы, когда храмы закрывали, он не сломался: организовал сопротивление, призывал паству защищать веру, собирал подписи. Арестован, судим, отправлен в лагерь. Даже там, работая помощником лекаря, продолжал служение — лечил «водой и молитвой». Расстрелян в 1932;м. Его жена, Павла Ивановна, ходила вдоль лагерной проволоки, надеясь увидеть мужа. Семья вынуждена была скрываться.

Вот идеал одной эпохи: стержень — вера. Цена — жизнь.

С другой стороны — мой дядя, Алексей Павлович Окулов. Солдат, агроном, председатель. Его стержень выкован на войне и закалён в труде. Коммунист, прошедший ад форсирования Северского Донца: политрук, тяжело раненный в спину на гребне вражеского окопа. Инвалид войны, он вернулся и поднял из руин колхоз «Красный Ключ». Не дал людям умереть с голоду, не позволил потерять человеческий облик, превратив колхозную контору в очаг культуры. Когда его назначили на повышение, колхозники плакали и не хотели отпускать.

Вот идеал другой эпохи: стержень — долг, верность Родине и людям. Цена — жизнь, отданная без остатка.

Два человека. Две, казалось бы, непримиримые идеологии. Но одна порода — людей, которые не лгут, не предают, не гнутся. Которым можно верить. За которыми можно идти.

Что особенно тревожит: в современном мире для таких людей почти не осталось места. Система, озабоченная собственным сохранением, не нуждается в героях и мучениках. Ей удобнее управлять серой, разобщённой массой, где нет естественных авторитетов.

Но так ли безнадёжна ситуация? В последнее время я замечаю ростки иного отношения к жизни. Например, молодые волонтёры, которые годами помогают ветеранам не ради галочки, а по внутреннему побуждению. Или учителя, создающие краеведческие музеи в сельских школах, чтобы сохранить память о таких, как отец Сергий и дядя Алексей. Эти люди не кричат о своих принципах, но их поступки говорят громче слов.

Мой дядя до конца дней занимался патриотическим воспитанием молодёжи. Он понимал: если не передать нравственную основу — всё рассыплется. И оказался прав. Мы живём среди осколков разбитого стержня. Нашей общей задачи — будь то служение Богу или Народу — больше нет. Есть сиюминутная выгода и культ потребления.

Однако, перелистывая историю своего села, я убеждаюсь: пока мы помним этих людей, пока способны отличить подлинную прочность от суррогата — надежда есть. Возможно, новую цельность уже не даст ни церковь, ни партия. Её источником должна стать память — не как ностальгия, а как практический опыт.

Память о том, какими мы были. И какими можем стать, если соберём эти осколки в новый, прочный сплав. Например:

через семейные истории, которые мы передаём детям;

через маленькие, но постоянные поступки, основанные на ответственности;

через уважение к труду — любому, что делает мир лучше.

Эти кирпичики могут стать основой для нового поколения людей с внутренним стержнем. Не идеальных, не героических по канонам прошлого, но цельных в своём стремлении жить по совести.