Париж без гида 2017. Прощай, Париж!

                Прощай, Париж!

   Чемодан и сумка уложены, кофе выпито, бутерброды в дорогу сделаны. Присели по русскому обычаю на дорожку, француз с ресепшена равнодушно (скорее для проформы) оглядел наш номер: всё на месте – с собой постояльцы ничего «не прихватили»... До свидания, месьё – о ре-ву-ар!
   Утро, небо плотно затянуто белой пеленой, и никакого намёка на солнце. Стоим у отеля и ждём. Вчера вечером уговорила Игоря заказать такси, время приближается к 11часам, именно на это час заказано наше авто.
Но его нет, и я ворчу:
; Слушай, чего мы ждём, давай возьмём любую машину, вон их сколько стоит у перекрёстка.
; Нет, это будет неправильно. Вчера вечером ты сама уговорила меня заказать такси на утро. Таксист (он афро-француз, как и таксистка в день приезда) был очень любезен и уверил меня, что ровно в 11 часов будет ждать нас у нашего «Голд» отеля. И я ему верю, надо ждать.
; Ладно, а форс-мажор ты не учитываешь: пробки на дорогах, или более выгодный заказ, и… да мало ли чего? А у нас регистрация на самолёт!
Игорь упёрся, «будем ждать до победы», то есть, до последней секунды.
Меня мучает сомнение: стоит ли нам дожидаться этой самой «победы».
И тут мне, как назло, приспичило... Возвращаться в отель? – Плохая примета. Я уже писала, что в Париже на всех бульварах, буквально через сто метров, стоят этакие «бочонки» ; общественные туалеты. Один такой бочонок прямо между нашим отелем и Мулен Руж – «Красной мельницей». Скоренько перебежала дорогу и к нему – три кнопки красная, зелёная, синяя. Нажимаю зелёную ; дверь отъезжает и… входить иль не входить, вот в чём вопрос?! До унитаза можно добраться только на цыпочках: груды туалетной бумаги, блевотины, пустых бутылок, пакетов и стаканчиков. А что вы хотели, мадам?.. это бульвар Клиши, Мулен Руж – «самый центр разврата и порока».
  Ай, да что привередничать, у нас в Саратове в таком месте было бы то же самое. Да только нет в нашем городе на улицах бесплатных общественных туалетов (и платный ещё поискать надо) – «приспичило – ищи подворотню». Демократичные испанцы с андоррцами нашли решение этой деликатной проблемы: у них в любом торговом центре, магазинчике, кафе, ресторане «по нужде» вас препроводят в свой, бесплатный туалет. Да и в нашем городе при социализме на центральных улицах были такие «заведения» (право не знаю, существовали ли они на периферии). Во времена гласности и перестройки (читай перекройки) они, как-то враз стали платными… Демократия «по-ельцински» переориентировала сортиры – в кафе, бистро, гриль-бары. Санитарные нормы – это вы о чём?!
   Вернувшись, слышу от мужа, что он «созрел» и согласен нарушить своё «честное пионерское» слово перед афро-французским таксистом.
   Топаем на угол и сразу садимся в машину к азиату ; условия те же: 35 евро до Орли, плюс 2 евро чаевые (что это за социалистическая уравниловка в капиталистической Франции – в день приезда другому таксисту заплатили столько же…).
   В дороге выяснили, что водитель из Кореи – Сеул? Йез, Сеул. Мы едем мимо помпезного здания «Гранд Опера» и дальше – дальше, широким проспектом мимо современных и исторических зданий. Около одного из них замечаю вывеску «РАСПРОДАЖА»: всё по 20 евро». Эх, жаль такое нам не встретилось раньше – уж я бы там «покопалась»!
  Магазинов «знаменитой» фирмы «Секонд Хенд» в Париже я не видела ни разу, а в нашем городе Саратове они на каждом углу. Возможно, не встречались они нам ещё и потому, что мы, как и все туристы, ограничивались историческими кварталами. Аптеки, кстати, с мигающим красным крестом, в Париже тоже встречаются не часто, по крайней мере, в районе, где мы жили, была всего одна. А когда я почувствовала, что у меня скакнуло давление, пришлось протопать тройку кварталов, до ближайшей. И вот вам опять сравнение – в Саратове «магазины» по продаже лекарств (по-моему, занимают одно из первых мест – от них отстают даже магазины обуви и «Секонд-хенд»). А у парижан… чувствуете, какие французы – здоровая нация, пока найдёшь аптеку, «выздоровеешь»… Таблетки от давления мне не продали, хотя я и пыталась изобразить страдание на лице. Француженка за кассой твердила, что ей нужен рецепт. О том нам перевела с французского доброжелательная украинка, вошедшая вслед за нами в аптеку. Кстати, именно украинок в Париже нам встречалось больше всего – свобода или нужда приводит их на запад? Про аптеку… нет рецепта, хоть умри у них на глазах, даже щетки зубной не продадут. Не положено и всё тут! Уговоры не помогут
   Да, так о чём я… возвращаемся домой, домой ; дорога в аэропорт.
Путь был не долог – минут тридцать и мы в Орли (по спидометру – 14 км). Белое «молоко» с неба сползает всё ниже, начинает заполнять улицы, и это после вчерашнего такого солнечного «голубоглазого» денёчка. Вокруг здания аэровокзала пустынно, только у одного выхода стоит группа стюардесс, они оживлённо болтают и курят, ; возможно, только прилетели из рейса. Девчата, как и все парижане, не «заморачиваются» с тёплой одеждой: плащ, лёгкая ветровка (куртка), голые ноги в босоножках или в кроссовках без носок, здесь это в порядке вещей. Просачиваемся внутрь, находим место регистрации на Москву. Кажется, успели, как и положено, ровнёхонько за три часа до вылета, и мы первые. За нами подошла молодая пара, встали рядом с нами, но за ленточкой:
; Мы - бизнес-класс, ; произнесла девушка в пространство.
Я поняла, это она нам… Только мне не до них: меня занимает сугубо практический вопрос: как нам лучше довезти шоколадное печенье для внучки Сони – в багаже (а если помнётся?); в ручной клади (а вдруг нельзя, отберут при досмотре). Решила обратиться к соседям в бизнес-класс.
; Ой, да везите хоть целый торт, в ручной клади это можно.
Перекладываю печенье из чемодана в сумку. Седовласый, высокий, плотный мужчина (волосы стянуты резинкой в пучок), он сразу за нами. Из багажа у него: кейс с компьютером через плечо и второй такой же в руках. Народ постепенно пребывает, нас уже человек пятнадцать-двадцать. Молча стоим, прошло минут сорок, за стойкой регистрации пусто (может, рейс отменили или перенесли – но, почему не объявляют?).
   Подошла стайка девчат-стюардесс в форменных костюмчиках и пилотках (пригляделась – нет, это вовсе и не пилотки, а маленькие бордовые шляпки).
; Ну, наконец-то! Явились наши «девахи в карабоиночках» ; нарочито вульгарно, цедит «Седовласый». «Карабоиночки» это, я так понимаю, он про фирменные шляпки. А может, я чего-то не поняла (не знаю, не переспрашивала).
; И где их только черти носят, регистрация должна уже заканчиваться… ; не церемонится «Седовласый».
– Ага, вот и мосье, ишь ты, какой гладкий, да упитанный, явно французишка! ; заключает весьма не худощавый сосед из очереди. Он говорит довольно громко (явно рассчитывая найти собеседников) или как минимум… получить одобрение публики. Народ – безмолвствует и мы молчим.
   Откуда ни возьмись, рядом с «Седовласым» образовался худенький, чернявый, юркий мужчина (на вид ему лет пятьдесят-шестьдесят).
Он суетливо прикладывается к горлышку плоской коньячной бутылки (и от греха подальше, прячет за спину). Льстиво так (возможно, чтобы расположить публику к себе) восклицает:
; Ну, наконец-то, соотечественники! Я ведь целую неделю не говорил на родном языке. В Париже, как назло, мне попадались одни французы… (весьма оригинальное такое замечание). Пары спиртного во все стороны струятся от него. «Седовласый» старается как можно деликатнее строить фразу (боится обидеть соплеменника?), но в тоже время назидательно:
 ; Нужно учить французский, «товарищ»!
Замечу, после того, как его бесцеремонно-панибратский комментарий не нашёл поддержки у публики, он старается говорить интеллигентно, не употребляя жаргонизмов.
    По громкой связи объявляют что-то по-французски, но не дублируют на английском (явное отступление от евро-стандартов или как?).
Чернявый, ещё раз нервно «отхлебнув» из своего пузырька, к «Седовласому»:
; И что они там вещают, переведите, может это и нас касается.
; Не переживайте, уж вас это точно никак не касается… и дальше, наверное, дабы сгладить эффект от не очень вежливой фразы: ; Я вижу у вас только ручная кладь… а это для тех, у кого есть чемоданы и баулы. Чтоб «ненароком» не забыли их где-нибудь за углом.
; Нет-нет, вы всё-таки дословно, ; Чернявый явно нервничает.
«Седовласый» почти по слогам переводит каждое слово.
; Да вы не подумайте чего, ; суетиться сосед,– это я так, на всякий случай. Поездил я, понимаете, по разным странам. Иногда объявляют буквально в последний момент то, чего ты совсем и не ждёшь, ; как-то торопливо и не вразумительно добавляет Чернявый, в очередной раз прикладываясь к плоскому пузырьку:
; К примеру, возьмите Португалию, красивая вроде страна – древняя архитектура… но, боже мой! В каком же всё убитом состоянии. А какая непунктуальность… могут пригласить тебя куда-то, а потом сами и забудут о приглашении!
Ненадолго замолкает, но тут же, возможно,  дабы не потерять внимание публики: ; Возьмём, например, центр Парижа, культурной, так сказать, столицы мира и что? Кругом клошары, попрошайки, бомжи, арабы, азиаты – ночуют на улицах, спят прямо на тротуарах.
; Ну, уж нет, вы что-то, «батенька» попутали, не бывает на тротуарах клошаров, это раньше они были – обитали под мостами. Сейчас же ; это беженцы, причём, чёрте знает откуда! ; многозначительно и со знанием «дела» поясняет «Седовласый».
   Мы молчим, в их разговор не вступаем, нам в Париже было с кем поговорить на родном языке – нас двое. Девчата в «карабоиночках» «чирикают» за стойкой регистрации, «французишка» спокойно разговаривает по телефону, и мы… Мы, как бы есть, но для них, как бы нас нет! Очередь молча наблюдает за персоналом знаменитого (цивилизованного) Орли. Возможно, боясь спугнуть служителей аэропорта, «Седовласый» тоже умолкает. Его пошло-грубоватый сарказм совсем неуместен, да и опасен..: чего доброго персонал понимает русский. Лично мне и так как-то тревожно, неуютно – наша регистрация должна давно уже закончиться. Народ напряжён, но терпит (ох, уж это наше русское терпение). Только один «Чернявый» расслабленно суетливо говорлив:
; Нет, знаете всё-таки в Италии лучше! Там хотя бы можно встретить наших,
 – заканчивает он безадресно – в пространство, и в тоже время искоса поглядывает на стоящую за ним очередь. Всем видом демонстрируя, что он не просто так… взялся ниоткуда! Он подошёл к своим, и вопрос – почему это он образовался впереди, неуместен.
«Седовласый» снисходительно – нарочито не глядя в сторону Чернявого:
; Да вы, наверное, и бывали только что в Римини... – вот там, действительно, много наших русских.
; Нет-нет, ну почему же? Бывал я и в Риме и в Милане, ; торопливо, и как-то угодливо заглядывая в глаза Седовласому, пытается возражать Чернявый.
Прикрывая рот ладонью (но запах алкоголя уже не скроешь), он скороговоркой продолжает свой рассказ:
; Можете себе представить, так мне понравилась певучая итальянская речь, что вернувшись домой… я выучил этот их язык.
И он победоносно смотрит в нашу сторону. Но публика в ответ опять молчит – скорей бы в самолёт. Тут Чернявый, чему-то обрадовавшись (звучат фанфары: тада, да, дам, дадам) завершает:
; И что же вы думаете, когда я стал понимать, о чём они говорят в автобусах и метро… мысленно воскликнул:
; «Боже мой!» ; это же совсем не бельканто! Скажите на милость, зачем я несчастный, учил этот «срамный» язык.
  Никто, ни из нашей очереди, ни из стоящих рядом в бизнес-класс, не реагирует на рассказы Чернявого. И только Седовласый (внешне он очень напоминает проповедника: аккуратная бородка клинышком, гладко забранные волосы, внимательный взгляд), снисходительно отпускает реплики в сторону Чернявого. Скорее даже не реплики, а такие назидательные мини-проповеди в сторону «дитяти» неразумного. Седовласый и одет, как пастор-миссионер во всё черное: джинсы, рубашка и плащ, не хватает только белой полоски-галстука под воротничком. И хотя, на вид у них с Чернявым совсем не большая разница в возрасте – седовласый явно «лидер» в этой парочке. А «черняво-вертлявый» готовая пародия на Гоголевский персонаж – правда, пока не придумала какой….
; Нет, ну вы только обратите внимание на эту «публику»! Какая наглость! Месьё повёл наших «девах»-регистраторш на перекур. И это вместо того, чтобы уже приступить к работе, ; совсем бесцветно (скорее на публику). Как-то не верится, что он всерьёз возмутился действиями персонала аэропорта Орли! Этот, наш Седовласый «поп Гапон».
   Пассажиры, возможно, как и мы основательно утомлённые городом Парижем, безмолвствуют. То есть, будь что будет – никто не ропщет и не поддаётся на провокацию Седовласого «попа». Радуется заминке только Чернявый, он с воодушевлением делает большой глоток из своей «мензурки» и побултыхав, рассматривает, на сколько глотков ещё в ней осталось. Видно, очень не хочется расставаться ему с «мензуркой» на контроле, да только на борт вряд ли с ней его допустят.
   Наконец, объявляют регистрацию рейса на Москву. Нашему эконом классу, как самому многочисленному, достаётся месьё. Девчата в «карабоиночках» занимаются бизнес классом. Француз оказался очень вежливым и приятным «товарищем», быстро всё взвесил, навесил бирки, и зарегистрировал нас.
; Давай поспешим за Седовласым проповедником. Я обратила внимание на его фразу, что он часто летает из Орли, и что добираться до зоны посадки нам никак не меньше сорока пяти минут.
   Игорь соглашается, и мы припускаемся вслед за Седовласым. Налегке без багажа доходим до зоны личного досмотра и всё! Стоп, впереди человек 300, а может и больше, медленно движутся, вернее, стоят вдоль разделительных ленточек. Окон досмотра всего два. Наконец, на помощь выделили ещё парочку служащих аэропорта. Вновь прибывшие афро-француженки бестолково мечутся вдоль очередей, пытаясь как-то ускорить процесс, но куда там. Я очень устала, и у меня буквально подкашиваются ноги, Игорь тоже держится из последних сил. Седовласый проповедник просто потерял дар своей саркастически жёлчной речи. Его собеседник Чернявый куда-то испарился. Неожиданно замечаю нашего вертлявого попутчика и не где-нибудь, а прямо возле дополнительно открытого окна досмотра, человек этак на 150 впереди нас. Ой, да каналья, ой, да проныра!
; Странно, «товарищ» сказал, что ему нужно в туалет и нате вам, пожалуйста, он уже впереди – недовольно бормочет Седовласый (или это недовольство «на публику»?).
   Через час стояния в очереди, а среди нас были и пассажиры другого рейса
(и особенно много арабок с детьми), мы сбросили в коробки для досмотра куртки и брючные ремни, и прошли через рамки. Седовласого «тормознули» из-за двух его планшетов, что-то в них оказалось не так. Он, правда, попытался упёрто-назидательно что-то втолковать афро-французскому персоналу, но тщетно, девушки были непреклонны, и даже призвали на подмогу служителя-мужчину (это к вопросу о европейском гендерном равенстве – настоящие мужики они везде мужики).
   Препроводили Седовласого «проповедника» в комнату для более тщательного досмотра. Тут, как-то неожиданно рядом с нами опять материализовался Чернявый и вполне себе дружелюбно (а по мне это скорее, панибратство):
; Ну что, рванём скорее в «Дьюти фри», там можно купить коньяк, по ихнему – «арманьяк», с солидной скидкой. Всего за 18 евро (большую бутылку).
   Мы скользим по паркету вслед за Чернявым, и совсем не за «скидочным» коньяком, а в надежде скорее добраться до зоны посадки в самолёт. А в «Дьюти фри» мы всё-таки заглянули, но «коньяк-арманьяк» покупать не стали. Соблазнились лишь большой красивой бутылкой (скорее этикеткой, а не содержимым) ; ирландского ликёра «Де Париж» с Эйфелевой башней (на нашу валюту потянуло на 1050 рубчиков за литр приторно-сладкого алкоголя).
   А потом мы уселись в кресла прямо перед дверью, откуда будет наша посадка в самолёт. Сидим и неторопливо так трапезничаем: Игорь доедает бутерброд с сыром и колбасой, а мне достался последний круассан и йогурт. И тут опять, «как снег на голову», рядом с нами плюхается Чернявый:
; Не поверите, а коньячок я всё же «урвал» и, представьте себе, на целых
20 центов дешевле, чем покупал раньше! Чернявый с наслаждением присасывается к своей «мензурке». Мы с удивлением смотрим на него:
 ; Ой, да не смотрите вы так! Ну да, это она, та самая бутылочка, правда, на контроле «мерзавки-африканки» попытались конфисковать мой напиток.
Произносит он безо всякой злости в голосе, скорее это «понты»
; Но я убедительно (на итальянском что ли, французского-то он не знает) растолковал, что это лекарство – и мне его нужно принимать по глотку… но, каждый, каждый час! Что с него взять ; чистой воды прохиндей!
   Наконец, объявляют посадку на рейс до Москвы – для нас это звучит, как музыка избавления от мытарств в аэропорту Орли!
   Далека я от мысли, что во всех неувязках этого аэропорта виноват афро-французский персонал, наверное, просто где-то произошёл сбой в «системе». По поводу национальностей, ну там афро-французов и афро-американцев, да, далеко эти страны ушли в политкорректности от нас. Татары, узбеки, даже северные народы якуты, финны в стране идентифицируют себя по национальному признаку. Да вот только за границей они зовутся – РУССКИМИ (даже украинки до недавнего времени, числили себя русскими…). Что будет дальше, да кто же об этом знает.
   Пробираемся в самый хвост самолёта – наши места там. Моё у иллюминатора и это хорошо (хотя, что я там разгляжу, в этом «молоке», разлитом сейчас по небу).
; Кажется, задерживаемся минут этак на 20, ; просто так замечает Игорь.
И незамедлительно получает ответ:
; Ничего, всё будет о кей, я уже всё узнал, догоним в полёте. Так мне объяснили девчата-стюардессы! ; наш вездесущий Чернявый тут, как тут.
И с кресла рядом:
 ; Нет, ну как так можно, ; солидно, по пасторски весомо рассуждает якобы сам с собой Седовласый,
; За счёт скорости? Но, тогда сожгут лишний керосин. Только это вряд ли, компании его экономят.
Чернявый – помалкивает. Вероятно, у него нет доводов, опровергающих логику Седовласого.
С тоской гляжу на эту парочку… нам рядом с ними лететь до самой Москвы.
   Мы в небе почти полчаса, в иллюминаторе сплошная муть – туман. «Чернявый» сидит сразу за Игорем, и пытается втянуть нас в разговор.
Место Седовласого от нас через проход. Чтобы не выглядеть совсем уж невежливой, рассказываю как, наконец, сбылась моя мечта, и мы побывали на выставке картин Пикассо (то, чего не удалось сделать в Барселоне). Правда, я промолчала (и это было правильно), что особых эмоций ни я, ни Игорь при этом не испытали. И тут «Чернявый» хмыкнув, со «знанием дела» веско начал:
 ; Да на что там смотреть, обыкновенная модерновая мазня конца двадцатого века. Ну, попал человек в струю: «намалевал» женщину со свёрнутыми набок грудями! А вокруг неё, ; не пойми кто и что. Или – анфас переплёл, с профилем… от себя замечу… – то ли накурился чего, а может и специально эпатировал.
Чувствуются «Чернявый» в теме и он неторопливо продолжает.
– Конечно наша «богема» бросилась разгадывать загадку – ну, вроде того; что художник имел в виду… Где лицо, а где ж…па? Или почему понимаешь, титьки ни на месте… Вот тебе и популярность… да просто повезло мужику! Попасть в нужное время в богемную компашку, так-то.
   Возможно, Чернявый и прав, думаю я про себя. Скажем, недавно прочитала
Пелевина «Чапаев и Пустота» и «Жёлтая стрела» ; это такой шизофренический бред под воздействием чего-то или кого-то. А ведь его признают большим писателем новой волны. И критики на полном серьёзе анализируют: «дескать, что хотел своими текстами сказать писатель…, нужно попытаться понять! У меня вопрос: Зачем?
А «Чернявый», не давая нам раскрыть рта, продолжал:
; Есть у меня дружок-художник, так вот; намалевал он парочку таких модерновых полотен, придумал замысловатые названия, плюс сумел выставиться в Европе… И, что вы думаете, тамошняя публика встала в тупик: – Чтобы это значило? А есть ли скрытый подтекст в этой самой (извиняюсь, скажу) – «мазне»? Короче говоря, с умными «мордами» стали разбираться… И опять, вот вам, пожалуйста, популярность… на ровном месте.
Чернявый, посмотрел в сторону Седовласого, тот молчал – то ли правда задремал, то ли притворился… И Чернявый продолжил:
– Возьмите меня… я за год нарисовал (нет, он не сказал, написал, а именно нарисовал) сотню картин и что, и где? И ничего, и нигде…. невезуха.
В его голосе слышалась смиренная обречённость. Он с тоской глянул на остаток «снадобья» в «мензурке»:
; Эх, допить, что ли? – и он влил в себя последнюю «дозу».
 ; Так вы художник? ; не без удивления спрашиваю его (мы не знаем имён друг друга, да и знакомиться как-то не хочется). «Чернявый» не успевает ответить, в это время стюард привез наш скромный ланч: серая булочка с пластинками сыра и ветчины, кофе и вода (эх, куда подевались наши обильные Аэрофлотовские обеды;– вам чикен или фиш?).
   Так как мы сидим в хвосте, то и получаем «завтрак-обед» последними.
И тут случилось, то, чего я ни разу в полетах не наблюдала. Неожиданно, ещё не открыв пакет с бутербродом, Чернявый стюарду:
 ; Понимаете, какое дело, возможно, мне придётся заночевать в аэропорту – «пауза», – домой, в Подмосковье, добираться поздно. Да у меня, как назло, и денег осталось в «обрез»… пауза. А дальше жалобно просящим тоном (так просят милостыню на паперти)
– Понимаете, дома меня ждёт голодная жена... а у меня денег только на проезд… «пауза»
– Стыдно, конечно… но, не найдётся ли у вас парочки лишних бутербродиков, ; просительно заглядывая в глаза молодому стюарду, одним «махом» выдыхает Чернявый, не обращая на нас никакого внимания.
Стюард внимательно посмотрел на как-то на глазах съёжившегося пассажира из Парижа и, возможно, проникся жалостью к супруге Чернявого (которая всю ночь «не смыкая глаз», голодная, будет до утра ждать мужа в Подмосковье)… А может быть, просто кто-то из пассажиров отказался от весьма скромной аэрофлотовской закуски...
; Да-да, вот как раз парочка на ваше счастье и осталась, ; и он протянул нашему «художнику» пакеты.
 ; Ой, спасибо, спасибочки, как же вы выручили меня, ; суетится Чернявый.
Честно говоря, меня этот эпизод порядком удивил. Странно как-то получается: с одной стороны ; в «Дьюти-фри» «товарищ» покупает пару бутылок французского коньяка… Из Парижа везёт домой два килограмма сыра… с другой стороны, ; у него кнопочный телефон старой модели, по которому он из Орли предупреждает кого-то (возможно и супругу):
– «Не спать… вылетаю, скоро буду».
Без малейшего стеснения перед нами и дабы пресечь наши вопросы, он достаёт свой чемодан и деловито начинает укладывать в него бутерброды, невыразительно (но так, чтобы мы слышали) бормочет:
; Жена то у меня не прихотливая, простая женщина из осетинского аула.
У нас и дочка взрослая уже имеется (на вид – «Чернявому» явно за пятьдесят, а то и под шестьдесят, но благодаря своей сухопарости, он выглядит моложе).
   Когда он открыл чемодан, то сверху я увидела два аккуратно свёрнутых  фирменных пакета «Дьюти фри». Заметив, что мы наблюдаем за ним:
; Вот, видите, какой я хозяйственный мужчина! Всё в дом, всё в дом!
Ой, знаете, как я перенервничал на досмотре? Очень испугался: вдруг у меня вытряхнут сыр, ; он коленом прижал крышку чемодана и с трудом застегнул молнию. Присутствовать при всём при этом было одновременно и неудобно и в тоже время как-то брезгливо, что ли. Чернявый, наверное, почувствовал это и выжидающе посмотрел на меня. Пытаясь закамуфлировать своё отношение к Чернявому, задаю нейтральный вопрос, (ответ на который, если честно, совсем не интересует меня):
; А чем, если не секрет, занимается ваша взрослая дочь?
; Ой, да ничем, бездельничает, как и я, – ёрничея, с иронией в голосе ответил Чернявый и добавил: – Правда, иногда «малюет».
По голосу я поняла, всё-таки почувствовал или заметил во взгляде мою брезгливость. Ну и чёрт с ним, детей нам что ли вместе крестить….
Тут неожиданно Седовласый пришёл Чернявому на помощь:
; А скажите, пожалуйста, из какой части Осетии родом ваша супруга, ведь часть её принадлежит Грузии.
Чернявый с лёгкостью (как мне показалось) поменял тему. Он назвал сразу несколько: то ли аулов, то ли городков Осетии, (можно подумать, что жена его родилась сразу в разных точках). И оба принялись горячо обсуждать Осетию, как географическую точку на карте. А у меня вдруг закралась мысль, что «товарищи работают в паре»…
   Ну, смотрите, оба не туристы, чем занимались в Париже ; не известно, что везут с собой – тоже (явно не сувениры)… И не из-за двух же килограммов сыра так нервничал Чернявый, хлебая из «мензурки» зелье…
И ещё, очень вовремя вступает в разговор Седовласый, и нивелируя наши неугодные вопросы к Чернявому.
   А впрочем, «…какое мне дело до всех, до вас, а вам до меня». И я ухожу бродить по самолёту, а потом, вернувшись, засыпаю. Игорь спит уже давно.
   Просыпаемся, когда объявляют: под нами Москва. «Чернявый» торопливо кому-то названивает, и демонстративно не обращая на нас никакого внимания, повелительно:
; Я же сказал, ничего не готовь, закуску везу с собой (наверно той самой оголодавшей супруге-осетинке)!
 – Так и главное – не забудь водку, водку достань из холодильника. Я же ясно сказал – да-да, пусть нагреется, ; он даже не смотрит в нашу сторону; плевать он хотел, на сантименты…
   В Москве, как и положено поздней осенью, – сыро и промозгло. Только здесь обнаруживаю, что, «скорее всего», оставила шикарный сиреневый в клеточку шарф (подарок доченьки Оленьки) в Парижском такси. Жаль, конечно, ; это знак? Вернуться когда-нибудь?! Да только мы намеренно не стали бросать в Сену монет – пока желания возвращаться в Париж у нас нет!
Такси из Внуково до Казанского вокзала обошлось нам в тысячу рублей. Водитель, таджик из Душанбе, шесть лет уже живёт в Москве (и у меня по аналогии с Францией нет желания назвать его таджико-россиянин). Мне кажется и он не горит желанием поменять свой статус. Всё дискретно в нашем мире, и что дают эти «псевдо» соединения… мир, дружбу ; да, ни фига!
; Начинал я дворником в Москве, но вот уже пару лет «таксую».
Хвалю его за хорошее знание русского языка.
; Пригодилось, учил в школе. Всё у меня хорошо, проблем со знанием города нет, выручает навигатор, подсказывает, где и куда свернуть.
Паренёк совсем молодой и я рада, что ему хорошо в России. Не «заморачиваюсь» глобальными вопросами: почему африканцы из бывших французских колоний не работают в своих странах, а всеми средствами пытаются обосноваться в Европе. Почему люди (разных национальностей) из бывших социалистических республик не трудятся в своих теперь независимых государствах, а всеми «правдами и неправдами» стремятся устроиться в городах России (привычная за семьдесят лет дружба народов, или нищета?)
По ночной, опустевшей Москве быстро (по навигатору), а главное без происшествий, добрались до вокзала.
   Купили билеты на последний сегодня поезд до Саратова (Астраханский), и на метро перебрались на Павелецкий вокзал. Здесь мало что изменилось за год. Как и раньше со всех сторон к вокзалу бредут бомжи в поисках тепла (это вам не Париж, «товарищи»,– на улицах не поспишь). «Приятно» было увидеть на прежнем месте котлован, который, кажется, вырыт ещё при мэре Лужкове. «Переходящий» такой котлованчик от «Лужка» до Собянина – ждёт своего «летописца Платонова»? На Пелевина надежды нет – не сдюжит...
   Внутри вокзала кое-что изменилось: на второй этаж, в зал ожидания, теперь можно подняться на лифте. Да и сам зал ожидания тоже изменился в лучшую сторону, единственное, что осталось неизменным: крепкий, стойкий запах немытых тел и прелых носков. Да, оно и не мудрено, основная часть сидящей публики явно «пассажиры в никуда» (туда билеты не продают). «Скромно» прячут они сине-фиолетовые лица в воротники курток и пальто. Но их значительно меньше, чем год назад, и мы находим два места, где воняет не очень сильно. Время от времени в зал заглядывает полиция-милиция, «зорко» следя за нами, пассажирами с билетами и без. В этом мы тоже с Францией похожи – ну, не знаем мы как всех «обогреть»…
   Игорь, несказанно рад, заметив в буфете, баночки с пивом:
; Танюша, надеюсь, ты не против? Хочется нашего, «родного»…
; «Балтики», что ли? – Да, хотя бы и её …
– Ладно, покупай (эх, жалко, здесь я уже не Мадам)!
  В Париже (без гида) мы пробыли ровно шесть дней и пять ночей:
с 21 по 26 октября.