Лагуна Питиантута - земля обетованная

                Сергей Гордиенко
        ЛАГУНА ПИТИАНТУТА - ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ
                киносценарий
                по повести Сергея Гордиенко “Кадет Дмитриев. Peradventure!”

                http://proza.ru/2024/02/09/1657

               
                Синопсис

                по повести Сергея Гордиенко “Кадет Дмитриев. Peradventure!”

               

1. Общие сведения о сценарии.
    Сценарий, как и повесть в его основе, полностью основан на исторических фактах, исследованиях, мемуарах персонажей и архивных материалах. Основное действие происходит в 1930-31 гг. Между Парагваем и Боливией назревает война за спорные территории (Чако), где предположительно нашли залежи нефти. Три русских белых иммигранта в Парагвае - генерал Беляев, есаул Серебряков и кадет Дмитриев - по заданию министра обороны отправляются в этот регион в поисках полумифической лагуны Питиантута – самого крупного естественного водоёма в этих засушливых территориях, так как лагуна будет иметь важное в грядущей войне для обеспечения армии водой. Экспедиция длится пять месяцев. Героям приходится бороться с тяжёлыми природными условиями, каннибалами и боливийцами. Они обнаруживают лагуну и составляют карты местности, что помогает Парагваю выиграть войну в 1932-1935 гг. (сама война не описывается).

2. Манера изложения событий.
   Повествование ведётся от лица автора, Беляева и Проскурина - друга Дмитриева. Все три повествования по мере развития сюжета дополняют и поясняют друг друга.

3. Повествование Беляева.
    Беляев вспоминает о своём детстве, юности, молодости, Первой мировой и гражданской войне, первом и втором браке. Присутствуют ностальгия по потерянной Родине, умершей первой жене, патриотизм, описание семейного дореволюционного быта русских дворян и всё это на фоне дикой природы Чако и неустроенной жизни в Парагвае. Проскурин также рассказывает о нём.

4. Повествование Дмитриева.
    Он нём рассказывает автор и Проскурин: участие подростком в гражданской войне в России, эмиграция в Европу, поездка в Уругвай на первый чемпионат мира по футболу и эмиграция в Парагвай. В Уругвае Дмитриев попадает в ловушку полусумашедшего сектанта Василько, который мечтает возглавить секту русских иммигрантов в Уругвае. Василько ошибочно понимает, что Дмитриев приехал в Южную Америку искать землю обетованную и обязательно найдёт. Для достижения своей цели Василько опаивает Дмитриева, как он считает, “чудесным зельем”, подчиняя себе.
   Дмитриев приезжает в Парагвай, где русская община разделена на две группировки под руководством двух белогвардейских генералов – Беляева и Эрна. Дмитриев попадает под влияние Эрна, который обещает сделать его офицером парагвайской армии и заставляет следить за Беляевым. Однако вернувшись из экспедиции, Дмитриев докладывает Эрну, что Беляев “чист”. Эрн не совсем доволен, но выполняет обещание и производит Дмитриева в лейтенанты. Но Дмитриев всё ещё зависит от Василько и, не желая быть орудием в его руках или сойти с ума от “чудесного зелья”, решается на самоубийство. В последний момент появляется Проскурин, также белый офицер-иммигрант. Он случайно узнаёт о ловушке Василько и сообщает Дмитриеву, что на самом деле Василько поил его слабой настойкой из экзотических грибов и его здоровью ничто не угрожает.

5. Элементы сюрреализма в сценарии
   Дмитриев испытывает галлюцинации от настойки, самовнушения и истощения во время экспедиции. Беляев также испытывает галлюцинации от истощения в экспедиции. В сюжете они подаются как компиляционные, яркие моменты из жизни героев.

6. Личностное и культурологическое в сценарии.
   Сценарий содержит много деталей личной жизни героев, эмоций, размышлений, быта, образа мыслей, внутреннюю речь, отражение эпохи и культуры людей разного происхождения и убеждений.

7. Лейтмотив сценария.
   Герои идут через жизненные трудности к лучшей жизни, но эта лучшая жизнь лишь мгновенное счастье от достижения мечты, после чего жизнь возвращается в своё обычное русло: быт, рутина, проблемы, непризнание и т.д.

8. Временной охват сценария.
         С последней четверти 19-го века по 1935-й год, но основное действие происходит в 1930-31 гг.

9. Структура и генезис сценария.
   81 эпизод, в которых действие происходит в разных местах и временах, но в последовательности и тематике эпизодов есть связанность, закономерность и логическое развитие.

10. Исторические личности в сценарии.
Присутствуют как эпизодические персонажи: императорская семья (Романовы), Фёдор Шаляпин, генералы русской армии, упоминается Тургенев, Гончаров, Григорович и Дружинин.


Персонажи:

Беляев Иван Тимофеевич, генерал-лейтенант
Беляева Александра Александровна (Аля), жена Беляева Ивана Тимофеевича
Серебряков Василий, бывший есаул
Дмитриев Александр, бывший кадет
Мать Александра Дмитриева
Проскурин, бывший офицер Петроградской военной контрразведки, бывший командир эскольты президента Парагвая, страховой агент в Бразилии
Отец и сын, владельцы Орловского конного завода (кадр 4)
Командир бронепоезда Дмитриева (кадры 6, 21)
Полковник (кадр 6)
Эрн Николай Францевич, генерал-лейтенант
Эрн Мария Давыдовна, жена генерала Эрна
Басков, друг Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 8)
Стогов, друг Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 8)
Николай Второй, император (кадр 8)
Михаил Николаевич, Великий Князь (кадр 8)
Демьяненков, начальник артиллерийского училища (кадр 8)
Петроков, командир, батареи полковник (кадр 8)
Настоятель Андреевского собора в Санкт-Петербурге (кадр 8)
Пневский, Завадовский, Борисов – однокурсники Беляева (кадр 8)
Чичероне, вождь индейцев чимакоков
Гарига, индеец-чимакок
Карлитос Богора, индеец-чимакок
Продавец книг (кадр 10)
Хосе Мельгарехо, майор (кадр 11)
Альбон Паласиос, капитан (кадр 11)
Эрнесто Скароне, лейтенант (кадр 11)
Дед Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 12)
Бабушка Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 12)
Лизоня, тётя Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 12)
Гревальд, управляющий имением Беляевых (кадр 12)
Женя, тётя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Туня, тётя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Махочка, тётя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Адя, тётя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Кока и Зоя, дети тёти Ади (кадр 12)
Леля, тётя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Наташа, Люба и Леля, дети тёти Лели (кадр 12)
Коля, дядя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Семьи Заржицких и Стефановичей, родственники ИванаТимофеевича Беляева (кадр 12)
Лизуля, портниха, прислуга Беляевых (кадр 12)
Устинья, прислуга Беляевых (кадр 12)
Афимья, прислуга Беляевых (кадр 12)
Лёвка, сын Афимьи (кадр 12)
Конюх Беляевых (кадр 12)
Алексей Михайлович Беляев, генерал-лейтенант, дядя Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 15)
Моррис Шевалье, француз (кадр 16)
Трефурт Леонтий Фёдорович, прадед Ивана Тимофеевича Беляева, секретарь Суворова по иностранной переписке (кадр 17)
Лавинская Елизавета Степановна, жена Леонтия Фёдоровича Трефурта (кадр 17)
Елизавета Трефурт, дочь Трефурта и Лавинской (кадр 17)
Марья Калинишна, служанка Елизаветы Трефурт (кадр 17)
Эллиот Иван Андреевич, морской офицер (кадр 17)
Глас, граф, офицер (кадр 17)
Шишкова Дарья Фёдоровна, помещица (кадр 17)
Пленный комиссар (кадр 21)
Пехотинцы (кадр 21)
Два железнодорожника на дрезине (кадр 21)
Комендант Ямбурга, полковник (кадр 21)
12 белогвардейских солдат (кадр 21)
Эрмес Сагьер, лейтенант
Давалос, капрал
Франко, рядовой
Четыре офицера, мобилизованные в Красную армию (кадр 24)
Раненый красноармеец (кадр 24)
Беляев Тимофей Михайлович, отец Ивана Тимофеевича Беляева (кадры 26, 40)
Оля, няня Беляевых (кадр 26)
Командир полка Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 28)
Шихлинский, капитан (кадр 28)
Докучаев, капитан (кадр 28)
Шипов, генерал (кадр 28)
Алавердов, правофланговый разведчик (кадр 28)
Санитар Антоненко (кадр 28)
Хирург (кадр 28)
Унтер-офицер (кадр 29)
Солдат с яблоком (кадр 29)
Британские офицера-танкисты (кадр 29)
Борн, доктор (кадр 30)
Александра Фёдоровна Романова, императрица (кадр 30)
Две дочери Александры Фёдоровны Романовой (кадр 30)
Маруся, первая жена Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 32)
Фоминицын, кавалерист (кадр 32)
Жюль Риме, президент ФИФА (кадр 33)
Тома Бальве, судья (кадр 33)
Джон Лангенус, судья (кадр 33)
Анри Кристоф, судья (кадр 33)
Фёдор Шаляпин, певец (кадр 33)
Сергиевский, портупей-юнкер (кадр 35)
Стефанов, офицер, приятель Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 35)
Шиди, вождь чимакоков (кадр 39)
Киане, девушка-чимакок (кадр 39)
Брат Киане (кадр 39)
Жена брата Киане (кадр 39)
Отряд чимакоков вождя Шиди (кадр 39)
Ворона, денщик Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 40)
Герцог Макленбургский (кадр 40)
Хитрово, генерал (кадр 40)
Шульман, полковник (кадр 40)
Маша, служанка Маруси (кадр 40)
Настоятель церкви в Гдовском уезде (кадр 40)
Ивко, фельдфебель (кадр 40)
Михаил Тимофеевич Беляев, брат ИванаТимофеевича Беляева (кадр 42)
Солдат на катафалке (кадр 44)
Кроль, доктор (кадр 44)
Кимаха, подросток-чимакок (кадр 45)
Турго, воин-чимакок (кадр 45)
Сержант (кадр 46)
Розен, баронесса, медсестра (кадр 46)
Штабной писарь (кадр 47)
Свидерский-Пономаревский, капитан (кадр 47)
Швейцар на парадной лестнице почтамта в Санкт-Петербурге (кадр 50)
Генриетта Ивановна, тётя ИванаТимофеевича Беляева (кадр 53)
Махотин, генерал (кадр 53)
Демьяненков, генерал, начальник артиллерийского училища (кадр 53)
Преподаватель математики в артиллерийском училище (кадр 53)
Император Александр Третий (кадр 53)
Мария Фёдоровна, императрица, жена Александра Третьего, мать Николая;Второго (кадр 53)
Владимир, великий князь (кадр 53)
Мария Павловна, великая княгиня (кадр 53)
Генерал в орденах (кадр 53)
Пышная дама (кадр 53)
Японский атташе (кадр 53)
Захаров Александр Андреевич, отец Беляевой (Захаровой) Александры Александровны, второй жены ИванаТимофеевича Беляева (кадр 54)
фон Грюнвальд, командир эскадрона, барон (кадр 55)
Бенкендорф, поручик (кадр 55)
фон Тайбе, ротмистр, барон (кадр 55)
Унтер офицер (кадр 55)
Два дезертира (кадр 55)
Девушка с крынкой молока (кадр 55)
Ольденбург Сергей Фёдорович, востоковед (кадр 58)
Бертельс, востоковед (кадр 58)
Радлов Василий Васильевич, востоковед (кадр 58)
Крейтнер, лейб-гусар, объездчик лошадей (кадр 61)
Пожилая любовница Лытикова (кадр 61)
Лытиков, поручик (кадр 63)
Две молодые любовницы Лытикова (кадр 63)
Сергей Михайлович, великий князь (кадр 63)
Алексей Беляев, денщик ИванаТимофеевича Беляева (однофамилец) (кадр 68)
Пастернацкий, доктор (кадр 68)
Боткин, лейб-медик Императорской семьи (кадр 68)
Парагвайский офицер, сержант и солдаты (кадр 69)
Лейтенант, командир гарнизона форта Хенераль Диас (кадр 70)
Парагвайский сержант (кадр 72)
Тимофей Тимофеевич Беляев, брат Ивана Тимофеевича Беляева (кадр 73)
Хозяин ранчо и 2 гаучо (кадр 75)
Сесар Сентурион, командир гарнизона форта Фуэрто Олимпо (кадр 75)
Солдаты из гарнизона Фуэрте Олимпо (кадр 75)
Хосе Мельгарехо, майор, командир гарнизона в Байя Негра (кадр 76)



КАДР 1

1-Е ЯНВАРЯ 1931;ГО. ДОМ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА НА УЛИЦЕ АЛЬБЕРДИ, 709. ПОЛДЕНЬ. ПРИСУТСТВУЮТ ГЕНЕРАЛ БЕЛЯЕВ, ЕГО ЖЕНА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА, СЕРЕБРЯКОВ И ДМИТРИЕВ. АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА ПОДАЁТ ПАРАГВАЙСКИЙ ТРАВЯНОЙ ЧАЙ МАТЕ В МИНИАТЮРНЫХ ВЫСУШЕННЫХ ТЫКОВКАХ С ЖЕЛЕЗНЫМИ ТРУБОЧКАМИ. 
 
БЕЛЯЕВ (ТОРЖЕСТВЕННО ПОДНИМАЕТ СВОЮ ТЫКОВКУ, ХИТРО СМОТРИТ НА ПРИСУТСТВУЮЩИХ ЧЕРЕЗ ПЕНСНЕ):

С Новым 1931-м годом, господа!

ДМИТРИЕВ (ПРИПОДНИМАЕТ СВОЮ ТЫКОВКУ, МОРЩИТСЯ ОТ ЗАПАХА МАТЕ И СТАРАЕТСЯ ЭТО СКРЫТЬ):

Первый раз встречаю летом!

СЕРЕБРЯКОВ (ПРИПОДНИМАЕТ СВОЮ ТЫКОВКУ, С ЛЁГКОЙ УХМЫЛКОЙ):

Южное полушарие! Парагвай!

ДМИТРИЕВ СМОТРИТ КАК БЕЛЯЕВ, АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА И СЕРЕБРЯКОВ С УДОВОЛЬСТВИЕМ ПОТЯГИВАЮТ НАПИТОК, И ЧТОБЫ НЕ ВЫЗВАТЬ ПОДОЗРЕНИЙ, ДЕЛАЕТ ВИД, ЧТО ТОЖЕ ПЬЁТ ЧЕРЕЗ ТРУБОЧКУ, НО МОРЩИТСЯ ОТ ЗАПАХА, ВЫЗЫВАЮЩЕГО У НЕГО ПОЗЫВЫ К РВОТЕ.

ДМИТРИЕВ (НЕДОВОЛЬНО, ПОНИМАЯ, ЧТО ОКРУЖАЮЩИЕ ЗАМЕТИЛИ, ПЫТАЕТСЯ ОПРАВДАТЬСЯ):

Мате… Самый последний сорт уругвайского кофе лучше этой первобытной смеси.

БЕЛЯЕВ (ХИТРО СМОТРИТ ЧЕРЕЗ ПЕНСНЕ):

А не засиделись ли мы в Асунсьоне?

ДМИТРИЕВ:

Я определённо нет. Всего-то четыре месяца здесь.

СЕРЕБРЯКОВ (НЕДОВОЛЬНО):
 
Догадываюсь, Иван Тимофеевич, пригласили не только ради Нового года. Ведь так? Снова в Чако?

ДМИТРИЕВ:

Что такое Чако?

СЕРЕБРЯКОВ (НЕДОВОЛЬНО, ЭМОЦИОНАЛЬНО):

Ад на севере Парагвая! Плюс пятьдесят, воды нет! (БЕЛЯЕВУ) Иван Тимофеевич, ну что там ещё изучать? Погибнем или аборигены съедят!

БЕЛЯЕВ (САМОДОВОЛЬНО):

Одиннадцать раз не погиб и на сей раз повезёт. Peradventure! Наудалую! Девиз моего рода. (СЕРЬЁЗНО) Имел аудиенцию у министра обороны. Приказано найти Питиантуту.

СЕРЕБРЯКОВ (ВОЗМУЩЁННО):

Шенони поверил в мифическую лагуну?! Оазис в сельве?! Плод воображения Ваших чимакоко! (УДИВЛЁННО) Подождите, при чём здесь министр? Зачем босоногой парагвайской армии лагуна за тысячу вёрст от ближайшей эстансии? (СПОКОЙНО) Впрочем, не удивляюсь, их генералы до сих пор носят наполеоновские треуголки!

БЕЛЯЕВ (ПО-ПРОФЕССОРСКИ):

Но я-то не ношу, хотя уже генерал парагвайской армии. Найти Питиантуту – задача стратегическая. От этого зависит успех в грядущей войне с Боливией.

СЕРЕБРЯКОВ (ВОЗМУЩЁННО):

Зачем боливийцам Чако?

БЕЛЯЕВ (СЕРЬЁЗНО):

Американская “Стандард Ойл” обнаружила нефть. На их кредиты Боливия закупает оружие в Европе, армия уже тридцать тысяч, а у нас нет и пяти. Однако просчитались! (ХИТРО УЛЫБАЕТСЯ) Войну выиграет тот, кто лучше знает Чако…

СЕРЕБРЯКОВ (ПАФОСНО):

То есть Вы!

БЕЛЯЕВ:

…составит карты…

СЕРЕБРЯКОВ (ПАФОСНО):

Опять Вы!

БЕЛЯЕВ:

…контролирует источники воды…

СЕРЕБРЯКОВ (НЕДОВОЛЬНО):

Мифическую Питиантуту!

БЕЛЯЕВ:

… и кому помогают индейцы.

СЕРЕБРЯКОВ (ПАФОСНО):

Конечно, Вам! (НАИГРАННО ТОРЖЕСТВЕННО ПОДНИМАЕТ ТЫКОВКУ) За Вас, вождя клана “тигров”! 

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ВОЗМУЩЁННО):

Ванечка, весь Асунсьон говорит о твоей “высокой должности” у аборигенов! А ведь ты дважды генерал! Стыдно! Живут у нас неделями, ходят полуголые, жарят змей, питонов, жаб! Полиция перестала пускать в город, так они к нам по ночам пробираются, в окно стучат, а у соседей выпрашивают пустые консервные банки, бутылки! Ты им всю одежду отдал! 

БЕЛЯЕВ (МЯГКО):

Аленька, ты же знаешь, как они бедствуют в своём Чако, а ведь такие же люди, как мы, но никто к ним по-человечески не относится. 

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ВОЗМУЩЁННО):

А к нам?! Одиннадцать лет меняем страны! Три континента!

БЕЛЯЕВ:

Здесь сохраним своё, родное. 

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ВОЗМУЩЁННО):

Чимакоки – родное?! Или ты забыл, что они индейцы?!

БЕЛЯЕВ:

Я имел в виду мой “Русский очаг”.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ВОЗМУЩЁННО):

Эрн – родной, тоже дважды генерал! С “Очагом” помогает? Наоборот, к себе народ переманивает!

ДМИТРИЕВ (ОСТОРОЖНО):

Слышал о Вашем конфликте с генералом Эрном.

ДМИТРИЕВ СТАВИТ ТЫКОВКУ НА СТОЛ И ПОДХОДИТ К ОТКРЫТОМУ ОКНУ, ЧТОБЫ НЕ ЧУВСТВОВАТЬ ЗАПАХ МАТЕ, ОТ КОТОРОГО У НЕГО УЖЕ ЛЁГКИЙ ПРИСТУП ТОШНОТЫ.

БЕЛЯЕВ (СМУЩАЯСЬ):

Неприятная история. Николай Францевич перебивался грузчиком в Монтевидео, а до этого в Бразилии на кукурузной плантации. Жена с дочерью в Белграде, тоже с хлеба на воду. Я выслал деньги на переезд, выпросил для него подъёмные, отдал свою кафедру в училище, а он решил и “Очаг” со общиной забрать и убедил министра выгнать французскую военную миссию! Союзников!

СЕРЕБРЯКОВ (УГРЮМО):

Аргентина ближе и надёжнее.

БЕЛЯЕВ (КАЧАЕТ ГОЛОВОЙ):

Не верю в их поддержку!

СЕРЕБРЯКОВ (УГРЮМО):

Отчего?

БЕЛЯЕВ:

Весной в городе видел полковника Швайцера в гриме. 

СЕРЕБРЯКОВ:

Начальник аргентинской разведки?

БЕЛЯЕВ:

Да. А в штабе об этом почему-то не знают. Подозреваю заговор с боливийцами. Ударят нам в тыл! (ВЫДЕРЖИВАЕТ ПАУЗУ) А теперь факты, господа! (ДОСТАЁТ ИЗ СЕРВАНТА СЕРУЮ ПАПКУ, ПОКАЗЫВАЕТ ДОКУМЕНТЫ) В Чако боливийцы активно ищут лагуны и строят форты. Вот, читайте донесения.

СЕРЕБРЯКОВ (ЧИТАЕТ ВСЛУХ):

“Тувига приветствует Алебука! Видели десять боливийцев на мулах. Прошли в сторону Питиантуты. Если не придёшь, займут лагуну, построят форт. Со слов Тувиги записал капитан Гарсиа. Форт Пуэрто Састере. Отпечаток большого пальца вождя прилагается.”

БЕЛЯЕВ:

Тувига – вождь чимакоков.

СЕРЕБРЯКОВ (ДМИТРИЕВУ, НАСМЕШЛИВО):

Алебук – Иван Тимофеевич. Сильная Рука!

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ, СМУЩЁННО):

Сам не знаю почему. Здоровьем не отличаюсь, как видите. Скорее, это относится к Вам. Футбол, бег, водные лыжи. Что ещё?

ДМИТРИЕВ:

Мотоспорт.

БЕЛЯЕВ:

Чемпионат в Монтевидео понравился?

ДМИТРИЕВ (ВОСХИЩЁННО):

Ещё бы! Первый в истории! Отменный футбол! Парагвай выиграл у Бельгии. Девятое место из тринадцати.

СЕРЕБРЯКОВ (УГРЮМО):

Армия у нас тоже где-то снизу. А Боливия?

ДМИТРИЕВ:

На предпоследнем. (РАДОСТНО) Выиграем следующий чемпионат! Забью победный гол!

БЕЛЯЕВ (РАДОСТНО):

Решили остаться? Офицеры нужны!

ДМИТРИЕВ (ГРУСТНО):

Я дослужился только до кадета.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ДМИТРИЕВУ):

Как с работой?

ДМИТРИЕВ:

Пока присматриваюсь.

БЕЛЯЕВ:

Можете подать в армию, но если кадет… возьмут рядовым, в лучшем случае сержантом. Или милости прошу к нашим в “станицу”, десять вёрст от Энкарнасьона.

СЕРЕБРЯКОВ (СКЕПТИЧЕСКИ):

“Станица генерала Беляева”… Три столба и полкрыши.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ, СМУЩАЯСЬ):

Только начали…

СЕРЕБРЯКОВ (ПЕРЕБИВАЕТ, СКЕПТИЧЕСКИ):

Пять лет как!

БЕЛЯЕВ:

А вот ещё рапорт.

СЕРЕБРЯКОВ (ЧИТАЕТ ВСЛУХ):

“Асунсьон. В генштаб. Генералу Беляеву. По факту донесения вождя Тувиги мною предпринята экспедиция к лагуне Пича Хентода, где Вы установили столб. Обнаружены следы 10 мулов с боливийской стороны. Капитан Гарсиа. Форт Пуэрто Састере.”

БЕЛЯЕВ:

Военный вождь чимакоков Tомарахо тоже сообщил о боливийцах к западу от Пуэрто Касадо, а это наш главный порт на северо-востоке. Через пять дней “Капитан Кабрал” повезёт пехоту в Байя Негра. Вы со мной?

СЕРЕБРЯКОВ (ГНЕВНО):

Из Касадо втроём пешком по джунглям, саванне и сельве?! Самоубийство! (СМОТРИТ НА АЛЕКСАНДРУ АЛЕКСАНДРОВНУ, ПОНИМАЕТ ЕЁ МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД, ОПУСКАЕТ ГЛАЗА, НЕГРОМКО, СПОКОЙНО) Я помню, Александра Александровна… Раз обещал, то не оставлю Иван Тимофеевича один на один с адом. Пардон, с Чако.

БЕЛЯЕВ (ДЕЛАЕТ ВИД, ЧТО НЕ СЛЫШАЛ СЛОВА СЕРЕБРЯКОВА):

Из форта Хенераль Диас выдвигается отряд сопровождения с мулами и лошадьми.

СЕРЕБРЯКОВ:

По старой дороге через Пирисаль-Больса и Каньядон-Санта-Алехандра?! Поросла паслёном. (ВЗДЫХАЕТ) Не дойдут!

БЕЛЯЕВ:

Чимакоки помогут. Чичероне, Гарига и Карлитос Богора.

СЕРЕБРЯКОВ (СКЕПТИЧЕСКИ):

Оранжереев опять пойдёт с нами?

БЕЛЯЕВ (СМУЩЁННО):

Игорь? Нет.

СЕРЕБРЯКОВ (С САРКАЗМОМ):

Повезло, не будет страдать от жары. А я соскучился по родным морозам!


КАДР 2   

НАТ. БРАЗИЛИЯ. АТЛАНТИЧЕСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ. 1966-Й. ДОМ ПРОСКУРИНА.
ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

С Александром Дмитриевым я впервые встретился летом 1931-го, а через год мы уже вместе воевали против боливийцев. Но это другая история эмигрантов, потерявших Родину. А в этой главе я расскажу об обстоятельствах, приведших к нашему знакомству и многодесятилетней дружбе на чужбине.


КАДР 3

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

В январе 1920-го под Нарвой было минус двадцать семь. Слышалась сильнейшая канонада и треск пулемётов, красные наступали. Дмитриев вновь почувствовал грядущее поражение и собственное бессилие. Вестовой принёс приказ эвакуировать раненых и больных, Северо-западная армия Юденича отступала на территорию Эстонии. На грузовиках в метель пересекли замёрзшую Нарву. Вокзал, товарные вагоны… обморок. Офицеры занесли в вагон с печкой в углу. Прибыли в Коппель, пригород Ревеля. По дороге умерли полсотни раненых. У Дмитриева обнаружили сыпной тиф и власти объявили карантин. Он приготовился умирать у тёплой печки, но из Ревеля приехала мама и офицеры ночью тайно отвезли его к ней. Мама приносила подогретую воду, вытирала ему обильный пот.

МАТЬ ДМИТРИЕВА (С ЖАЛОСТЬЮ):

Выздоровишь, мальчик мой! Записала тебя в бойскауты в 1-й Ревельский русский отряд “Mr. Martin's own”. Станешь офицером, как мечтал.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

На узких, грязных улицах редкие прохожие в тёплых пальто и толстых шарфах, а русские солдаты и офицеры в осенних шинелях, изношенных, почти чёрных от окопов. Независимая Эстония более не помогала, опасаясь вторжения красных, готовили мирный договор, а большевики требовали выдать белогвардейцев, едва не захвативших Петроград. На вокзале британцы загоняли танки на платформы и грузили пулемёты в вагоны. Русские с мрачными лицами молча наблюдали. Получалось, союзники бросали в самый трудный момент. Отправив последний эшелон, эстонские солдаты начали нападать на русских, сталкивали с тротуаров и избивали. Когда доходило до массовых драк, подъезжали эстонские броневики и направляли пулемёты на толпу. Русские спали в казармах с оружием в руках, готовились прорываться в Польшу через Латвию и Литву, оттуда в Крым к Врангелю…


КАДР 4

НАТ. БРАЗИЛИЯ. АТЛАНТИЧЕСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ. 1966-Й. ДОМ ПРОСКУРИНА.
ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

25-го марта 1920-го в Новороссийске уже второй день слышались залпы артиллерии Красной армии, а Русская армия барона Врангеля эвакуировалась в порту. Пароходов не хватало, поэтому отправляли в первую очередь женщин и детей. Солдаты и офицеры прощались с семьями, возможно навсегда. Махали руками, пока пароход не скрывался за горизонтом. Некоторые становились на колени, плакали и молились. Мужья и отцы возвращались в окопы, чтобы умереть в последнем бою.
Генерал-майор Беляев эвакуировался последним пароходом. Стоя на палубе, прощался с Родиной, плакал и думал, как будет искать потерянную супругу Александру Александровну. Вдруг на пристани появились два всадника – владельцы Орловского конного завода, отец и сын. Просились на пароход с лошадьми знаменитой породы. Но судно уже было переполнено. Капитан приказал отчаливать. Охрана согласилась пустить только одного. Отец толкнул сына вперёд. Беляев подхватил его и поставил рядом с собой. Отец обещал уплыть на следующем пароходе, хотя знал что этот был последним.
- Прости, сынок! – крикнул он, достал револьвер и застрелил обоих лошадей. Встал на колени, приставил револьвер к виску и снова крикнул: - Живи, сынок!


КАДР 5

НАТ. ИНТ. АСУНСЬОН. 1-Е ЯНВАРЯ 1931-ГО. ТРАМВАЙНАЯ ОСТАНОВКА НЕДАЛЕКО ОТ ДОМА БЕЛЯЕВЫХ. ОКОЛО 17.00. ЖАРКО. СОЛНЕЧНО.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ТАКЖЕ ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Отойдя шагов сто от калитки, Дмитриев осторожно осмотрелся. Никого. Серебряков остался ночевать у Беляевых. Дмитриев не спеша пошёл на трамвайную остановку и снова осмотрелся. Асунсьон, как и прежде, производил отталкивающее впечатление. А если вспомнить Париж и Прагу, где он жил… Не надо! Опять начнутся галлюцинации.
Вдалеке из-за обшарпанного одноэтажного дома с высоким забором из прогнивших досок выполз старенький трамвай. Надрывно засвистел по ржавым рельсам, загремел расшатанным деревянным телом и выпустил искры. Стояли четверть часа. Дмитриев смотрел на дом генерал на окраине Асунсьона и думал о предстоящей экспедиции. Будет трудно. Он отменный спортсмен, но всё-таки городской человек, а Чако, как сказал Серебряков, ад в горловине континента. Сколько продлится экспедиция? Месяц? Два? Дольше? Надо успеть вернуться в Сан Хавьер, пока галлюцинации не свели с ума. Прошло почти полгода. Осталось столько же, чуть больше. Если всё получится, вернуться в Парагвай и попасть в сборную. Представил себя в центре поля с кубком над головой. Трибуны скандируют “Алехандро! Вива Парагвай!” Сметают полицейский кордон и бегут к нему. Впереди старичок с козлиной бородкой, в косоворотке и лаптях:

(ВАСИЛЬКО):

Алексашка! А землицу-то нашёл?!

Дмитриев хотел надавить на виски, но трамвай неожиданно дёрнулся и видение исчезло само. Под грохот колёс смотрел на унылый, полунищий квартал в запылённом окне с паутиной в нижнем правом углу. Тарантул! Машинально ударил ладонью. Но на стекле не отпечатался раздавленный труп насекомого. На ладони тоже ничего. Достал платок, вытер пот со лба и ладонь. Снова смотрел в окно, стараясь не обращать внимания на паутину. Одноэтажные дома, неопрятные снаружи и неуютные внутри, вытянутые в глубину двора, с навесом или балконом во всю длину, стойлом для скота и мрачными комнатами, в которые ночью забираются жабы. Окна без стёкол, будто пустые глазницы, и железные решётки, как очки у новых бронзовых статуй. Зимой холодно, летом зной с пылью, а осенью сквозняк с сухими листьями. Полы каменные, деревянные съедают муравьи. Без потолков, лишь стропила. Но в семьях с достатком, каковых немного, под крышей натягивают выбеленную известью холстину. Летом с одиннадцати до четырёх, в самую отчаянную жару, сиеста. Люди спят, магазины закрыты. Улицы оживают только к вечеру. Грязные, с неприятным запахом кафе наполняются посетителями в пижамах, а домочадцы ставят перед домом скамейки и стулья или сидят прямо на дороге, свесив ноги в вонючую канаву, наслаждаются прохладой. Осенние ливни превращают площади в глиноподобные лагуны. Такая полушалашная жизнь полностью убила у них желание хоть как-то благоустроить свой быт. Канализации нет. Вместо водопровода во дворах колодцы и бетонные цистерны для дождевой воды. У кого есть деньги, покупают у водовозов. 
Показались двухэтажные дома с черепичными крышами, пыльные скверики с выгоревшей некошеной травой, лавки с беспорядочно сваленными фруктами и кафе с перекошенными старыми дверьми, а на крышах и заборах коршуны с отбросами уличных помоек в клюве. Проехали мимо синематографа полусарайного типа (таких в городе ещё три), пересекли авениды Испания и Колумбия с посольствами и усадьбами буржуа. Но даже здесь дороги не были выложены камнем, только в центральной части города из пятнадцати кварталов вдоль реки улицы вымощены булыжниками, излишне крупными и горбатыми, так что невозможно пройти пешком и проехать на лошади, а редкие авто ломают рессоры.
Трамвай наполнился пассажирами. Как всегда, разговаривали тихо, сдержанно улыбаясь попутчикам. На фоне всеобщей заброшенности и неустроенности удивляла чистоплотность парагвайцев. Даже бедняки не жалели последних песо на кусок мыла, а если не хватало, тщательно скребли себя куском красного кирпича.    
Показался белоснежный фасад президентского дворца в форме подковы. Главный вход украшали рельефные колонны и арочные проёмы с лепкой, а высокие прямоугольные и полуциркульные окна по всему периметру придавали зданию вид законченности и открытости. Квадратной башенкой со шпилями элегантно выделялся центральный портик. Вокруг дворца ухоженные, мощёные улицы, но через несколько кварталов вновь начинался “обычный” Асунсьон. В сторону кладбища проехал трамвай с катафалком. Пассажиры сидели лицом друг к другу, опустив головы. Не хотелось думать, что это знак. Дмитриев спрыгнул на ходу и далее пошёл пешком. Поднялся на каменное крыльцо из трёх ступенек и постучал в дверь, вновь почувствовав себя заговорщиком.


КАДР 6 

НАТ. СЕВЕРО-ЗАПАД РОССИИ. СЕВЕРНАЯ АРМИЯ ГЕНЕРАЛА ЮДЕНИЧА. 1918-Й.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Бронепоезд Дмитриева был без брони, обычный паровоз с товарняками. Двигатель и наблюдательную кабину обшили металлическими щитами, у вагонов убрали стены и крышу и погрузили два полевых орудия. По периметру уложили мешки с песком, оставив отверстия для пулеметов. Вечером из штаба вернулся командир.

КОМАНДИР БРОНЕПОЕЗДА:

Контрразведка раскрыла заговор! На правом фланге два пехотных батальона решили расправиться с офицерами и перейти к красным. Начнут утром. По местам!

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Бронепоезд двинулся к фронту. Остановились в трёх верстах от окопов. Дмитриеву с сержантом было поручено доставить донесение в штаб полка. Полковник, назначенный ответственным за операцию, показал на карту.

ПОЛКОВНИК:

За окопами поставил пехотную роту с семью пулемётами. Ждут вас. 

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):
 
Пошли обратно к бронепоезду. В серой дымке рассвета проявились очертания местности. В голове пронеслась тревожная мысль: вдруг мятежники уже связались с красными и ударят вместе! Командир ждал в наблюдательной будке. Взглянул на часы.

 КОМАНДИР БРОНЕПОЕЗДА:

Начинаем через десять минут! Готовьте пулемёты!

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Дмитриев забрался на сцепление между вторым и третьим вагонами и, затаив дыхание, ждал сигнала. От напряжения и прохладного утреннего воздуха по спине побежали мурашки. Заметив движение в окопах, бросил взгляд в вагон. Пулемётчики на местах, ладони в рукоятках. На расстоянии броска гранаты появилась цепь солдат. Спрыгнули в окопы у железнодорожного полотна и, пригибаясь, двинулись в тыл.

ДМИТРИЕВ (ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Поняли, что заговор раскрыт.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Бронепоезд полз за солдатами целую версту. Наконец, не выдержав, мятежники бросили винтовки и подняли руки. Окружила пехота. Четверых сержантов повели в рощу. Раздались выстрелы.

ПОЛКОВНИК:

Мятеж на фронте карается смертью! Но их смерть не смыла с вас позора! Каждый второй будет расстрелян!

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Лица солдат в мгновение побледнели. Офицеры мятежных батальнов подошли к полковнику. Он выслушал молча, высоко подняв голову.

ПОЛКОВНИК:

Офицеры, которых вы собирались убить, просят вас на поруки. Но если будет хоть один дезертир, они ответят головой! 

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ОПИСЫВАЕМЫЕ СОБЫТИЯ):

Мятежники оживились, а пулемётчики убрали пальцы с гашеток. Вместе молча завтракали…


КАДР 7

ИНТ. АСУНСЬОН. ПАРАГВАЙ. 1-Е ЯНВАРЯ 1931-ГО. 17.30. ДОМ ГЕНЕРАЛА ЭРНА. ДМИТРИЕВ СТУЧИТ В ДВЕРЬ. ОТКРЫВАЕТ ЖЕНА ЭРНА МАРИЯ ДАВЫДОВНА. ДМИТРИЕВ ПРОХОДИТ В ПРИХОЖУЮ И САДИТСЯ В КРЕСЛО. ПРИХОДИТ ГЕНЕРАЛ ЭРН.

ГЕНЕРАЛ ЭРН (НАДМЕННО И БЕЗРАЗЛИЧНО):

Очередная экспедиция в Чако? Я был прав?

ДМИТРИЕВ (СМУЩЁННО):

Да, Николай Францевич.

ГЕНЕРАЛ ЭРН:

Предсказуемо. Что на сей раз ищет наш романтичный этнограф дон Белиаефф?

ДМИТРИЕВ:

Питиантуту.

ГЕНЕРАЛ ЭРН (НЕЕСТЕСТВЕННО ГРОМКО И ЦИНИЧНО СМЕЁТСЯ):

Такой глупости не ожидал даже от него!

ДМИТРИЕВ (СЕРЬЁЗНО):

Серебряков тоже не верит в существование лагуны, но индейцы докладывают, что боливийцы уже почти там.

ГЕНЕРАЛ ЭРН (ЦИНИЧНО):

Снова найдёт лужу в сельве, а в оправдание потраченных средств опять напишет статейку о новом аборигенском мифе вроде “Амормелаты”.

ДМИТРИЕВ (СЕРЬЁЗНО):

Серебряков спрашивал об Игоре Оранжерееве, но генерал решил не брать его в экспедицию.

ГЕНЕРАЛ ЭРН (ГНЕВНО):

Оранжереев и сам более не пойдёт. В прошлый раз Беляев вернулся без него. Заявил, что погиб, обстоятельства описал туманно. Штаб решил отправить поисковый отряд, но задержались из-за бюрократии и лени, а Оранжереев тем временем “воскрес”, причём в аборигенском одеянии. Искал Беляева по всему Асунсьону, хотел застрелить, рассказывал Беляев бросил его в джунглях больного тифом. Но нашли чимакоки, вылечили плясками и травами. А штаб решил замять скандал: Оранжереева произвели в капитаны, а Беляева отправили в командировку в “станицу” под Энкарнасьоном к нашим несчастным иммигрантам. Слышали?   

ДМИТРИЕВ:

Иван Тимофеевич предлагал там поселиться.

ГЕНЕРАЛ ЭРН (РЕШИТЕЛЬНО):

Отказывайтесь категорически!

ДМИТРИЕВ:

Выяснили, почему так получилось с Оранжереевым?

ГЕНЕРАЛ ЭРН:

Увы, штаб до сих пор молчит. Прибавим это к Вашему заданию. (ХОЛОДНО УЛЫБАЕТСЯ) А я уже подписал приказ о принятии Вас на службу стажёром.

ДМИТРИЕВ (ДОВОЛЬНЫЙ):

Благодарю. Никогда не думал, что попаду в разведку, но стать офицером мечтал всю жизнь.

ГЕНЕРАЛ ЭРН (НЕСКОЛЬКО ВЫСОКОМЕРНО):

Всё зависит от Вас, мой дорогой.



КАДР 8 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

В нашем Михайловском артиллерийском училище в гвардию определяли лишь одного или двух из всего выпуска, но летом 1895-го формировали новые батареи и выделили тридцать вакансий. Меня зачислили в лейб-гвардию 2-й артиллерийской бригады, где уже служили трое моих братьев и куда тем же приказом от 12-го августа командиром бригады был назначен отец. В одну батарею со мной получил назначение и мой лучший друг Басков, а Стогов “остался за флангом” и ночью тихо рыдал в постели. Но кто-то отказался и вакансию отдали ему. Счастливые, мы вместе отправились в расположение. На смотре присутствовал Император и Великий Князь Михаил Николаевич, играли оркестры Преображенского и Императорского стрелковых полков, а начальник училища Демьяненков награждал золотыми часами. Однако торжественную церемонию омрачила моя оплошность: я попал между колёс, пытаясь вытолкнуть застрявшее 150-пудовое орудие, кони дёрнули и колесо прокатилось по руке, вдавив тело в грязь, но перелома, к счастью, не случилось. Поднялся сам, оправился и бегом в строй. Мысленно перекрестился. Император, застенчивый от природы, волновался, разделяя конфуз.

ДЕМЬЯНЕНКОВ (ГРОМКО, ТОРЖЕСТВЕННО):

Вступаете в ряды русской армии, высокую славу которой держать нелегко. Поздравляю с первым офицерским чином!

ВЫПУСКНИКИ:

Ура! Ура! Ура-а-а!!!

ДЕМЬЯНЕНКОВ (ГРОМКО, ТОРЖЕСТВЕННО):

Господа офицеры, по местам! Рысью в казармы марш!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Под погонами Высочайший приказ, а в душе восторг и упоение. В канцелярию явились в блестящих офицерских мундирах. Командир батареи полковник Петроков обнял и расцеловал каждого.

ПЕТРОКОВ (РАДОСТНО, ПАФОСНО):

Молодцы! Красавцы! Люблю!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Двухсотлетний Петербург в мгновение помолодел, наполнившись сотнями шумных подпоручиков и корнетов. Дамы одаривали любезными улыбками, а старики снисходительными взглядами. Пневский и Завадовский получили назначение в Варшаву, а Борисов в родную станицу на Тереке. Сердечно прощались у ворот, но Беляев вдруг вспомнил недавние жизненные утраты: на 39-м году от тяжёлой болезни почек после Балкан умер дядя, а дедушку разбил паралич и, пролежав в постели два года, тоже скончался. Последние слова: “Слава Богу, слава вам, Туртукай взят и я там”. Вскоре на руках скончалась и бабушка. Беляев решил исповедаться в Андреевском соборе.

НАСТОЯТЕЛЬ:

Желаете венчаться?

БЕЛЯЕВ:

Новую жизнь начинаю. Отпустите грехи прежние…


КАДР 9 

НАТ. АСУНСЬОН. ПОРТ ПУЭРТО БОТАНИКО. 6-Е ЯНВАРЯ 1931-ГО. ПОЛДЕНЬ.
БЕЛЯЕВ, СЕРЕБРЯКОВ И ДМИТРИЕВ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ЭКСПЕДИЦИЮ В ЧАКО НА ПОИСКИ ЛАГУНЫ ПИТИАНТУТА.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

Сверьте инвентарь по списку!

ДМИТРИЕВ (ПО-ВОЕННОМУ):

Слушаюсь, Иван Тимофеевич! Топографическое оборудование - четыре чемодана, бурдюки с водой – четыре, мешки с печеньем – четыре, кастрюли – две, ящики с провизией – четыре, походная аптечка – одна. Одна? Мало! Проверим. Тут нет и половины лекарств!

СЕРЕБРЯКОВ (СКЕПТИЧЕСКИ):

Парагвай! Тут всё наполовину. (ПРОТЯГИВАЕТ СВЁРТОК) Вот, положи. Нафталин.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Зачем?   

СЕРЕБРЯКОВ (БЕЗРАЗЛИЧНО):

От пик.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Каких ещё пик?

СЕРЕБРЯКОВ (БЕЗРАЗЛИЧНО):

Паразиты, меньше земляных блох. Откладывают яйца под пальцами ног.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Но тут каждый второй ходит босиком.

СЕРЕБРЯКОВ (ЦИНИЧНО УЛЫБАЯСЬ):

Предпочитают наши, европейские.

ДМИТРИЕВ (СЕРЬЁЗНО):

Ладно… Охотничьи ножи – пять, патроны – ящик, карабины “Маузер” – два, карабины “Винчестер” – два, пистолеты “Браунинг” – два, однозарядные “Ремингтоны” – четыре, мачете - два. Принял по списку, грузим. А это кто? (ПОКАЗЫВАЕТ НА ТРОИХ ИНДЕЙЦЕВ В НАБЕДРЕННЫХ ПОВЯЗКАХ С ЧЕТЫРЬМЯ ПЕРЬЯМИ НА ГОЛОВЕ)

СЕРЕБРЯКОВ:

Чимакоки. Идут с нами. Вождь Чичероне и его воины Гарига и Карлитос Богора.

ДМИТРИЕВ:

Колоритные, будто памятники из бронзы.

ЧИЧЕРОНЕ (ПОКАЗЫВАЕТ РУКОЙ НА ДМИТРИЕВА, ГРОМКО):

Ичико!

ДМИТРИЕВ (БЕЛЯЕВУ):

Что он говорит?

БЕЛЯЕВ:

Молодой воин. Дал Вам имя. А теперь в порт, господа офицеры!

ДМИТРИЕВ (С СОЖАЛЕНИЕМ):

Я – кадет.

БЕЛЯЕВ:

Ах да, запамятовал. Тогда командуйте волами, кадет Дмитриев!

ДМИТРИЕВ СКЕПТИЧЕСКИ СМОТРИТ НА ДВУХ ТОЩИХ ВОЛОВ С ПРИВЯЗАННЫМ К ТОЛСТЫМ РОГАМ ДЕРЕВЯННЫМ БРУСОМ И ДЫШЛОМ.

ДМИТРИЕВ:

Вперёд! (БЬЁТ ЛЕВОГО ВОЛА ПАЛКОЙ, ПОВОЗКА ДВИГАЕТСЯ ВЛЕВО) Куда! Прямо! (БЬЁТ ПРАВОГО ВОЛА ПАЛКОЙ, ПОВОЗКА ДВИГАЕТСЯ ВПРАВО) Давай прямо!

ЧИЧЕРОНЕ НЕДОВОЛЬНО КАЧАЕТ ГОЛОВОЙ, ЩЁЛКАЕТ ЯЗЫКОМ, ПОДХОДИТ К ВОЛАМ, ЗАГЛЯДЫВАЕТ ИМ В ГЛАЗА, ШЕПЧЕТ В УХО, ВОЛЫ ПОСЛУШНО ИДУТ ВПЕРЁД. ДМИТРИЕВ УДИВЛЁННО СМОТРИТ НА БЕЛЯЕВА.

БЕЛЯЕВ (ДОВОЛЬНЫЙ):

Знает язык животных.

ДМИТРИЕВ (ИСПУГАННО, ХВАТАЕТСЯ ЗА ВИСКИ, ДУМАЯ, ЧТО ЭТО ОЧЕРЕДНАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ):

Не может быть!


КАДР 10

НАТ. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. КОНЕЦ 1888-ГО. АНДРЕЕВСКИЙ РЫНОК НА ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ. ПРЕДРОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЯРМАРКА. ДЕНЬ.

ВАНЯ БЕЛЯЕВ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ 12 ЛЕТ, ЧИТАЕТ НАЗВАНИЕ КНИГИ НА ЛОТКЕ У ПРОДАВЦА):

“Последний из могикан”… Тётя, зачем ему перья на голове? А топор? Дровосек, что ли?

ТЁТЯ ТУНЯ:

Прочитай и узнаешь. Сколько хотите?

ПРОДАВЕЦ (КНИГ):

Двенадцать копеек.

ВАНЯ БЕЛЯЕВ:

Двенадцать, как мне лет.

ТЁТЯ ТУНЯ:

Сбросите на Рождество для мальчика?

ПРОДАВЕЦ КНИГ:

Не могу-с, мадам.
 
ТЁТЯ ТУНЯ ПОКУПАЕТ КНИГУ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Мне пришлось ещё целый час ходить с тётей по Андреевскому рынку Васильевского острова. В руках корзинки с картошкой и свёклой, книга в торбе через плечо – не почитаешь на ходу. Суббота, утро, нет уже полдень, стреляла пушка в Петропавловке. Придут гости. Не отпустят даже если сказать, что будет читать “Историю артиллерии” фон Деккера. Придётся ночью. Последний из могикан. Кто такие могикане? Почему он последний?

ВАНЯ БЕЛЯЕВ:

Тётя Туня, можно ещё книги посмотреть?

ВОЗВРАЩАЮТСЯ К ПРОДАВЦУ КНИГ.

ПРОДАВЕЦ КНИГ (ВАНЕ БЕЛЯЕВУ):

Понравилось? Всем детям нравятся индейцы!

ВАНЯ БЕЛЯЕВ:

Индийцы?

ПРОДАВЕЦ КНИГ:

Индейцы! В Америке живут. Вот смотри! У меня много книг про них.

ВАНЯ ЗАВОРОЖЕННО СМОТРИТ КНИГИ: ФЕНИМОР КУПЕР, МАЙН РИД, ДЖОРДЖ КЭТЛИН, «ОБЫЧАИ, ТРАДИЦИИ И ПОЛОЖЕНИЕ СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИХ ИНДЕЙЦЕВ», «ЖИЗНЬ СРЕДИ ИНДЕЙЦЕВ. КНИГА ДЛЯ ЮНОШЕСТВА», «ПОСЛЕДНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ К ИНДЕЙЦАМ СКАЛИСТЫХ ГОР И АНД», ПРЕВО 14-Й ТОМ НА НЕМЕЦКОМ С КАРТАМИ ИНДЕЙСКИХ ПЛЕМЁН. ВАНЯ УГОВАРИВАЕТ ТЁТЮ ТУНЮ КУПИТЬ ЕМУ ВСЕ.


КАДР 11

НАТ. АСУНСЬОН. ПАРАГВАЙ. ПОРТ ПУЭРТО БОТАНИКО. 6-Е ЯНВАРЯ 1931-ГО. ПОЛДЕНЬ. СОЛНЕЧНО. ЖАРКО.
ИДЁТ ПОГРУЗКА НА ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ «КАПИТАН КАБРАЛ». ОН БУКСИРУЕТ В ГОРОД БАЙЯ НЕГРА ДВЕ ПАРУСНЫЕ ЛОДКИ;ПЛОСКОДОНКИ С СОЛДАТАМИ ПЕХОТНОГО ПОЛКА. БЕЛЯЕВ, СЕРЕБРЯКОВ И ДМИТРИЕВ ЗНАКОМЯТСЯ С МАЙОРОМ ХОСЕ МЕЛЬГАРЕХО, КАПИТАНОМ АЛЬБОНОМ ПАЛАСИОСОМ И ЛЕЙТЕНАНТОМ ЭРНЕСТО СКАРОНЕ. РОВНО В 16.00 КОРАБЛЬ ИЗДАЁТ ПРОТЯЖНЫЙ ГУДОК И БЕРЁТ КУРС НА СЕВЕР. ДМИТРИЕВ У БОРТА СМОТРИТ НА БАРЖИ У БЕРЕГА С ДРОВАМИ, УГЛЁМ И АПЕЛЬСИНАМИ, НА ПАЛУБЕ НА БЕЧЁВКАХ СУШИТСЯ БЕЛЬЁ. КОРАБЛЬ ПЛЫВЁТ МИМО ОТМЕЛЕЙ И ОСТРОВКОВ, НИЗКИЕ БЕРЕГА ПОКРЫТЫ ГУСТЫМИ ЛЕСАМИ, ЗА НИМИ ПОЛОГИЕ ХОЛМЫ. ПОЛУНАГИЕ РЫБАКИ ПРИВЕТСТВЕННО МАШУТ ИЗ РАЗНОЦВЕТНЫХ ЛОДОК, В ПОЛЯХ РАБОТАЮТ КРЕСТЬЯНЕ, В ЗАРОСЛЯХ МАНДАРИНОВ, АПЕЛЬСИНОВ И МАМОНА ПАСУТСЯ СВИНЬИ.
ПАЛУБА КОРАБЛЯ ЗАСТАВЛЕНА КЛЕТКАМИ С ДОМАШНЕЙ ПТИЦЕЙ И КОРЗИНАМИ С ФРУКТАМИ. ОФИЦЕРЫ СИДЯТ НА КОРМЕ, СМОТРЯТ НА ПРИВЯЗАННЫЕ ЗА КОРМОЙ ЛОДКИ;ПЛОСКОДОНКИ С ПЕХОТОЙ И БУРЛЯЩИЙ СЛЕД ОТ ВИНТА, ОЖИВЛЁННО БЕСЕДУЮТ. БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ. ДМИТРИЕВ ВНИМАТЕЛЬНО СМОТРИТ НА НЕГО.

ДМИТРИЕВ (ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Что же там пишет генерал? Надо будет добраться до этих записей. Хуже всего, если рискну, а там окажутся слезливые воспоминания о счастливом детстве.


КАДР 12

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Весной первыми в деревню отправлялись дедушка с бабушкой, тётя Лизоня и я. Дед появлялся на пороге дамской комнаты ещё до рассвета.

ДЕД:

Лошади поданы!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Управляющий Гревальд грузил вещи в тарантас, а я на крыльце вдыхал свежий утренний воздух с запахом сена и всматривался в силуэты лошадей Чернеца и Милашки. Они тёрлись мордами, лениво обмахиваясь хвостами, и оглядывались на маленькую рыжую кобылку на пристяжке. Взрослые устраивались на сидениях, а я между ними с картонкой для шляп на коленях.

ДЕД:

С Богом! Трогай!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

По улицам с цветущими яблонями, вишнями и сливами мы ехали к мосту через крепостной ров, отделявший средневековый, с готическими башнями Германстурм от русского Ивангорода. У Ивановского фурштата плавно поднимался полосатый шлагбаум, открывая дорогу между зеленеющих лугов и холмов из белого известняка. Через пятнадцать вёрст короткий отдых в Низах, окружённых разлившейся Плюссой, потом через деревянный мостик над холодным ручьём в разломе и по просёлкам на постоялый двор. Я обычно спал на поставленных в ряд стульях.
Утром поля и луга покрывались холодной росой, но уже к полудню под солнцем раскрывались цветы и становилось жарко в тёплом пальто и шерстяном шарфе. Я пытался снять, но не хватало пространства, а взрослые дремали, несмотря на ухабы. И я терпеливо ждал.
Поднимались на пригорок, потом мимо густых зарослех камышей в истоке Гверездки ехали по дороге через дубовые рощи до Фединой горки из красного песчаника. Проехав по мосту через Гверездку, по окружной дороге мимо косогора проезжали пустынный выгон, удаляясь от речки, исчезавшей в густых зарослях ольхи и ракиты. За Рудненским погостом и рощей на холме наконец показывалась красная крыша родной усадьбы в кронах высоких дубов. Кони недовольно фыркали на пастушьих собак и поворачивали в ворота. На крыльце дожидалась прислуга с домашними кошками и дворовыми собаками.

УСТИНЬЯ (ПРИСЛУГА БЕЛЯЕВЫХ):

Заждались! Милости просим к столу. Хлебец домашний, сухарики, булочки с маслом, а сливки-то какие! В Питере таких, почитай, не видывали! И кофий сварили.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

В предбалконной зале накрыт широкий стол. Старинные английские часы с гирями били полдень. В комнатах ещё прохладно, но дышится отрадно. На стене портрет старого адмирала с огромными бакенбардами и милое детское личико сына Ивана Андреевича, теперь уже 82-летнего старика. На олеографиях долина Ройс и Чёртов мост, который солдаты Суворова, по рассказам прадеда, восстанавливали под обстрелом французов, связывая офицерскими шарфами. 
Каждое утро я убегал в сад смотреть как распускаются почки, разворачиваются листочки и тянутся вниз светло-зелёные серёжки на берёзах. В ворота въезжает тарантас. Это тётя Женя и тётей Туней привезли братьев. Через три дня из института приезжает тётя Махочка, за ней тётя Адя с Кокой и Зоей, а тётя Леля с Наташей, Любой и Лелей. Зоя блистает красотой, Леля опрятностью, а Люба огромными глазами. Закончив заседания в сенате, приезжает дядя Коля с детьми. Заносят вещи в “Новенький домик” у фруктового сада и идут в лес за ландышами и кукушкиными слёзками.
Заканчиваются ландыши, но вдоль аллеи к пруду распускаются нарциссы, жасмины и розы, под окнами зацветает белая и лиловая сирень, а по колоннам балконов тянутся вьюнки, плющ и дикий виноград. Наступает лето. Под жарким солнцем рубинятся ягоды. Мы дети собираем и моет, а тёти варят варенье в медных тазах. Подают земляничное, ещё тёплое. Но я не притрагиваюсь к своему блюдцу, смотрю на Любу.

ВАНЯ БЕЛЯЕВ (ЛЮБЕ):

Выходи за меня замуж, отдам варенье!

ЛЮБА СЪЕДАЕТ ВАРЕНЬЕ.

ЛЮБА (ВАНЕ БЕЛЯЕВУ):

Выйду за Володю!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

На мосту слышится грохот колёс и мы бежим в круглую беседку у ручья перед рощей. Прикрыв глаза ладошками, смотрим на дорогу.

ГОЛОСА ДЕТЕЙ:

Папа! Дядя Федя! Лелен!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Заржицкие занимают комнату с балконом во двор, в мезонине устраивается тётя Туня с Махочкой, а Стефановичи в детской.
В саду у каждого любимое дерево, а в огороде свой участок. После обеда читаем книги под тенистой липой в орешнике на дальней стороне сада, а на закате собираем травы. В Ильин день воздух неподвижен, сад и роща бесшумны. Ночью будет цвести папоротник.  На Аграфену Купальницу тётя Адя с тётей Лелей замеряют температуру в заводи Гверездки за косогором. Туда, словно древний грек, направляется дядя Коля, закутанный в простыню. Медленно заходит в воду.
Высокие дубы у балкона дремлют в полуденном солнце. Но на горизонте мелькает зарница и приближается завеса из чёрно-лиловых туч. Над крышей раздаётся оглушающий гром и сверкают молнии. Ливень с ветром загоняет всех в дом. Бабушка поспешно запирает окна и двери, разводит детей по комнатам и закрывается у себя в спальне.
Утром робко восходит солнце, а неподвижный воздух покалывает свежестью. На дорожках лежат замёрзшие пчёлы. Мы заносим их домой, кладём на подоконник и ждём, когда улетят с благодарным жужанием. Потом бежим в сад собирать сыроежки под влажными листьями. Запекаем на плите и, посыпав солью, едим в столовой. Кухня заставлена лукошками и корзинками: мелкая, но ароматная земляника, мягкая сочная малина и голубика с белым налётом. Бабушка печёт пироги и готовит муссы. После обеда дядя Коля с няньками и горничными ведут нас в рощу собирать подберёзовики, подосиновики, боровички, грузди, волнушки, белянки и рыжики. Дома Наташа торжественно объявляет:   

НАТАША (ТОРЖЕСТВЕННО):

Я нашла 102 боровичка, Люба - 90, Леля - 60. Я больше всех!   

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

На ужин подают пироги с грибами, а утром принимаются за посолы.
К концу августа родная усадьба постепенно пустеет. Семьи разъезжаются, остаются только дедушка с бабушкой и я с тётей Лизоней – первые, кто приехал ещё в апреле. Тётя водит меня к “рыцарским могилкам” - песчаным курганам на выгоне, поросшем вереском. Через поле, где сражались ливонские рыцари, взявшись за руки, идут к славянскому кладбищу и “татарским ямам”, где в псковичи спасались от нашествия татар, потом к Большому камню в Малыгинской роще. Садимся на валун, принесённый ледником в незапамятные времена, и читаем “Робинзона Крузо”.
Надо успеть уехать до позднесентябрьских дождей и дедушка начинает собирать вещи. Рано утром тарантас ждёт у крыльца. Выходят прощаться домашние: Марья Калинишна, Лизуля-портниха, Устинья и Афимья с белобрысым сынишкой Лёвкой.

КОНЮХ (ЗАБОТЛИВО):

Подсунь! Вишь, неладно. Сенца-то подбрось, чтоб помягчее. Ухабища-то какие! С Богом, пошёл!


КАДР 13

НАТ. ЯНВАРЬ 1931-ГО НОЧЬ. ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ «КАПИТАН КАБРАЛ» ПЛЫВЁТ ПО РЕКЕ ПАРАНА. ИЗ КАЮТЫ СЛЫШИТСЯ ЗАУНЫВНОЕ ПЕНИЕ ПОД ЛЕНИВОЕ БРЕНЧАНИЕ ПЛОХО НАСТРОЕННОЙ ГИТАРЫ. ДМИТРИЕВ НЕДОВОЛЕН И УХОДИТ НА НОС КОРАБЛЯ, СМОТРИТ ВПЕРЁД. КОРАБЛЬ ВХОДИТ В УЗКУЮ ПРОТОКУ, БЕСШУМНО РАССЕКАЯ ЧЁРНУЮ ВОДУ. КРИЧАТ НОЧНЫЕ ПТИЦЫ, ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛУНА И ЛУННАЯ ДОРОЖКА. ПО БОРТАМ СКОЛЬЗЯТ ТЕНИ ВЫСОКИХ ДЕРЕВЬЕВ.

ДМИТРИЕВ (СМОТРИТ НА ЛУННУЮ ДОРОЖКУ, ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ, ПАНИКУЕТ):

Не река, а поток ртути! Как выбраться?! Ухватиться за тень! Прогнётся и выбросит на спасительный берег. Но там ягуар! В глазах лунный свет, в пасти белые зубы, на лапах серые когти. Бьёт хвостом по кустам, готовится к прыжку. (СУДОРОЖНО СЖИМАЕТ ВИСКИ)


КАДР 14

НАТ. ЯНВАРЬ 1931-ГО. РАНЕЕ УТРО. ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ «КАПИТАН КАБРАЛ» ПЛЫВЁТ ПО РЕКЕ ПАРАНА.
ДМИТРИЕВ ПРОСЫПАЕТСЯ НА ПАЛУБЕ НА НОСУ КОРАБЛЯ ИСКУСАННЫЙ КОМАРАМИ. ЧЕШЕТ РУКИ И ЛИЦО. БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ. МАТРОСЫ СТОЯТ ВДОЛЬ БОРТОВ, ЗАБРОСИВ УДОЧКИ, ГОТОВЯТ УХУ НА ПАЛУБЕ. ДМИТРИЕВ ВСТАЁТ РЯДОМ, СМОТРИТ НА ЧЁРНЫХ КРОКОДИЛОВ НА ОТМЕЛЯХ И ОБЕЗЯНОК НА ВЕТКАХ С ДЛИННОХВОСТЫМИ КРАСНО;СИНИМИ ПОПУГАЯМИ. НАВСТРЕЧУ ПЛЫВЁТ БУКСИР С БАРЖЕЙ, НАГРУЖЕННОЙ БРЁВНАМИ, ПРИВЕТСТВУЕТ «КАБРАЛ» ПРОТЯЖНЫМ ГУДКОМ.

ДМИТРИЕВ (ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ, ПАНИКУЕТ):

Черепашонок с дымящей трубой в панцире, а за ним огромная мать-черепаха, зубами держит за хвостик. Нельзя приближаться! Нападёт! Медленная только на вид. Вспенит воду и раздавит беззащитного «Кабрала». Нет, корабль военный, на носу орудие, на корме тоже, отобьёмся!.. Не успеем зарядить! Предупредить капитана! (УСПОКАИВАЕТСЯ) Всё, разошлись… 

КОРАБЛЬ ПЛЫВЁТ МИМО ДЕРЕВУШЕК С ХИБАРКАМИ С СОЛОМЕННЫМИ КРЫШАМИ И НАВЕСАМИ, ЛЕТАЮТ ЦИКАДЫ, ПАСУТСЯ КОРОВЫ, СТЕПЕННО ШАГАЮТ СТРАУСЫ НАНДУ. ДМИТРИЕВ МАШЕТ ДЕТЯМ НА ПЛЯЖЕ И ИДЁТ К МАТРОСАМ ЕСТЬ УХУ.
КОРАБЛЬ ПРИЧАЛИВАЕТ В ГОРОДКАХ И БОЛЕЕ-МЕНЕЕ КРУПНЫХ ДЕРЕВНЯХ, ВЫСАЖИВАЕТ И БЕРЁТ ПАССАЖИРОВ, КАПИТАН ОТНОСИТ И ЗАБИРАЕТ ПОЧТУ, МАТРОСЫ С КОРЗИНАМИ ИДУТ НА БАЗАР ПРОДАТЬ УЛОВ, А ЧИЧЕРОНЕ, ГАРИГА И КАРЛИТОС БОГОРА УСПЕВАЮТ НАУДИТЬ РЫБУ.

БЕЛЯЕВ (ГРОМКО):

Консепсьон на горизонте! 450 вёрст за кормой! За ним Чако!

СЕРЕБРЯКОВ (ДМИТРИЕВУ, УГРЮМО):

Кончился человеческий мир.

ДМИТРИЕВ:

Большой город Консепсьон?

СЕРЕБРЯКОВ (УГРЮМО):

Тысяч пятнадцать. Повезёт, если не будет дождей, а то на корабль не вернёмся.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Почему?

СЕРЕБРЯКОВ (УГРЮМО):

Ни одной мощёной улицы, глина. Люди тонут, грузовики стоят пока не просохнет.

КОРАБЛЬ ПРИЧАЛИВАЕТ К ПРИСТАНИ НА ПЛЯЖЕ. НА ПЕСКЕ СУШАТСЯ ЛОДКИ, РАСКРАШЕННЫЕ В ЦВЕТА ПАРАГВАЙСКОГО ФЛАГА – КРАСНЫЙ, СИНИЙ И БЕЛЫЙ. ПО КРУТОЙ ДЕРЕВЯННОЙ ЛЕСТНИЦЕ ПОДНИМАЮТСЯ НА ПЫЛЬНУЮ ПЛОЩАДЬ С ТАМОЖНЕЙ В ОКРУЖЕНИИ ДОМОВ И ОБЩЕСТВЕННЫХ ЗДАНИЙ ЕВРОПЕЙСКОГО ВИДА, ПЕРЕД КОТОРЫМИ ЛАТОЧНИКИ ПРОДАЮТ РЕМНИ, БУМАЖНИКИ И ТУФЛИ ИЗ КОЖИ ИГУАНОВ И ТАПИРОВ, КОРОБКИ, КОРЗИНКИ И НАСТОЛЬНЫЕ ЛАМПЫ ИЗ ПАНЦИРЕЙ БРОНЕНОСЦЕВ. ВСТРЕЧАЕТ ГУБЕРНАТОР С ОФИЦЕРАМИ И ПРАЗДНИЧНО ОДЕТЫМИ ДАМАМИ. ГУБЕРНАТОР ПРОИЗНОСИТ ПРИВЕТСТВЕННУЮ РЕЧЬ, ПРИГЛАШАЕТ НА ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ОБЕД. БЕЛЯЕВ БЛАГОДАРИТ ЗА РАДУШНЫЙ ПРИЁМ, НО ОТ ОБЕДА ОТКАЗЫВАЕТСЯ. СЕРЕБРЯКОВ ВОЗМУЩАЕТСЯ.

БЕЛЯЕВ (СЕРЕБРЯКОВУ, ХИТРО УЛЫБАЕТСЯ):

Нас ждут другие обеды. Следуйте за мной.

СЕРЕБРЯКОВ (НЕДОВОЛЬНО):

Опять к Шевалье? Я лучше с индейцами на рыбалку.

ДМИТРИЕВ (РАДОСТНО):

А я с Вами.

БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ ИДУТ ПО КОНСЕПСЬОНУ. МЕСТНЫЕ СОСТОЯТЕЛЬНЫЕ МУЖЧИНЫ ОДЕТЫ В РУБАХИ НАВЫПУСК, ШИРОКИЕ ШТАНЫ И ВЫСОКИЕ САПОГИ СО ШПОРАМИ. БЕДНЫЕ ХОДЯТ БОСИКОМ, В ПИЖАМАХ ИЛИ ГОЛУБОВАТО-СЕРОЙ СОЛДАТСКОЙ ФОРМЕ. У ВСАДНИКОВ НА РЕМНЕ НОЖ И РЕВОЛЬВЕР, ШПОРЫ НАДЕТЫ НА БОСЫЕ НОГИ. С БАЗАРА СПЕШАТ ЖЕНЩИНЫ С КОРЗИНАМИ НА ГОЛОВЕ И ДЕТЬМИ ПРИВЯЗАННЫМИ ТРЯПКАМИ К БОКУ. С ГРОХОТОМ ПРОНОСЯТСЯ ДВА СТАРЫХ ГРУЗОВИКА, ПОДНЯВ ОБЛАКА ПЫЛИ.


КАДР 15

НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 1885-Й. КВАРТИРА БЕЛЯЕВЫХ. ИВАНУ ТИМОФЕЕВИЧУ БЕЛЯЕВУ 10 ЛЕТ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):
 
Отец получил назначение в Главное артиллерийское управление и в январе мы переехали в Петербург на Литейный. Дядя Алексей Михайлович, генерал-лейтенант с поседевшими баками, подготовил квартиру, сделав основательный ремонт. Блестел новый паркет, а просторные комнаты пахли свежей краской и обоями. Тётя Туня повесила плотные шторы, расставила ночники, купила коричневые портьеры на двери, белоснежное постельное бельё и светло-серые накидки на диваны и кресла. Но после посещения казарм Финляндского полка я заболел воспалением лёгких. Дядя приносил микстуру и “Артиллерийский журнал”, где работал главным редактором, а тётя Туня кормила домашним котлетами. По ночам я рассматривал причудливые узоры обоев в свете ночника и тёмные шторы, между которыми проникал свет уличного фонаря. Вставал с постели и смотрел на заснеженный тротуар, а утром просыпался от шума ломовиков.

ТЁТЯ ТУНЯ:

Тебе сюрприз!

ВАНЯ БЕЛЯЕВ:

Фарфоровые зверьки?

ТЁТЯ ТУНЯ (ОТОДВИГАЯ ШТОРУ, ЗАГАДОЧНО, ИНТРИГУЮЩЕ):

А вот и нет!

ВАНЯ БЕЛЯЕВ (РАДОСТНО, ВОСХИЩЁННО):

Золотые рыбки!

ТЁТЯ ТУНЯ (УЛЫБАЯСЬ):

А ещё картон для солдатиков, песок для окопов и спички для блиндажей.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Цветными карандашами я рисовал погоны и эполеты, кресты с медалями и устраивал сражения. Весна наступила в начале апреля. Замёрзшая Нева теряла белизну, лёд синел, набирясь холодной водой, трескался и, наконец, пришёл в движение, унося деревянные мостки у берегов. Забелели парусами ялики, задымили трубами катера, а улицы запахли ароматом тополей. Во дворах, куда дотягивалось солнце, из-под снега потекли ручейки. Из окон вынули зимние рамы и в квартире послышался шум экипажей и звон колоколов. Но с Балтики подул ветер, похолодало и по Неве поплыли поля льдин - двинулся ладожский лёд. Петербуржцы снова оделись в меха, но ненадолго. Через пять дней Нева засияла бирюзой, дрожки сменили сани, а весенние пальто меховые шубы…


КАДР 16

ИНТ. ЯНВАРЬ 1931-ГО. КОНСЕПСЬОН. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ В ДОМЕ ФРАНЦУЗА МОРРИСА ШЕВАЛЬЕ. ПЬЮТ КОФЕ С КРОУССАНАМИ, ЖИВО БЕСЕДУЮТ НА ФРАНЦУЗСКОМ.

МОРРИС ШЕВАЛЬЕ (ДМИТРИЕВУ, ЭМОЦИОНАЛЬНО):

Зачем Вам Франция? Перебирайтесь в Консепсьон! Не Париж, конечно, но на первое время можете по-европейски устроиться в ресторан-отеле у моей соотечественницы. Чистые номера, прохладный душ, накрахмаленная постель с кисейным пологом и превосходная кухня с холодными напитками. Есть ещё два заведения, но у неё лучшее.

ДМИТРИЕВ (УКЛОНЧИВО):

Непременно подумаю.

МОРРИС ШЕВАЛЬЕ (ЭМОЦИОНАЛЬНО):

О чём тут думать?! В Консепсьоне есть всё для неприхотливой жизни без столичной суеты: фабрика, вальцовая мельница, почта, агрономический банк, прогимназия, аптека и полтора десятка лавок с нижайшими ценами. Устроитесь на работу и французский со мной не забудете. Познакомлю с почтенными семьями Иснарди и Ибаньес Рохас. Женитесь, в конце концов!

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ, С САРКАЗМОМ):

Неплохой вариант. Соглашайтесь, но помните: через пару месяцев сбежите от скуки. 

МОРРИС ШЕВАЛЬЕ (НАСМЕХАЯСЬ):

Я слышал, в Вашей “станице” тоже долго не задерживаются.

БЕЛЯЕВ (С СОЖАЛЕНИЕМ):

Сельская жизнь подходит не всем. Бывает, и целая страна. А вот мои предки в выборе страны не ошиблись.


КАДР 17

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Наше село Леонтьевское находилось в медвежьем углу Гдовского уезда Псковской губернии. По соседству Завражье, Гверездны, Новоселье, построенное позже других, и поместье Орловых на пепелище старого морского офицера Снурчевского. Приобрёл имение мой прадед Леонтий Фёдорович Трефурт, внук переселившегося в Россию в 1726-м представителя старинного тюрингского рода. Поначалу он поступил на дипломатическую службу, а затем перевёлся к Суворову секретарём по иностранной переписке. Вернувшись из очередного похода, женился на Елизавете Степановне Лавинской, сестре виленского губернатора. Выйдя на пенсию, приобрел 4000 десятин земли у Снурчевского и с женой, тремя сыновьями и дочкой поселился в крошечном “Новеньком домике”. Позднее построил барские хоромы с хозяйственными постройками, разбил парк с прудом, сад и обнёс высоким валом с жёлтой акацией.      
Однажды у Малыгинской рощи по дороге на Слутку гулял с дочерью, только что окончившей Смольный институт. На военные поселения в Выскотку шла рота Прусского полка. Впереди три офицера - сыновья переселившихся в Россию морских офицеров-шотландцев братья Эллиоты и граф Глас. В Выскотке их ожидала наискучнейшая служба: учебная стрельба глиняными пулями с тридцати шагов, сон в мокрых парадных лосинах, чтоб крепче обтягивали утром, выход в сапогах только по приезду начальства, ибо следующую пару выдавали неизвестно когда, и жалование частями с полугодовой задержкой. С радостью приняли приглашение отужинать и переночевать в “Новеньком домике”.
Месяц спустя в гарнизон приехала помещица Дарья Фёдоровна Шишкова из деревни Сижна в трёх верстах от Выскотки.

ДАРЬЯ ФЁДОРОВНА ШИШКОВА (СТАРШЕМУ ЭЛЛИОТУ, ЖЕМАННО):

Иван Андреевич, Вами живо интересуется дочь Трефурта.

ИВАН АНДРЕЕВИЧ ЭЛЛИОТ (СМУЩЁННО):

Куда мне свататься, матушка?! Простой пехотный офицер о тридцати двух лет. Не сегодня-завтра на штурм османских крепостей.

ДАРЬЯ ФЁДОРОВНА ШИШКОВА (СТАРШЕМУ ЭЛЛИОТУ, ЖЕМАННО):

Друг мой, у Вас прекрасная наружность, воспитание и происхождение, а также симпатии местных помещиков. Папенька невесты - тайный советник в отставке, со связями, позаботится о Вашем будущем.

ИВАН АНДРЕЕВИЧ ЭЛЛИОТ (ПОСЛЕ КОФЕПИТИЯ НА ТЕРРАСЕ У ТРЕФУРТОВ, СМУЩЁННО):

Леонтий Фёдорович, позвольте поговорить наедине, - решился Эллиот после кофепития на террассе у Трефуртов.

ЛЕОНТИЙ ФЁДОРОВИЧ ТРЕФУРТ:

О чувствах Лизаньки? С радостью! Но на большое приданое не рассчитывайте. Снарядил трёх сыновей в гвардию. Но карьеру Вам обеспечу. В кадетском корпусе, чтоб не на войну.

МАРЬЯ КАЛИНИШНА (МОЕТ В КАДКЕ МАЛЕНЬКОГО ВАНЮ БЕЛЯЕВА, ГОВОРИТ НАРАСПЕВ БУДТО СКАЗКУ РАССКАЗЫВАЕТ):

А на свадьбе мёд-вино текло рекой. Я тоже была приданым Лизаветы Леонтьевны. Ей девятнадцать, а мне тринадцать. Солдатиков позвали на свадьбу, уланов да “пруссаков”. Вечером музыка из труб медных. А ужин-то! С ног сбились, с кухни да на столы! Гвереженских, завражских да новосельских помещиков угощали в саду под листиками зелёными, а ночью фейерверк выше дубов. Ардальон Дмитрич Шишков привёз пушечку турецкую из-под Измаила и давай палить! Молодые-то поселились в Выскотке, в избе просторненькой. А как Лизавета Леонтьевна пирог с капустой готовили, тут их и схватило, доченька родилась. А в Петербурхе жизнь другая началась, в Дворянском полку да с кадетами. Вот как было. Вылазь в сухие простыни!..


КАДР 18

ИНТ. АСУНСЬОН. 1-Е ЯНВАРЯ 1931-ГО. ДОМ ГЕНЕРАЛА ЭРНА.

ЭРН (СТРОГО):

Почему решили приехать в Парагвай?

ДМИТРИЕВ:

Статья Беляева в русской газете в Париже.

ЭРН (СКЕПТИЧЕСКИ):

“Парагвай – страна будущего”?

ДМИТРИЕВ:

Именно. Как раз собирался в Уругвай на чемпионат, а князь Волконский показал статью. Я написал Ивану Тимофеевичу. Он пригласил посмотреть.

ЭРН (СКЕПТИЧЕСКИ):

И как?

ДМИТРИЕВ:

Ниже всяких ожиданий.

ЭРН (ЦИНИЧНО):

Не один Вы соблазнились пустыми обещаниями. Беляев выпустил целую брошюру! - Эрн взял с полки тонкую книжечку бежевого цвета. – Послушайте. “В Парагвае прекрасно вызревают все виды европейских фруктов: яблоки, груши, сливы, вишни, персики.” Ничего подобного здесь не растёт! Яблоки и груши привозные, продаются только в лучших магазинах и только в Асунсьоне. Поштучно! Цена как за дюжину ананасов! А сливы, вишни и персики вообще не найдёте! “Со времени владычества иезуитов в стране осталось множество садов, изобилующих этими фруктами”. Ни один парагваец не ведает, где находятся эти благословенные сады. 

ДМИТРИЕВ:

Обман, конечно, но всего лишь фрукты. Иван Тимофеевич – генерал, дворянин. Вероятно, никогда не жил в деревне.

ЭРН (ЦИНИЧНО):

Не было усадьбы в какой-нибудь Беляевке?! Не верю. “Один человек может расчистить гектар леса за неделю. Земля прекрасная, растёт всё, что посадите.” Я был в “станице Беляева” под Энкарнасьоном. Знаете, что рассказывают наши иммигранты? Чтобы расчистить гектар, работают от рассвета до заката втроём два месяца! А если лес с лианами и колючками, то трактором не вытащишь! Неделю жгут! Пни не выкорчевать, ждут пока сгниют. Между ними лопатами сажают маниоку и кукурузу. Завели коровёнок, но на жаре молоко портится за пару часов, а мясо и до вечера не сохранишь. Вялят на солнце, варят вонючую бурду. Кто приехал с капиталом, купили расчищенные участки с грызунами! Половина урожая им. “Выдаются кредиты на покупку земли и строительство жилья, а инвентарь бесплатный.” Инвентарь покупают сами, кредиты ждут годами, а с землёй дело тёмное - принадлежит не казне, а крупному землевладельцу, может забрать в любой день. Живут в хибарках из кольев, а то и под навесом! Пол земляной, дверей нет! Начали строить общежитие для новых иммигрантов, вкопали десяток столбов и бросили, уехали в Аргентину. Станичный атаман – единственный, кто остался из первой группы. Беляев наведывается раз в полгода, обещает помочь, а сам в Чако!


КАДР 19

НАТ. БРАЗИЛИЯ. АТЛАНТИЧЕСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ. 1966-Й. ДОМ ПРОСКУРИНА.
ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

В первые месяцы гражданской войны квартирмейстерская служба Северо-западной армии Юденича, где служил 14-летний кадет Александр Дмитриев, располагала скудными средствами для закупки провизии и почти не имела источников снабжения. Продовольственный паёк составлял полфунта хлеба в день и полфунта сушёной рыбы в неделю. Остальное приходилось добывать самим. Но бои шли на территории, разорённой войной и революцией. Крестьяне сами выпрашивали продукты. Поварам приходилось изобретать блюда из травы, корней, воды и муки. Дмитриеву приходилось особенно трудно - организм требовал нормального питания, а служба отнимала все силы. Только в середине лета 1919-го начали получать продовольствие от союзников: хлеб, бекон и кашу. 
В госпиталях отсутствовали медикаменты, раны обрабатывались без антисептиков, а операции проводились без анестезии. Смертность среди раненых ужасала, но ещё больше умирало от болезней, чаще всего тифа. От переохлаждения и недоедания судороги сменялись припадками слабости. На марше солдаты выходили из строя и ждали, оперевшись о дерево, когда пройдёт боль. Не было мыла, брились осколками стекла. Из одежды была только старая военная форма и гражданские костюмы в клетку, к которым пришивали погоны. Когда брюки изнашивались до дыр, шили из мешковины, а если у сапог стиралась подошва, подбивали бумагой и перевязывали бечёвкой. Нижнее бельё и носки были роскошью. Красные тоже воевали в лохмотьях. Их принимали за своих и погибали.   
В августе отступали, но пехотная рота на левом фланге неожиданно пошла в контратаку. Командир бронепоезда приказал следовать за ней, чтобы не допустить прорыва фронта. Отогнали противника на милю и бой прекратился так же неожиданно, как и начался. Дмитриев смотрел в амбразуру, пытаясь понять, что произошло, но выяснилось только вечером. В деревне белогвардейский солдат отобрал пальто у крестьянина. Когда офицеры узнали, там уже был противник, но командир батальона решил преподать урок и послал роту в контратаку, чтобы вернуть украденное. Отступили только когда приказ был выполнен.
Наконец, союзники привезли форму, но хватило только на четыре полка. Один одели в русские светло-коричневые шинели, другой в светло-коричневые британские и фуражки с длинными козырьками, третий в светло-голубые шинели и береты французских стрелков, а четвёртый в серо-голубые германские. Получили британские винтовки без патронов, а свои не подходили по калибру. Французские орудия разрывались после первого выстрела, а двигатели аэропланов не давали частоту оборотов, необходимую для взлёта… 


КАДР 20   

НАТ. КОНСЕПСЬОН. ЯНВАРЬ 1931-ГО. ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ ПОДХОДЯТ В ВОЕННОЙ КОМЕНДАТУРЕ. ТАМ СТОИТ СТАРЫЙ ГРУЗОВИК.

БЕЛЯЕВ (ПОКАЗЫВАЕТ НА ГРУЗОВИК, ДМИТРИЕВУ):

Для нас приготовили.

ДМИТРИЕВ (НЕДОВОЛЬНЫЙ):

И куда мы на этом тарантасе? Надеюсь, не далее соседней улицы.

БЕЛЯЕВ:

В агрономическую школу, десять вёрст.

ДМИТРИЕВ (НЕДОВОЛЬНЫЙ):

Парагвайские дороги – худшее место для передвижения. Давайте останемся в городе!

БЕЛЯЕВ (ХИТРО):

Посмотрите, что в кузове.

ДМИТРИЕВ ЗАГЛЯДЫВАЕТ В КУЗОВ ГРУЗОВИКА, ВИДИ ТАМ КОРОВЬЮ И ДВЕ БАРАНЬИ ТУШИ

ДМИТРИЕВ:

Ого! Но с тушами по ухабам ничуть не лучше.


КАДР 21

НАТ. БРАЗИЛИЯ. АТЛАНТИЧЕСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ. 1966-Й. ДОМ ПРОСКУРИНА.
ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Рано утром Дмитриев занял пост в наблюдательной кабине бронепоезда. Пришёл командир.

КОМАНДИР БРОНЕПОЕЗДА (ДМИТРИЕВУ, СТРОГО):

Доставишь в Ямбург пленного комиссара. (ПОКАЗЫВАЕТ НА ВЫСОКОГО МУЖЧИНУ В ДЛИННОЙ КАВАЛЕРИЙСКОЙ ШИНЕЛИ) Подброшу немного, заодно расставим посты.

БРОНЕПОЕЗД ДВИЖЕТСЯ ПО ЛЕСИСТОЙ МЕСТНОСТИ, ВЫСАЖИВАЕТ СОЛДАТ С ПУЛЕМЁТАМИ. НА ВОСЬМОЙ ВЕРСТЕ ВИДЯТ СВОИХ ПЕХОТИНЦЕВ.

ПЕХОТИНЦЫ:

Вокруг патрули красных. Могут обстрелять. Не высовывайтесь.

НА ДВЕНАДЦАТОЙ ВЕРСТЕ ОТ ЯМБУРГА НАВСТРЕЧУ БРОНЕПОЕЗДУ ЕДЕТ ДРЕЗИНА С ДВУМЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКАМИ.

КОМАНДИР БРОНЕПОЕЗДА (ДМИТРИЕВУ, СТРОГО):

Давай к ним. Тут оставлю последний пост, заберу тебя. Комендант города обеспечит транспортом.

ДМИТРИЕВ И ПЛЕННЫЙ КОМИССАР САДЯТСЯ НА ДРЕЗИНУ. ЧЕРЕЗ 2 ЧАСА ПРИЕЗЖАЮТ В ЯМБУРГ.
ПРИВОКЗАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ ЯМБУРГА ПОХОЖА АРМЕЙСКИЙ ЛАГЕРЬ: ТОЛПЯТСЯ СОЛДАТЫ, ФУРГОНЫ С РАНЕНЫМИ И БОЕПРИПАСАМИ МЕДЛЕННО ЕДУТ ПО УЛИЦАМ. НИКТО НЕ ЗНАЕТ, ГДЕ НАХОДИТСЯ ШТАБ. ДМИТРИЕВ ХОДИТ ПО ГОРОДУ С ПЛЕННЫМ, ТОЛЬКО ВЕЧЕРОМ НАХОДИТ ШТАБ, ПОТОМ ИЩЕТ КОМЕНДАТУРУ. КОМЕНДАНТ ЯМБУРГА ПОЛКОВНИК ОТЧАЯННО ПЫТАЕТСЯ НАВЕСТИ ХОТЬ КАКОЙ;ТО ПОРЯДОК В ГОРОДЕ.

КОМЕНДАНТ (ДМИТРИЕВУ, НЕРВНО):

Какой тебе транспорт, кадет?! Противник в десяти верстах от города!

ДМИТРИЕВ (ПО-ДЕТСКИ):

У меня приказ вернуться на двенадцатую версту.

КОМЕНДАНТ (НЕРВНО):

По рельсам не заблудишься!

ДМИТРИЕВ ИДЁТ НА ВОКЗАЛ, СМОТРИТ НА РЕЛЬСЫ, УХОДЯЩИЕ В ТЕМНОТУ. ИДЁТ ПО НИМ. ИЗ-ЗА ТУЧ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛУНА, ОСВЕЩАЯ ВЕКОВЫЕ СОСНЫ. ШАГИ ДМИТРИЕВА ПО НАСЫПИ ОТДАЮТСЯ ЭХОМ. ЕМУ КАЖЕТСЯ, ЧТО МЕЖДУ СТВОЛАМИ МЕЛЬКАЮТ ТЕНИ, А ИЗ КУСТОВ КТО-ТО ЦЕЛИТСЯ. ЕМУ СТРАШНО. ОН СПУСКАЕТСЯ И ИДЁТ ВДОЛЬ НАСЫПИ. ПОД НОГАМИ ХРУСТЯТ СУХИЕ ВЕТКИ, В КАРМАНЕ ЗВЕНЯТ ПАТРОНЫ. ОН ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА НАСЫПЬ. ВИДИТ У ДЕРЕВА ЧЁРНЫЙ СИТУЭТ С ВИНТОВКОЙ НА ВЕТКЕ, ЦЕЛИТСЯ В НЕГО. ПАРАЛИЗОВАННЫЙ ОТ СТРАХА, ДМИТРИЕВ ИДЁТ ПРЯМО НА НЕГО.

ГОЛОС (ГРОМКО):

Кадет! Ты что ль?! Идём!

ДМИТРИЕВ ИДЁТ ЗА СИЛУЭТОМ. ВЫХОДЯТ К КОСТРУ. ВОКРУГ СИДЯТ 11 СОЛДАТ, ДОЕДАЮТ ПОСЛЕДНИЕ ПАЙКИ. ДМИТРИЕВУ НИЧЕГО НЕ ДОСТАЁТСЯ. ОН САДИТСЯ ПОД ДЕРЕВОМ, ПЫТАЕТСЯ УСНУТЬ, НО НЕ МОЖЕТ ОТ ГОЛОДА.

ГОЛОС (ГРОМКО, ИСПУГАННО):

Красные! Идут прямо на нас!

НАЧИНАЕТСЯ БОЙ. ПОКАЗЫВАЕТСЯ БРОНЕПОЕЗД. СОЛДАТЫ И ДМИТРИЕВ БЕГУТ К НЕМУ И ЗАПРЫГИВАЮТ НА ПЛАТФОРМЫ.   

КОМАНДИР БРОНЕПОЕЗДА (ДМИТРИЕВУ):

Добрался? Транспорт был? Ночуем в Ямбурге. Отдыхай пока!

ДМИТРИЕВ ЛОЖИТСЯ НА ПОДСТИЛКУ, ВИДИТ ПЕРЕД СОБОЙ СУХАРЬ, ГРЫЗЁТ ЕГО И ЗАСЫПАЕТ. ПРОСЫПАЕТСЯ ОТ ТОГО, ЧТО БРОНЕПОЕЗД РЕЗКО ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, НАЧИНАЕТСЯ СТРЕЛЬБА. ОТ ИСПУГА ДМИТРИЕВ ВЫБЕГАЕТ ИЗ ВАГОНА, ПОПАДАЕТ ПОД ПУЛИ, ВИДИТ ОЧЕРТАНИЯ ВОКЗАЛА ЯМБУРГА И КРАСНОАРМЕЙЦЕВ, БЕГУЩИХ К БРОНЕПОЕЗДУ, И ЗАБИРАЕТСЯ НАЗАД В БРОНЕПОЕЗД.

КОМАНДИР БРОНЕПОЕЗДА (ДМИТРИЕВУ, КРИЧИТ):

Красные в городе! Опоздали! Машинист ранен! Пробирайся в паровоз, бросай дрова в топку!


КАДР 22
    
НАТ. ОКРЕСТНОСТИ КОНСЕПСЬОНА. ЯНВАРЬ 1931-ГО. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ ЕДУТ В КУЗОВЕ ГРУЗОВИКА ПО ГРУНТОВОЙ ДОРОГЕ ЧЕРЕЗ РЕДКИЙ ЛЕС. ГРУЗОВИК ПОДПРЫГИВАЕТ НА КОЧКАХ, ОПАСНО КРЕНИТСЯ И УГРОЖАЮЩЕ СКРИПИТ НА ПОВОРОТАХ, НАДРЫВНО РЕВЁТ МОТОР. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ ОБЕИМИ РУКАМИ ХВАТАЮТСЯ ЗА БОРТ, НОГАМИ ОТОДВИГАЯ ОТ СЕБЯ ТУШИ, И ОТМАХИВАЮТСЯ ОТ САРАНЧИ. ЕДУТ В ПОЛЯ С РЕДКИМИ КАКТУСАМИ И НИЗКИМИ, ЧАХЛЫМИ ПАЛЬМАМИ. ВДАЛЕКЕ ПАСУТСЯ НЕСКОЛЬКО ТОЩИХ КОРОВ С ЖЁЛТО;СЕРЫМИ ПТИЦАМИ НА СПИНЕ, ИЗНЫВАЮЩАЯ ОТ ЖАРЫ ЛОШАДЬ С НИЗКО ОПУЩЕННОЙ ГОЛОВОЙ И СТРАУСЫ НАНДУ, СТАИ ЗЕЛЁНЫХ ПОПУГАЕВ ЛЕТАЮТ НАД ЗАРОСШИМИ СОРНЯКОМ ПОЛЯМИ ХЛОПКА, ТАБАКА, КУКУРУЗЫ, ЗЕМЛЯНЫХ ОРЕХОВ, САХАРНОГО ТРОСТНИКА, БАНАНОВЫМИ ПЛАНТАЦИЯМИ, А ПОЛЯ МАНИОКИ И АРБУЗОВ ОПУСТОШАЮТСЯ КУРАМИ И СВИНЬЯМИ.

ДМИТРИЕВ (ПОКАЗЫВАЕТ РУКОЙ НА ПОЛЯ):

Иван Тимофеевич, зачем столько культур сажают?

БЕЛЯЕВ:

Насекомые уничтожают, но не все, а выборочно, каждый год по-разному. Поэтому сеют всего понемногу.

НА ПРИГОРКЕ ЗА ЗАБОРОМ ИЗ ПРОВОЛОКИ ПОКАЗЫВАЕТСЯ ОДНОЭТАЖНОЕ ЗДАНИЕ АГРОНОМИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ С ФАСАДОМ ИЗ КИРПИЧА И ШИРОКИМИ НАВЕСАМИ ПО СТОРОНАМ. ЗА НИМ ПОЛУЗАСОХШАЯ ПЛАНТАЦИЯ С ЧАХЛОЙ РОЩИЦЕЙ, ВЫХОДИТ ДИРЕКТОР ЛУСИАНО И ПРЕПОДАВАТЕЛЬ.

ЛУСИАНО (БЕЛЯЕВУ, РАДОСТНО):

Дон Хуан, добро пожаловать! Ты выбрал лучшее время! Студенты на каникулах.

БЕЛЯЕВ ОБНИМАЕТСЯ С ЛУСИАНО И ПРЕПОДАВАТЕЛЕМ, ДМИТРИЕВ ЗНАКОМИТСЯ С НИМИ И ОСМАТРИВАЕТ ШКОЛУ ИЗНУТРИ: В КЛАССАХ ТОЛЬКО ПАРТЫ, СТОЛЫ И ШКОЛЬНЫЕ ДОСКИ, МЕЖДУ НИМИ ВАЛЯЮТСЯ ПУСТЫЕ БУТЫЛКИ ИЗ;ПОД ВИНА И КАНЬИ.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

В конце двора колодец. Принесите воды. Будем готовить ужин.

ДМИТРИЕВ ЗАГЛЯДЫВАЕТ В КОЛОДЕЦ, ГЛУБИНА НЕ МЕНЬШЕ ТРИДЦАТИ МЕТРОВ, НА ДНЕ ТЁМНОЕ ПЯТНО. БРОСАЕТ ВЕДРО. СЛЫШИТСЯ ГЛУХОЙ ВСПЛЕСК. ДМИТРИЕВ ЛЕГКО ВЫКРУЧИВАЕТ СКРИПУЧИЙ ВОРОТ. НА САМОМ ДНЕ ВЕДРА КОЛЫШЕТСЯ МУТНАЯ, КРАСНАЯ ЖИДКОСТЬ. ТУТ ЖЕ В ВЕДРО ЗАЛЕТАЮТ ОСЫ. ДМИТРИЕВ ПУГАЕТСЯ. ПОДХОДИТ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ (ПОКАЗЫВАЕТ НА ВЕДРО):

Можно? (С НАСЛАЖДЕНИЕМ ВЫПИВАЕТ ДО ДНА) Утром ещё вкуснее! Брезгуете? Добавьте лимонный сок или сделайте холодный терере. Сейчас покажу.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ БРОСАЕТ ВЕДРО В КОЛОДЕЦ, ПОДНИМАЕТ, ДОСТАЁТ ИЗ КАРМАНА ОТПОЛИРОВАННУЮ ТЫКОВКУ, СЫПЕТ В НЕЁ ЧТО;ТО ПОХОЖЕЕ НА МАХОРКУ, НАПОЛНЯЕТ ЖИДКОСТЬЮ ИЗ ВЕДРА, ВСТАВЛЯЕТ СЕРЕБРЯНУЮ ТРУБОЧКУ С СЕТЧАТЫМ НАКОНЕЧНИКОМ, С УДОВОЛЬСТВИЕМ ЗАТЯГИВАЕТСЯ И ПРОТЯГИВАЕТ ТЫКОВКУ ДМИТРИЕВУ.

ДМИТРИЕВ (ПОДАВЛЯЕТ ПОЗЫВ РВОТЫ, СДАВЛИВАЕТ ВИСКИ, СДЕРЖАННО):

Пожалуй, воздержусь…

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ И ДМИТРИЕВ ИДУТ НА ЗАДНИЙ ДВОР ШКОЛЫ. ТАМ ДИРЕКТОР И ДВА ПРЕПОДАВАТЕЛЯ ВЫРЕЗАЮТ ИЗ ТУШ ДЛИННЫЕ, ПЛОСКИЕ КУСКИ МЯСА И ЖАРЯТ НА УГЛЯХ. ВСЕ ЕДЯТ МЯСО С НОЖЕЙ. ТЕМНЕЕТ. ПОД НАВЕСОМ ЗАЖИГАЮТ КЕРОСИНОВЫЙ ФОНАРЬ И ЛОЖАТСЯ В ГАМАКИ. БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ.  ПРИЛЕТАЮТ ТУЧИ КОМАРОВ. ДМИТРИЕВ, ОТМАХИВАЯСЬ ОТ НИХ, С ФОНАРИКОМ УХОДИТ СПАТЬ В ШКОЛУ. ТАМ ПОЛ И СТЕНЫ ПОЧЕМУ-ТО ШЕВЕЛЯТСЯ. ЭТО СОТНИ ОГРОМНЫХ КОРИЧНЕВЫХ ТАРАКАНОВ. НАПУГАННЫЕ СВЕТОМ ФОНАРИКА, ОНИ ВЗЛЕТАЮТ, ГРОМКО ЖУЖАТ. ДМИТРИЕВ ПУГАЕТСЯ, КРИЧИТ И ВЫБЕГАЕТ ИЗ ШКОЛЫ, СХВАТИВШИСЬ ЗА ВИСКИ. ПОСТЕПЕННО УСПОКАИВАЕТСЯ И ЛОЖИТСЯ В ГАМАК. ОБРАЩАЕТ ВНИМАНИЕ НА СТРАННЫЕ ЗВУКИ ПОД ГАМАКОМ – ТАМ ПРЫГАЮТ ОГРОМНЫЕ ЖАБЫ, ДЛИННЫМИ ЯЗЫКАМИ ЛОВЯТ КОМАРОВ. ДМИТРИЕВ ОСТОРОЖНО ПОДНИМАЕТСЯ И ВЕШАЕТ РУБАШКУ НА БЕЧЁВКУ.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

Не снимайте с себя, если не хотите, чтобы утром съела корова. Им не дают соль, вот и едят потную одежду.

ДМИТРИЕВ КЛАДЁТ РУБАШКУ ПОД ГОЛОВУ, НАКРЫВАЕТСЯ ПРОТИВОМОСКИТНОЙ СЕТКОЙ И ВДРУГ ЗАМЕЧАЕТ ЖЁЛТО;ЗЕЛЁНЫЕ ОГОНЬКИ, ЛЕТЯЩИЕ ПРЯМО НА НЕГО. В ПАНИКЕ МАШЕТ РУКАМИ, ДУМАЯ, ЧТО ЭТО ОЧЕРЕДНЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.

ДМИТРИЕВ (КРИЧИТ ИСПУГАННО):

Боже мой, что это?!

БЕЛЯЕВ (СПОКОЙНО):

Светляки.

ДМИТРИЕВ ПОДНИМАЕТ С ЗЕМЛИ ОДНОГО СБИТОГО СВЕТЛЯКА ДЛИНОЙ ТРИ САНТИМЕТРА И КЛАДЁТ В СТАКАН.

ДМИТРИЕВ:

Можно читать!

НО СВЕТЛЯК ТУТ ЖЕ ГАСНЕТ. НА СВЕТ СВЕТЛЯКОВ ПРИЛЕТАЮТ НОЧНЫЕ БАБОЧКИ РАЗМЕРОМ С ЛЕТУЧУЮ МЫШЬ. ДМИТРИЕВ ГРОМКО ВЗДЫХАЕТ, НАТЯГИВАЕТ МАЙКУ НА ГОЛОВУ И ЗАСЫПАЕТ. ЕМУ СНЯТСЯ ЛЕТАЮЩИЕ ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ КОРОВЫ, ДЛИННЫМИ ЯЗЫКАМИ ЛОВЯТ КОМАРОВ И ВЫПРАШИВАЮТ У НЕГО СОЛЬ. ПОЯВЛЯЕТСЯ СТАРИК В КОСОВОРОТКЕ И ЛАПТЯХ (ВАСИЛЬКО).

ВАСИЛЬКО (ГРОМКО):

Кышь, супостаты! Алексашка идёть в землицу мою обетованную.

ДМИТРИЕВ ПРОСЫПАЕТСЯ ОТ КОШМАРА И МОШКАРЫ В УШАХ, ЛЕЖИТ С ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ, ГЛЯДЯ В КИРПИЧНУЮ СТЕНУ. УСПОКОИВШИСЬ, НАТЯГИВАЕТ НА ГОЛОВУ СПОЛЗШУЮ МАЙКУ И СТАРАЕТСЯ СНОВА ЗАСНУТЬ, НО КТО;ТО ПРОТИВНО ЧАВКАЕТ НАД УХОМ. ДМИТРИЕВ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ И ВИДИТ ПЕРЕД СОБОЙ КОРОВЬЮ МОРДУ, РАЗМЕРЕННО ЖУЮЩУЮ ЕГО РУБАШКУ, ХВАТАЕТ РУКАВ И КУЛАКОМ БЬЁТ КОРОВУ ПО ГОЛОВЕ. ОТ НЕВЫНОСИМОЙ БОЛИ ЕДВА НЕ ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ. КОРОВА С БЫСТРОТОЙ МУСТАНГА БРОСАЕТСЯ К ИЗГОРОДИ И, ЛЕГКО ПЕРЕПРЫГНУВ, УБЕГАЕТ ПО ПОЛЮ, ЗАГЛАТЫВАЯ РУКАВ.

БЕЛЯЕВ (ПОСМЕИВАЯСЬ):

Я предупреждал!.. Лусиано найдёт что-нибудь на складе. А умываться придётся без мыла - коровы успели съесть. Идёмте на рыбалку.

ЧЕРЕЗ РОЩУ ВЫХОДЯТ НА ПЛЯЖ РАЗМЕРОМ С БОЛЬШУЮ ПЕСОЧНИЦУ. У БЕРЕГА ПЛОТНОЙ СТЕНОЙ РАСТЁТ БАМБУК, С ДЕРЕВЬЕВ ДО ЗЕМЛИ СВИСАЮТ ЛИАНЫ. ЗАКИДЫВАЮТ УДОЧКИ. ХОРОШО КЛЮЁТ. ИХ АТАКУЮТ ТУЧИ КОМАРОВ. ОНИ ОТБИВАЮТСЯ И ЧЕШУТСЯ, ПЕРЕБРАСЫВАЯ УДОЧКИ ИЗ РУКИ В РУКУ. ТОЛЬКО ДОН ЛУСИАНО, РАССТЕГНУВ РУБАХУ И ЗАСУЧИВ РУКАВА, НЕВОЗМУТИМО СТОИТ ПО КОЛЕНО В ВОДЕ.

ДМИТРИЕВ (БЕЛЯЕВУ, УДИВЛЁННО):

Неужели не кусают?

БЕЛЯЕВ (БЕЗРАЗЛИЧНО):

Привык. Бросьте в костёр свежей травы, а то не уснём от чесотки.

НА КОСТРЕ ВАРЯТ УХУ, ОБЕДАЮТ, ЗАГОРАЮТ, СНОВА УДЯТ, ГОТОВЯТ УХУ, УЖИНАЮТ. БЫСТРО ТЕМНЕЕТ. РОЩА ПРЕВРАЩАЕТСЯ В СПЛОШНОЕ ЧЕРНИЛЬНОЕ ПЯТНО. СЛЫШАТСЯ ШОРОХИ, ТРЕСКИ, УХАЮТ СОВЫ, В ЗАРОСЛЯХ ЧТО;ТО ЧАВКАЕТ И РЫЧИТ, В РЕКЕ ИГРАЕТ КРУПНАЯ РЫБА. У САМОГО БЕРЕГА В ВОДЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЧЁРНАЯ ГОЛОВА КРОКОДИЛА.

ДОН ЛУСИАНО (ДМИТРИЕВУ, СПОКОЙНО):

Не бойтесь, на берег не выползет.

НО ДМИТРИЕВА ПУГАЕТ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД ХИЩНИКА С ОТБЛЕСКАМИ КОСТРА. ОН БЕРЁТ МАЧЕТЕ, ИДЁТ В РОЩУ НАРУБИТЬ ДРОВ НА НОЧЬ. РАЗДАЁТСЯ НЕИСТОВЫЙ РЁВ И МНОГОГОЛОСОЕ ХРЮКАНЬЕ. ДМИТРИЕВ В ИСПУГЕ БЕЖИТ НАЗАД К КОСТРУ, БРОСИВ МАЧЕТЕ, И СТИСКИВАЕТ ПАЛЬЦАМИ ВИСКИ, ДУМАЯ, ЧТО ЭТО ОЧЕРЕДНЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.

ДОН ЛУСИАНО (ДМИТРИЕВУ, СПОКОЙНО):

Обезьяны-ревуны. Безобидные, как поросята.


КАДР 23

НАТ. ГОРОД ПУЭРТО КАСАДО. ЯНВАРЬ 1931-ГО БЕЛЯЕВ, СЕРЕБРЯКОВ, ДМИТРИЕВ И ЧИМАКОКИ ВЫСАЖИВАЮТСЯ НА ПРИСТАНИ С КОРАБЛЯ «КАПИТАН КАБРАЛ», ЕДУТ НА ГОРОДСКОЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ВОКЗАЛ. ТАМ НА УЗКОКОЛЕЙНОЙ ДОРОГЕ ИХ ЖДЁТ МАЛЕНЬКИЙ ПАРОВОЗ С ДВУМЯ ПЛАТФОРМАМИ, ВЕЗЁТ НА ПОЛУСТАНОК «145;Й КИЛОМЕТР». ПО ДОРОГЕ БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ.

СЕРЕБРЯКОВ (ДМИТРИЕВУ, ПОКАЗЫВАЕТ В ОБРАТНУЮ СТОРОНУ, НА ВОСТОК, НЕДОВОЛЬНО):

Хорошо, что нам не туда.

ДМИТРИЕВ (НАСТОРОЖЕННО):

Что там?

СЕРЕБРЯКОВ (НЕДОВОЛЬНО):

Пантанал. Хуже Чако! Князь Туманов ходил туда на своей посудине. Летом сплошные болота, зимой засуха. Топи, солончаки, змеи, тысячи крокодилов и миллионы комаров.

СЕРЕБРЯКОВ С ГРУСТЬЮ СМОТРИТ ВОКРУГ.

ДМИТРИЕВ:

Василий, отчего грусть-печаль?

СЕРЕБРЯКОВ (ДЕПРЕССИВНО):

Без Родины всё пустое. Страна чужая, экспедиция пустая, жизнь без смысла.

ДМИТРИЕВ:

Почему тогда согласился в экспедицию?

СЕРЕБРЯКОВ (ДЕПРЕССИВНО):

Чтобы не видеть гадкий Асунсьон, подхватить в Чако лихорадку и умереть. Потерял Родину, станицу, эскадрон… Надеюсь, наступит скоро мой lindo dia para morir.

ДМИТРИЕВ (ИСПУГАННО):

Прекрасный день, чтобы умереть?..

СЕРЕБРЯКОВ (СМОТРИТ ВДАЛЬ, ЗАДУМЧИВО):

В Чако таких дней много.

ПАРОВОЗИК ПРИБЫВАЕТ НА ПОЛУСТАНОК. ТАМ С ПЯТЬЮ ЛОШАДЬМИ, ДВУМЯ МУЛАМИ И ПРОВИАНТОМ ЖДУТ ЛЕЙТЕНАНТ ЭРМЕС САГЬЕР, КАПРАЛ ДАВАЛОС И РЯДОВОЙ ФРАНКО. ЭКСПЕЦИЦИЯ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАПАД В ЧАКО.


КАДР 24

НАТ. БРАЗИЛИЯ. АТЛАНТИЧЕСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ. 1966-Й. ДОМ ПРОСКУРИНА.
ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

В начале июля 1918-го бронепоезд Дмитриева стоял в ближнем тылу в четырёх милях от фронта, готовый поддержать пехоту, без труда отражавшую нерешительные атаки красных. Но вдруг противник начал интенсивные обстрелы шестидюймовыми орудиями. Ответить было нечем. Ночью после короткого совещания командир дивизии приказал захватить артиллерию. Утром трёхмильным фронтом пошли в атаку. Красная пехота поспешно бежала, оставив батарею. На лафетах молча курили четыре офицера, мобилизованные в Красную армию. Не пытались бежать, но и на службу к белым не просились. Неожиданно красные пошли в контратаку. Офицеры развернули орудия и открыли огонь по “своим”. Дмитриев с удивлением наблюдал, как они, словно механические куклы, без эмоций заряжали и наводили, уничтожая тех, с кем полтора часа назад делили фронтовой паёк. Но их безразличие выглядело вполне безобидно на фоне жестокости в неофицерских частях Северо-западной армии. Солдаты, деморализованные многолетними боями, утратили чувство долга и дисциплину, а командование было не в силах вернуть их моральные качества. Но эти части не дезертировали, что заставляло командиров смотреть сквозь пальцы на невыполнение приказов, мародёрство и даже преступления. Труднее было с офицерами, превратившимися в грабителей и убийц.
Пленные также не проявляли преданности к своим, воспринимая переход на другую сторону как малую перемену в жизни. Перевоплощение из красного в белого длилось лишь несколько часов, пока шёл допрос, проверялись старые документы и выписывались новые.
На следующий день Дмитриев столкнулся с ещё один случаем “потерянности и безразличия”. Во время атаки в лесу заметил под деревом раненого красноармейца. Тот поднял руку и хриплым голосом попросил: 

КРАСНОАРМЕЕЦ (ТЯЖЕЛО ДЫШИТ, ПРОСИТ):

Не убивай. Вступаю в Белую армию по собственной воле.

Дмитриев присаживается рядом, осмотривает пулевое ранение в руку и осколочное в голень.

ДМИТРИЕВ (НЕДОВЕРЧИВО):

Все так говорят в плену. Хитришь, коммунист! 

КРАСНОАРМЕЕЦ (ТЯЖЕЛО ДЫШИТ, ПРОСИТ):

Мобилизованный я, заставили, не смог сбежать. Посмотри документы в кармане. Когда вы пошли в атаку, рота побежала в лес, а меня ранило. Бросили, сволочи! Кричал, умолял, никто не вернулся.

ДМИТРИЕВ (НЕДОВЕРЧИВО):

Хочешь жить, потому и просишься.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ:
Но через месяц Дмитриев увидел его на соломе с белыми солдатами. Делились махоркой, курили, смеялись…


КАДР 25

НАТ. ЧАКО. ЯНВАРЬ 1931-ГО. БЕЗЛУННАЯ НОЧЬ. УХАЮТ СОВЫ, ОРКЕСТРОМ СТРЕКОЧУТ НАСЕКОМЫЕ, СВЕТЯТСЯ ГЛАЗА ХИЩНИКОВ. НАСТУПАЕТ РАССВЕТ. ДМИТРИЕВ ПРОСЫПАЕТСЯ ОТ ДИКОГО ШУМА В ЗАРОСЛЯХ. СЖИМАЕТ ВИСКИ, ДУМАЯ, ЧТО ЭТО ОЧЕРЕДНЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ, НО ЭТО СТАЯ РЫЖЕВАТО;БУРЫХ ОБЕЗЬЯН;РЕВУНОВ КРИКАМИ И ХРЮКАНЬЕМ ПРИВЕТСТВУЕТ ВОСХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ.

ДМИТРИЕВ (С САРКАЗМОМ):

И вам доброго утра, предки наши! А ну вон отсюда! Дайте поспать!

ОБЕЗЬЯНЫ КРИЧАТ ЕЩЁ ГРОМЧЕ. РАССЕРЖЕННЫЙ, ДМИТРИЕВ НЕ ЦЕЛЯСЬ СТРЕЛЯЕТ ИЗ КАРАБИНА В ИХ СТОРОНУ. ОДНА ИЗ ОБЕЗЬЯН ВИСНЕТ НА НАМОТАННОМ НА ВЕТКУ ХВОСТЕ. ОСТАЛЬНЫЕ, ИСТЕРИЧНО РЫДАЯ, КАК ПЛАКАЛЬЩИЦЫ НА ПОХОРОНАХ, БРОСАЮТСЯ К НЕЙ. ДМИТРИЕВ СИЛЬНО ПЕРЕЖИВАЕТ ОТ ЖАЛОСТИ К ЖИВОТНОМУ И НЕНАВИСТИ К СЕБЕ. ОБЕЗЬЯНЫ ПРОВОРНО УТАСКИВАЮТ ЗАСТРЕЛЕННОГО СОПЛЕМЕННИКА.
ПОЗАВТРАКАВ У КОСТРА, ЭКСПЕДИЦИЯ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ДАЛЬШЕ НА ЗАПАД. ТРАВА В ПОЯС КИШИТ ЗМЕЯМИ. ИХ ОТГОНЯЮТ ПАЛКАМИ И МАЧЕТЕ. ПОДХОДЯТ К РОЩЕ. РАЗБИВАЮТ ЛАГЕРЬ НА ОПУШКЕ, ИДУТ НА ОХОТУ И ПОИСКИ ВОДЫ. БЕЛЯЕВ ОСТАЁТСЯ С ЛОШАДЬМИ И МУЛАМИ. В РОЩЕ НАХОДЯТ НЕБОЛЬШУЮ ЛАГУНУ, НАПОЛНЯЮТ БУРДЮКИ ВОДОЙ И СТРЕЛЯЮТ ГОЛУБЕЙ. ВОЗВРАЩАЮТСЯ В ЛАГЕРЬ, ПЕРВЫМ ИДЁТ СЕРЕБРЯКОВ. ВДРУГ САГЬЕР С КРИКОМ БРОСАЕТСЯ К НЕМУ.

САГЬЕР:

Каскабель!

САГЬЕР СБИВАЕТ СЕРЕБРЯКОВА С НОГ, СТРЕЛЯЕТ ИЗ МАУЗЕРА В ЗМЕЮ.

САГЬЕР (СТРОГО):

Не подходи! Яд даже мёртвого каскабеля смертельно опасен!

САГЬЕР ОТРУБАЕТ ЗМЕЕ ГОЛОВУ И ЗАКАПЫВАЕТ.

ДМИТРИЕВ (С СОЖАЛЕНИЕМ):

А у нас в аптечке ни одного противоядия!

СЕРЕБРЯКОВ (ЦИНИЧНО):

Слишком дорого. Жизнь дешевле.

ПРИХОДЯТ В ЛАГЕРЬ. НЕОЖИДАННО СЕРЕБРЯКОВ ПАДАЕТ НА ЗЕМЛЮ.

СЕРЕБРЯКОВ (ИСТЕРИЧНО КРИЧИТ):

А! Успел укусить! Умираю! Каскабель...

БЕЛЯЕВ (ЧИЧЕРОНЕ, НЕРВНО):

Можешь спасти его?

ЧИЧЕРОНЕ МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНО СМОТРИТ НА БЕЛЯЕВА И МОЛЧИТ. ВДРУГ СЕРЕБРЯКОВ, СМЕЯСЬ, ВСКАКИВАЕТ НА НОГИ.

СЕРЕБРЯКОВ:

Ха! Хотел развеселить.

БЕЛЯЕВ (ОБИЖЕННО):

Со смертью нельзя шутить.


КАДР 26

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):
 
В ночь на 19-е апреля 1875-го скромная квартира моего отца обер-офицера артиллерии Тимофея Михайловича Беляева в доме Гарновского, где располагалась лейб-гвардия Измайловского полка и 2-я артиллерийская бригада, наполнилась безмерным семейным счастьем, а через пять дней столь же безмерным семейным горем: родился я, а мать скончалась от пневмонии. Погоревав только год, отец женился на 16-летней красавице из купеческой семьи. Тёти пытались заменить мне мать. Незамужняя Туня, всегда спокойная, выдержанная, опрятно одетая, переехала к ним помогать няне Оле. Учила играть на рояле, укладывала спать, а по утрам умывала и водила на прогулки. Тётя Махочка никогда не сердилась, учила поджаривать на свечке кусочки сахара и молиться перед сном, а тётя Лизоня после занятий в художественной академии учила рисовать карандашом и масляными красками. Строгая по натуре, иногда даже деспотичная, не выпускала из комнаты, пока не получался прелестный этюд. Тётя Женя вела домашние уроки по программе гимназии, без души, но безукоризненно, как настоящая учительница, а тётя Адя приглашала творческих интеллигентов: Тургенева, Гончарова, Григоровича и Дружинина. Тургенев называл её греческой богиней.


КАДР 27

НАТ. ЧАКО. ЯНВАРЬ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ БЕЛЯЕВА ПРОДОЛЖАЕТ ИДТИ НА ЗАПАД В ПОИСКАХ ЛАГУНЫ ПИТИАНТУТА. РЕДКИЕ ПАЛЬМОВЫЕ РОЩИ, ГУСТЫЕ ЛЕСА, ДЖУНГЛИ. ЖАРА, ВЛАЖНОСТЬ. БЫСТРО УСТАЮТ, ЧАСТО ОТДЫХАЮТ, ДОРОГУ ПРОРУБАЮТ ПО ОЧЕРЕДИ ДВУМЯ МАЧЕТЕ, ОТМАХИВАЯСЬ ОТ ПОТРЕВОЖЕННЫХ ОС.

БЕЛЯЕВ (НАДЕВАЕТ ПРОБКОВЫЙ ШЛЕМ, ДМИТРИЕВУ):

Имейте в виду, Александр, эти осы ядовитые. Предупреждают одним укусом в голову. Очень больно, но не смертельно. Но сразу отбегайте подальше, иначе набросятся роем. Шесть-семь укусов достаточно, чтобы умереть в муках.
 
ВОКРУГ СВИСАЮТ И ОБВИВАЮТ ДЕРЕВЬЯ ЛИАНЫ С КРАСНЫМИ, БЕЛЫМИ, ЖЁЛТЫМИ И ФИОЛЕТОВЫМИ ЦВЕТАМИ.

СЕРЕБРЯКОВ (ДМИТРИЕВУ, ПРЕДОСТЕРЕГАЮЩЕ):

Не прикасайся. Легко перепутать с удавом. И не вздумай нюхать цветы. Нос раздуется как переспелая груша.

БЕЛЯЕВ (ХВАТАЕТ ДМИТРИЕВА ЗА РУКУ):

Кусты лучше не трогать! Обожжёт так, что крапива покажется лопухом. К веткам деревьев тоже не прикасайтесь, там шипы как иголки. Кончик отломится – не вытащишь, нарывает неделю.

СЕРЕБРЯКОВ (ДМИТРИЕВУ, ПРЕДОСТЕРЕГАЮЩЕ):

Смотри под ноги! Муравейник! Искусают до мяса, побежишь без штанов.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

А на отдыхе не прислоняйтесь спиной к стволам. Насекомые ужалят – искры из глаз!

ДМИТРИЕВ (ОШЕЛОМЛЁН УСЛЫШАННЫМ):

Ад какой-то!

СЕРЕБРЯКОВ (НАСМЕШЛИВО):

Я предупреждал… А ещё пауки-птицееды, сколопендры, скорпионы и тарантулы.

ДМИТРИЕВ (ОТЧАЯННО):

У этого списка есть конец? 

СЕРЕБРЯКОВ (НАСМЕШЛИВО):

Ещё каракурты. Плетут огромную паутину. Крепкая, лицо режет. А из гусениц самые опасные бурые. Мохнатые, длиннющие. Прикоснёшься и получишь опухоль.

БЕЛЯЕВ (НА ПРИГОРКЕ СМОТРИТ ВДАЛЬ):

Начинается сельва с болотистыми лагунами. Разобьём лагерь там.

СЕРЕБРЯКОВ (ДОВОЛЬНЫЙ):

Настреляем уток и пожарим страусиные яйца. Деликатес! (ДМИТРИЕВУ) Смотри под ноги. Вон, пушистый зверёк, чёрный с белыми полосками на спине. Вонючка сорильо! Если поворачивается задом и поднимает хвост, беги от него до Асунсьона! Брызнет - ничем вонь не отбить! А на ночь обувь не снимай - летучие мыши прокусывают большой палец и пьют кровь.

ДМИТРИЕВ В ШОКЕ, НО ВДРУГ ЗАМЕЧАЕТ, КАК ЕНОТЫ С ТУПЫМИ МОРДОЧКАМИ И КОРОТКИМИ ХВОСТАМИ ТЩАТЕЛЬНО ПОЛОЩУТ В ЛАГУНЕ ДОБЫТУЮ ПИЩУ, МИМО НИХ МЕДЛЕННО ПЕРЕДВИГАЮТСЯ НЕУКЛЮЖИЕ ОПОССУМЫ С ГУСТОЙ ШЕРСТЬЮ И ГОЛЫМ ХВОСТОМ, ВДАЛЕКЕ БЕГАЮТ ЗАЙЦЫ С КОРОТКИМИ УШАМИ, А В НЕБЕ ПАРЯТ КОРШУНЫ. НА МГНОВЕНИЕ ДМИТРИЕВ ОЩУЩАЕТ ГЕРОЕМ ДЕТСКОЙ КНИЖКИ;РАСКРАСКИ. ОН — ВЕСЁЛЫЙ МАЛЬЧУГАН В ШЛЯПКЕ И ШИРОКИХ ШТАНАХ, ЛЮБУЕТСЯ ЦВЕТНЫМИ КАРАНДАШАМИ, ПЛЯШУЩИМИ ПО ЗВЕРЬКАМ И ДЕРЕВЬЯМ, РАСКРАШИВАЯ ИХ. ДОХОДИТ ОЧЕРЕДЬ ДО НЕГО. ШЛЯПКА СТАНОВИТСЯ АЛОЙ, ШТАНЫ БИРЮЗОВЫМИ, А РУБАШКА ЛИЛОВОЙ.

ДМИТРИЕВ В ОБРАЗЕ ВЕСЁЛОГО МАЛЬЧУГАНА (СМЕЁТСЯ ОТ ЩЕКОТКИ):

Чудн;!

ВДРУГ ЕМУ В РОТ ВТЫКАЕТСЯ КОРИЧНЕВЫЙ КАРАНДАШ.

ГОЛОС ВАСИЛЬКО (ГРУБЫЙ, ПРИКАЗЫВАЮЩИЙ):

Пей до дна зелье окаянное!

ДМИТРИЕВ В ОБРАЗЕ ВЕСЁЛОГО МАЛЬЧУГАНА В ИСПУГЕ ПОДНИМАЕТ ГЛАЗА. НАД НИМ СТАРИК С БОРОДКОЙ И РЕДКИМИ ЗУБАМИ (ВАСИЛЬКО).

ДМИТРИЕВ (ПАНИЧЕСКИ КРИЧИТ, ТРАНСФОРМИРУЕТСЯ ИЗ ВЕСЁЛОГО МАЛЬЧУГАНА В СЕБЯ САМОГО):

Не-е-ет! (СЖИМАЕТ ВИСКИ)

СЕРЕБРЯКОВ (ПОДБЕГАЕТ СЗАДИ, НЕ ЗАМЕТИЛ, ЧТО ПРОИЗОШЛО С ДМИТРИЕВЫМ):

Осторожно! Нора броненосца! Ногу сломаешь! Говоррю, здесь как на фронте!


КАДР 28

НАТ. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА. 1915-Й. АВСТРИЙСКИЙ ФРОНТ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Чёрный лес очертаниями напоминал корабль, врезавшийся носом в луга, разбросав редкие рощицы, где скрывались австрийские роты. Поздно вечером я с командиром полка приехал осматривать линию обороны. С собой взял капитана Шихлинского и телефонистов. Наблюдательный пункт оборудовали в кустах под деревьями. Я решил поставить свою батарею в прогалине в версте от окопов, 1-ю - за деревней, 3-ю - за выступом леса, а мортирную капитана Докучаева, с которым я когда-то служил во 2-й бригаде, для усиления общей обороны расположил в лесу. Таким образом обстрел мы могли вести в любую сторону. За полчаса до рассвета разбудила стрельба. Австрийцы начали отчаянную атаку, но ураганный огонь наших батарей, сосредоточенный на главном направлении, отбросил их наступление. Раненые австрийцы лежали в поле и махали платочками с портянками.


ШИХЛИНСКИЙ (БЕЛЯЕВУ):

Прикажите остановить стрельбу. Пусть унесут раненых.

РАЗДАЁТСЯ ТРЕСК ТЕЛЕФОННОГО АППАРАТА.

ГОЛОС В ТЕЛЕФОННОЙ ТРУБКЕ:

Говорит генерал Шипов. Иван Тимофеевич, дорогой, что у Вас там? От командиров полков нет донесений. Ближайший пункт в восьми верстах, а Вы совсем близко.

БЕЛЯЕВ:

Успокоилось, Ваше превосходительство. Рассчитывали застать нас врасплох, но отбились.

РАЗДАЁТСЯ ТРЕСК ТЕЛЕФОННОГО АППАРАТА. ЗВОНИТ АЛАВЕРДОВ - ПРАВОФЛАНГОВЫЙ РАЗВЕДЧИК.

АЛАВЕРДОВ:

Ваше высокоблагородие, в роще австрийцы устанавливают пулемёты.

БЕЛЯЕВ ПОЛЗЁТ В ОКОП ДОКУЧАЕВА.

БЕЛЯЕВ (ДОКУЧАЕВУ):

Дайте по роще!

ВДРУГ БЕЛЯЕВ ЧУВСТВУЕТ УДАР В БОК И СИЛЬНУЮ БОЛЬ В ПРАВОЙ РУКЕ. У НЕГО НАД ГОЛОВОЙ СЫПЯТСЯ ВЕТКИ, СРЕЗАННЫЕ ПУЛЕМЁТНОЙ ОЧЕРЕДЬЮ. БЕЛЯЕВ ДОПОЛЗАЕТ ДО БЛИНДАЖА.

БЕЛЯЕВ (СТОНЕТ):

Ранен… Носилки…

САНИТАР АНТОНЕНКО (В БЛИНДАЖЕ ОСМОТРИВАЕТ РАНЫ БЕЛЯЕВА, УДИВЛЁННО):

Вот человек! Насквозь просадило, а крови нет. (ТРОГАЕТ СПИНУ, БЕЛЯЕВ СТОНЕТ) Между позвонков под кожей застряла пуля. Носилки! На перевязочный!

БЕЛЯЕВ (СТОНЕТ):

Прощайте, братцы! Передаю командование капитану Шихлинскому.

ЧЕТВЕРО СОЛДАТ НЕСУТ БЕЛЯЕВА НА НОСИЛКАХ ВОСЕМЬ ВЁРСТ ДО ПЕРЕВЯЗОЧНОГО ПУНКТА. БЕЛЯЕВ ЛЕЖИТ НЕПОДВИЖНО, СМОТРИТ В ГОЛУБОЕ НЕБО СКВОЗЬ ЛИСТВУ ДЕРЕВЬЕВ. НА ДУШЕ ОТРАДНО И СПОКОЙНО.

БЕЛЯЕВ (ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Лучший день в моей жизни! Я нужен им.

БЕЛЯЕВА ПРИНОСЯТ В ОПЕРАЦИОННУЮ.

ХИРУРГ:

Тут чувствуете боль?

БЕЛЯЕВ:

Нет.

ХИРУРГ:

А здесь?

БЕЛЯЕВ:

Нет.

ХИРУРГ:

Тут?

БЕЛЯЕВ:

Нет!

ХИРУРГ:

Попробуем вынуть пулю.

ЧТОБЫ НЕ ЗАСТОНАТЬ, БЕЛЯЕВ КРЕПКО СЖИМАЕТ ПАЛЬЦЫ ЛЕВОЙ РУКИ. В ОКНЕ ВИДИТ ИСПУГАННЫЕ ЛИЦА ОБОЗНЫХ И СТАРАЕТСЯ УЛЫБНУТЬСЯ.

ХИРУРГ:

Считайте, что выиграли двести тысяч! На волосок ближе - инвалид постельный. И кишечник в порядке. Хорошо, что не ели, а рука - пустое. Возьмём в лубки, загипсуем. Санитарный фургон отвезёт в Станислав.

В ПАЛАТУ ВХОДИТ ГЕНЕРАЛ ШИПОВ.

ГЕНЕРАЛ ШИПОВ:

Иван Тимофеевич, дорогой, как Вы? Отвезём в лазарет Её Величества. Государыня с дочерьми выходят… Вот принёс фотографическую карточку Вашей жены и письмо. Что ещё могу для Вас сделать?

БЕЛЯЕВ:

Если не выживу, умоляйте Государыню не оставить жену без попечения.

ГЕНЕРАЛ ШИПОВ (ЕДВА СДЕРЖИВАЯ СЛЁЗЫ):

Моя дочь в Царском Селе, непременно попросит.


КАДР 29

НАТ. РОССИЯ. СЕВЕРО-ЗАПАД. 18 АВГУСТА 1919-ГО. СЕВЕРНАЯ АРМИЯ ГЕНЕРАЛА ЮДЕНИЧА. УТРО.

УНТЕР-ОФИЦЕР (ВРУЧАЕТ ДМИТРИЕВУ ДЕПЕШУ, ПРИКАЗЫВАЕТ):

Кадет, доставишь в штаб! Требуй приказ с чёткими инструкциями!

ДМИТРИЕВ ИДЁТ ПО ГОРОДКУ, ЗАНЯТОМУ БЕЛЫМИ. ПЕРЕД САРАЕМ СОЛДАТЫ СМАЧНО ЖУЮТ ЯБЛОКИ.

СОЛДАТ (ПРОТЯГИВАЕТ ДМИТРИЕВУ ЯБЛОКИ, ВЕСЕЛО):

Эй, кадет, угостись! Завтра Яблочный Спас.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Так сегодня 18-е августа?! Мой день рождения! Мне пятнадцать, господа!

СОЛДАТ (ОТКРЫВАЕТ ШИРЕ ДВЕРЬ САРАЯ, ТАМ ЛЕЖИТ ЦЕЛАЯ КУЧА ЯБЛОК):

Так набирай поболе да без червяка!

СЧАСТЛИВЫЙ, ДМИТРИЕВ ИДЁТ ДАЛЬШЕ ПО ГОРОДКУ. НА ПЛОЩАДИ СТОЯТ ДВА ЛЁГКИХ И ТРИ ТЯЖЁЛЫХ ТАНКА. БРИТАНСКИЕ ОФИЦЕРЫ ОБУЧАЮТ РУССКИХ. ДМИТРИЕВ С ВОСХИЩЕНИЕМ РАССМАТРИВАЕТ ТАНКИ СО ВСЕХ СТОРОН.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Унтер-офицер остался доволен полученным приказом и согласился перевести в танковый батальон. Британцы сочувственно смотрели на его помятую фуражку с переломленным козырьком, протёртые брюки из мешковины и ботинки с бумажными подошвами на босу ногу. Пригласили в столовую, но Дмитриев отказался, глядя на их новенькую, отглаженную форму. Однако отказ не приняли. Подали три блюда с джином и ликёром, а утром на тумбочке у его кровати лежал новенький комплект британского обмундирования: китель, бриджи, ботинки, ремень, фуражка, три пары носок и подштанники. Рядом лаконичная записка “От британских офицеров совершенно непьющему русскому кадету” и британские фунты на клочке бумаги: “Заходите в нашу лавку и ни в чём себе не отказывайте. Белый хлеб, бекон, галеты, сыр. Всё отменного качества”.
Обучали почти месяц на окраине Нарвы. Приказ о наступлении на Ямбург встретили криками “ура”. Позно вечером танки съезжали с платформ в миле от фронта. Двигатели оглушающе гудели, выдавая замысел командования, но артиллерия красных молчала. Из цистерн вёдрами носили бензин и смазку, проверяли гусеницы и пулемёты. На отдыхе Дмитриев забрался на танк и смотрел в темноту в сторону фронта. Виделось будто его танк идёт на прорыв в Петроград. Залез внутрь. Тесно, не вытянуться, а холодные стальные плиты не давали согреться и уснуть. Проснулся до рассвета, дрожа от холода. Ноги затекли, руки трялись. Британский офицер протянул консервную банку с горячим кофе и запахом смазки. Не успел допить, как раздался приказ “по местам”. Сел впереди с капитаном, проверил пулемёт и посмотрел в прорезь. Въезжали в поле, за ним лес. Вокруг начали рваться снаряды, но шум мотора заглушал взрывы, поэтому не было страшно. Послышалось глухое постукивание в корпус танка. Пулемётные очереди красных выбивали из внутренней части брони кусочки краски и металла, больно ударяя по лицу и ладоням. Вдруг заметил движение среди деревьев и нажал гашетки, выпустив всю ленту.
Выехали на узкую лесную дорогу и замедлили ход, пропуская вперёд пехоту. Маневрируя между деревьями, заехали на возвышенность. Показался Ямбург и река Луга. Спустились в поле. По еле заметным облачкам пара перегретых пулемётов, определил расположение красных и выпустил туда ещё одну ленту. Пехота тем временем захватила понтонный мост, а к вечеру и Ямбург. Но танки не могли пройти по лёгкому мосту, а железнодорожный требовал ремонта. Пришлось искать брод. Пока переправились, пехота ушла на 80 миль. Погрузились на платформы и отправились в Гатчину. Воздух там казался другим, петроградским, со вкусом победы. Дмитриев закрыл глаза и представил шпиль Петропавловской крепости с куполом Исаакиевского собора.
Рано утром выехали на дорогу в Царское Село, трижды атаковав окопы красных. Вечером едва вылез из танка. Вырвало. Отравился выхлопными газами. Упал и прижался щекой к холодной, сырой земле. Но всё было тщетно, отступили через три недели. В пасмурный октябрьский день прибыли назад в Нарву. Северно-западная армия Юденича расформировывалась, а вера в победу превратилась в прах…


КАДР 30

ИНТ. ЦАРСКОЕ СЕЛО. 1915-Й. БЕЛЯЕВ НАХОДИТСЯ НА ЛЕЧЕНИИ В ЛАЗАРЕТЕ ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА. УТРО. В ПАЛАТУ БЕЛЯЕВА ВХОДИТ ДОКТОР БОРН.

ДОКТОР БОРН (БЕЛЯЕВУ):

Ходить можете?

БЕЛЯЕВ:

Думаю, да.

ДОКТОР БОРН:

Превосходно! Приехала Государыня с двумя старшими дочерьми. Выходите в коридор.

В КОРИДОРЕ СТОЯТ ДВА ДЕСЯТКА РАНЕНЫХ. ДОКТОР БОРН ВКРАТЦЕ РАССКАЗЫВАЕТ ИМПЕРАТРИЦЕ ИСТОРИЮ РАНЕНИЯ КАЖДОГО.

БОРН (ИМПЕРАТРИЦЕ, ПОКАЗЫВАЕТ НА БЕЛЯЕВА):

Невероятный случай, Ваше Величество! Сквозное ранение живота, пуля на волосок от позвонка и не задела кишечник. Чудо! Входное отверстие уже затянулось, а рука заживает. Сняли лубки, наложили гипс. Но организм истощён.

ИМПЕРАТРИЦА (БЕЛЯЕВУ):

Как долго Вы на фронте?

БЕЛЯЕВ:

Девять месяцев беспрерывных боёв.

ИМПЕРАТРИЦА С ДОЧЕРЬМИ ПРОХОДИТ ДАЛЬШЕ.

БЕЛЯЕВ (СМОТРИТ НА РАНЕНЫХ, БЕСПОКОЙНО ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

На фронте погибли, искалечены лучшие солдаты и офицеры. Под Станиславом потеряли тысячи гвардейцев. Не дай Бог смута, не устоим, Ваше Величество!


КАДР 31

НАТ. ЧАКО. ФЕВРАЛЬ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ БЕЛЯЕВА ИДЁТ ДАЛЬШЕ НА ЗАПАД В ПОИСКАХ ЛАГУНЫ ПИТИАНТУТА.
БЕЛЯЕВ НА ХОДУ ОТКРЫВАЕТ КОРОБКУ СПИЧЕК – ТАМ ПУСТО. ВЫБРАСЫВАЕТ. ДОСТАЁТ ИЗ НАГРУДНОГО КАРМАНА УВЕЛИЧИТЕЛЬНОЕ СТЕКЛО, ПРОВЕРЯЕТ НА ЛАДОНИ.
ЭКСПЕДИЦИЯ ВЫХОДИТ К ЛАГУНЕ, НАБИРАЮТ ВОДУ В БУРДЮКИ, РАЗБИВАЮТ ЛАГЕРЬ, ИДУТ НА ОХОТУ, ГОТОВЯТ УЖИН У КОСТРА, УЖИНАЮТ, БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ. ЗАСЫПАЮТ, ЗАКУТАВШИСЬ В ПРОТИВОМОСКИТНЫЕ СЕТКИ, ПОД КРИКИ НОЧНЫХ ПТИЦ И ВОЙ ВОЛКОВ АГУАРА ГУАСУ. ПОСРЕДИ НОЧИ ПРОСЫПАЮТСЯ ОТ ДИКИХ КРИКОВ И БЕСПОРЯДОЧНОЙ СТРЕЛЬБЫ. ЭТО ЧИЧЕРОНЕ И КАРЛИТОС БОГОРА СТРЕЛЯЮТ В ТЕМНОТУ. ДМИТРИЕВ ЗАМЕЧАЕТ, ЧТО ЗЕМЛЯ ПОД НИМ ШЕВЕЛИТСЯ, В ПАНИКЕ ХВАТАЕТСЯ ЗА ВИСКИ, ДУМАЯ, ЧТО ЭТО ОЧЕРЕДНЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ, НО ПОНИМАЕТ, ЧТО ПО ЗЕМЛЕ ДВИЖЕТСЯ ОГРОМНОЕ КОЛИЧЕСТВО ЧЁРНЫХ МУРАВЬЁВ, ИЗДАВАЯ ЧАВКАЮЩИЙ ЗВУК. ЛОШАДИ И МУЛЫ ДИКО РЖУТ, ПЫТАЯСЬ СОРВАТЬСЯ С ПРИВЯЗИ. ЧИМАКОКИ ПОДЖИГАЮТ КУСТЫ.

СЕРЕБРЯКОВ (КРИЧИТ):

Муравьи мигрируют! Стреляйте! Прыгайте! Давите!

БЕЛЯЕВ (КРИЧИТ):

Все на деревья!

ВСЕ БЫСТРО ЗАЛАЗЯТ НА ДЕРЕВЬЯ.


КАДР 32

НАТ. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ И ГУБЕРНИЯ. 1904-Й. ДЕНЬ.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Я ехал в Петербург навестить больную тётю. Накануне был Императорский смотр и я едва успел к поезду, отходившему с дачной платформы ровно в семь. Зашёл в вагон и замер, увидев изящную молодую барышню в шляпке с цветком. На вид лет семнадцать. Ясные, голубые глаза смотрели приветливо, тёмные густые брови придавали личику черты твёрдости и прямоты, щёки горели нежным румянцем, а золотистые волосы на фоне прелестного белого личика казались бронзовыми. Рядом никого! Однако подойти к неземному видению мне казалось святотатством. 
В вагон вошёл кавалерист Фоминицын, импозантно подошёл к барышне (Маруся) и, взяв под козырёк, попросился присесть рядом, но тут же извинился, заметив меня.

ФОМИНИЦЫН (РАЗВЯЗАННО):

Здорово, батенька! Попытался было устроиться, да место, говорит, уже занято! Так я к Вам, благодетель мой. Как прелестна! Но подле неё определённо никого! Одна едет! О! вышла на площадку! Заговорить бы надо, да не знаю как.

БЕЛЯЕВ (ЯЗВИТЕЛЬНО):

Попросите закурить.

ФОМИНИЦЫН (ОБИЖЕННО):

Шутить изволите?

БЕЛЯЕВ (ЯЗВИТЕЛЬНО):

Тогда скажите, что сами хотели бы закурить, но боитесь лишиться её общества.

ФОМИНИЦЫН (РАДОСТНО):

И то верно!

ФОМИНИЦЫН ИДЁТ К ДЕВУШКЕ И ПОЧТИ СРАЗУ ВОЗВРАЩАЕТСЯ РАЗОЧАРОВАННЫЙ.

ФОМИНИЦЫН:

Сказала, ей сейчас на выход.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Я наблюдал в окно, как барышня спустилась на платформу и чувствовал, как душа наполнялась унынием и пустотой. Вышел на ступеньки вагона, но её уже не было на платформе и я с грустью смотрел на крыши дач. Зазвенел колокольчик вожатого и поезд тронулся. Я в отчаянии опустил голову и закрыл глаза. И вдруг голос!

БАРЫШНЯ (МАРУСЯ – ПЕРВАЯ ЖЕНА БЕЛЯЕВА):

Простите, но Вы так вылетите из вагона.

БЕЛЯЕВ:

Крепко держусь. Ну хорошо, не буду, если Вы так переживаете за меня. Ведь переживаете, да?

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Она поднялась в вагон и встала напротив, заложив руки за спину и не отводя от меня взгляда. Я почувствовал, как кровь приливает к сердцу и оно начинает отчаянно биться.

БЕЛЯЕВ (СИЛЬНО ВОЛНУЯСЬ):

Я думал, Вы вышли.

БАРЫШНЯ:

Еду в Дудергоф, но хотела сойти здесь, потому что пристал молодой офицер с пренеприятными манерами.

БЕЛЯЕВ (СИЛЬНО ВОЛНУЯСЬ):

Я тоже Вам мешаю?

БАРЫШНЯ:

Нет, с Вами не страшно, хотя вижу в первый раз.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Солнце, ослепляя, заходило за мелькавшие деревья, но я видел только белоснежное личико, вьющиеся локоны и милые, чистые глаза, а в Дудергофе забыл спросить имя и адрес, лишь представился, горячо поблагодарил за чудесный разговор и отчаянно смотрел вслед, пока барышня не исчезла в темноте посреди дач.


КАДР 33

НАТ. ИЮНЬ-ИЮЛЬ 1930;ГО. ГОРОД ВИЛЬФРАНШ;СЮР;МЕР, ФРАНЦИЯ. ДМИТРИЕВ САДИТСЯ НА КОРАБЛЬ «КОНТЕ ВЕРДЕ», ОТПРАВЛЯЮЩИЙСЯ В МОНТЕВИДЕО, УРУГВАЙ.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

21-го июня 1930-го в Вильфранш-сюр-Мер Дмитриев сел на корабль “Конте Верде”, отправлявшийся в Монтевидео. Поразила роскошь: бассейн, кинотеатр, библиотека в стиле тосканского ренессанса, витражи и потолочные росписи. Невероятно повезло – на борт поднялась сборная Франции, президент ФИФА Жюль Риме и трое судей: француз Тома Бальве и бельгийцы Джон Лангенус и Анри Кристоф. На пароходе уже находилась сборная Румынии, севшая в Генуе, и Фёдор Шаляпин, плывший на гастроли. В Барселоне присоединились бельгийцы. Тренировки проводили прямо на палубе. Уговорили судей показать кубок в виде богини Ники с чашей из позолоченного серебра и лазурита. 
В Рио-де-Жанейро на борт поднялась сборная Бразилии. 4-го июля прибыли в Монтевидео. Через два дня из Марселя на корабле “Флорида” приплыли югославы.
Столица Уругвая оказалась небольшим городом между заливом Ла Плата и рекой Санта Лусия. Белые дома с плоскими крышами, провинциально уютные чистые улицы и маяк с крепостью Артигас на холме. После Рио-де-Жанейро бросилось в глаза, что все горожане европейского типа. Деревья также не выглядели экзотично: дубы, сосны, эвкалипт и платан. На главной площади возвышался кафедральный собор в стиле барокко и колониальные дома с внутренними двориками. К западу от порта до холма Серро тянулся промышленный район Вилья-дель-Серро с прямоугольными кварталами, а вдалеке виднелся построенный к чемпионату огромный стадион “Сентенарио”. Дмитриева впечатлило эклектическое здание парламента и недавно построенная ратуша. Заметил, что в городе много театров и памятников генералам. Осмотрев основные достопримечательности, отправился на поиски недорогой гостиницы.


КАДР 34   

НАТ. ФЕВРАЛЬ 1931-ГО. ВЕЧЕР. ЭКСПЕДИЦИЯ БЕЛЯЕВА ПРОДОЛЖАЕТ ДВИГАТЬСЯ ПО ЧАКО. ВЫХОДЯТ В ПОЛЕ, ПОКРЫТОЕ ГЛИНЯНЫМИ БАШНЯМИ В ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОСТ. 

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁН):

Опять муравьиное царство?

СЕРЕБРЯКОВ:
 
Термитники.

ДМИТРИЕВ (ВЗДЫХАЯ):

Снова будем ночевать на деревьях?

БЕЛЯЕВ:

Обложим лагерь кострами.

ДМИТРИЕВ И СЕРЕБРЯКОВ ПРИНОСЯТ СТАРОЕ БРЕВНО. ОНО НЕОЖИДАННО РАЗЛАМЫВАЕТСЯ, ОТТУДА ПРОВОРНО ВЫБЕГАЮТ СОТНИ КРУПНЫХ МУРАВЬЁВ И АТАКУЮТ ИХ.

СЕРЕБРЯКОВ (КРИЧИТ В ПАНИКЕ):

Поджигайте их, Иван Тимофеевич!

БЕЛЯЕВ (КРИЧИТ):

Спички кончились!

ИЗ БЛИЖАЙШИХ ТЕРМИТНИКОВ ВЫБЕГАЮТ ТЕРМИТЫ И АТАКУЮТ ЭКСПЕДИЦИЮ. ОНИ С КРИКАМИ УБЕГАЮТ ДАЛЕКО В САВАННУ.


КАДР 35

ИНТ. НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ОФИЦЕРСКИЕ КАЗАРМЫ. 1904-Й. ДЕНЬ. ОФИЦЕРЫ ИГРАЮТ В КАРТЫ. БЕЛЯЕВ ЛЕЖИТ В КРОВАТИ, БЕССМЫСЛЕННО СМОТРИТ В ПОТОЛОК.

СТЕФАНОВ (УДИВЛЁННО):

Ваня, что с тобой? Влюблён?

БЕЛЯЕВ (ОТРЕШЁННО):

Да.

СТЕФАНОВ:

Вот так чудо! В кого же?

БЕЛЯЕВ:

Имени не знаю.

СТЕФАНОВ (ЗАИНТРИГОВАН):

Прекрасная незнакомка? Где живёт? Едем немедля!

БЕЛЯЕВ:

Если бы я знал… Сяду на коня, обскачу окрестности. Поможете?

СТЕФАНОВ:

Вестовые, коней!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Две недели поисков оказались напрасными и мы снова сели за карты. Я играл отрешённо, бросая без разбору, проигрывал все партии и деньги. Вдруг в комнату ворвался недавно прикомандированный к дивизиону портупей-юнкер Сергиевский, серьёзный и скромный, всегда стеснявшийся вмешиваться в наши офицерские разговоры. Но тут его будто подменили.

СЕРГИЕВСКИЙ (БЕЛЯЕВУ):

Господин штабс-капитан! Нашёл!

БЕЛЯЕВ (РОНЯЕТ КАРТЫ, РОБКО):

Говори!

СЕРГИЕВСКИЙ (ВОЛНУЯСЬ):

Бродил по Дудергофу, спрашивал про барышню. Встретил кадета из Николаевского корпуса. Живёт с матерью, вдовой богатого генерала. Посулил ему кое-что от Вас и… Барышня квартирует в доме Иголкина, катается по озеру с дочерью хозяина, ездит в Петербург отправлять письма на бульваре между дачами и Дудергофским вокзалом, потому как брат её, судовой механик, служит в Порт-Артуре. Торопитесь, сударь!

БЕЛЯЕВ (ГРОМКО):

В седло!

СТЕФАНОВ (СТРОГО):

Ваня, ты старше меня, но в делах амурных болван карточный. Меня слушай!


КАДР 36

НАТ. УРУГВАЙ. МОНТЕВИДЕО. АВГУСТ 1930-ГО.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР; КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ КИНОХРОНИКУ ПЕРВОГО ЧЕМПИОНАТА МИРА ПО ФУТБОЛУ):
 
Первый чемпионат мира по футболу впечатлил Дмитриева. Посмотрев игру лучших футболистов мира, он понял, что сможет играть на их уровне, но надо регулярно тренироваться, попасть в приличный клуб и проявить себя. В Европе практически невозможно – навсегда чужой. Уругвай, Бразилия, Аргентина – там тоже трудно, много выдающихся игроков, а Парагвай - команда среднего уровня. В русской газете во Франции публиковали статьи генерала Беляева, что правительство Парагвая активно принимает русских иммигрантов и там уже большая община, есть и “Русский Очаг”. Решил съездить на две недели посмотреть. А пока – все мысли о футболе. Чемпионы мира – уругвайцы. В команде шесть двукратных олимпийских чемпионов. В первом матче победили перуанцев, а их главные соперники аргентинцы французов, но со скандалом. В конце матча Луис Монти забил победный гол и бразильский арбитр Жилберто Рего по южноамериканскому братству дал финальный свисток. Но зрители выбежали на поле, требуя продолжить игру. Конной полиции пришлось наводить порядок. Доиграли оставшиеся шесть минут, но счёт не изменился.
В полуфинале под ливнем аргентинцы разгромили американцев с разницей в пять мячей. Дмитриев удивился, что американцы прошли так далеко, но понял, посмотрев состав команды - шестеро британцев. Нечестно!
Во втором полуфинале также был скандал. Мяч выкатился за линию поля, полицейский отдал пас уругвайцу Ансельмо и тот отправил в ворота югославов, а Рего засчитал гол. Югославы забили, но Рего определил офсайд, которого не было.
Перед финальным матчем Монтевидео напоминал бандитский Чикаго. На улицах толпы аргентинцев скандировали “Victoria o muerte!”, слышалась стрельба. Судил матч Лангенус – единственный из арбитров, кто согласился рискнуть жизнью. На входе в стадион полицейские изъяли 1600 пистолетов и револьверов. Начало игры затянулось, так как команды спорили каким мячом играть. Лангенус бросил монету. Первый тайм играли аргентинским, второй - уругвайским. Уругвай победил, в стране объявили праздник, а в Буэнос-Айресе посольство Уругвая закидали камнями.

ДМИТРИЕВ ВЫХОДИТ ИЗ ГОСТИНИЦЫ, ДОСТАЁТ ИЗ КАРМАНА СМЯТУЮ ТЕЛЕГРАММУ, ЧИТАЕТ ТЕЛЕГРАММУ: «АЛЕКСАНДР, ПОВТОРЯЮ: ПАРАГВАЙ;–;СТРАНА БУДУЩЕГО! ПРИЕЗЖАЙТЕ, НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ. ПОМОГУ ВСЕМЕРНО. ОТПРАВИМСЯ В ЭКСПЕДИЦИЮ В ЗЕМЛЮ ОБЕТОВАННУЮ. ГЕНЕРАЛ БЕЛЯЕВ». ДМИТРИЕВ ИДЁТ НА ВОКЗАЛ ПОКУПАТЬ БИЛЕТ В АСУНСЬОН. НА УЛИЦЕ СЕРРИТО ВИДИТ ВЫВЕСКУ НА КИРИЛЛИЦЕ «ЦЕНТР ИМЕНИ ТАРАСА ШЕВЧЕНКО. ОБЪЕДИНЕНИЕ РУССКИХ, УКРАИНЦЕВ И БЕЛОРУСОВ». НИЖЕ ВИСИТ ПРОГРАММА МЕРОПРИЯТИЙ НА АВГУСТ: ЧАЕПИТИЕ С БЕСЕДАМИ О РОДНЫХ МЕСТАХ, КАЗАЧЬИ ТАНЦЫ И КОНЦЕРТ «ПЕСНИ ДАЛЁКОЙ РОДИНЫ» ПОД АККОМПАНЕМЕНТ БАЛАЛАЕЧНИКОВ. ХОЧЕТ ВОЙТИ, НО НА ДВЕРИ ВИСИТ ЗАМОК. НА УРОВНЕ ГРУДИ ПРОРЕЗЬ И НАДПИСЬ ЖЁЛТОЙ КРАСКОЙ НА РУССКОМ И ИСПАНСКОМ «ДЛЯ ПОЖЕРТВОВАНИЙ НА НУЖДЫ ОБЩИНЫ». СОБРАЛ ДЕНЬГИ ПО КАРМАНАМ, УРОНИЛ, ПОДНЯЛ И БРОСИЛ В ЩЕЛЬ ДВЕ КУПЮРЫ. НЕ ЗАМЕТИЛ, ЧТО ВЫПАЛА ТЕЛЕГРАММА.


КАДР 37

НАТ. ГОРОДОК ДУДЕРГОФ. 1904-Й. ДЕНЬ. БЕЛЯЕВ И СТЕФАНОВ НА БУЛЬВАРЕ ИЩУТ МАРУСЮ. ВДАЛЕКЕ ИДЁТ ДЕВУШКА С ПИСЬМОМ В РУКЕ.

СТЕФАНОВ (БЕЛЯЕВУ, ВОЛНУЯСЬ):

Она?!

БЕЛЯЕВ (ВОЛНУЯСЬ, ВНИМАТЕЛЬНО РАССМАТРИВАЕТ ДЕВУШКУ):

Не она!

СТЕФАНОВ:

Прозеваешь - не поправишь!.. Догоняй! Лицо посмотри!

БЕЛЯЕВ:

Говорю же, не она. Ой, она! Она!!!

СТЕФАНОВ:

За ней! (МАРУСЕ) Мадемуазель, позвольте представить сего чудака – Иван Беляев. В полку самый храбрый, а с барышнями робеет. Вань, теперь ты меня!

БЕЛЯЕВ ЗАЧАРОВАННО СМОТРИТ НА МАРУСЮ И МОЛЧИТ.

МАРУСЯ (СКРОМНО):

Маруся.

БЕЛЯЕВ:

Вы на почту?

МАРУСЯ:

Оттуда. Письмо получила.

БЕЛЯЕВ:

На вокзале оркестр скоро заиграет. Может…

МАРУСЯ:

Идёмте, а то дома скучно. Где же Ваш приятель?

СТЕФАНОВ НЕЗАМЕТНО УШЁЛ.

БЕЛЯЕВ:

Наверно, уже там.

МАРУСЯ (РОМАНТИЧНО):

Мне уже кажется, что мы с Вами так давно знакомы.

БЕЛЯЕВ (ПАФОСНО):

И не расстанемся никогда!

МАРУСЯ (ГРУСТНО):

Но я не смогу стать Вашей женой!

БЕЛЯЕВ:

Отчего же?

МАРУСЯ (ГРУСТНО):

Закончила только четыре класса, отец - лесник в имении близ Вольмара, мама – по дому, со мной, сёстрами и внуками, а брат в Порт-Артуре. Дома вяжу на спицах, на камушке в лесу книги читаю. А Вы вон какой гвардейский офицер! Дворянин, сразу видно. 

БЕЛЯЕВ (ПАФОСНО):

Наша любовь одолеет все преграды!

МАРУСЯ (РОМАНТИЧНО):

Ах, как была бы я счастлива! Тут знакомая дамочка, прелестная, как картинка, гуляет с молоденьким красавцем-кавалеристом. Любуюсь ими. Неужели и у меня будет настоящая любовь?!

БЕЛЯЕВ (ПАФОСНО):

Уже есть! Присядем на скамейку?
 

КАДР 38

НАТ. ЧАКО. ФЕВРАЛЬ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ПРОДОЛЖАЕТ ДВИГАТЬСЯ НА ЗАПАД В ПОИСКАХ ЛАГУНЫ ПИТИАНТУТА.
РАЗБИВАЮТ ЛАГЕРЬ У КАНЬОНА ВИСЛАБУГДА И ДВА ДНЯ ЖДУТ ОТРЯД ЧИМАКОКО С ВОЖДЁМ ШИДИ, КОТОРЫЙ ПРОВЕДЁТ ИХ К ЛАГУНЕ. ЧИЧЕРОНЕ, ГАРИГА И КАРЛИТОС БОГОРА РОЮТ ЯМУ, УСТАНАВЛИВАЮТ НА ДНЕ КОЛЬЯ ДЛЯ ЛОВЛИ КРУПНОГО ЖИВОТНОГО. НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ БЕЛЯЕВ С СЕРЕБРЯКОВЫМ, САГЬЕРОМ, ФРАНКО И КАРЛИТОСОМ ПЕШКОМ ИДУТ НА ПОИСКИ ОТРЯДА ЧИМАКОКОВ. ДМИТРИЕВ В ОДИНОЧКУ РЕШАЕТЬ ОСМОТРЕТЬ ОКРЕСТНОСТИ НА МУЛЕ ПО КЛИЧКЕ АЛИ. САДИТСЯ НА НЕГО, НО ОСЁЛ УПОРНО НЕ ХОЧЕТ ВЫХОДИТЬ ЗА ПРЕДЕЛЫ ЛАГЕРЯ. НАКОНЕЦ, ИДЁТ МЕДЛЕННЫМ ШАГОМ. ДМИТРИЕВ ЗАМЕЧАЕТ ПОД ПАЛЬМОЙ ВИНЧЕСТЕР БЕЛЯЕВА И, ПРИБЛИЗИВШИСЬ, НАКЛОНЯЕТСЯ ЗА НИМ. СЕДЛО СПОЛЗАЕТ СО СПИНЫ МУЛА. ДМИТРИЕВ ПАДАЕТ НА ЗЕМЛЮ, А БОТИНОК ЗАСТРЕВАЕТ В СТРЕМЕНИ. АЛИ ОТ ИСПУГА БЕШЕНО НЕСЁТСЯ ПО СКЛОНУ К ЯМЕ С КОЛЬЯМИ.  ДМИТРИЕВ ПОНИМАЕТ, ЧТО ЕМУ ГРОЗИТ СМЕРТЬ, ПУГАЕТСЯ, НО МУЛ ПРОБЕГАЕТ РЯДОМ С ПАЛЬМОЙ И ДМИТРИЕВ ВСЕМ ТЕЛОМ УДАРЯЕТСЯ О СТВОЛ, ЕДВА НЕ ТЕРЯЯ СОЗНАНИЕ, А МУЛ С БОТИНКОМ В СТРЕМЕНИ БЕЖИТ ОБРАТНО В ЛАГЕРЬ. У ДМИТРИЕВА КРУЖИТСЯ ГОЛОВА, ОН ПОЛЗЁТ, САМ НЕ ПОНИМАЯ КУДА. ВДАЛЕКЕ НА ОКРАИНЕ РОЩИ ВИДИТ ДВА ДЕСЯТКА НАГИХ АБОРИГЕНОВ БЕЗ ПЕРЬЕВ, В РУКАХ КОПЬЯ, В НОСАХ КОСТИ.

ДМИТРИЕВ (ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Чимакоки?.. Нагими не ходят… Кто это?..

ДМИТРИЕВ ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ. ПРИХОДИТ В СЕБЯ ОТ ТОГО, ЧТО СЕРЕБРЯКОВ ТРЯСЁТ ЕГО ЗА ПЛЕЧО.

СЕРЕБРЯКОВ (ДЕРЖИТ В РУКЕ БОТИНОК ДМИТРИЕВА):

Обувью в Чако разбрасываться нельзя.

ДМИТРИЕВ:

Ногу натёр. В сон склонило.


КАДР 39 

НАТ. ЧАКО. ФЕВРАЛЬ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА. ЛАГЕРЬ. НОЧЬ.

КАПРАЛ ДАВАЛОС (БУДИТ БЕЛЯЕВА И СЕРЕБРЯКОВА):

Выстрелы с севера! Из винтовки!

СЕРЕБРЯКОВ (МГНОВЕННО ПРОСЫПАЕТСЯ):

Боливийцы! Прячемся!

ВСЕ ПРЯЧУТСЯ В РОЩЕ. ВОЗВРАЩАЮТСЯ В ЛАГЕРЬ ПОЗДНИМ УТРОМ. РАЗЖИГАЮ КОСТЁР, ГОТОВЯТ ПИЩУ.

БЕЛЯЕВ:

До сих пор нет отряда Шиди…

ВДАЛЕКЕ РАЗДАЮТСЯ ВЫСТРЕЛЫ.

БЕЛЯЕВ (РАДОСТНО):

Они! Я уверен – они! Охотятся!

ДМИТРИЕВ:

Выдвигаемся навстречу?

СЕРЕБРЯКОВ:

Сами нас быстрее найдут. А вот и они!

ИЗ РОЩИ ВЫХОДЯТ ДЕСЯТКА ДВА ЧИМАКОКО С ВОЖДЁМ ШИДИ, В НАБЕДРЕННЫХ ПОВЯЗКАХ, С ГОЛЫМ ТОРСОМ И ПЕРЬЯМИ НА ГОЛОВЕ, ЗА СПИНОЙ ОДНОЗАРЯДНЫЕ «РЕМИНГТОНЫ», ЛУКИ И СТРЕЛЫ, НЕСУТ ТУШУ КАБАНА И ОЛЕНЯ. БЕЛЯЕВ ПО;БРАТСКИ ОБНИМАЕТСЯ СО ВСЕМИ. СРЕДИ ИНДЕЙЦЕВ ДВЕ МОЛОДЫЕ ДЕВУШКИ. ДМИТРИЕВ ЗАСМОТРЕЛСЯ НА ОДНУ, А ОНА НА НЕГО. ЭТО ЗАМЕЧАЕТ МОЛОДОЙ ЧИМАКОК, ПОДХОДИТ С ОБЕИМИ ДЕВУШКАМИ К ДМИТРИЕВУ.

МОЛОДОЙ ЧИМАКОК (ДМИТРИЕВУ):

Ичико! Это моя жена, а это - младшая сестра Киане.

КИАНЕ ОПУСКАЕТ ГЛАЗА И ЧТО-ТО ГОВОРИТ НА СВОЁМ ЯЗЫКЕ.

МОЛОДОЙ ЧИМАКОК (ДМИТРИЕВУ):

Говорит, у тебя глаза голубые. Никогда не видела. Очень красиво. 

ОНИ ОТХОДЯТ К КОСТРУ. ДМИТРИЕВ ЗАМЕЧАЕТ, ЧТО КИАНЕ НАБЛЮДАЕТ ЗА НИМ. ОН ИДЁТ К КОСТРУ. БРАТ КИАНЕ ПОКАЗЫВАЕТ ЕМУ НА МЕСТО РЯДОМ С НЕЙ.


КАДР 40

ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 1904-Й. УТРО. БЕЛЯЕВ ЛЕЖИТ КРОВАТИ В СВОЕЙ КВАРТИРЕ, ДОВОЛЬНО ЖМУРИТСЯ ОТ ЯРКОГО СОЛНЦА.

БЕЛЯЕВ (СЧАСТЛИВ, ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Я люблю и любим! Ничто не может сравниться с небесною радостью, которую испытываешь в осознании, что все мысли и дела твои принадлежат тому, кто любит тебя более всего на свете, для кого весь мир наполнен любовью к тебе!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Мы решили оставить наши отношения в тайне от всех, кроме особо доверенных лиц. Я даже не ездил к Марусе на дачу, чтобы хозяева не заподорзили. На рыжем, почти чистокровном жеребце Ваверлее я подъезжал с вестовым к заветному камушку. Маруся садилась ко мне в седло и мы вместе исчезали в тенистых лесах Коерова, скакали по высокой ржи под Александровкой и косогорам Дудергофа и Киргофа. В сентябре Маруся сняла комнатку в городе. Я навещал её через день и вскоре из казармы переехал в квартиру брата, перебиравшегося к невесте. Маруся приходила обедать и оставалась до вечера. Готовил и убирался мой денщик Ворона, поверенный в наших амурных делах. Чтобы помочь Марусе с образованием, я хлопотал о приличном пансионе для неё. Познакомил с отцом и братом. Оба пришли в сердечное умиление при виде прелестной красавицы. Отец тайно от мачехи купил для нас мебель, назвал Марусю “милой доченькой” и уехал к командиру бригады хлопотать о разрешении на брак. Герцог Макленбургский был многим обязан моему отцу, но суровый генерал;лейтенант Баумгартен оставался низкого мнения о его артиллерийских способностях и герцог, опасаясь за своё положение, принял формальную сторону.

ГЕРЦОГ МАКЛЕНБУРГСКИЙ (ОТЦУ ИВАНА ТИМОФЕЕВИЧА БЕЛЯЕВА, ВАЖНО, СТРОГО):

Ваш сын - офицер, гвардеец, дворянин из достойной семьи. Может жениться только на девушке достойного происхождения.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Между тем год назад мой приятель Макеев женился на дочери пивовара из Риги, а герцог не возражал. Я попробовал устроить удочерение Маруси в приличной семье, но не получилось. Свадьбу отложили, а летом она уехала в Леонтьевское с Махочкой и Ангелиночкой. А осенью меня командировали провести перепись в родном Гдовском уезде. У железной дороги недалеко от Луги заметил новую церковь.

НАСТОЯТЕЛЬ ЦЕРКВИ (БЕЛЯЕВУ, ГЛЯДЯ НА ЦЕРКОВЬ, ЖАЛОБНО):

Гордость моя и несчастие несказанное. Уже заканчивали работы, как украли деньги. Отдал все сбережения, но всё равно остался должен. От сего жена захворала и дитя за ней. Нужда крайняя, безгрошовая! Прихожане предлагали помощь, но я ведь знаю потом укорять будут.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Я предложил нужную сумму и попросил о тайном венчании. Снял в Петербурге уютную квартиру в три комнаты, привёз мебель и прислугу Машу из Леонтьевского, так как мой денщик Ворона ушёл в запас, а другого я брать не хотел, чтобы не разглашать тайну. Туманным октябрьским утром в тусклом свете фонарей я отправился в казармы просить отпуск. Во дворе было тихо, но поднимаясь по лестнице, я услышал шум и оживление в казарме. На лестнице ожидал фельдфебель Ивко.

ИВКО (НЕРВНО):

Ваше высокоблагородие! Начальник артиллерии спрашил о Вас. Бунт! Объявлена мобилизация. Вы назначены командиром. Генерал Хитрово только что убыл в 4-ю батарею. Успеете нагнать.

БЕЛЯЕВ БЕГОМ СПУСКАЕТСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ДОГОНЯЕТ ВО ДВОРЕ ГЕНЕРАЛА ХИТРОВО.

БЕЛЯЕВ (БЕСПОКОЙНО):

Ваше превосходительство…

ХИТРОВО (ВЕЖЛИВО):

Иван Тимофеевич, милейший, волнения в Финляндии, мобилизован сводный гвардейский отряд генерала Щербачёва, преображенцы и павловцы сведены в батальон, усилены нашей батареей. Командуйте!

БЕЛЯЕВ (ПОТЕРЯННО):

Я?.. Как же так?.. А полковник Шульман?

ХИТРОВО:

Заболеть изволил.

БЕЛЯЕВ (НЕУВЕРЕННО):

Но я самый младший по званию…

ХИТРОВО (ПАФОСНО):

Кому же, как не Вам, милейший?

БЕЛЯЕВ (СОМНЕВАЯСЬ):

На законном основании?

ХИТРОВО (ПАФОСНО):

На самом наизаконнейшем! Получите пополнение от гвардейских батарей и на Финляндский вокзал. А пока мобилизуется гвардейский корпус, отвечаете и за столицу.

БЕЛЯЕВ ПРИБЕГАЕТ В КАНЦЕЛЯРИЮ. ПОЛКОВНИК ШУЛЬМАН В КАБИНЕТЕ ДЫМИТ СИГАРОЙ, ОФИЦЕРЫ ПОСПЕШНО СОБИРАЮТСЯ, ВЫБЕГАЮТ ВО ДВОР, СТРОЮТСЯ У ВОРОТ НА ВЫХОД ИЗ БРИГАДНОГО ДВОРА, НО ВЕСТОВОЙ ПРИНОСИТ ПРИКАЗ ОЖИДАТЬ ДО НОВОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ. БЕЛЯЕВ БЕЖИТ К МАРУСЕ СООБЩИТЬ О СРОЧНОМ ЗАДАНИИ. ЗАСТАЁТ ЕЁ В СЛЕЗАХ.

МАРУСЯ (РЫДАЕТ):

Ванечка, гдовский настоятель утонул с семьёй на переправе через Волхов!

БЕЛЯЕВ (КРЕСТИТСЯ):

Господи, помилуй… Я срочно отбываю. Переезжай ко мне вместе с Машей.

БЕЛЯЕВ БЕЖИТ ОБРАТНО В КАЗАРМЫ. ВЕСТОВОЙ ВРУЧАЕТ ЕМУ ДЕПЕШУ:
“Отряду спешно погрузиться на Балтийском вокзале, восстановить сообщение с Государем и идти на Ораниенбаум. Кронштадт горит. Комендант оказывает отчаянное сопротивление с тремя ротами пехоты против 20 взбунтовавшихся экипажей. Немедленно исполняйте.”

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Разоружение шло медленно, но без столкновений, лишь в трёх случаях пришлось навести орудия. Трое суток я провёл на улицах и в казармах. Бунт был подавлен. В ночь на 5-е ноября получили приказ грузиться обратно. Шёл домой ночью, один, по мокрым тротуарам. Не оставляло предчувствие, что смута не закончится с окончанием мятежного 1905-го года.


КАДР 41

НАТ. ЧАКО. ФЕВРАЛЬ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ПРОДВИГАЕТСЯ ДАЛЬШЕ НА ЗАПАД ЧАКО В ПОИСКАХ ЛАГУНЫ ПИТИАНТУТА. СЕЛЬВА. ПОДХОДЯТ К ЛАГУНЕ ОРНАМЕНТЕ В ПОЛВЕРСТЫ В ШИРИНУ, МЕЛКАЯ, НЕ ВЫШЕ КОЛЕН. ЧИМАКОКИ ИДУТ НА ОХОТУ, ДАВАЛОС СОБИРАЕТ ЯЙЦА ВОКРУГ ЛАГЕРЯ, ДМИТРИЕВ ИДЁТ В ПРИБРЕЖНЫЕ КУСТЫ НАЛОМАТЬ СУХИХ ВЕТОК ДЛЯ КОСТРА. ЛОШАДИ И МУЛЫ ПЬЮТ ВОДУ, ПАСУТСЯ У БЕРЕГА. ТОЛЬКО МУЛ АЛИ НЕПОДВИЖНО СТОИТ У БЕРЕГА, ГРУСТНО НАБЛЮДАЯ ЗА ДМИТРЕВЫМ.

ДМИТРИЕВ (ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Животное, а сожалеет, что ударил меня о пальму! Надо помириться.

ДМИТРИЕВ ПОДХОДИТ К МУЛУ СЗАДИ, ПРОТЯГИВАЕТ РУКУ, ЧТОБЫ ПОГЛАДИТЬ СПИНУ, НО МУЛ НЕОЖИДАННО БЬЁТ ЕГО КОПЫТОМ В ЖИВОТ. ДМИТРИЕВ ПАДАЕТ НА СПИНУ В 2-Х МЕТРАХ ОТ БЕРЕГА. СТЕКЛЯННЫМИ, НЕПОДВИЖНЫМИ ГЛАЗАМИ СМОТРИТ В НЕБО И ШИРОКО ОТКРЫТЫМ ПАРАЛИЗОВАННЫМ РТОМ ИЗО ВСЕХ СИЛ ПЫТАЕТСЯ СДЕЛАТЬ ВДОХ. ЧУВСТВУЕТ, КАК ВОДА ДВУМЯ СТРУЙКАМИ ЗАТЕКАЕТ В РОТ. ОТ СТРАХА У НЕГО ТЕМНЕЕТ В ГЛАЗАХ, А В НЕБЕ ВИДИТСЯ ОГРОМНАЯ РУКА С ДЕРЕВЯННЫМ КОВШОМ, ТЯНЕТСЯ К НЕМУ, ЧТОБЫ НАЛИТЬ В РОТ КОРИЧНЕВУЮ ЖИДКОСТЬ, НО ПУТЬ ПРЕГРАЖДАЕТ МОРДА АЛИ. РУКА С КОВШОМ ИСЧЕЗАЕТ. АЛИ ХВАТАЕТ ДМИТРИЕВА ЗА РУБАШКУ И ВЫТАСКИВАЕТ НА БЕРЕГ. ДМИТРИЕВ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ НА БОК И ТЯЖЕЛО ДЫШИТ.


КАДР 42

ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НОЯБРЬ 1906-ГО. БЕЛЯЕВ В КВАРТИРЕ У МАРУСИ.

БЕЛЯЕВ (МАРУСЕ, ПАФОСНО):

Венчаться! В самой глухой деревне! Не завтра, так послезавтра!

МАРУСЯ (СЧАСТЛИВО):

Непременно, а пока ложись, третий час уже.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Мне снилась свадьба брата Миши в Леонтьевском. На санях по заснеженным полям мы мчались через сосновый бор. Снега столько, что не видно ни одной иголки. Миша женится! Счастье какое! А вокруг такая красота, что душа радуется и за него, и за родные места. Но в пустом доме холоднее, чем на улице, протоплены только две комнаты для молодых. Переодевшись, мы мчимся в церковь, построенную купцом Хроповым на высоком бугре за еловой рощей. Священник из уважения к нашей семье так затянул службу, что окоченели руки с золотыми венцами и замёрзло шампанское под овчиной в санях. На обратном пути на краю оврага ямщик “на счастье” вывалил молодых в глубокий снег. Дома мы отогрели шампанское, открыли без хлопка, раздался звон бокалов, смех и снова мы помчались по родным полям и косогорам при полной Луне.


КАДР 43

НАТ. ЧАКО. КОНЕЦ ФЕВРАЛЯ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА В ЧАКО. ПРОХЛАДНОЕ УТРО. ЛЕТО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ В ЮЖНОМ ПОЛУШАРИИ. ДНИ СТАНОВЯТСЯ ХОЛОДНЕЕ. ИДУТ ЧЕРЕЗ ДЖУНГЛИ. БЕЛЯЕВ ПРОВЕРЯЕТ ОСТАВШИЕСЯ ЗАПАСЫ: ДВАДЦАТЬ ФУНТОВ САХАРА, ДЕСЯТЬ БАНОК СГУЩЁНКИ, СТО ДВАДЦАТЬ ГАЛЕТ, ПОЛМЕШКА МУКИ И ПОСЛЕДНИЙ ПАКЕТ КАКАО.

БЕЛЯЕВ (ВСЕМ УЧАСТНИКАМ ЭКСПЕДИЦИИ):

Будем питаться только охотой и пальмами.

ЧИМАКОКИ СРУБАЮТ ПАЛЬМУ, ВЫНИМАЮТ МЯГКУЮ СЕРДЦЕВИНУ, РОЮТ ЯМКУ В ЗЕМЛЕ, РАЗВОДЯТ В НЕЙ КОСТЁР, ГОРЯЧИЕ УГЛИ ПОСЫПАЮТ ПОЧКАМИ, МЯКОТЬ ПАЛЬМ ЗАВОРАЧИВАЮТ В ПАЛЬМОВЫЕ ЛИСТЬЯ, КЛАДУТ НА УГЛИ И ПОЧКИ, ЗАСЫПАЮТ ГРУНТОМ. ПОКА ГОТОВИТСЯ, ВСЕ ПЬЮТ «ПАЛЬМОВЫЙ ЧАЙ». БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ.

ДМИТРИЕВ (С УДОВОЛЬСТВИЕМ ЕСТ ПРИГОТОВЛЕННУЮ СЕРДЦЕВИНУ ПАЛЬМ):

Вкусно! Похоже на тушёную капусту.


КАДР 44

НАТ. ИНТ. КУБАНЬ. 1919-Й. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА. ГЕНЕРАЛ БЕЛЯЕВ БОЛЕН ТИФОМ, БРЕДИТ. У НЕГО ЖАР. РЯДОМ РОДНОЙ БРАТ МИХАИЛ И ЖЕНА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА.

МИХАИЛ:

Ваня, не испугаешься, если повезём тебя в госпиталь на катафалке? Больше не на чем.

МИХАИЛ И АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА САДЯТСЯ ПО БОКАМ. СОЛДАТ НА КОЗЛАХ ИЗО ВСЕХ СИЛ ПОДГОНЯЕТ КЛЯЧУ, ПРИВЫКШУЮ ТАСКАТЬСЯ НА КЛАДБИЩЕ ШАГОМ. БЕЛЯЕВ ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ. ПОВОЗКА ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ У ВОРОТ МРАЧНОГО ЗДАНИЯ. БЕЛЯЕВА НЕСУТ НА РУКАХ, ОПУСКАЮТ В ХОЛОДНУЮ ВАННУ. ОН ПРИХОДИТ В СОЗНАНИЕ И СНОВА ТЕРЯЕТ. ОЧНУЛСЯ В ГОРЯЧЕМ ПОТУ НА КРОВАТИ В ПАЛАТЕ. НАПРОТИВ ПУСТАЯ, СУХАЯ КРОВАТЬ. БЕЛЯЕВ ПО ПОЛУ ПОЛЗЁТ К НЕЙ, ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ, ПРИХОДИТ В СЕБЯ, ДОПОЛЗАЕТ ДО КРОВАТИ И ЗАСЫПАЕТ. ПРОСЫПАЕТСЯ ОТ ГРОМКОГО ГОЛОСА.

ДОКТОР КРОЛЬ:

Что вы делаете, генерал! Это кровать для Вашей жены! У Вас тиф! Заразить хотите?! Сестра, пропало сердцебиение! Колите дигален!

БЕЛЯЕВ ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ, ПОСЛЕ УКОЛА ПРИХОДИТ В СЕБЯ. РЯДОМ С НИМ НА КРОВАТИ СИДИТ ЖЕНА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА, ПЛАЧЕТ, ЧИСТИТ МАНДАРИНЫ И КЛАДЁТ ЕМУ ДОЛЬКИ НА ГРУДЬ. В ПАЛАТУ ВХОДИТ ДОКТОР КРОЛЬ.

ДОКТОР КРОЛЬ:

Идёте на поправку, генерал! Рад за Вас. А я скоро умру. Вчера чистил язык генералу Веверну. Тоже тиф. Укусил меня за палец. Через восемь дней появится сыпь. А сердце у меня слабее Вашего… В Батуме осталась дочь, совершенно без денег…

БЕЛЯЕВ (СЛАБЫМ ГОЛОСОМ):

Даю слово, доктор…

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ВЫТИРАЯ СЛЁЗЫ):

Ванечка, у меня после мандаринов осталось пятьсот рублей. Пошлю сегодня же. А в Атаманский дворец привезли барона Врангеля. Тоже тиф. Открыл глаза и первым делом “как мой Беляев?” А Деникин с Романовским готовят наступление на Москву, но Врангель хочет на Царицын. Мы с ним?


КАДР 45

НАТ. ЧАКО. 3-Е МАРТА 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ БЕЛЯЕВА ДОХОДИТ ДО ОЧЕРЕДНОЙ ЛАГУНЫ.

БЕЛЯЕВ:

Здесь разобьём лагерь!

ЧИМАКОКИ МАШУТ РУКАМИ И БЕСПОКОЙНО ТАРАТОРЯТ.

ДМИТРИЕВ (БЕЛЯЕВУ):

Что происходит?

БЕЛЯЕВ (НАСТОРОЖЕННО):

Чувствуют запах морос.

ДМИТРИЕВ:

Запах чего?

БЕЛЯЕВ:

Племя каннибалов. Чимакоки когда-то жили в этих землях, но пришли морос и многих истребили. Теперь панически боятся их.

ДМИТРИЕВ (ИСПУГАННО):

Ходят нагими?

 БЕЛЯЕВ:

Да, совсем дикие. Откуда знаете?

ДМИТРИЕВ (СОМНЕВАЯСЬ):

Ну, если совсем дикие, значит нагие.

БЕЛЯЕВ (СЕРЕБРЯКОВУ):

Выставляйте посты, есаул.

СЕРЕБРЯКОВ:

Слушаюсь, Ваше превосходительство.

НОЧЬ. НЕ ЖГУТ КОСТРЫ. НЕ СПЯТ. ЗАНЯЛИ КРУГОВУЮ ОБОРОНУ. НАПАДЕНИЯ МОРОС НЕ ПОСЛЕДОВАЛО. УТРО. ВСЕ УСТАЛЫЕ, НЕВЫСПАННЫЕ. СЕРЕБРЯКОВУ ПЛОХО: КРОВОТОЧАТ ДЁСНЫ, ШАТАЮТСЯ ЗУБЫ, БОЛЯТ НОГИ.

БЕЛЯЕВ (СЕРЕБРЯКОВУ):

Василий, у Вас цинга.

СЕРЕБРЯКОВ:

Lindo dia para morir. Прекрасный день, чтобы умереть. (ДМИТРИЕВУ) Я говорил, тут много таких дней.

ЧИМАКОКИ СИДЯТ ВОКРУГ КОСТРА, НЕРВНО ГОВОРЯТ МЕЖДУ СОБОЙ.

ДМИТРИЕВ (БЕЛЯЕВУ):

О чём они?

БЕЛЯЕВ:

Боятся идти дальше. Пусть возвращаются, заодно доставят Вас, Василий, в госпиталь доставят. (ДМИТРИЕВУ) Оставим себе две лошади и два мула.

ШИДИ:

Я с тобой, Алебук! Возьму трёх воинов.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Остался Гарига из клана “уток”, исполнительный, невозмутимый, проницательный, отличный охотник, легко находил съедобные растения. Озорной подросток Кимаха из клана “обезьян” отлично лазил по деревьям за мёдом диких пчел, яйцами и фруктами, свистком подзывал птиц и стрелял из лука. Выносливый Турго из клана “страусов”, как казалось Дмитриеву, был неразумен и трусоват, но лучше всех ориентировался в джунглях, первым уходил за дровами и готовил пищу. У Шиди взгляд был всегда меланхоличный, торжественный и зловещий, как у настоящего вождя аборигенов. Он забирался на деревья, чтобы определить путь, а по вечерам пел священные песни и на ломаном испанском рассказывал сказки, а Беляев записывал.


КАДР 46

НАТ. ИНТ. 1918-Й. СЕВЕРО-ЗАПАД РОССИИ. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА.
14-ЛЕТНИЙ КАДЕТ ДМИТРИЕВ С КАВАЛЕРИСТАМИ СКАЧЕТ В СВОЙ ПОЛК. ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ НА ПОСТУ, ЕДЯТ ИЗ КОТЕЛКОВ СОЛДАТ. ДМИТРИЕВ СОБИРАЕТ СОЛОМУ ДЛЯ СВОЕГО КОНЯ АРЫМА. НОЧУЮТ В ПОЛУСГНИВШЕЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ ИЗБЕ. ДМИТРИЕВ ОТ УСТАЛОСТИ МГНОВЕННО ЗАСЫПАЕТ НА СТАРОЙ СКАМЬЕ. ПРОСЫПАЕТСЯ ОТ ГРОМКОГО СТУКА В ОКНО.

СЕРЖАНТ:

Кадет, бегом на пост наблюдения!
 
ДМИТРИЕВ ВСКАКИВАЕТ СО СКАМЬИ И ТУТ ЖЕ ОТ СЛАБОСТИ ПОДАЕТ НА НЕЁ. У НЕГО ЖАР И КРУЖИТСЯ ГОЛОВА. СЕРЖАНТ ВЕДЁТ ЕГО НА ДАЛЬНИЙ ПОСТ.

СЕРЖАНТ (ДМИТРИЕВУ):

Ждём взвод разведки. Не стреляй! Пароль помнишь?

ДМИТРИЕВ ЛОЖИТСЯ НА ПОДСТИЛКУ, НАБЛЮДАЕТ ЗА МЕСТНОСТЬЮ, ДРОЖИТ, СО ЛБА ЛЬЁТСЯ ПОТ, СТАРАЕТСЯ НЕ ПОТЕРЯТЬ СОЗНАНИЕ. ЧЕРЕЗ РЕЧКУ ПЕРЕПРАВЛЯЮТСЯ ВСАДНИКИ, НАПРАВЛЯЮТСЯ К НЕМУ, НАЗЫВАЮТ ПРАВИЛЬНЫЙ ПАРОЛЬ. ДМИТРИЕВ ПРОПУСКАЕТ ИХ. ПРОДОЛЖАЕТ НЕСТИ ОХРАНЕНИЕ. СЕРЖАНТ ПРИВОДИТ АРЫМА.

СЕРЖАНТ (ДМИТРИЕВУ):

Снимайся! Полк передислоцировался. Догонять надо.

ДМИТРИЕВ С ТРУДОМ ЗАБРАЕТСЯ НА АРЫМА. ЕГО ТРЯСЁТ ОТ ЛИХОРАДКИ. АРЫМ САМ ВЕЗЁТ ЕГО К ПОЛУСГНИВШЕЙ ИЗБЕ И ДЕРЖИТСЯ В СТРОЮ КАВАЛЕРИСТОВ. У ДМИТРИЕВА НЕВЫНОСИМАЯ БОЛЬ В ЖИВОТЕ. ОН ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ. ПРИХОДИТ В СЕБЯ НА БЕРЕГУ ОЗЕРА. ВЕТЕР. ВОЛНЫ ПОДКАТЫВАЮТСЯ К САПОГАМ. ОН ЛЕЖИТ НА РЫБОЛОВНЫХ СЕТЯХ. РЯДОМ АВТОМОБИЛЬ С ВОДИТЕЛЕМ, ГРОМКО ГУДИТ МОТОР. НАД НИМ СКЛОНИЛАСЬ МЕДСЕСТРА.

ДМИТРИЕВ (ЖАЛОБНО ШЕПЧЕТ):

Я Вас знаю. Вы баронесса Розен.

МЕДСЕСТРА:

Теперь сестра милосердия. У тебя перитонит. Отвезём в Гдов.

ДМИТРИЕВ:
 
Где Арым?

МЕДСЕСТРА:

С полком ушёл.

ДМИТРИЕВ ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ.


КАДР 47

ИНТ. НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 1906-Й.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

В восемь утра я уже был в канцелярии, оформлял двухдневный отпуск. Шульман, к счастью, отсутствовал. На батарее встретил Сергиевского и Стефанова с повязкой на голове.

СЕРГИЕВСКИЙ (ПОКАЗЫВАЕТ НА СТЕФАНОВА):

При выгрузке упал в открытый люк. 

БЕЛЯЕВ:

За мной, в Леонтьевское!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Маруся уложила в чемоданы подвенечное платье и парадный костюм. Через шесть часов на поезде мы прибыли в Нарву и на тройке по первой пороше отправились в моё родное Леонтьевское. Усадьба светилась огнями. Пока местная учительница одевала Марусю, я побежал в церковь. Сбылось недоброе предчувствие - батюшка забыл протопить. Окна заиндевели, морозно как на улице, ледяной пол будто слился с ногами. Пришлось надеть валенки. Пытаясь сгладить оплошность, батюшка венчал торжественно, неторопливо, растянув службу на три часа. Отогревались в его протопленной горнице. Налив шампанское, Сергиевский закричал “горько”.

КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

…В Петербурге штабной писарь показал мне секретный запрос командующего гвардией Великого Князя о тайных браках офицеров. Он сам недавно обвенчался без огласки и теперь интересовался, кто ещё мог так поступить, надеясь оправдаться, если откроется тайна. В бригаде нашли офицеров в постоянных отношениях с дамами низкого сословия, но женатых церковным браком не оказалось.

БЕЛЯЕВ:

Маруся, подготовь квартиру и место в гардеробе. Предчувствую, пришлют с проверкой капитана Свидерского-Пономаревского.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

После обеда в дверь позвонили.

СВИДЕРСКИЙ-ПОНОМАРЕСКИЙ:

Вот, решился навестить, так сказать. Уютно. Столовая?

БЕЛЯЕВ:

Да. Направо мой кабинет. На кушетке спит отец, когда приезжает из Кронштадта. Просела пружина, но уверяет, что ямка доставляет величайший комфорт. Спальня. Прошу!

СВИДЕРСКИЙ-ПОНОМАРЕСКИЙ:

Мило. Портрет батюшки? А это? Дама сердца? В отношениях?

БЕЛЯЕВ:

Мама. Скончалась через пять дней после моего рождения.

СВИДЕРСКИЙ-ПОНОМАРЕСКИЙ:

Простите великодушно. Я, собственно, на минуту. Прощайте.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

У Маруси оказалась тяжёлая беременность. Лето мы провели в Леонтьевском на свежем воздухе, а весной целый месяц в Красной Поляне, но Марусе лучше не стало и я выпросил недельный отпуск, чтобы снова отвезти её в Леонтьевское, но было уже поздно. Она умерла при родах.

МАРУСЯ (БЕЛЯЕВУ):

Умереть не страшно. Переживаю только за тебя. Как ты один будешь?

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Не прожив двух лет в браке, я потерял жену и ребёнка. Вспомнилось с особой остротой, что и мама умерла через пять дней после моего рождения. Тогда я поклялся никогда не иметь детей, чтобы из-за меня больше не умерла ни одна женщина.


КАДР 48

НАТ. ЧАКО. МАРТ 1931-ГО. ЛУННЫЙ ВЕЧЕР. ДМИТРИЕВ И КИАНЕ СИДЯТ РЯДОМ, ОБНЯВШИСЬ. МОЛЧА СМОТРЯТ НА ЛУНУ В КРОНАХ ДЕРЕВЬЕВ И ЗВЁЗДЫ НАД ГОЛОВОЙ. УХАЮТ СОВЫ, ХОХОЧУТ ЧАХИ. РАЗДАЁТСЯ РЁВ ГОЛОДНОГО ЯГУАРА. КИАНЕ ВЗДРАГИВАЕТ, СМОТРИТ ДМИТРИЕВУ В ГЛАЗА И КЛАДЁТ ПАЛЕЦ НА ПОДБОРОДОК. НОЧЬЮ ДМИТРИЕВ ВОРОЧАЕТСЯ ПОД ПРОТИВОМОСКИТНОЙ СЕТКОЙ НЕ В СИЛАХ УСНУТЬ, САДИТСЯ РЯДОМ СО СПЯЩЕЙ КИАНЕ, НАКРЫВАЕТ ЕЁ СВОЕЙ СЕТКОЙ. УТРОМ ДАВАЛОС УЛЫБАЕТСЯ И ОТДАЁТ ДМИТРИЕВУ СВОЮ СЕТКУ. К ДМИТРИЕВУ ПОДХОДЯТ ШИДИ И КИАНЕ С БРАТОМ. КИАНЕ ГОВОРИТ НА СВОЁМ ЯЗЫКЕ.

ШИДИ (ПЕРЕВОДИТ ДЛЯ ДМИТРИЕВА НА ИСПАНСКИЙ):

Ичико, она будет ждать тебя в нашей деревне.

ОТРЯД ЧИМАКОКОВ С СЕРЕБРЯКОВЫМ УХОДЯТ ОБРАТНО НА ВОСТОК. КИАНЕ ИДЁТ ПОСЛЕДНЕЙ, ОГЛЯДЫВАЕТСЯ, СМОТРИТ НА ДМИТРИЕВА.


КАДР 49

НАТ. УРУГВАЙ. МОНТЕВИДЕО. АВГУСТ 1930-ГО.
ДМИТРИЕВ ИДЁТ НА ВОКЗАЛ ПОКУПАТЬ БИЛЕТЫ НА ПОЕЗД В ПАРАГВАЙ. НА УЛИЦЕ ГУАВИЖУ В РАЙОНЕ ГОЕС ДМИТРИЕВ ВИДИТ ПРАВОСЛАВНУЮ ЦЕРКОВЬ ВОСКРЕСЕНИЯ ХРИСТОВА, КРЕСТИТСЯ.

ГОЛОС ЗА СПИНОЙ (ВАСИЛЬКО):

Господин хороший…

ДМИТРИЕВ УДИВЛЯЕТСЯ ВИДУ НЕЗНАКОМЦА: ЛЕТ 35, А НА ВИД СОВСЕМ СТАРИК, ИЗНОШЕННЫЕ ЛАПТИ, ШИРОКАЯ КОСОВОРОТКА НАВЫПУСК, КОЗЛИНАЯ БОРОДКА И ГУСТЫЕ БРОВИ, НАПОЛОВИНУ ЗАКРЫВАЮЩИЕ ГЛАЗА.

ВАСИЛЬКО:

Вижу - русский, с дворян.

ДМИТРИЕВ (НЕ ЗНАЕТ, КАК СЕБЯ ВЕСТИ С ЭТИМ СТРАННЫМ НЕЗНАКОМЦЕМ):

Здравствуйте. Рад встретить соотечественника. Храм-то какой красивый.

ВАСИЛЬКО (ГОВОРИТ НАРАСПЕВ, ХИТРОВАТО):

Атоть. Перекреститьси, вижу, изволили. Протоиерей Изразцов с Аргентины устроил богодельню сию. Тут наши, сербы с греками да сирийцы с болгарами. Даже ахсетин есть, Мисост Гайтов. Поначалу построили вон той домик с верандкой. Рясного поселили, утварь привезли да иконостасик походнай, а литурговали в гостинай. Как народишку поприбавилоси, пристроили коридорчик длиннющий с галерейкой. Там и служили, но мало показалоси. В садочке по камешку церковку собрали, куполок надвинули, а деревья под корешок! С Югославии выписали нового рясного, Митрофана Виноградова, а в домике устроили взаимопомощь да клубик для казачков. Недалече строют книговну да школку с садком для малых. Раз ты с дворян, то ахфицер, небось?

ДМИТРИЕВ (НАСТОРОЖЕННО):

Кадетом был.
 
ВАСИЛЬКО:

Сюды приходють умнёхие господа в очках да ахфицеры, всё больше врангелевцы. А ты к нам в землю уругвайскую насовсем аль как?

ДМИТРИЕВ:

Проездом.

ВАСИЛЬКО (НАИГРАННО РАЗОЧАРОВАННО):

Ой печаль-то какая!

ДМИТРИЕВ:

Отчего же?

ВАСИЛЬКО:

Познакомил бы табя с людьми тутошними достойнымя. Вот послухай кто есть ишо. Заведует взаимопомощью Степан Бурляй, кредиты даёть. А староста церковнай - Сашка Белов. Советником у яго ахфицер Мишка Мушкетов, а другой, с крестом на груди ходить, Тимошка Долгов. А ишо механик Костька Кухта да фотограф Колька Еремиев. С книжками таскается Колька Алтухов, истории учить. Анька Томисич на пиянине играт, а Андрюшка Поярков псаломы затягиват. Приехал ишо рясной Александр по фамилии Шебашев, тоже с крестом на грудях. Говорять, водил наших солдатиков на немца да крестом размахивал, в Гичоне землицу купил для монахинь нашенских с земли китайской, но они в Чилию отъехали. А казачки сбираютси у майкопского Мишки Морозова на улице Мануэль Эррера, празднують Покров. Всё в черкесках, шароварах да с шашками, а на столе мясо, квас, сидр да рыбка копчёная. А дом яво виллой кубанской кличуть, потому как кубанцы туды ходють. Игоришка Чеботарёв, Сашка Шилкин да Колька Чёрный, а ишо донцы Костька Жиров, Сашка Манухин, Тимошка Козьма да терцы Мишка Агадьянов с Петькой Аликовым.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Как всех помнишь?

ВАСИЛЬКО (РАДОСТНО ТАРАТОРИТ):

С малых лет всё под шапку кладу да ничегошеньки не вымаю. Казаки-то хотять в России-матушке большевика изничтожить, капитан Мацылев в какой-то РОВС зазыват. А покамест шашки точють, извозчиками да конюхами роблють, охотой да рыбой промышлять и коров с лошадью держать. А Жиров теятр “Солис” украсил изнутрёв. Видал теятр-то? Ох большущий! Ты голоднай, небось? Идём к лошадке моей. В телеге припасы имею, домашния, запечёныя.


КАДР 50

НАТ. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ДЕКАБРЬ 1907-ГО. ПОЧТАМТ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

После смерти Маруси я не находил покоя. Отводил душу с сестрой и братом Мишей. Переехал к брату Сергею, как просила Маруся перед смертью.
Офицеры и солдаты искренне сочувствовали, но вне службы я испытывал крайнее одиночество. Хотелось умереть или уехать на край земли, но парагвайского представительства в Петербурге не оказалось, а Мексика и Филиппины отказали.
Тёмным декабрьским днём 1907-го я пошёл на почту в Сапёрном переулке, откуда когда-то посылал Марусе письма и посылки. Работали только две барышни. Одна смотрела на мня, не отводя глаз даже когда разговаривала с соседкой. Я вспомнил, что раньше она работала этажом выше, но ничем не привлекла моего внимания. Теперь же казалась родной и близкой. Выходя, я невольно обернулся. Она продолжала смотреть на меня и улыбнулась.

БЕЛЯЕВ (ШВЕЙЦАРУ НА ПАРАДНОЙ ЛЕСТНИЦЕ):

Кто эта барышня?

ШВЕЙЦАР:

Не могу-с доложить. О ней все спрашивают, но сказывать не велено. Провожаю через чёрный ход. Извольте видеть (ШВЕЙЦАР ПОКАЗЫВАЕТ НА ТЁМНЫЕ МУЖСКИЕ СИЛУЭТЫ ПО УГЛАМ УЛИЦЫ)

БЕЛЯЕВ:

Вижу, ты из солдат, поймёшь меня, офицера. Я не волокита. Должен узнать, кто она и где живет! Будет моею!

ШВЕЙЦАР:

Вижу, из благородных будете! Зовут Александра Александровна Захарова, а живёт-с в Басковом переулке, на третьем этаже второго дома от Бассейной. Помоги Вам Бог! 


КАДР 51

НАТ. ЧАКО. НАЧАЛО МАРТА 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ПРОДОЛЖАЕТ ПУТЬ НА ЗАПАД ЧАКО В ПОИСКАХ ЛАГУНЫ ПИТИАНТУТА. ИДУТ ПО БЕЗВОДНОЙ РАВНИНЕ С ВЫСОХШЕЙ ТРАВОЙ И НИЗКИМИ КУСТАРНИКАМИ С ЯДОВИТЫМИ ШИПАМИ. ПРИХОДИТСЯ ПЕТЛЯТЬ. ОХОТА НЕ ЛАДИТСЯ, ДРОВ ДЛЯ КОСТРА НЕ НАХОДЯТ. ЛОЖАТСЯ СПАТЬ ГОЛОДНЫЕ. РАНО УТРОМ ТУРГО ПРИНОСИТ ТОНКИЕ СУХИЕ ВЕТКИ. БЕЛЯЕВ ЧТО-ТО ПИШЕТ ДРОЖАЩИМИ ОТ ХОЛОДА РУКАМИ.

ДМИТРИЕВ (ОБРАЩАЕТСЯ К ТУРГО):

Давай зажарим мула.

ТУРГО (СТРОГО):

Ты ешь друзей, Ичико?

ДМИТРИЕВ:

Нет, конечно.

ТУРГО (СТРОГО):

Мы тоже. А мулы – наши друзья.

ДМИТРИЕВ (ДОСТАЁТ РЕВОЛЬВЕР И НАПРАВЛЯЕТ НА МУЛА, ВОЗМУЩЁННО):

Аборигены! Умрём от вашей дружбы!

БЕЛЯЕВ:

Отставить, кадет! Если застрелите, индейцы уйдут, а без них не найдём ни лагуну, ни дорогу обратно. Поворачиваем на северо-восток, к пальмовым рощам. Найдём там жилище, отдохнём, потом вернёмся.

ВСЕХ ОБРАДОВАЛО ЭТО РЕШЕНИЕ БЕЛЯЕВА, ИДУТ БОДРО, В ХОРОШЕМ НАСТРОЕНИИ. ШИДИ НЮХАЕТ ЗЕМЛЮ.

ШИДИ (ТРЕВОЖНО):

Морос!

БЕЛЯЕВ (ТРЕВОЖНО):

Держите оружие наготове.

ВЫХОДЯТ НА ПОЛЯНУ. ТАМ СДЕЛАНО МЕСТО ДЛЯ ОТДЫХА С НАВЕСОМ. ШИДИ ОСМОТРИВАЕТ И ОБНЮХИВАЕТ МЕСТО.

ШИДИ (ТРЕВОЖНО):

Морос были здесь тридцать ночей назад. Если есть навес, значит рядом вода.

ГАРИГА И КИМАХА ОТПРАВЛЯЮТСЯ НА ПОИСКИ ВОДЫ. НАХОДЯТ НЕБОЛЬШУЮ ЛАГУНУ С КРИСТАЛЬНО ЧИСТОЙ ВОДОЙ, ПОЛНУЮ УГРЕЙ. ЛОВЯТ, ГОТОВЯТ НА КОСТРЕ, ЕДЯТ ДО ИЗНЕМОЖЕНИЯ. ОТДЫХАЮТ, СНОВА ЛОВЯТ, КОПТЯТ В ДОРОГУ. ИДУТ ДАЛЬШЕ В ПОИСКАХ ПИТИАНТУТЫ, НО УГРЕЙ ХВАТАЕТ ТОЛЬКО НА ДВА ДНЯ. ВНОВЬ ПОЯВЛЯЮТСЯ СТРАХИ О ГОЛОДЕ. ВДРУГ ГАРИГА, ИДУЩИЙ ВПЕРЕДИ, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, ПОДНИМАЕТ РУКУ И БЕЖИТ В РОЩУ. СЛЫШАТСЯ ВЫСТРЕЛЫ. ВСЕ БЕГУТ К НЕМУ. ГАРИГА СИДИТ НА ТУШЕ ЧЁРНОГО БЫКА И ПО;ДЕТСКИ УЛЫБАЕТСЯ.

ГАРИГА:

Увидел тапира, а навстречу бык. Тапир убежал, а быка съедим.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

Загуа-а. 

ДМИТРИЕВ:

Что это значит?

БЕЛЯЕВ:

Одичавший бык, сбежал с ранчо. Деревня отменяется. Пируем здесь!



КАДР 52

ИНТ. УРУГВАЙ. АВГУСТ 1930-ГО. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДА САН ХАВЬЕР. ТАЙНЫЙ ДОМИК ВАСИЛЬКО.
ДМИТРИЕВ ПРОСЫПАЕТСЯ В СТАРОЙ КРОВАТИ НА МАТРАСЕ И ПОДУШКЕ, НАБИТЫХ СЕНОМ, УДИВЛЁННО СМОТРИТ ВОКРУГ, НЕ ПОНИМАЕТ ПОЧЕМУ НЕ МОЖЕТ ПОШЕВЕЛИТЬСЯ. В ДОМИКЕ ОДНА КОМНАТА, ПОЛУМРАК, В СТЕНЕ НАПРОТИВ ПОД НИЗКИМ ПОТОЛКОМ ЕДВА СВЕТИТСЯ СОЛНЦЕ В ОКОШКЕ, ЗАВЕШЕННОМ СТАРОЙ ТРЯПКОЙ.

ВАСИЛЬКО (НАСМЕШЛИВО, ТОРЖЕСТВУЯ):

Очухалси, малохольнай? Не вздумай бежати. Цепь до ведра токма.

ДМИТРИЕВ (ЕДВА МОЖЕТ ГОВОРИТЬ):

Кто ты?

ВАСИЛЬКО:

Василько. Аль запамятовал? Перевстренились у бесовского храмика. Крест-то твой снял. Таперича буду научати вере истиннай, праведнай, а то ишь машешь кулачищем на луковицы.

ДМИТРИЕВ:

Где я?

ВАСИЛЬКО:

В хатке моей, в леску дремучем.

ДМИТРИЕВ:

Зачем?

ВАСИЛЬКО (НАСМЕХАЯСЬ):

Чудак-человек! Говорю ж, научати буду на царствие.

ДМИТРИЕВ (УДИВЛЁННО):

Какое царствие?

ВАСИЛЬКО:

Помазанное, преходящее. Преобразиси у меня.

ДМИТРИЕВ (ВОЗМУЩЁННО):

Что ты несёшь, сумашедший?!

ВАСИЛЬКО (ТРЕПЕТНО ДЕРЖИТ В РУКАХ ТЕЛЕГРАММУ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА):

Ан нет! Обкумекал всё много летов уж как. Царствовать чрез тебя буду. Меня тутки дурачком привечат, а токма не дурачок, поумнёхей ихнева буду. Давай до ведра, а поутру научати стану. Обронил ты весточку преславную, а я нашёл по замыслу вышнему. Сколь годков ждал! Землица обетованная! Выпей вот. До дна, до дна!

ВАСИЛЬКО НАСИЛЬНО ВЛИВАЕТ ДМИТРИЕВУ В РОТ КОРИЧНЕВУЮ ЖИДКОСТЬ ИЗ КОВША.


КАДР 53

НАТ. ЧАКО. НАЧАЛО МАРТА 1931-ГО. ТЁМНАЯ БЕЗЛУННАЯ НОЧЬ.


В ПОЛНОЧЬ БЕЛЯЕВ ВЗДРАГИВАЕТ И ПРОСЫПАЕТСЯ. ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА, СМОТРИТ НА ЛУНУ И ЗВЁЗДНОЕ НЕБО. НА ФОНЕ ЗВЁЗД ВДРУГ ВИДИТ СЕБЯ НА ВСТУПИТЕЛЬНЫХ ЭКЗАМЕНАХ В КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ. ПРЕПОДАВАТЕЛИ ВОСХИЩАЮТСЯ ЕГО ОЦЕНКАМИ, НО НЕДОВОЛЬНЫ РЕЗУЛЬТАТАМИ МЕДИЦИНСКОЙ КОМИССИИ — ОН БЕЗНАДЁЖНО БЛИЗОРУК. ВАНЯ ПЛАЧЕТ В КОРИДОРЕ, А ЗА СТЕНКОЙ ТЁТЯ ГЕНРИЕТТА ИВАНОВНА ОТЧИТЫВАЕТ ГЕНЕРАЛА МАХОТИНА.

ГЕНРИЕТТА ИВАНОВНА (ВОЗМУЩЁННО):

Как Вы можете отказать? У нас в роду все мужчины – военные! Его братья учатся тут! Мальчик хочет на штыках умереть за Отечество!   

ВАНЯ ВНОВЬ ПРОХОДИТ ПРОВЕРКУ НА ЗРЕНИЕ И САМ НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА ГЕНЕРАЛ ДЕМЬЯНЕНКОВ ШЁПОТОМ ПОДСКАЗЫВАЕТ ЕМУ БУКВЫ. ВОТ ОН, УЖЕ КАДЕТ, СИДИТ ЗА ПАРТОЙ НА УРОКЕ МАТЕМАТИКИ. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ОБЪЯСНЯЕТ ТЕОРИЮ БЕСКОНЕЧНО МАЛЫХ ВЕЛИЧИН. ВДРУГ ЦИФРЫ НА ДОСКЕ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В ИНДЕЙСКИЕ ЛУКИ И СТРЕЛЫ, А ПОРТРЕТЫ ВЕЛИКИХ МАТЕМАТИКОВ СТАНОВЯТСЯ ПОРТРЕТАМИ ИНДЕЙСКИХ ВОЖДЕЙ.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ МАТЕМАТИКИ:

Кадет Беляев! Можно ли с помощью сей теории рассчитать площадь пространства, занимаемого индейцами Чако?

ВАНЯ БЕЛЯЕВ (ГРОМКО):

Никак нет! Нужна формула Питиантуты!

НЯНЯ ОЛЯ (ШЕПЧЕТ НА УХО БЕЛЯЕВУ):

Не кричи, Ваня. Сам Император идёт.

ВАНЯ БЕЛЯЕВ ВИДИТ В БОЛЬШОМ ЗЕРКАЛЕ ОТРАЖЕНИЕ ИМПЕРАТОРА, НЯНИ ОЛИ И САМОГО СЕБЯ - ЕМУ ВСЕГО ЛИШЬ ТРИ ГОДА И ОН НАХОДИТСЯ В ЛЕТНЕМ САДУ В САНКТ;ПЕТЕРБУРГЕ. НЯНЯ, СМУЩЁННАЯ, СНИМАЕТ С НЕГО ШАПОЧКУ, А ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ТРЕТИЙ ОТВЕЧАЕТ ЕДВА ЗАМЕТНЫМ КИВКОМ ГОЛОВЫ И, ПОПРАВИВ ЛЕНТУ С ОРДЕНАМИ, ТОРЖЕСТВЕННО СЛЕДУЕТ ДАЛЕЕ ПО ДОРОЖКЕ САДА. МЕЖДУ ДВУМЯ РАСКИДИСТЫМИ, ВЕКОВЫМИ ДУБАМИ САМИ ОТКРЫВАЮТСЯ ОГРОМНЫЕ ПОЗОЛОЧЕННЫЕ ДВЕРИ И ИМПЕРАТОР ВЕЛИЧЕСТВЕННО ВХОДИТ В ЗАЛ. ВДРУГ АЛЕКСАНДР ТРЕТИЙ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В СВОЕГО НАСЛЕДНИКА НИКОЛАЯ ВТОРОГО И БЕЛЯЕВ ПОНИМАЕТ, ЧТО ЭТО ПОСЛЕДНИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ БАЛ В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ ПЕРЕД НАЧАЛОМ ВОЙНЫ С ЯПОНИЕЙ. В ОГРОМНОМ КАМИНЕ ЯЗЫКИ ПЛАМЕНИ ВЫСВЕЧИВАЮТ ДАТУ «12 ЯНВАРЯ 1904». В РОТОНДЕ, В КРУГЛОМ ЗАЛЕ И НА ВХОДЕ ВО ФРЕЙЛИНСКИЙ ДВОР СТОЯТ ОГРОМНЫЕ СТОЛЫ С УГОЩЕНИЯМИ. ЛАКЕИ НА ЗОЛОТЫХ ПОДНОСАХ РАЗНОСЯТ ШАМПАНСКОЕ. ОРКЕСТР ИЗ ПЯТИСОТ СТРУННЫХ ИНСТРУМЕНТОВ ИГРАЕТ ПОЛОНЕЗ ИЗ ОПЕРЫ ГЛИНКИ «ЖИЗНЬ ЗА ЦАРЯ». К НИКОЛАЮ ВТОРОМУ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ СУПРУГА АЛЕКСАНДРА ФЁДОРОВНА В СВЕРКАЮЩЕЙ АЛМАЗНОЙ ДИАДЕМЕ. ЗА НИМИ СЛЕДУЕТ ЕГО МАТЬ — ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА — С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ ВЛАДИМИРОМ И ВЕЛИКОЙ КНЯГИНЕЙ МАРИЕЙ ПАВЛОВНОЙ. ГОСТИ НАЧИНАЮТ РАССАЖИВАТЬСЯ ЗА БЕСКОНЕЧНО ДЛИННЫМИ СТОЛАМИ.

ГЕНЕРАЛ (ВЕСЬ УВЕШАН ОРДЕНАМИ, ПЫШНОЙ ДАМЕ):

Мадам, не обрежтесь о мои звёзды!

ИМПЕРАТОР ЖДЁТ, КОГДА ВСЕ ЗАЙМУТ СВОИ МЕСТА. ПЕРЕД КАЖДЫМ ГОСТЕМ РАССТАВЛЕНЫ ШЕДЕВРЫ ПОСТАВЩИКОВ ДВОРА ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА: ФАРФОРОВАЯ ПОСУДА ГУБКИНА, ЗОЛОТЫЕ ПРИБОРЫ И СЕРЕБРЯНЫЕ ВАЗЫ АБРОСИМОВА, НАПОЛНЕННЫЕ ШОКОЛАДНЫМИ КОНФЕТАМИ ЭЙНЕМА. ЯПОНСКОМУ АТТАШЕ ОТВЕДЕНО МЕСТО В САМОМ КОНЦЕ СТОЛА У ПЫЛАЮЩЕГО КАМИНА — УКАЗАНИЕ НА ВЫСОЧАЙШУЮ НЕМИЛОСТЬ.

НИКОЛАЙ ВТОРОЙ (СТРОГО, ГРОМКО, ЕГО ГОЛОС ОТДАЁТСЯ ЭХОМ В ЗАЛЕ И КОРИДОРАХ):

Штабс-капитан Беляев! Почему без супруги? Не боитесь тоже впасть в немилость? (ИМПЕРАТОР БРОСАЕТ НЕДОВОЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА ЯПОНСКОГО АТТАШЕ) Ах да, Вы обвенчаетесь только через год, причём тайно. Мужайтесь, голубчик!

БЕЛЯЕВ (ИСПУГАННО):

Почему, Ваше Величество?

ОТ ИСПУГА БЕЛЯЕВ ЗАБЫВАЕТ ВСТАТЬ СО СТУЛА. ГОСТИ ВОЗМУЩЕНЫ ПОДОБНОЙ ДЕРЗОСТЬЮ, СМОТРЯТ НА НЕГО С УКОРОМ, СЛЫШИТСЯ НЕДОВОЛЬНЫЙ ШЁПОТ, ОТ ЭТОГО БЕЛЯЕВ СОВСЕМ ТЕРЯЕТСЯ, ПЫТАЕТСЯ ВСТАТЬ, НО НЕ В СИЛАХ ОТОДВИНУТЬ ТЯЖЁЛЫЙ СТУЛ.

НИКОЛАЙ ВТОРОЙ (СТРОГО, ГРОМКО ВЫСОКО ПОДНЯВ ГОЛОВУ):

Потом идите на почтамт! Там девица Сашенька сортирует письма. Отсортирует и Вашу судьбу.

БЕЛЯЕВ СНОВА ВИДИТ ПЕРЕД СОБОЙ ЗВЁЗДНОЙ НЕБО, ЛУНУ, ЧАКО. ЗАСЫПАЕТ.


КАДР 54 

НАТ. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ДЕКАБРЬ 1907-ГО. ПОЧТАМТ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Утром без семи восемь я шёл по Бассейной… Она! В норковой шубке со зверьками на шее. Догнал у самого входа на почту.

БЕЛЯЕВ (ВЕЖЛИВО):

Простите, что осмеливаюсь... В котором часу открывается ваше заведение?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (РАДОСТНО):

Ровно в восемь. Опаздываю!

БЕЛЯЕВ (РЕШИТЕЛЬНО):

Не хочу более потерять Вас из виду! Вот моя карточка. Никто не скажет худого слова. Где могу встретить Вас? В театре, на балу, у знакомых?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

К родителям ни за что! В других местах не знаю, когда буду. Уже опоздала, простите!

БЕЛЯЕВ:

Где и когда увижу Вас?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Так и быть! Послезавтра, в пять вечера, здесь.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Послезавтра было особенно холодно и я закутал её ладони своим башлыком:

БЕЛЯЕВ:

Согласны стать моей женой?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (СМУЩЁННО):

Совсем не знаю Вас!

БЕЛЯЕВ (ИСКРЕННЕ):

Весь пред Вами! Недавно потерял любимую жену и раз жизнь не оставляет меня, а смерть не находит, то не могу оставаться один. Будьте моею! Клянусь, буду беречь, никогда не обману! Верите?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (СМУЩЁННО):

Не знаю почему, но верю. Но что скажет общество? Разве не посмеются над нами?

БЕЛЯЕВ:

А мы посмеёмся над ними, от радости и счастья.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (СМУЩЁННО):

Как Вас зовут?

БЕЛЯЕВ:

Иван!

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (ЭМОЦИОНАЛЬНО):

Боже мой! Няня говорила, что выйду за Ивана и притом за вдовца! Когда увидела Вас год назад, постаралась узнать кто Вы и даже отказала многим, решив ждать Вас целый год. Год прошёл и Вы пришли!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

 Мы стали видеться каждый день. Однажды я застал её в слезах.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (РЫДАЯ):

Смотри, какое гадкое письмо от тёти! Нашла мне богатого жениха, а если не соглашусь, лишит наследства!

БЕЛЯЕВ:

Не переживай. Нам хватит моего жалования, а остальное Господь пошлёт.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Мы отправились к моему отцу, когда мачехи не было дома. Он подарил Але Евангелие, посадил на оттоманку и завёл сердечный разговор. Потом мы пошли к её родителям. Александр Андреевич начал нахваливать свой дочь.

АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ (БЕЛЯЕВУ, НАПЫЩЕННО):

Женихи толпятся, всё графы, князья, доктора да инженеры. Не отдам за кого попало. Вы каких кровей будете?


КАДР 55


НАТ. ЧАКО. НАЧАЛО МАРТА 1931-ГО. ТЁМНАЯ БЕЗЛУННАЯ НОЧЬ. ДМИТРИЕВ ЛЕЖИТ, СМОТРИТ НА ДОГОРАЮЩИЙ КОСТЁР И ВИДИТ СЕБЯ 14;ЛЕТНИМ КАДЕТОМ В КОННО;ЕГЕРСКОМ ПОЛКУ В АРМИИ ГЕНЕРАЛА ЮДЕНИЧА. НА БЕЛОМ КОНЕ АРЫМЕ, ГОРДО ПОДНЯВ ГОЛОВУ, С 1;М ЭСКАДРОНОМ ВЪЕЗЖАЕТ В ТОЛЬКО ЧТО ОТБИТЫЙ У БОЛЬШЕВИКОВ ПСКОВ. ВПЕРЕДИ НА ВОРОНОМ ЖЕРЕБЦЕ КОМАНДИР ЭСКАДРОНА БАРОН ФОН ГРЮНВАЛЬД, ЗА НИМ ПОРУЧИК БЕНКЕНДОРФ И РОТМИСТР БАРОН ФОН ТАЙБЕ. ЭСКАДРОН СБОРНЫЙ, ИЗ ЛУЧШИХ КАВАЛЕРИСТОВ ДРУГИХ ПОЛКОВ. ОФИЦЕРЫ В ОСНОВНОМ КАВАЛЕРГАРДЫ ИЗ ПРИБАЛТИЙСКИХ НЕМЦЕВ, РЯДОВЫЕ — КАЗАНСКИЕ И КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ ИЗ ТАТАРСКОГО УЛАНСКОГО ПОЛКА И РУССКИЕ ИЗ ГУСАРСКИХ И ДРАГУНСКИХ ПОЛКОВ.
ГОРОЖАНЕ ПРИВЕТСТВУЮТ ОСВОБОДИТЕЛЕЙ, ДАМЫ БРОСАЮТ ЦВЕТЫ И ПОСЫЛАЮТ ВОЗДУШНЫЕ ПОЦЕЛУИ. БУКЕТ ПОПАДАЕТ САШЕ ПРЯМО В ЛИЦО, И ОН ЗАМЕЧАЕТ МАМУ, ОДИНОКО СТОЯЩУЮ НА УГЛУ УЛИЦЫ, ГРУСТНУЮ, В ЧЁРНОЙ ШАЛИ. МАМА СМОТРИТ НА НЕГО ГЛАЗАМИ, ПОЛНЫМИ СЛЁЗ.

ДМИТРИЕВ (РАДОСТНО КРИЧИТ):

Не плачь! Мы победили!

МАМА ДМИТРИЕВА (ШЕПЧЕТ, ГРУСТНО):

Ты уедешь, сынок. Будешь странствовать. Я буду молиться о тебе.

ДМИТРИЕВ НЕ ПОНИМАЕТ, КАК ОН МОГ РАССЛЫШАТЬ ЕЁ ШЁПОТ НА ТАКОМ РАССТОЯНИИ И СРЕДИ КРИКОВ ТОЛПЫ. ОН ПЫТАЕТСЯ ОСТАНОВИТЬ КОНЯ, НО ТОТ НЕ СЛУШАЕТСЯ И ПРОДОЛЖАЕТ ВМЕСТЕ С ЭСКАДРОНОМ ДВИГАТЬСЯ ВПЕРЁД, НА ПАРАД НА ГЛАВНОЙ ПЛОЩАДИ. НАЧИНАЕТСЯ ПАРАД.

ДМИТРИЕВ (ОГЛЯДЫВАЕТСЯ, КРИЧИТ):

Где генерал Беляев?!

БЕЛЯЕВ (СТРОГО):

Не отвлекайте меня, юноша!

ДМИТРИЕВ ОБНАРУЖИВАЕТ, ЧТО ОН СТОИТ НА ПЕРРОНЕ ВОКЗАЛА ВО ПСКОВЕ. НАЧАЛО 1918-ГО. УНТЕР-ОФИЦЕР И ДВА ДЕЗЕРТИРА ПО-ХАМСКИ РАЗГОВАРИВАЮТ С ГЕНЕРАЛОМ БЕЛЯЕВЫМ.

УНТЕР-ОФИЦЕР (БЕЛЯЕВУ, НАГЛО):
 
Снимай погоны, Ваше благородие! Нет больше ни императора, ни генералов, ни войны!

БЕЛЯЕВ (НЕСКОЛЬКО СВЫСОКА И НАСМЕШЛИВО):

Дорогой мой, я не только погоны, я и штаны сниму, если вернётесь со мной на фронт бить немцев! (ДМИТРИЕВУ) Кадет, пришпорьте коня!

ПОД ДМИТРИЕВЫМ ВДРУГ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЕГО КОНЬ АРЫМ И ГАЛОПОМ СКАЧЕТ ПО ПЕРОННУ, СБИВАЯ УНТЕР-ОФИЦЕРА И ДВУХ ДЕЗЕРТИРОВ, И МГНОВЕННО ВЫВОЗИТ ЕГО В ПОЛЕ ПОД ГОРОДОМ ГДОВ ПСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ, ОН СКАЧЕТ В АТАКУ СО СВОИМ ЭСКАДРОНОМ.

ФОН ТАЙБЕ (ВПЕРЕДИ ДМИТРИЕВА, НА КОНЕ, ОБОРАЧИВАЕТСЯ, КРИЧИТ ДМИТРИЕВУ):

Не отставай!

ЭСКАДРОН НАСТУПАЕТ ВМЕСТЕ С БРИТАНСКИМИ ТАНКАМИ. НАЧИНАЕТСЯ ЛИВЕНЬ, КОНИ И ТАНКИ ВЯЗНУТ В ГРЯЗИ, КОПЫТА СКОЛЬЗЯТ В ЧЁРНЫХ ЛУЖАХ, О ТАНКИ ПЛЮЩАТСЯ ПУЛИ. ЭСКАДРОН ВРЫВАЕТСЯ В ДЕРЕВНЮ И АТАКУЕТ КРАСНОАРМЕЙСКУЮ КОННИЦУ. НО КАК ТОЛЬКО БЕЛОГВАРДЕЙЦЫ НАПРАВЛЯЮТСЯ В ИХ СТОРОНУ, КРАСНЫЕ КАВАЛЕРИСТЫ НАЧИНАЮТ УМИРАТЬ ВМЕСТЕ С ЛОШАДЬМИ. ПАДАЮТ В ЛУЖИ, В ГРЯЗЬ, НА ДОРОГУ, НА ОБОЧИНЫ. ВСЕ УЛИЦЫ ЗАВАЛЕНЫ ИХ ТРУПАМИ. КРЕСТЬЯНЕ ВЫХОДЯТ ИЗ ДВОРОВ, УГОЩАЮТ ОСВОБОДИТЕЛЕЙ ХЛЕБОМ И МОЛОКОМ. МОКНУТ НАСКВОЗЬ. НО ШИНЕЛЬ ДМИТРИЕВА ПОЧЕМУ;ТО СУХАЯ. ОН ВДРУГ ЗАМЕЧАЕТ, ЧТО НАД НИМ ДОЖДЬ НЕ ИДЁТ. НАКЛОНЯЕТСЯ, ЧТОБЫ ВЗЯТЬ КРЫНКУ МОЛОКА У ДЕВУШКИ С РУСОЙ КОСОЙ НА ГРУДИ, И ДОЖДЬ ТУТ ЖЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ ТОЧНО НАД ЕГО РУКОЙ. НО ЛИЦА ДЕВУШКИ НЕ РАЗГЛЯДЕТЬ ЗА СТЕНОЙ ЛИВНЯ.

ДМИТРИЕВ (ДЕВУШКЕ, УДИВЛЁННО):

Почему так?

ДЕВУШКА (МИЛО, ДЕТСКИМ ГОЛОСОМ):

Кто сухой – выживет, кто мокрый - скоро умрёт.

ДМИТРИЕВ (ИСПУГАННО):

И ты умрёшь?

ДЕВУШКА УЛЫБАЕТСЯ ТОЛЬКО ГУБАМИ, А В ГЛАЗАХ У НЕЁ СТРАХ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ.

БЕЛЯЕВ (ТРЯСЁТ ДМИТРИЕВА ЗА ПЛЕЧО, ИСПУГАННО):

Александр, у Вас тоже галлюцинации?

ДМИТРИЕВ ВЗДРАГИВАЕТ, СНОВА ВИДИТ ПЕРЕД СОБОЙ ДОГОРАЮЩИЙ КОСТЁР И ПОНИМАЕТ, ЧТО ОН В ЧАКО.


КАДР 56

НАТ. ЧАКО. 12 МАРТА 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА НАХОДИТ ЛАГУНУ ПИТИАНТУТА. ДЕНЬ. ПОДХОДЯТ К РОЩЕ.

ШИДИ (БЕЛЯЕВУ):

За рощей - Питиантута.

БЕЛЯЕВ ДОВОЛЬНО УЛЫБАЕТСЯ. ИДУТ ЧЕРЕЗ РОЩУ. ПЕРВЫМИ НА БЕРЕГ ЛАГУНЫ ВЫХОДЯТ ДМИТРИЕВ, ТУРГО И КИМАХА. ЛЮБУЮТСЯ СИНЕВОЙ В ОБРАМЛЕНИИ ИЗУМРУДНОЙ СЕЛЬВЫ, НЕОБЪЯТНОСТЬЮ КРАСОК И ПЕНИЕМ ТЫСЯЧ ПТИЦ ПО БЕРЕГАМ И В НЕБЕ. ИЗ РОЩИ ВЫХОДЯТ БЕЛЯЕВ, ШИДИ И ГАРИГА. ВСЕ ФОТОГРАФИРУЮТСЯ.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

Вы - первый европеец, кто увидел Питиантуту. Поздравляю! Запишем дату – 12-е марта 1931-го! Два месяца и шесть дней как отправились из Пуэрто Ботанико.

РАЗГРУЖАЮТ ЖИВОТНЫХ И БРОСАЮТСЯ В ВОДУ. ГАРИГА, БЫСТРО ИСКУПАВШИСЬ, УХОДИТ НА ОХОТУ. СЛЫШИТСЯ ВЫСТРЕЛ. В ДИКОМ ИСПУГЕ ВЗЛЕТАЮТ ТЫСЯЧИ ПТИЦ, СТАЛКИВАЯСЬ МЕЖДУ СОБОЙ И ОГЛУШАЯ КРИКАМИ. КИМАХА НАХОДИТ СТАРЫЙ ИНДЕЙСКИЙ КОЛОДЕЦ. ВСЕ ПЬЮТ ЧИСТУЮ ВОДУ. НА БЕРЕГУ РАЗБИВАЮТ ЛАГЕРЬ, РАЗВОДЯТ КОСТЁР, ВАРЯТ ДИКИХ УТОК. УЖИНАЮТ. БЕЛЯЕВ ЧТО;ТО ПИШЕТ. ЛОЖАТСЯ СПАТЬ. НОЧЬ БЕЗВЕТРЕННАЯ, ТЁПЛАЯ, ЛУННО;ЗВЁЗДАЯ. ДМИТРИЕВ НАКРЫВАЕТСЯ ПРОТИВОМОСКИТНОЙ СЕТКОЙ ДАВАЛОСА И С ГРУСТЬЮ ВСПОМИНАЕТ КИАНЕ. ВДРУГ ЧИМАКОКИ, ДРОЖА ОТ СТРАХА, ВСКАКИВАЮТ С КРИКАМИ «МОРОС! МОРОС!» НО ВОКРУГ НИЧЕГО ПОДОЗРИТЕЛЬНОГО. БЕЛЯЕВ ПЫТАЕТСЯ ИХ УСПОКОИТЬ, НО ТЩЕТНО. НЕОЖИДАННО ПОДНИМАЕТСЯ СИЛЬНЫЙ ВЕТЕР, РАЗДУВАЕТ ТЛЕЮЩИЕ УГЛИ КОСТРА И СТРАХИ. НЕ СПЯТ ДО РАССВЕТА. УТРОМ ЧИМАКОКИ РАЗВЕШИВАЮТ НА ВЕТКАХ БУСЫ И ОСКОЛКИ ЦВЕТНОГО СТЕКЛА. К ВЕЧЕРУ ОНИ ИСЧЕЗАЮТ. ЧИМАКОКИ ЕЩЁ БОЛЬШЕ ПУГАЮТСЯ И НЕ СПЯТ ВСЮ НОЧЬ, КОСТЁР НЕ РАЗЖИГАЮТ. УТРОМ ВОКРУГ ЛАГЕРЯ НАХОДЯТ СЛЕДЫ И ПРИМЯТУЮ ТРАВУ.

ШИДИ (ТРЕВОЖНО):

Морос хотели убить нас ночью.

БЕЛЯЕВ:

Сделаем топографическую съёмку и уйдём.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Для безводного Чако лагуна оказалась огромной – две версты с севера на юг и пять с запада на восток. На восточном берегу обнаружили самый большой, питавший лагуну родник и Беляев сделал на карте пометку для постройки форта. Повёл Дмитриева по индейским тропам. 

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ, ПОКАЗЫВАЕТ СОСТАВЛЕННУЮ ИМ КАРТУ ОКРЕСТНОСТЕЙ ПИТИАНТУТЫ):

Вот направление на Парапити и Альто-Пилькомайо. А это на Касадо к железной дороге и реке Парагвай. Боливийцы легко смогут перерезать нам тылы. Пообедаем и выдвинемся в направлении Байя Негра. Надо оторваться от морос.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Шли быстро, переходя в брод мелкие лагуны и грязные ручьи, постоянно петляли, запутывая следы. По вечерам вокруг лагеря сооружали “предупредительную линию” в форме подковы, обвязывая кусты верёвками, одеждой и упряжью. Подвешивали всё, что могло греметь: миски, ложки и пустые консервные банки. В открытой части “подковы” привязывали лошадей и мулов. Они тоже могли предупредить о приближении морос.


КАДР 57

ИНТ. 1-Е ЯНВАРЯ АСУНСЬОН 1931-ГО ДОМ ГЕНЕРАЛА ЭРНА. ПОЧТИ ВЕЧЕР.

ЭРН (ДМИТРИЕВУ, НЕДОВОЛЬНО):

Я посмотрел карты Беляева. Хорошего качества, как в Императорском географическом обществе, но офицеры дальних фортов докладывают, что не всегда соответствуют местности. Подал рапорт министру. Он так разгневался, что хотел отправить Беляева в отставку, но стране нужны наивные колонисты вроде наших – тех, что Беляев сюда зазывает пустыми обещаниями, и в Чако ни одного парагвайца не загонишь, а Иван Тимофеевич, наоборот, пропадает там месяцами. Не знаю, как жена до сих пор терпит!


КАДР 58

ИНТ. 1901-Й. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗДАНИЕ ИМПЕРАТОРСКОГО РУССКОГО ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА НА ЧЕРНЫШОВОЙ ПЛОЩАДИ.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Первое время служба у меня заканчивалась к шести, оставляя время для посещения Императорского русского географическоого общества, куда меня приняли по рекомендации профессоров Богуславского и Мушкетова. Отныне у меня был доступ к библиотеке, где я зачитывался до закрытия, когда не было заседаний, а если выступал сам Семёнов-Тян-Шанский, я заранее занимал место в аудитории, ибо всегда присутствовало много публики.
Однажды Сергей Фёдорович Ольденбург пригласил меня на заседание академической секции. Я был единственный в военном мундире. Приват-доцент Евгений Эдуардович Бертельс выступал с докладом о полуистёртой надписи на монете, найденной близ Самарканда. Раскрыл целую картину среднеазиатской торговли, доказывая, что монета была предназначена исключительно для обращения вне города. Вдруг на каферду поспешил высокий сухощавый старик с резкими манерами и живыми чёрными глазами. 

ОЛЬДЕНБУРГ (БЕЛЯЕВУ, ЗАГАДОЧНО, ШЕПЧЕТ):

Радлов Василий Василич. Сейчас начнётся.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

В предельно сжатом выступлении Радлов опроверг доклад Бертельса, доказывая, что предлог на монете не был полустёрт, ясно обозначая “в”, а не “вне”. Таким образом, монета обращалась в самом Самарканде. Бертельс нерво гладил тонкие усики, а присутствующие одобрительно кивали.


КАДР 59

ИНТ. УРУГВАЙ. АВГУСТ 1930-ГО. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДКА САН ХАВЬЕР. ТАЙНЫЙ ДОМИК ВАСИЛЬКО.

ВАСИЛЬКО (ДМИТРИЕВУ, НРАВОУЧИТЕЛЬНО):

Севодни слухай про мир. Как был сотворён - то неведомо. Стоить на трёх китах-рыбах, а рыбы плещутси в море-окияне да помогають друг дружке не утонуть под грузом тем. Одному киту имя Совесть, другому Знание, а третьяму Труд. Потому деревеньку назвали именами теми. А почему? Потому как мир заново мы строим, да чтоб без греха, потому как за околицей царствия бесправная, богатых да сильных, а бедным да слабым непосильно. А “Израиль” наш “новый” в царстви своём добрай, премудростю от века помазан, от начала землицы посажен. Народилси он ишо до бездны, до воды, преж холмов, полей да пылинак. Псалом премудрай запамятай, глаголить будешь на собранях по миру да устройству яво:
Что как коса будеть косить,
Не успеють тел носить,
Вот приходять переборы
На все духовныя соборы.
Наставнички примуть горе,
А детушки вдвое.
Рулём править не умеють,
А безбожные ныло пьють.

От народца требуй повторяти “Свет ты наш папаша! Мы, недостойна тварь твоя, осмеиваемси глаголити с тобою, припадаем к пречистым стопам твоим ноженькам, просим со слезами в глазницах свет наш папаша не остави нас сиротами да не возгнушайси нами, прости грехи знаёмыя, а пуще незнаёмыя. Недостойны милосердия тваво, но зная, что милости у табя боле, нежели грехов у нас, очисти сердца наша да просвети разум. Недостойна тварь мы, не в силах отблагодарити табя за великия милости к нам грешнам, что ты не оставил нас в темноте и тени смертной. Били нас и кидали в баню и хотели сжечь, но ты защитил. Токмо с тобой не пропадём”. Опосля таво назначишь на кого укажу четырёх старцев, да семь праведникав, да двенадцать безгрешникав, а с ними двадцать четыре проповедникав. Дашь им карту мира да устройства яво, лобок диковиннай. По наставлению твоему пойдуть по даль-далёким сёлам-весям прославляти преображение твоё, найдуть пророчиц да возьмуть в жёны-мироносицы. А ишо прикажешь в сёлах-весях найтить просветильникав да подначальникав да народишко мелкий и окормляти их денно-нощно, чтоб не воротилися да не помешали мне царствовати преображенно в землице обетованнай. А покась, выпей вот из ковша. До дна, до дна!..


КАДР 60

НАТ. ЧАКО. КОНЕЦ МАРТА 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ДВИЖЕТСЯ В СТОРОНУ ПАРАГВАЙСКОГО ПОРТА БАЙЯ НЕГРА.

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Дни становились прохладными, а ночи холодными. Костёр согревал только лицо и руки, а спина мёрзла от леденящего ветра. Провизия закончилась. Утром Шиди кричал: “Алебук, Ичико! Мате!” Но Дмитриев до сих пор не мог пить травяную жидкость - напоминала о ковше. Он смотрел сквозь противомоскитную сетку на подползавших к костру: сонные, обросшие, замёрзшие, в лохмотьях.
Охотились на броненосцев, лягушек, ящериц и цапель. Чимакоки поймали удава и предложили съесть сырым, но Беляев с Дмитриевым отказались. Тогда индейцы зажарили его на костре, но русские всё равно отказались. Гарига пошёл на охоту и подстрелил тапира.
Начались болота, охотиться было не на кого. От голода и слабости не обращали внимания на укусы насекомых. Чимакоки срывали с деревьев пало санто плоды и листья, Кимаха в кронах искал мёд диких пчёл. Из гнилых стволов выковыривали личинок, на сухих пригорках ловили ящериц, а в болотной жиже - черепах. Ночью не давали уснуть жабы и светляки. 
Беляев, старший по возрасту, первым выбился из сил. Посадили на лошадь, выбросив часть скраба, но ноги у животного были больны от тяжести грузов, длительных переходов и болотной жижи. Лошадь повалилась на бок, придавив Беляеву ногу. Дмитриев вытащил, попытался поднять животное, но тщетно. Пришлось оставить умирать. Съесть не могли – конь стал родным. Погрузили скраб на двух мулов, часть пришлось выбросить. Дмитриеву пришлось идти пешком.


КАДР 61

НАТ. ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. КОНЕЦ 19-ГО ВЕКА.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Верховая езда нежданно стала для меня большим испытанием, хотя я, как и братья, сел в седло в раннем детстве. Рассматривал синяки и ссадины, морщился и злился на себя. Но когда получил кабардинское седло и скакуна кавказских кровей, почувствовал духовное родство и слился с ним в кентавра, а моё субтильное телосложение, унаследованное от гурайских предков бабушки, сделало из меня настоящего джигита. Барон Врангель не без зависти поглядывал на мою кавказскую посадку.
Поступив в гвардию, я должен был приобрести коня за свой счёт, но непросто было найти подходящего. Выручил бывший лейб-гусар и объездчик лошадей Крейтнер. Он частным образом объезжал лошадей и обучал верховой езде.

КРЕЙТНЕР:

Ваше высокоблагородие, нашёл! 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Два рейткнехта ввели под уздцы бодрого гнедого жеребца с крепкими ногами, широким торсом, гордо выгнутой шеей и умными глазами. Окинул присутствующих огненным взглядом и звонко заржал.

КРЕЙТНЕР:

Шестьсот рублей! Продаёт адъютант лейб-гвардии 3-го стрелкового батальона поручик Лытиков. Атлет, борец, но справиться не может. Норовистый, выносит из строя. Подарок богатой дамы. Едем к ней!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Я несказанно обрадовался, ведь именно шестьсот рублей из своего крошечного наследства выделила ему на коня тётя Лизоня.

КРЕЙТНЕР И БЕЛЯЕВ ПРИЕЗЖАЮТ К ЛЮБОВНИЦЕ ЛЫТИКОВА. ОНА КОГДА;ТО БЫЛА КРАСИВОЙ И ЦВЕТУЩЕЙ, А ТЕПЕРЬ УВЯДАЮЩАЯ ДАМА С ВЫРАЖЕНИЕМ ЛИЦА БЕСЦЕЛЬНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ. ЕЁ ПРОСТОРНАЯ КВАРТИРА ОБСТАВЛЕНА ДОРОГОЙ МЕБЕЛЬЮ. В ПОЛУМРАКЕ БУДУАРА НАД ШИРОКОЙ ТАХТОЙ ВИСИТ ОГРОМНАЯ КАРТИНА ОБНАЖЁННОЙ В ОКРУЖЕНИИ АМУРОВ. ЛЮБОВНИЦА ЛЫТИКОВА ВЗДЫХАЕТ, ПОЛУЛОЖИТСЯ НА СОФУ И ПОКАЗЫВАЕТ ГОСТЯМ НА ПУФЫ.
 
ЛЮБОВНИЦА ЛЫТИКОВА (ЖЕМАННО):

Мой подарок. Может распоряжаться, как хочет, мне всё равно. Никак не может найти подходящую лошадь. Уже третья. Деньги отдайте ему. Скажите я его ждала весь день вчера и сегодня. Скучаю безмерно.


КАДР 62 

ИНТ. УРУГВАЙ. АВГУСТ 1930-ГО. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДКА САН ХАВЬЕР. ТАЙНЫЙ ДОМИК ВАСИЛЬКО.

ВАСИЛЬКО (КЛАДЁТ НА ПОЛ УЗЕЛОК В ЕДОЙ, ДМИТРИЕВУ):

Оклямалси, малохольный? Поешь вон, как уйду. Снова учити буду, вразумляти (СПУСКАЕТСЯ В НЕГЛУБОКИЙ ПОДПОЛ, ДОСТАЁТ СТОПКУ ИСПИСАННЫХ ЛИСТОВ)

ДМИТРИЕВ (НАСТОРОЖЕННО):

Чему?

ВАСИЛЬКО (НАСМЕШЛИВО):

Эх, памяти ни у кого нетуть, токма у меня. Разумишко с гору, а народец наш признават не хочить. Ничего, тебя признають, только подучити надоть. В преображение вводити буду. Скока молилси и вот пришёл ты. Найдёшь землицу обетованную и поведёшь народишко наш, а меня папашей объявишь там. Преображуси (ВАСИЛЬКО ПРОТИВНО СМЕЁТСЯ, ОБНАЖАЯ ПОЛУБЕЗЗУБЫЙ РОТ) Слухай да запамятай. (ВАСИЛЬКО ПЫТАЕТСЯ ИЗОБРАЗИТЬ УМНУЮ ГРИМАСУ) Община наша – “Новый Израиль”. А почему новый? Потому как старый преобразилси. А “Израиль” потому как мы народец избраннай. Полмильёна человечков со всея Руси набралося. Руководили нами папаши - боги на земле. Поначалу пришёл Парфентий Петрович Касатонов с Борисоглебска Тамбовской губернии. Дошёл до самой до ампиратрицы. Приняла она “Израиль” и мужа свово Александра-то Второго убедила в вере истиннай. Рассказал ему Касатонов про беды крестянскава люда и отмениласи крепость-право. Опосля Касатонова принял божество крестянин Донковского посёлка Воронежского уезда Василий Фёдорович Мокшин. А за Мокшиным - Василий наш Семёнович Лубков, мещанин с города Боброва Воронежской губернии. Отверг он в двадцать годков родителев своих и жёнку да иконки ихины. За деяния сии святыя сослан был в городишко Ардаган Карской области. Но ослобонилси чрез три годка и поселилси при станции Таловой у дяди свово Петра Захарыча Лубкова, проникшевася эфиром нашим как раз в эти три годка. Уступил дядя племяшу жёнку свою Надежду, а взамен взял себе в жёны-мироносицы трёх родных сестёр, дочерёв крестянина Василия Кутузова. Веру, Надежду да Анастасию. И пошёл Василий к ампиратору Николаю-то Второму, но тот не пожалал приняти яво. Василий проклял и убили яво в подвальчике, а Василий увёл народец наш в Ростов да на Дону, а опосля пред горы кавказкия. Там забогатели раем земным, пооткрыли лавки бакалейныя, гастрономическия, мануфактурныя, галантерныя, скобяныя, кожевеныя да обувныя. А помогал муж учёный Владимир Димитрич Бонч-Бруевич. Поболе всех поклонялси Василию и с Лениным дружил. А Василий передал чрез него Ленину, что победит он Николая-ампиратора. А было то в годе двенадцатом. Тада же послал Василий Житкова да Забелина сюда в землю уругвайскую узнать про дела земныя, потому как слишком много рая стало пред горами пред кавказкимя. И поплыли сюды очищатиси от прелестев. Три месяца сидели в карантине. Горницы грязнющия, тараканы большущия, а всё для очищениев. (ВАСИЛЬКО МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНО ПОДНИМАЕТ УКАЗАТЕЛЬНЫЙ ПАЛЕЦ И СМОТРИТ НА ДМИТРИЕВА)

ДМИТРИЕВ (ВОЗМУЩЁННО):

Что за дурь?!

ВАСИЛЬКО (СТРОГО):

Слухай в молчании смиреннам да запамятай усердна, а то не выпущу на свет-околицу! Как откроиси народишку нашенскому, допытыватси будут до подробностев преображенец ты аль самозван. А праздник преображенскай установилси у нас в году в 1901-м октября месяца да перваго дня в Романовскам посёлки при станици Кавказкай в зале огромнай. Сел Лубков с женой-мироносицей Шурой на стуле-троне, а вкруг четыре старца да семь праведникав, да двенадцать безгрешникав, да двадцать четыре проповедникав. Встали на коленки, запели “Слава вышнему из нас” да “Свет Израиля”. И ты так сделай да выбери жёнку себе одну аль поболе, а в начальники назначь на каво покажу. А ну, выпей из ковша! Давай до дна! Пей говорю!


КАДР 63


ИНТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. КВАРТИРА ЛЫТИКОВА. КРЕЙТНЕР С БЕЛЯЕВЫМ ЗВОНЯТ В ДВЕРЬ. ЗА ДВЕРЬЮ СЛЫШИТСЯ МУЖСКОЙ ГОЛОС И ЖЕНСКИЙ СМЕХ. ОТКРЫВАЮТ ДВЕ ДЕВУШКИ, ЗА НИМИ СТОИТ ВЫСОКИЙ, КРАСИВЫЙ, МОЛОДОЙ ОФИЦЕР (ЛЫТИКОВ).

ЛЫТИКОВ (ВЕСЕЛО):

Вы за конём? Сейчас принесу аттестат.

ЛЫТИКОВ УХОДИТ ВГЛУБЬ КВАРТИРЫ, ВОЗВРАЩАЕТСЯ К ДВЕРИ, ДАЁТ БЕЛЯЕВУ АТТЕСТАТ КОНЯ.

БЕЛЯЕВ (ЧИТАЕТ АТТЕСТАТ ВСЛУХ):

Завод вдовы Шуриновой, жеребец Ломбард, сын Хромого, Свирепого… родился в… Шесть лет… Отменно!

КРЕЙТНЕР:

За месяц объезжу, будет ходить как овечка. Как назовёте?

БЕЛЯЕВ:

Дорогой! Пусть будет Дорогой! Прокачусь на Марсово поле. Ты мой славный! Ну стой же! Нет, не Дорогой! Васька! Запишите Васькой!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Осенью Васька заболел воспалением легких, затемпературил в 42 градуса. Я натянул ему шерстяные чулки и накрыл попонами, а доктор утром и вечером колол лекарство и качал головой. Мимо вели кобылу. Васька неожиданно поднял голову и поприветствовал громким ржанием.


КРЕЙТНЕР:

Конец чует, а нрава не бросает!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Но Васька выздоровел. На Императорском параде дрожал от напряжения, чувствуя, что не время показывать характер. Раздувал ноздри, огненными глазами следил за роскошным выездом Императора на великолепном скакуне, за ним Императрица с дочерьми в карете, запряжённой шестёркой цвета тамбиевского тавра, далее свита Великих Князей и послы в расшитых золотом мундирах и шляпах с перьями. На торжественное “Боже, царя храни” наложилось тысячеголосое “ура” и тут же по очереди зазвучали полковые марши. Процессия двигалась вдоль моего дивизиона Беляева и - о ужас! - Буцефал командира, испуганный первыми аккордами “Гвардейского похода”, повернулся задом и попятился на самого Государя! Но в двух шагах развернулся и вернулся на место. Государь “не заметил”. Только Великий Князь Сергей Михайлович, ростом выше всех, покачал головой. Судьба командира была предрешена: до самой осени я исполнял его обязанности.


КАДР 64

НАТ. ЧАКО. 19 АПРЕЛЯ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ДВИЖЕТСЯ В СТОРОНУ ПАРАГВАЙСКОГО ПОРТА БАЙЯ НЕГРА.
ХОЛОДНОЕ УТРО. ИДУТ ПО КОЛЕНО В ВОДЕ В ОБХОД ДЖУНГЛЕЙ ПО КАНАЛУ, СОЕДИНЯЮЩЕМУ ДВЕ ЛАГУНЫ. ВПЕРЕДИ ГАРИГА, ШИДИ, КИМАХА И БЕЛЯЕВ. ДМИТРИЕВ И ТУРГО ВЕДУТ МУЛОВ. МУЛ АЛИ ПАДАЕТ, ОКАТЫВАЯ ДМИТРИЕВА ВОДОЙ. АЛИ ПЫТАЕТСЯ ПОДНЯТЬСЯ, НО ТЩЕТНО.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ):

Переложите скраб на другого, сколько сможет нести, а этого придётся оставить. Не ходок уже.

ДМИТРИЕВ ОСТАЁТСЯ С АЛИ. ЕМУ ЖАЛЬ БЕДНОЕ ЖИВОТНОЕ, ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ ВОВЛЕЧЁННОЕ В НЕПОСИЛЬНУЮ ЭКСПЕДИЦИЮ. ДМИТРИЕВ ОБНИМАЕТ ЕГО НА ПРОЩАНИЕ И УХОДИТ, НЕ ОБРАЧИВАЯСЬ. СЛЫШИТ ТИХОЕ РЖАНИЕ АЛИ. ДМИТРИЕВ ОБОРАЧИВАЕТСЯ И ВИДИТ, КАК АЛИ ПЫТАЕТСЯ ВСТАТЬ, А ИЗ ГЛАЗ У НЕГО ТЕКУТ СЛЁЗЫ. ДМИТРИЕВ ПЛАЧЕТ.
ЭКСПЕДИЦИЯ ВЫХОДИТ К ЛАГУНЕ В ОКРУЖЕНИИ НИЗКИХ ДЕРЕВЬЕВ, РАЗБИВАЮТ ЛАГЕРЬ, ИЗ ВЕТОК ДЕЛАЮТ ДУБИНКИ И ИДУТ ОХОТИТЬСЯ НА ГОЛУБЕЙ. В ОКРУГЕ НЕТ ХИЩНИКОВ. ГОЛУБИ ТОЛСТЫЕ, ПОЧТИ НЕ УМЕЮТ ЛЕТАТЬ. НАХОДЯТ ГНЁЗДА РОЗОВЫХ ЦАПЕЛЬ И СОБИРАЮТ ЯЙЦА. ПРИНОСЯТ В ЛАГЕРЬ, ГОТОВЯТ НА КОСТРЕ. КОГДА ОБЕД ГОТОВ, БЕЛЯЕВ ХИТРО СМОТРИТ НА ВСЕХ.

БЕЛЯЕВ (ДОВОЛЬНЫЙ):

Какое совпадение! Шикарное угощение как раз на мой день рождения!

ДМИТРИЕВ:

Тогда самый жирный голубь Вам, Иван Тимофеевич! А вместо торта яичница!

БЕЛЯЕВ (ДОВОЛЬНЫЙ):

Благодарю!

ДМИТРИЕВ:

Сколько исполнилось?

БЕЛЯЕВ (НАИГРАННО ГРУСТНО):

Увы, пятдесят шесть.


КАДР 65

ИНТ. УРУГВАЙ. АВГУСТ 1930-ГО. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДКА САН ХАВЬЕР. ТАЙНЫЙ ДОМИК ВАСИЛЬКО.

ВАСИЛЬКО (ДМИТРИЕВУ, НАСТАВНИЧЕСКИ):

Так вот, в том карантине – не запамятовал? - грязь, тараканы, паучьё да теснота. А всё для очищения помыслав да чистоты душевнай чрез мерзость бытовскуя и нечистоты телесныя. Кто был особливо грешен, заболел страшна. И детятки заболели, а всё по грехам родителев. Увозили их в Монтевидеу в больнички белёсыя и мало кто оттель верталси. И сидели так, и горевали. Тады ремесленнички нашенския пошли работку искати в городишке, а пахари напрямки в думу уругвайскую. Уселиси и ждуть пред дверьмя параднымя. И вышел Альберто Эспальтер, выслушал да обратно в зданию. Говорил мужам научёным дать землицу нам обетованную, а они ни в какую. Тады подарил он стране своей уругвайской землицу свою, что в Рио Негро под городишком Пайсанду, и наказал раздати нам будто от думы той. А брат евойнай поддержал да ишо банку приказал деньжищ нам дать. Поплыли мы туды на двух корабликах, ютилиси в тросниковых шалашиках, а укрывалиси брезентиком. А весной ранёхонькой Василий Лубков запряг в плуг мужичков, пробороздили две улочки да землицу размежевали. Получилася деревенька, а назвали “Труд, Знание и Совесть”, потому как без совестев никуды. Деревьи для изб рубили да на руках носили, кашу ели да лепёшки с кукурузы. К осени дома поставили, сады-огороды посадили, скот завели, амбары с мельницами, те два пароходика благословенных прикупили да завод маслобойный сорудили. А таперича школку для малых строють, всё из дерева да стали листовой. Порешили переназвати деревеньку и получилси “Офир”, как страна сказочная, золотая да диковинная. А вырос с неё городишко, назвали именем сына Эспальтера - Хавьера. Сгинул молоденьким. Вот и получилси наш Сан Хавьер. А хатка моя, где лежишь предо мною таперича, в пяти верстах от няво за полями подсолнешнымя да за пасеками медовымя, что рученьки наши посадили да по молитвам папашиным выросли. Всёго-то у нас в избытке-прибытке. И масло, и мёд, и сметана чрез края течёт. Возим в подводах на базары уругвайския чрез ручей Негро. Деньжищ у нас тьма, а во тьме нет преображения, токма грех людской. Потому снова вести надоть народишко в землицу обетованную, новую. А кто поведёть? Мы с тобой стал быть. Выпей таперича из ковшика да спи запамятай. До дна, до дна-то!..

       
КАДР 66 

НАТ. ЧАКО. 20 АПРЕЛЯ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ДВИЖЕТСЯ В СТОРОНУ ПАРАГВАЙСКОГО ПОРТА БАЙЯ НЕГРА. ХОЛОДНОЕ УТРО. ВДАЛЕКЕ РАЗДАЁТСЯ ВЫСТРЕЛ.

ШИДИ (ИСПУГАННО):

 Морос пугают. Съедят нас ночью.

БЕЛЯЕВ:
 
У морос нет винтовок. Это боливийцы охотятся, ищут Питиантуту.

ОСТОРОЖНО ИДУТ ДАЛЬШЕ. ОХОТИТСЯ НЕ НА КОГО, ЗАПАСОВ ЕДЫ СОВСЕМ НЕ ОСТАЛОСЬ. ВСЕ ОСЛАБЕЛИ ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ, ЧТО НЕ МОГУТ ПРОРУБАТЬ ПУТЬ С МАЧЕТЕ. БЕЛЯЕВ ПРИКАЗЫВАЕТ ОТДЫХАТЬ ДВА ДНЯ. МОЮТСЯ В ГРЯЗНОЙ ЛУЖЕ ПОСРЕДИ ЗАРОСЛЕЙ, ЕДЯТ КОРНИ, ЛИСТЬЯ И МЯКОТЬ ПАЛЬМ, ГРЕЮТСЯ У КОСТРА. ДУЕТ ХОЛОДНЫЙ ВЕТЕР. СНОВА ИДУТ. БЕЛЯЕВ СПОТЫКАЕТСЯ О КОРЕНЬ ДЕРЕВА И ВЫВИХИВАЕТ СЕБЕ НОГУ. ОТ ПОМОЩИ ОТКАЗЫВАЕТСЯ, ХРОМАЕТ, ИДЁТ ПОСЛЕДНИМ.


КАДР 67

ИНТ. 1-Е ЯНВАРЬ АСУНСЬОН 1931-ГО ДОМ ГЕНЕРАЛА ЭРНА. ПОЧТИ ВЕЧЕР. ПРИСУТСТВУЮТ ЭРН И ДМИТРИЕВ.

ЭРН (ХОЛОДНО):

Я запросил у доктора Грамматчикова медицинскую карту Беляева. Здоровье совершенно не армейское, тем более не для экспедиций, а в Чако постоянно просится.

ДМИТРИЕВ:

Рассказывал, что были проблемы с сердцем в молодости, но вылечил доктор Боткин. А ещё ранение на австрийском фронте.

ЭРН (КРИТИЧНО):

Может, не генерал вовсе? Характер слишком мягкий.

ДМИТРИЕВ:

Характер не армейский. Но в генеральском чине не сомневаюсь. Был лично знаком с Врангелем, Богаевским, Романовским.

ЭРН (ЦИНИЧНО):

Только с его слов.

ДМИТРИЕВ:

Я в Париже встречался с атаманом Богаевским. Называл генералом…


КАДР 68

ИНТ. НАТ. РОССИЯ. КОНЕЦ 19-ГО ВЕКА.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

С детства тёти приучили к нежным заботам. Мягкий и отзывчивый по характеру, я невольно ждал этого и от других. Денщик-однофамилец Алексей Беляев ухаживал за мной, как нянька. Однажды, переутомившись на службе, я потерял сознание. Басков повёз в госпиталь.

ДОКТОР ПАСТЕРНАЦКИЙ:

Счастье Ваше, что не принимали лекарства. Сердце перегрузили бы. Вот капли, но только на крайний случай. Если найдётся тётя в глуши, поезжайте на два месяца, не меньше.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Всё лето я провёл с денщиком во Владикавказе.

БОТКИН:

Не сердце, а инвалид. Строевая служба противопоказана. Тыл и строгий режим. Направляю в Евпаторию. Потом снова ко мне.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Евпатория показалась сказкой. Санаторий Императрицы, спектакли, яхты, рестораны. Нежданно получил телеграмму: “Папа при смерти.” Тарантаса не нашлось, но выручил инженер Паша Богуславский, нашёл ландо и Я успел на поезд. Отца застал в последние минуты. Уже прибыли с фронта все братья, кроме Володи, попавшего в плен, и Коли, работавшего в Лондоне в правлении Русского экономического общества. Отец узнал всех, но говорил с трудом и, медленно опустив веки, скончался. Согласно завещанию, похоронили в Сергиевой пустыне рядом с мамой. После поминок я отправился к Боткину.

БОТКИН:

Сердце будто заменили! Бьётся превосходно! Отменно отдохнули? Можете служить где угодно!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Императрица подарила мне молитвенник и серебряный образок Георгия Победоносца. Я получил назначение в 4-й Отдельный полевой дивизион тяжёлой артиллерии в Могилёве-Подольском. По дороге сильно нервничал, ибо не имел ни малейшего представления об орудиях Виккерса морского типа на импровизированных лафетах с огромными колёсами, напоминавшими колесницы фараона. Не оплошать бы перед младшими офицерами!..


КАДР 69

НАТ. ЧАКО. НАЧАЛО МАЯ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ДВИЖЕТСЯ В СТОРОНУ ПАРАГВАЙСКОГО ПОРТА БАЙЯ НЕГРА, ПРОХОДЯТ СУХУЮ РАВНИНУ, СНОВА ИДУТ ПО БОЛОТАМ.  БЕЛЯЕВ ОБЕССИЛЕЛ, ПАДАЕТ И НЕ МОЖЕТ ПОДНЯТЬСЯ. ДМИТРИЕВ, НЕ ОБРАЩАЯ ВНИМАНИЯ НА ЕГО ПРОТЕСТЫ, НЕСЁТ ЕГО НА СПИНЕ.

БЕЛЯЕВ (ВОЗМУЩЁННО):

Что Вы делаете?! Чимакоки перестанут меня уважать!

ДМИТРИЕВ:

Вы, Иван Тимофеевич, у них вождь Сильная Рука, а вот про ноги они вежливо умолчали.

В ПОЛДЕНЬ НЕ СМОГЛИ ОТДОХНУТЬ;—;НЕ НАШЛИ СУХОГО ПРИГОРКА. ПРИШЛОСЬ ЗАБИРАТЬСЯ НА ТАКУРУ;—;НИЗКИЕ, ОСТРОКОНЕЧНЫЕ ТЕРМИТНИКИ. НОГИ БОЛТАЮТСЯ В ВОДЕ. НА СПИНЕ СУШАТ ШТАНЫ. ЕДЯТ СЫРЫЕ ПОЧКИ ПАЛЬМ. СНОВА ИДУТ, ПОКА НЕ СТЕМНЕЛО, НО НОЧЕВАТЬ ОПЯТЬ НЕГДЕ, НИ ПРИГОРКА, НИ ТАКУРУ. ДУЕТ ВЕТЕР, МОРОСИТ ХОЛОДНЫЙ ПОЗДНЕОСЕННИЙ ДОЖДЬ. ВСЕ ДРОЖАТ. НАКОНЕЦ, НАХОДЯТ ДВА КАРЛИКОВЫХ ДЕРЕВА, ВЕШАЮТ ГРУЗ НА НИЖНИЕ ВЕТКИ. ЧУТКО ДРЕМЛЯТ В КРОНАХ, БОЯСЬ УПАСТЬ В БОЛОТО. УТРОМ ГОЛОДНЫЕ, ПРОДРОГШИЕ, НЕВЫСПАННЫЕ ПРОДОЛЖАЮТ ПУТЬ НА ОНЕМЕВШИХ НОГАХ. ВЕСЬ ДЕНЬ МОРОСИТ ДОЖДЬ И ДАВИТ СВИНЦОВО;СЕРОЕ НЕБО. ВЕЧЕРОМ СНОВА ВЫХОДЯТ К ТАКУРУ. НОЧУЮТ НА НИХ, УЖИНАЮТ СЫРЫМИ ПОЧКАМИ ПАЛЬМ. УТРОМ У ВСЕХ НАЧИНАЮТСЯ ПРИСТУПЫ МАЛЯРИИ. ГАРИГА, ШАТАЯСЬ, ИДЁТ ПЕРВЫМ. ВДРУГ РЕЗКО ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ И ПОДНИМАЕТ РУКУ. СЛЫШИТСЯ СОБАЧИЙ ЛАЙ. ГАРИГА ТРИЖДЫ СТРЕЛЯЕТ ВВЕРХ ИЗ РЕВОЛЬВЕРА. В ОТВЕТ РАЗДАЁТСЯ ВЫСТРЕЛ ИЗ ВИНТОВКИ И ПОЯВЛЯЮТСЯ СОЛДАТЫ С ОФИЦЕРОМ НА МУЛАХ. ПО КОМАНДЕ ОФИЦЕРА БЫСТРО ЗАНИМАЮТ ОБОРОНИТЕЛЬНУЮ ПОЗИЦИЮ. ОФИЦЕР ВЫДВИГАЕТСЯ ВПЕРЁД.

ОФИЦЕР:

Я узнал Вас, генерал Белиаефф. Но сначала подумал боливийцы. Садитесь на мою лошадь. Сержант, дайте свою этому русскому (ПОКАЗЫВАЕТ НА ДМИТРИЕВА) За Вашу голову, генерал, боливийцы объявили награду в 400 тысяч боливиано, а в аргентинских газетах написали, что всех вас нашли мёртвыми, но мы всё равно отправились на поиски.

БЕЛЯЕВ:

Значит, пока не суждено умереть. Всему своё время.


КАДР 70

НАТ. ЧАКО. СЕРЕДИНА МАЯ 1931-ГО. ЭКСПЕДИЦИЯ БЕЛЯЕВА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ИЗ ЧАКО.
ПРИБЫВАЮТ В ФОРТ ХЕНЕРАЛЬ ДИАС НА БЕРЕГУ ЛАГУНЫ ИБИАТА. КОМАНДИР МЕСТНОГО ГАРНИЗОНА ЛЕЙТЕНАНТ УГОЩАЕТ МАТЕ, МОЛОКОМ И СУХАРЯМИ. ОТ МАТЕ ДМИТРИЕВ ОТКАЗЫВАЕТСЯ. МОЮТСЯ, БРЕЮТСЯ И С УДИВЛЕНИЕМ СМОТРЯТ ДРУГ НА ДРУГА – СОВЕРШЕННО ДРУГОЙ ОБЛИК.

ШИДИ (ДМИТРИЕВУ):

Завтра идём к себе в деревню. Иди с нами, Ичико! Возмёшь Киане в жёны, подвиги совершишь, вождём станешь после меня.

ДМИТРИЕВ С ТЯЖЁЛЫМ СЕРДЦЕМ ОТКАЗЫВАЕТСЯ.


КАДР 71

ИНТ. УРУГВАЙ. АВГУСТ 1930-ГО. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДКА САН ХАВЬЕР. ТАЙНЫЙ ДОМИК ВАСИЛЬКО.

ВАСИЛЬКО (ДМИТРИЕВУ, НАСТАВИТЕЛЬНО):

Таперича слухай да запамятай про семьи каверзныя. Должон знать, потому как никому не верять, сумлеваютси да испытывати табя будуть, а ты им в морду напрямки - стал быть видовать вас не видовал да не слыхивал, а всё про вас знаю-ведаю. Как расскажешь, так поверять, ты и есть истый преображенец. Слухай про них, окаянных. Мишка Футин с хутора Карповского, из донских казачков о восьми годах потерял отца. Помер ён. А Мишку в армию бесовскую не взяли по болести. Женилси да с котомкой шасть из хаты на заработки. Ан ничегошеньки не нашёл. И не спроста ведь. Вернулси к жёнке и перевстренил у самого села наших новоизраильских, дали яму книгу “Духовный алфавит”, принял веру истинну. Родня кулаками по мордам, а рясной помогал им. Уехал Мишка к нашенским в Либаву, в землю латышскую да на пароходике “Обан” приплыл с ними в Монтевидеу в мае месяце, а года тринадцатаго. Выучилси мебель мастерить, а работку нашёл в соседняй эстансии Фаррапос. Харчевалси там в кухоньке прокопчёнай, как смола чёрнай, потому как топили бездымоходна. А получал ён токма пятнадцать песов. Уговорилси с Сёмкой Куликом купити у яво в долги четырёх мулов да вместях хозяствовати. А за каждого заплатил 75 песов. Хозяствовали-то вместях, а деньги на мулов зарабатывал на сторонушке. Кулик хотел хозяство себе забрати, токма Лубков не спозволил. Чрез два годка выплатил Мишка всё сполна, вернулси в Сан Хавьер да женился на вдовушке, а она яму шестярых народила: Каталинку, Татьянку, Эльвирку, Аделку, Басилиу да Педру. А отчего? Уж больно много в Мишке жисти, прям чрез край бьёть. На лисапете бесовском цельный год катаетси да в реке зимой плават ако окунь. Выгонишь яво, а то по мордам нам с тобой дасть. Запамяташь, что ль?
А Яшка Бураков с Розкой Дударевой приплыли тоже в годике в тринадцатом да с дочкой с Аделкой. Народилася на кораблике на аглицком, потому “агличанкай” кличуть. Тутки ишо две народилиси - Наташка да Ольга, но хворые получилиси. Свезли их больничку в Монтевидеу да никоды не забрали. Припомни им, извергам! Яшка работал в поле, а Розка в грех впала - книги медицинския почитывала да роды у бабёнок примала. А сама народила ишо Кольку, Ленку, Франциска, Пабла, Лидку, Гришку, Сашку, Хуана, Федерика, Динку и последнего Яшку, как отца. От стольких родов да от книг бесовских померла в больничке в Пайсанду. Яшка сам таперича растить детей. Ты яго за то похвали и сразу кулачьём в морду, мол, людишки нужны, а до смертёв доводить баб не можно.
Так вот, енти приехали попервась. А таперича слухай, что недавнось. Их тож напугашь знанем неведомам. Васька Венустов, дохтур ён, потому кличут уважительно Василь Василич. Лечит по-бесовски да роды принимат, как Розка бывалось. Глаголил, у папаши нашенскава, у Лубкова-то, почка хворая. Свёз яво в Монтевидеу да вырезал. А я-то народцу давай шушукать, что ж за папаша такой преображеннай, почка у яво квёлая, а в казне деньжищ куча цельная. А ишо припомнил как девку молодельную на ночь свёл да выгнал поутру. И кумекал я, что признають дар мой и объявять папашей. Но Сёмка Сушков влез поперёд. А Лубков испужалси да порешил вертатиси в Россию-матушку. Послал Жидкова да Кравцова пред горы пред кавказкия и увёл к Бонч-Бруевичу на реку Маныч пять десятков семеюшек, а за ними цельна тыща поплыла. Назвали там деревеньку “Красным Октябрём”. Но помер ужо Ленин, а в газетке “Безбожник” прописали, что Лубков мошенник да расточитель, а “Израиль” наш – секта бусурманская, потому и дожей не было два годика, да неурожаи всё. И послали Лубкова со старцами в темницу тёмну. Тутки в Сан Хавьере дочерь яво осталаси. Ты яё первой в жёнки бери. А покась, выпей вот из ковша. До дна, до дна!..


КАДР 72

НАТ. ЧАКО. МАЙ 1931-ГО. ФОРТ ХЕНЕРАЛЬ ДИАС. РАНЕЕ УТРО.
БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ В СОПРОВОЖДЕНИИ СЕРЖАНТА НА ЛОШАДЯХ ВЫЕЗЖАЮТ ФОРТА ХЕНЕРАЛЬ ДИАС В ФУЭРТЕ ОЛИМПО В СТА КИЛОМЕТРАХ. В ПОЛДЕНЬ РАЗБИВАЮТ ЛАГЕРЬ НА ПРИГОРКЕ. СЕРЖАНТ РАЗВОДИТ КОСТЁР, КИПЯТИТ ВОДУ В БИДОНЕ, РАЗДАЁТ ПЕЧЕНЬЕ И ВЯЛЕНОЕ МЯСО. ПЬЮТ ТЕРЕРЕ С КОРИЦЕЙ, ВАНИЛЬЮ И ЛИМОНОМ. ДМИТРИЕВ ОСТОРОЖНО НЮХАЕТ И ПЬЁТ, ТАК КАК ЭТОТ НАПИТОК НЕ НАПОМИНАЕТ ЕМУ ТОТ, ЧТО ЗАСТАВЛЯЛ ЕГО ПИТЬ ВАСИЛЬКО. СКАЧУТ НА ЛОШАДЯХ ДО СУМЕРЕК. ВИДЯТ СВЕТ ФОНАРЯ У РАНЧО. СЛЫШИТСЯ СОБАЧИЙ ЛАЙ. ХОЗЯЕВА ЗНАКОМЫ С СЕРЖАНТОМ, ПУСКАЮТ НА НОЧЛЕГ, КОРМЯТ УЖИНОМ. ДМИТРИЕВ ЗАМЕЧАЕТ ГРАММОФОН И ПРОСИТ ПОСТАВИТЬ МУЗЫКУ. НО ПЛАСТИНКИ СТАРЫЕ, С ТРУДОМ УГАДЫВАЮТСЯ ПОЛЬКИ И ПЕСНИ ГУАРАНИ. НА ЗАВТРАК ХОЗЯЕВА ПОДАЮТ ЖАРКОЕ С МАНИОКОЙ.


КАДР 73

ИНТ. НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. МАЙ 1908-ГО.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

Наконец я получил положительное решение офицерского суда чести на пристойность брака. Начались предсвадебные хлопоты и 20-го мая настал желанный день. По обычаю, я не видел невесту с самого утра. В парадной форме присутствовала вся моя бригада. Мой брат Тимофей в роскошном автомобиле повёз меня заневестой. Запели “Гряди, голубица” и вышла Аля в серебристой фате. Подошли к аналою, раздалось “Исайя, ликуй” и Алины щёки вспыхнули ярким румянцем, а лицо засияло лучезарной улыбкой. А утром, любуясь чудной панорамой Дудергофского озера, мы с ней предались вспоминаниям.

БЕЛЯЕВ:

Ты жила на Вороньей горе? Ходила за водой к ключам? Значит, я видел тебя ещё ребёнком.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Подростком. Я была худенькая, заплетала две косы.

БЕЛЯЕВ:

Так это ты! Прелестное личико с тёмными глазами и густыми бровями.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Да, а потом мы жили на Кавелахтах.

БЕЛЯЕВ:

И там помню тебя! Бежала по улице, кричала мальчику “Коля, Коля, не отставай!”

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Брат мой.

БЕЛЯЕВ:

Поздней осенью мы гуляли в Кавелахтах. На дачах никого, лишь в садике перед домиком юная барышня с книжкой на коленях, смотрела на нас тёмными глазами.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Снова я! Мы по дороге окрест озера ходили на Фабриканку в торговые бани. Как-то свернули в улицу и на красивом скакуне пронёсся молодой офицер. Перескочил через страшный ров и исчез в Военном поле.

БЕЛЯЕВ:

Я! Едва поставил ногу в стремя, как мимо пронёсся кабриолет с двумя шикарными дамами. Скакать за ними по дуговой дороге неудобно, а перегонять ещё хуже. Решил напрямик. Избегал брать барьеры, берёг ноги коня, но тут меня захватило. Поскакал широким галопом и махом через ров. Догнал кабриолет, отсалютовал дамам и умчался в Военное поле.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Мимо меня пронеслось счастье! На Дудергофском вокзале мы провожали Гугочку Бере, уезжал на войну в Маньчжурию. Катя увидела тебя: “Смотри, тот офицер, что промчался сумасшедшим галопом”, но ты уже исчез.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛЯЕВ, ЕМУ УЖЕ 80 ЛЕТ, ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ В СВОЁМ КАБИНЕТЕ В ДОМЕ В АСУНСЬОНЕ, КАМЕРА КРАТКО ПОКАЗЫВАЕТ ЕГО РАССКАЗ):

На следующее утро сидя на постели в матине и лёгких туфельках, Аля взяла меня за рукав мундира.

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Подожди, хочу рассказать сон. Сижу на скамеечке, что ближе всех к домику Петра Великого на холме Дудергофа, вдруг подходит твоя Маруся, светлая, радостная, обнимает и говорит: “Отдаю тебе Ваню. Береги.”

БЕЛЯЕВ:

Как же ты узнала её? Никогда не видела!

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Она жила на даче Иголкина, а мы с Гугочкой гуляли там. Всегда говорила мне приятное. Однажды сказала, что безумно счастлива, потому что у неё чудный жених, офицер. Шёл дождь и я дала ей зонтик дойти до дома.

БЕЛЯЕВ:

Так это про тебя она мне рассказывала! И зонтик показала! Но почему ты раньше не открылась?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА:

Не хотела волновать. Видела, как ты переживаешь её смерть. Но теперь будь спокоен. Она сама соединила нас своею любовью.


КАДР 74

ИНТ. УРУГВАЙ. АВГУСТ 1930-ГО. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДКА САН ХАВЬЕР. ТАЙНЫЙ ДОМИК ВАСИЛЬКО.

ВАСИЛЬКО (ДМИТРИЕВУ, НАСТАВНИЧЕСКИ):

Опосля проповеди приказывай бабам да мужичкам голосити песни духовные. Не вздумай креститися, икон не поминай, постов каверзных не назначай да венчати не вздумай. Кто с кем жить захочеть – пущай живёть. Всю жисть, аль год, аль недельку, аль денёк, аль ночку. Читай им молитву: “Даёти обет предо мной ты, избранная сестрица, да брат избранник твой. Пойдёти в чудную страну, сольётиси в сердце да в любови неизреченною радостию, райскою сладостию”. А попросить брат втору аль третью жёнку, не противися, покажи щедрость душевнуя. Всё ж для преумножения любови. И себе взяти можешь сколь хошь. Вон у Лубкова пять жёнок было, но напослед оставил одну Наталию Григорьевну, мамашу превыше всех даров, над нами покров, от скорбей-печалев утешения. А на собраниях сляди, чтоб каждый пять копеек давал да глаголил “мир дому сему”, а в ответ “с миром к нам” и целуйтиси по щёкам. Кто опосля проповеди твоей в пляс пойдёть духовный, тому в ладошки хлопай, то знак всем, чтоб тоже в пляс пустилиси да сладостями от табя причастилиси. 

ВАСИЛЬКО ДОСТАЁТ ИЗ ПОДПОЛА СТОПКУ СТАРЫХ ИСПИСАНЫХ ЛИСТОВ.

ВАСИЛЬКО (ДМИТРИЕВУ, НАСТАВНИЧЕСКИ):

А вот ишо про какие семейки знати табе надобно, чтоб приняли папашей и власть мою за тобой. Шесть годков тому в городишко Фрай-Бентос прибыли баптисты. Поселилиси близ Сан Хавьера, недалече от станции “188-й километр”, верста по-нашенски. А другия из них поселилиси в Колонии-Кангуе под Пайсанду. Привезли пшеничку, подсолнухи да лён, завели живностю, набили перинки да подушки, а мясо всё впрок от жарищи несусветнай, колбасы из печёнок, голов, языков да потрохов. Поставили цеха мясныя да продавати стали народишку уругвайскому. Сурудили печи из глины, хлебов напякли, пирогов творожных, капустных да со щавелями. Мужики квас забродили, а бабы, что постарея, на спицах давай вязати, а молодухи вышивати. А три годка тому прибыл Игнатка Слусар с жёнкой Ефроськой Остричук да сынком-полугодком Андрюшкой. Светлячков поначалам боялиси. Игнатка наёмничал в поле, землицу получил да огородик посадил, птицу завёл. Родилоси у их трое малых: Васька, Лидка да Аделка. А тем временем Васька Своник прибыл с жёнкой по фамилии Мельчаер да с дочерью Анькой. Поселилиси в Сан Хавьере. Родили Ивашку, Лидку, Ваську, Серёжку да Сашку. Васька в земельке ковырялси да овощ продавал во Фрай Бентосе. Заприметил у комиссара Фрай Бентоса дона Панчо Фацио богатства многия да отдал Серёжку пасынком. Укори яво за енто да по мордам дай, опосля выгони и пир устрой за широким столом деревяннам да с борщом в тазу малированнам, с пирожками картофельнымя да луком жареным, а ишо варениками со сметанкой в котелке помятом. Тем котелком окаянным меня по балде огрели. А ты их корми да приговаривай: “Неча было Васильку обижати, таперича вкушайте по доброте моей папашиной”. Опосля прикажи клуб бесовский футбольнай закрыти да одёжу скоромную сжечи во огне-пламени да бросити учить язык гишпанскай, чтоб никто не соблазнилси прелестями уругвайскими да не сбежал. А ну, выпей из ковшика! До дна давай!..


КАДР 75

НАТ. ЧАКО. МАЙ 1931-ГО. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ В СОПРОВОЖДЕНИИ СЕРЖАНТА ВОЗВРАЩАЮТСЯ ИЗ ЧАКО.
НОЧЬ. ПРИСКАКАЛИ НА РАНЧО. ТАМ ЧЕРЕЗ КУРЬЕРА УЖЕ ЗНАЮТ ОБ ИХ ПРИБЫТИИ. ПРИНИМАЮТ ТЕПЛО, КОРМЯТ. КУРЬЕР СКАЧЕТ В ФУЭРТЕ ОЛИМПО ПРЕДУПРЕДИТЬ ОБ ИХ ПРИБЫТИИ.
УТРОМ БЕЛЯЕВ, ДМИТРИЕВ И СЕРЖАНТ С ХОЗЯИНОМ И ДВУМЯ ГАУЧО НА КАНОЭ ПЛЫВУТ МЕЖДУ ПАЛЬМ ПО РАЗЛИВШЕЙСЯ РЕКЕ ПАРАГВАЙ. ДУЕТ ХОЛОДНЫЙ ЮЖНЫЙ ВЕТЕР, ЗАЛИВАЯ ВОДУ ЧЕРЕЗ НИЗКИЕ БОРТА КАНОЭ. ПОКАЗЫВАЕТСЯ ФУЭРТЕ ОЛИМПО И БРАЗИЛЬСКИЕ ДЖУНГЛИ НА ГОРИЗОНТЕ. НАВСТРЕЧУ ПЛЫВУТ ПЕРЕПОЛНЕННЫЕ КАНОЭ. ПЕРВЫМ ПОДПЛЫВАЕТ КОМАНДИР ГАРНИЗОНА ФОРТА ЛЕЙТЕНАНТ СЕСАР СЕНТУРИОН С СОЛДАТАМИ. ДАЁТ ПОНЧО И ПОДНИМАЕТ ПРАВУЮ РУКУ. СОЛДАТЫ ХЛОПАЮТ В ЛАДОШИ И КРИЧАТ «ВИВА ХЕНЕРАЛЬ БЕЛИАЕФФ!». ШУМНОЙ ПРОЦЕССИЕЙ ПЛЫВУТ ПО УЛИЦАМ ПОДТОПЛЕННОГО ФОРТА. У ГОСТИНИЦЫ ГОРОЖАНЕ ПРИВЕТСТВЕННО МАШУТ БЕЛЫМИ ПЛАТКАМИ И СТУЧАТ В БАРАБАНЫ. ОРКЕСТР ИГРАЕТ ЗАДОРНУЮ ПОЛЬКУ И «БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ!»
ЛЕЙТЕНАНТ СЕНТУРИОН ПРОВОДИТ БЕЛЯЕВА И ДМИТРИЕВА В НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ, ВЫДАЁТ БЕЛЯЕВУ ПАРАДНУЮ ФОРМУ И ПЛАЩ, А ДМИТРИЕВУ САПОГИ, БРЮКИ, РУБАШКУ И ТРОПИЧЕСКИЙ АНГЛИЙСКИЙ ШЛЕМ ИЗ ПРОБКИ. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ СПУСКАЮТСЯ В ЗАЛ, ТАМ НАКРЫТЫ СТОЛЫ, ПАРАГВАЙСКИЕ ОФИЦЕРЫ ПРОИЗНОСЯТ ТОСТЫ. ДАМЫ ОДЕТЫ В ЯРКИЕ, РАЗНОЦВЕТНЫЕ ПЛАТЬЯ, ШИРОКО УЛЫБАЮТСЯ. НА ТЕРРАСЕ СОЛДАТЫ ГОТОВЯТ АСАДО: ГРИЛЯТ МЯСО И КРОВЯНУЮ КОЛБАСУ, ПРИПРАВЛЯЛИ СОУСОМ ЧИМИЧУРРИ, РЕЖУТ ХЛЕБ, ГОТОВЯТ САЛАТЫ И РАЗЛИВАЮТ ПО ВЫСОКИМ СТАКАНАМ КРАСНОЕ ВИНО. НА ДЕСЕРТ ПОДАЁТСЯ СЫР С АЙВОВЫМ ВАРЕНЬЕМ. ОРКЕСТР ИГРАЕТ ВАЛЬС И НАЧАЮТСЯ ТАНЦЫ.

БЕЛЯЕВ (ДМИТРИЕВУ, СЧАСТЛИВЫЙ):

Ради такого стоило блуждать в Чако.


КАДР 76 

НАТ. ИНТ. МАЙ 1931-ГО. ДМИТРИЕВ И БЕЛЯЕВ ПРИПЛЫВАЮТ НА ПАРОХОДЕ В ГОРОД БАЙЯ НЕГРА. НА БОРТ ПОДНИМАЕТСЯ МАЙОР ХОСЕ МЕЛЬГАРЕХО, ПРИГЛАШАЕТ В ОФИЦЕРСКОЕ КАЗИНО, ТАМ В ПРИСУТСТВИИ ОФИЦЕРОВ ПРОИЗНОСИТ ДЛИННЫЙ ТОСТ, ПОБЛАГОДАРИТ ЗА ЭКСПЕДИЦИЮ. БЕЛЯЕВ ОТВЕЧАЕТ СКРОМНО: «МЫ ТОЛЬКО ВЫПОЛНИЛИ ПРИКАЗ МИНИСТРА ОБОРОНЫ».
НОЧЬЮ БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ ОТПЛЫВАЮТ В ПУЭРТО КАСАДО. ТАМ ВСТРЕЧАЮТ СЕРЕБРЯКОВА И САГЬЕРА. СЕРЕБРЯКОВ ВЫЛЕЧИЛСЯ ОТ ЦИНГИ.

СЕРЕБРЯКОВ:

На нас напал ягуар. Отпугнули выстрелами. А лошади пали от болезни ног. Мы добирались на своих. Я тут поступил на службу в кавалерию майора Кабрала. (ДМИТРИЕВУ) Могу договориться насчёт тебя.

БЕЛЯЕВ:

Александр должен сопровождать меня в Асунсьон для доклада министру.

ДМИТРИЕВ (СЕРЕБРЯКОВУ):

Что слышно о Киане?

СЕРЕБРЯКОВ (ВЗДЫХАЕТ, ТРАГИЧНО):

Около их деревни на них напали морос. Всех убили. Напали и на группу Шиди. Спасся только он и Турго.


КАДР 77

ИНТ. АСУНСЬОН. 31-Е МАЯ 1931-ГО. КАБИНЕТ МИНИСТРА ОБОРОНЫ ПАРАГВАЯ ШЕНОНИ. БЕЛЯЕВ И ДМИТРИЕВ ДОКЛАДЫВАЮТ О РЕЗУЛЬТАТАХ ЭКСПЕДИЦИИ. ВЫХОДЯТ ИЗ КАБИНЕТА.
 
ДМИТРИЕВ (БЕЛЯЕВУ, РАЗОЧАРОВАННО):

Пожал руку и объявил благодарность… И всё!..

БЕЛЯЕВ (МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНО ВЗДЫХАЕТ):

Пойдёмте ко мне домой. Супруга готовит торжественный ужин.

ДМИТРИЕВ (НЕРВНО):

Не до ужинов мне. Прощайте!


КАДР 78

НАТ. УРУГВАЙ. МОНТЕВИДЕО. АВГУСТ 1930-ГО. УЛИЦА ГУАВИЖУ В РАЙОНЕ ГОЕС ОКОЛО ЦЕРКВИ ВОСКРЕСЕНИЯ ХРИСТОВА. ВАСИЛЬКО ПРИВОЗИТ ДМИТРИЕВА НА ТЕЛЕГЕ. ДМИТРИЕВ ПОЧТИ НЕ МОЖЕТ ДВИГАТЬСЯ.

ВАСИЛЬКО (ДМИТРИЕВУ, НАСМЕШЛИВО):

Вот он храмчик бесовский, где перевстренилси с тобой. Тутки, в Монтевидеву. И вокзальчик рядком. Ты ж сбиралси в Асунсьон к генералу искати землицу обетованну? Как найдёшь, вратайси ко мне в хатку, объявлю табя папашей да поведём народишко наш, а там я правити буду. Всем припомню! Накось, выпей зелье бодряще, освежи тельце немощная да разум затемнённай.

ВАСИЛЬКО ВЛИВАЕТ ДМИТРИЕВУ В РОТ КОРИЧНЕВУЮ ЖИДКОСТЬ ИЗ ФЛЯШКИ. ДМИТРИЕВ ЧУВСТВУЕТ, ЧТО СИЛЫ МГНОВЕННО ВЕРНУЛИСЬ К НЕМУ, А МЫСЛИ ПЕРЕСТАЛИ БЫТЬ ТУМАННЫМИ. ОН ЛЕГКО ПОДНИМАЕТСЯ И ПО-СПОРТИВНОМУ СОСКАКИВАЕТ С ТЕЛЕГИ.

ВАСИЛЬКО (НАСМЕШЛИВО):

Глякость, опять ахфицерам стал да дворянинам. (ВАСИЛЬКО ПРОТЯГИВАЕТ ДМИТРИЕВУ ЗЕРКАЛО С ДЕРЕВЯННОЙ РУЧКОЙ) Остриг табя грешного, оскоблил щёки по-бесовски да одёжку твою простирнул. Поедешь с чемоданчиком ако барин.

ДМИТРИЕВ ХОЧЕТ РАСПРАВИТЬСЯ С ВАСИЛЬКО, НО ВОКРУГ ЛЮДИ И ПРОЕЗЖАЕТ КОННАЯ ПОЛИЦИЯ.

ВАСИЛЬКО (НАСТАВНИЧЕСКИ, ЕХИДНО):

Вот билетик табе в землицу парагвайску. Ступай на вокзал. Буду ждати взадки, как найдёшь землицу обетованну. Генерал не обманет, небось.

ДМИТРИЕВ (СО ЗЛОСТЬЮ):

Никогда! Найду тебя и отомщу!

ВАСИЛЬКО (УХМЫЛЯЯСЬ):

Чудак-человек! Глаголил же табе, окаяннаму, умнёхий я. Зельем табя поил чудотворным. Чрез годик не вратиси – с ума сбрендишь. А покамест видеть виденья будешь да сумлеватьси в головешке своей. Так вот! Запомни денёк севодний. Ровнёхонько годик у табя. Вернёси - дам лекарству. Нет - так сгинешь.
 

КАДР 79

ИНТ. АСУНСЬОН. 31-Е МАЯ 1931-ГО. ДОМ ГЕНЕРАЛА ЭРНА. ДМИТРИЕВ ДОКЛАДЫВАЕТ ЭРНУ ОБ ЭКСПЕДИЦИИ И СВОИХ НАБЛЮДЕНИЯХ ЗА ГЕНЕРАЛОМ БЕЛЯЕВЫМ.

ЭРН (СКЕПТИЧЕСКИ):

Значит, благодарность от министра Вас не устроила.

ДМИТРИЕВ (НЕДОВОЛЬНО):

За столько мучений просто благодарность?! Конечно, нет!

ЭРН (СТРОГО):

Что доложите о Беляеве?   

ДМИТРИЕВ:

Вы правы, его карты часто имеют мало общего с местностью, ибо в Чако он занимается не столько топографией, сколь благоустройством индейцев, языком и фольклором.

ЭРН (НАСМЕШЛИВО):

Эпос “Амормелата”? Наслышан.

ДМИТРИЕВ:

Карты Иван Тимофеевич составляет основательно, но наполовину со слов индейцев. Просил министра обороны разрешить заниматься исключительно переездом наших иммигрантов, экспедициями в Чако и индейцами. Жаловался, что на всё не хватает времени. Но Шенони отказал. Это его настоящая страсть. Не военная служба!

ЭРН:

Кадет, не впадайте в пафос поэзии, если хотите стать офицером!

ДМИТРИЕВ:

Вот, посмотрите, Николай Францевич. Удалось добыть несколько листов из его дневника.

ЭРН ЧИТАЕТ:

“Слава Богу, экспедиции продолжаются, правительство даёт деньги, но, увы, мало. Если бы платили за это жалование, бросил бы военную службу, убедил соотечественников переселиться в Чако и воссоединились, осуществились бы непреходящие мечты: детская – индейцы, парагвайская - “Русский очаг”. Душа болит за соотечественников, изгнанных из Родины революционерами всех мастей, но боль стихает, когда всё больше их переселяется сюда, землю обетованную. Радуюсь и за милых чимакоков. Из индейских племён они ближе всех к сердцу. Некогда многочисленные и воинственные, ныне обычные охотники и собиратели, столь пострадавшие от каннибалов морос. Клан “тигров” выбрал вождём. Меня! Столь щуплого, тихоголосого, в пенсне! Я похож на вождя как гвоздь на панихиду! Впрочем, на генерала тоже. Жена зовёт заинькой. Надеюсь, никто из наших не слышал.   
Чако! Там более половины территории страны, а живут только индейцы с закалённым суровым климатом здоровьем. Их бронзовая кожа не восприимчива к укусам насекомых и палящим лучам полуденного солнца. Прекрасные охотники, они не нуждаются ни в одежде, ни в избыточном питании, безошибочно находят дорогу в наигустейших джунглях и бескрайней саванне, а главное – воду. Лагуны чувствуют по едва повышенной влажности воздуха. Помогут найти и Питиантуту.
Умиляюсь, вспоминая свои детские альбомы с вклеенными пёрышками петербургских голубей. Отрадно, что с годами не пропала страсть, не пришло разочарование от увиденного. Не могло сие случиться, ибо ни один народ в мире не сравнится с чимакоко в их подкупающе простодушном благородстве, упрямой честности и непоколебимой преданности тому, кого они признали своим братом. А выражаются столь высокие душевные качества не кудрявыми фразами, не крепкими объятиями и каплями крови на порезанных ладонях, а полными преданности глазами и братскими поступками! Настолько любят меня и нуждаются, что пешком проходят сотни вёрст. Как не ценить сие! Как не употребить все силы на благоустройство их столь тяжёлой жизни! В окружении суровости и опасностей они, на столь скудном этапе развития, будто по взлёту своего первобытного духа, ещё не отделившегося от матери-природы, создали несравненную “Амормелату”! После войны непременно попрошу у правительства средства на школы и театр, поставлю пьесу, пусть весь Парагвай, нет, вся Америка увидит таланты моих чимакоков. Благослови Боже на труд сей!”

ЭРН (С НЕКОТОРЫМ НЕУДОВОЛЬСТВИЕМ):

Вполне искренне. Тем более что писал для себя, не на публику.

ДМИТРИЕВ:

Поэтому “станицу” забросил.

ЭРН (СУРЬЁЗНО):

Выяснили про инцидент с Игорем Оранжереевым?

ДМИТРИЕВ:

Не пришлось.

ЭРН:

Игорь поступил на военную службу. Преподаёт в артиллерийской школе и на курсах пулемётчиков. Так что я смог допросить его как военного.

ДМИТРИЕВ:

И что же?

ЭРН:

Действительно в экспедиции заболел брюшным тифом, аптечки не было. Их преследовали каннибалы, какие-то морос. Беляев решил пожертвовать им, но спас всю экспедицию. Оранжереев на эмоциях принял за предательство, но я объяснил, как офицеру, что бывают жертвы малым ради спасения большого. Согласился. Ну что ж, я вполне доволен Вашей службой. Завтра подпишу приказ о присвоении звания лейтенанта и милости прошу ко мне в разведку. Готовы к следующему шагу?

ДМИТРИЕВ:

К службе? Всегда!

ЭРН:

К вступлению в РОВС.

ДМИТРИЕВ:

Российский общевоинский союз? В Европе предлагали, но было не до того. Есть и в Парагвае?

ЭРН:

Я возглавляю. Вступил в Бразилии, состоял в Уругвае. Противодействуем проникновению большевиков на континент. Подозревали Беляева. А в Уругвае через секту “Новый Израиль” активно действует прислужник Ленина Бонч-Бруевич. Может, слышали?

ДМИТРИЕВ (НЕРВНИЧАЯ):

Увы, ничего.

ЭРН:

Согласны вступить в РОВС?

ДМИТРИЕВ (СОМНЕВАЯСЬ):

Непременно подумаю…


КАДР 80

ИНТ. ИЮНЬ 1931-ГО. АСУНСЬОН. КВАРТИРА ДМИТРИЕВА.
ДМИТРИЕВ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ИЗ ИНТЕНДАНТСКОГО СКЛАДА, РАСКЛАДЫВАЕТ НА ПОСТЕЛИ ВОЕННУЮ ФОРМУ С ЛЕЙТЕНАНТСКИМИ ПОГОНАМИ, СМОТРИТ В ЗЕРКАЛО, ЦИНИЧНО УЛЫБАЕТСЯ И ОТДАЁТ ЧЕСТЬ. ЛОЖИТСЯ В ПОСТЕЛЬ, НЕ РАЗДЕВАЯСЬ.

ДМИТРИЕВ (НАПРЯЖЁННО ДУМАЕТ ПРО СЕБЯ):

Сбылась мечта – я офицер! Но что теперь? Остаться и сойти с ума или вернуться к Васильке в рабство? Вся жизнь в Чако, в секте. Один, совсем один на целом континенте! В Европе были друзья, двоюродный брат, университет, футбол. А здесь?! Стал игрушкой в руках сумашедшего! (У НЕГО В ГЛАЗАХ ВЫСТУПАЮТ СЛЁЗЫ)

ДМИТРИЕВ ВСТАЁТ С ПОСТЕЛИ, БЕРЁТ КУХОННЫЙ НОЖ СО СТОЛА И ТРОГАЕТ ПАЛЬЦЕМ ОСТРОЕ ЛЕЗВИЕ. СТУК В ДВЕРЬ. НА ПОРОГЕ МУЖЧИНА ЕВРОПЕЙСКОГО ВИДА ЛЕТ 35-ТИ (ПРОСКУРИН).

ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ:

Я был несказанно рад, что успел вовремя. Представлял себе состояние этого кадета в годах.

ПРОСКУРИН:

Позволите?

ДМИТРИЕВ (НАПРЯЖЁННО):

Кто Вы?

ПРОСКУРИН:

Проскурин, бывший офицер Петроградской военной контрразведки и командир эскольты президента Парагвая. Ныне страховой агент в Рио-де-Жанейро. Имею к Вам разговор.

ДМИТРИЕВ (НАПРЯЖЁННО):

От генерала Эрна? РОВС?

ПРОСКУРИН:

Не знаком с генералом. Кстати, у Вас прекрасная форма! Нож… Понимаю и постараюсь помочь.

ДМИТРИЕВ (НАПРЯЖЁННО):

Объяснитесь.

ПРОСКУРИН:

Василько…

ДМИТРИЕВ (ИСПУГАННО):

Откуда знаете?

ПРОСКУРИН:

В сентябре прошлого года провёл отпуск в Монтевидео и Сан Хавьере. Вам знакомы те места, не так ли?

ДМИТРИЕВ (НАСТОРОЖЕННО):

Допустим.

ПРОСКУРИН:

Сразу после Вашего, так сказать, отъезда уругвайская полиция зачистила Сан Хавьер. В молитвенном здании “ Нового Израиля” проходило подпольное собрание, выступала депутат от коммунистической партии Хулиа Аревало и профсоюзный активист Идальго из Пайсанду. Пренеприятнейшие речи, признаюсь Вам. Будто снова попал в Петроград 17-го. Сектанты оказали сопротивление. В результате, один погибший, раненые. Нашли их переписку с Бонч-Бруевичем – большевик из Москвы и страстный поклонник “Нового Израиля”. Но Вас, думаю, беспокоит прежде всего Василько. 

ДМИТРИЕВ (НАСТОРОЖЕННО):

Откуда знаете его?

ПРОСКУРИН:

Нашёл в хижине десятка три страниц о Вас и его плане. Провёл с ним, так сказать, допрос с пристрастием. Знаю, что терзает Вашу душу, потому я здесь. Так вот, Василько поил Вас не “зельем чудотворным”, а грибами. Выменивал у шамана.

ДМИТРИЕВ (ПАНИКУЯ):

Но я сходил с ума!

ПРОСКУРИН:

Отнюдь. Галлюцинации от грибов и самовнушение на почве услышанного. Галлюцинации возникают в процессе приёма и первые месяцы после окончания. В последнее время прекратились, не так ли?

ДМИТРИЕВ:

Да.

ПРОСКУРИН:

Противоядие не требуется, так что не зачем Вам обратно в Сан Хавьер. А Василько я сдал в психиатрическую больницу в Монтевидео. У меня скоро поезд. Будьте счастливы. Даст Бог, свидимся.

ПРОСКУРИН УХОДИТ. ДМИТРИЕВ СНОВА ЛОЖИТСЯ В ПОСТЕЛЬ В ВОЕННОЙ ФОРМЕ, ДОЛГО СМОТРИТ В ПЛОХО ПОБЕЛЕННЫЙ ПОТОЛОК И ЗАСЫПАЕТ. ЕМУ СНЯТСЯ ДРУЗЬЯ, ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ, УНИВЕРСИТЕТ И ФУТБОЛ. УТРОМ ОН ИДЁТ К ЭРНУ И ПИШЕТ РАПОРТ О ВСТУПЛЕНИИ В РОВС.


КАДР 81

НАТ. БРАЗИЛИЯ. АТЛАНТИЧЕСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ. 1966-Й. ДОМ ПРОСКУРИНА.
ГОЛОС ПРОСКУРИНА ЗА КАДРОМ (ЕМУ 70 ЛЕТ, БЛАГОРОДНОЕ ЛИЦО ДВОРЯНИНА, СОХРАНИЛАСЬ ОФИЦЕРСКАЯ ВЫПРАВКА. ОН СИДИТ В ШИРОКОМ ПЛЕТЁНОМ КРЕСЛЕ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА ГДЕ-ТО В БРАЗИЛИИ, НЕСПЕША ПИШЕТ ВОСПОМИНАНИЯ, ДУЕТ ПРИЯТНЫЙ БРИЗ, НЕМНОГО ОБЛАЧНО, ВОКРУГ НЕГО ЕГО СЕМЬЯ: ЖЕНА, ДОЧЬ, ЗЯТЬ И ДВОЕ ВНУКОВ; ИГРАЮТ В МЯЧ, КУПАЮТСЯ В ОКЕАНЕ, ГОТОВЯТ НА ГРИЛЕ, СЛЫШИТСЯ СМЕХ И ПРИЯТНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР):

Через год началась война Парагвая и Боливии за Чако, где американцы нашли нефть, договорились с президентом о концессии и вооружили боливийскую армию. Она превосходила парагвайскую по количеству солдат в 3 раза. На их стороне воевали 120 германских офицеров, прошедших Первую мировую войну. А мы, сорок русских офицеров, изгнанных из Родины, пошли воевать за нашу вторую родину – Парагвай. Не все из нас дожили до победы. Василий Серебряков героически погиб, штурмуя форт Бокерон. Дмитриев был ранен. Генерал Беляев сыграл важную роль в командовании и мирных переговорах. Генерал Эрн руководил всей парагвайской разведкой, а я воевал на фронте и служил в контрразведке. Одержать победу нам помогли экспедиции, карты и друзья-индейцы генерал Беляева, а также… лагуна Питиантута!

КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ЛАГУНУ. ЗВУЧИТ ТОРЖЕСТВЕННАЯ МУЗЫКА.