Её васильковые глаза
Петербургское лето, короткое и капризное, в тот день явило всю свою щедрость. Солнце заливало аллеи Летнего сада, играя бликами на мраморных статуях и заставляя зелень листвы казаться почти изумрудной. Именно здесь, среди благоухания роз и тихого шёпота фонтанов, судьба уготовила встречу двум юным душам.
Княжна Анна Вяземская, девушка живого ума и пылкого воображения, сидела на скамье с томиком французских стихов, но мысли её были далеки от рифмованных строк. Она наблюдала за чинной публикой, за дамами в кисейных платьях и кавалерами в щегольских фраках, и чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Ей, выросшей в уединении деревенского имения, столичный свет казался холодным и фальшивым.
Внезапно её взгляд остановился на девушке, стоявшей у статуи Амура. Незнакомка была одета скромно, но с изяществом, а её светлые волосы, выбившиеся из-под шляпки, золотились в солнечных лучах. Она не смотрела по сторонам, её внимание было приковано к альбому для рисования, по которому быстро скользил её карандаш. В её сосредоточенности было что-то завораживающее.
Не в силах побороть внезапный порыв, Анна поднялась и подошла ближе.
— Простите мне мою дерзость, сударыня, — начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я невольно залюбовалась вашей работой. Вы, должно быть, художница?
Девушка вздрогнула от неожиданности и подняла глаза. Они оказались цвета васильков — ясные, глубокие и немного испуганные. Смущённый румянец тронул её щёки.
— Что вы, я лишь учусь, — тихо ответила она, прижимая альбом к груди. — Меня зовут Софья. Софья Орлова.
— Княжна Анна Вяземская, — представилась Анна, сделав лёгкий реверанс. — Ваши наброски прекрасны. Вы поймали саму душу этого сада. Позволите взглянуть?
Софья колебалась лишь мгновение, а затем, словно покорённая искренним восхищением в голосе Анны, протянула ей альбом. На страницах оживали не просто пейзажи, а целые истории: вот старый садовник, подрезающий розы, вот смеющиеся дети у пруда, а вот и сама Анна, задумчиво сидящая на скамье с книгой.
— Так вы и меня запечатлели! — воскликнула Анна, чувствуя, как сердце её забилось чаще. — Какое чудо!
— Я не могла удержаться, — прошептала Софья, краснея ещё гуще. — В вас было столько... столько жизни и грусти одновременно. Это притягивает взгляд.
Они проговорили до самого вечера, забыв о времени и о том, что принадлежат к разным мирам. Анна рассказывала о книгах и мечтах, о тоске по настоящим чувствам в мире балов и пустых разговоров. Софья же делилась своей страстью к живописи, рассказывала, как видит мир в красках и линиях, как пытается уловить на бумаге мимолётную красоту.
Когда тени стали длиннее и сад опустел, пришло время прощаться.
— Я бы хотела увидеть другие ваши работы, Софья, — с надеждой сказала Анна. — И... снова поговорить с вами.
— Я буду здесь завтра, в это же время, — с едва заметной улыбкой ответила Софья.
Возвращаясь домой в карете, Анна не могла унять волнения. Впервые за долгое время она чувствовала не одиночество, а предвкушение. Предвкушение новой встречи, которая, как подсказывало ей сердце, изменит всё.
Глава II: Тайны старого особняка
Встречи в Летнем саду стали их маленькой тайной. Каждый день, под благовидным предлогом прогулки, Анна спешила на заветную аллею, где её уже ждала Софья с альбомом. Их разговоры текли легко и непринуждённо, словно они знали друг друга целую вечность. Но Анне хотелось большего. Ей хотелось увидеть мир Софьи, тот мир, где рождались её удивительные рисунки.
Однажды, набравшись смелости, она предложила:
— Софья, покажите мне вашу мастерскую. Я хочу увидеть, где вы творите.
Софья побледнела. Она жила с тёткой в скромном доме на окраине города, и мысль о том, что княжна Вяземская переступит порог их бедного жилища, приводила её в трепет.
— Но, княжна... там всё так просто, не для ваших глаз, — пролепетала она.
— Пустое, — отмахнулась Анна, мягко взяв её за руку. — Для меня важны не ковры и позолота, а вы. Прошу вас.
На следующий день карета Анны остановилась у небольшого двухэтажного особняка с облупившейся краской. Софья, сгорая от стыда, провела её наверх, в свою комнату под самой крышей. Это была скорее мансарда, чем светлица: скошенный потолок, маленькое окошко, простой мольберт и повсюду разбросанные эскизы, холсты и баночки с красками. Но для Анны эта комната показалась самым волшебным местом на свете. Она пахла льном, скипидаром и мечтой.
— Вот... мой мир, — тихо сказала Софья.
Анна медленно обходила комнату, с трепетом разглядывая работы. Здесь были не только пейзажи, но и портреты. И на многих из них она узнавала себя. Вот она читает, вот смеётся, вот смотрит вдаль с затаённой печалью. Софья видела её такой, какой она сама себя не знала.
— Софья... это невероятно, — прошептала Анна, поворачиваясь к ней. Её глаза блестели от слёз. — Никто и никогда не смотрел на меня так...
В этот момент в комнату без стука вошла тётка Софьи, суровая женщина в тёмном платье.
— Софья, кто это? — резко спросила она, смерив Анну неодобрительным взглядом. — Я же говорила тебе не водить сюда посторонних!
— Это княжна Вяземская, тётушка, — испуганно ответила Софья. — Она... она интересуется моей живописью.
— Княжна? — женщина недоверчиво хмыкнула. — Что ж, княжнам не пристало бывать в таких местах. У нас тут не салон. Прошу вас, сударыня, оставить нас.
Анна почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Она хотела ответить резко, поставить на место эту мещанку, но, увидев умоляющий взгляд Софьи, сдержалась.
— Вы правы, мадам. Мне пора, — холодно произнесла она и, бросив на Софью быстрый, полный обещания взгляд, покинула комнату.
Этот визит лишь укрепил их связь. Теперь их встречи стали ещё более тайными и желанными. Они находили укромные уголки в дальних парках, обменивались записками через верную горничную Анны. Запрет тётки и неодобрение света лишь разжигали их чувства. В одну из таких встреч, сидя на берегу заросшего пруда, Анна, не в силах больше скрывать то, что переполняло её сердце, взяла руку Софьи в свои.
— Соня, — впервые назвав её так просто, прошептала она. — Я не могу больше... Я не мыслю своей жизни без ваших глаз, без вашего голоса. То, что я чувствую к вам, сильнее всех условностей света.
Софья не ответила. Она лишь подняла на Анну свои васильковые глаза, в которых стояли слёзы, и медленно, несмело, подалась вперёд, чтобы коснуться своими губами губ княжны. Это был поцелуй робкий и невинный, но в нём было больше страсти и правды, чем во всех романах, что читала Анна.
Глава III: Выбор и побег
Счастье их было хрупким, как крыло бабочки. Слухи о странной дружбе княжны Вяземской с бедной художницей поползли по Петербургу. Отец Анны, старый князь, человек суровых правил, вызвал дочь на разговор.
— Анна, до меня доходят странные вести, — начал он без предисловий. — Говорят, ты проводишь время в сомнительной компании. Я нашёл тебе достойную партию, графа Воронцова. Через месяц состоится помолвка.
Мир Анны рухнул. Граф Воронцов был известен на весь Петербург своим буйным нравом и карточными долгами. Мысль о замужестве с ним была для неё страшнее смерти. Вечером того же дня она написала Софье отчаянную записку, умоляя о встрече.
Они встретились ночью, в самом дальнем уголке сада при доме Вяземских. Луна освещала бледное, заплаканное лицо Анны.
— Меня выдают замуж, Соня, — без сил произнесла она. — Отец всё решил. Наша жизнь кончена.
— Нет, — твёрдо сказала Софья, сжимая её холодные руки. Её обычная робость исчезла, уступив место отчаянной решимости. — Мы не позволим им этого. Аня, послушай меня. У меня есть немного денег, отложенных с продажи картин. В Италии, говорят, живут и мыслят иначе. Там художник может найти себе место. Там... мы сможем быть вместе. Уедем!
Предложение было безумным, немыслимым. Оставить всё — титул, семью, родину — ради туманного будущего с любимой девушкой. Но альтернатива была ещё страшнее. Взглянув в глаза Софьи, полные любви и отваги, Анна поняла, что её выбор уже сделан.
— Да, — прошептала она. — Да. Мы уедем.
План побега был дерзким и простым. Через неделю, в ночь перед объявлением помолвки, Анна должна была под предлогом нездоровья остаться в своей комнате. Софья будет ждать её с наёмным экипажем у задних ворот парка. С собой Анна взяла лишь шкатулку с материнскими драгоценностями — их единственный капитал на первое время.
Вся следующая неделя прошла как в тумане. Анна играла роль покорной дочери, а по ночам её сердце замирало от страха и восторга. В назначенную ночь, когда дом погрузился в сон, она, накинув тёмный дорожный плащ, выскользнула из своей комнаты. Каждый скрип половицы отдавался гулким эхом в её груди. Вот и заветная дверь в сад. Свежий ночной воздух ударил в лицо.
Она бежала по тёмным аллеям, не разбирая дороги. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. И вот, в тени старых лип, она увидела тёмный силуэт экипажа и рядом с ним — фигурку Софьи.
— Аня! — шёпот Софьи был полон облегчения.
Она бросилась в объятия любимой.
— Я здесь. Я с тобой, — ответила Анна, и в её голосе впервые за много дней не было страха, а лишь безграничное счастье.
Кучер хлестнул лошадей. Экипаж тронулся, унося их прочь из Петербурга, прочь от старой жизни, навстречу неизвестности. Глядя в окно на удаляющиеся огни города, Анна крепче сжала руку Софьи. Она не знала, что ждёт их впереди — трудности, лишения, быть может, осуждение. Но она знала одно: пока они вместе, они смогут всё преодолеть. Их любовь была их единственной родиной, их настоящим титулом и их главным богатством.
Свидетельство о публикации №225111800595