Софи и кот часть 6

(продолжение)

Говорят, Байкал очищает. Он своим древним, ледяным спокойствием вымывает из души всё наносное, оставляя лишь суть. Сайдар приехал сюда за этой сутью, а нашёл Владимира. Они были сводными братьями. Сайдар был старше Владимира, но, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте и разное положение в обществе, их многое всё ещё связывало.

Странно, что они встретились здесь, на Байкале, а не в сутолоке мегаполиса, где оба жили и работали. Листвянка — прибайкальский посёлок. Именно сюда, как реки в Байкал, стекаются туристы со всего света. Среди этого потока братья и увидели друг друга. Сайдар шёл в местный краеведческий музей, чтобы написать о нём в своей книге. Навстречу, о чём-то оживлённо беседуя и жестикулируя, шёл Владимир. Рядом с ним — женщина бальзаковского возраста. Это и была Софи.

Они отошли в сторону, чтобы не мешать другим, и пошли в сторону причала. Владимир познакомил брата с Софьей Константиновной.
«—Софи», — скромно представилась она и по-мужски протянула руку для рукопожатия.
«—Сайдар», — ответил он и  бережно взял её маленькую ладонь и сам не заметил,как медленно и осторожно поднёс её к своим губам. Софи зарделась, как алый цветочек, но руку задержала чуть дольше положенного. Их глаза встретились и испуганно вспорхнули крыльями-ресницами, как птицы.

Владимир и Софи были друзьями по переписке, созвонились, и Софья пришла встретить Владимира к автостанции, на которой стояли туристические «икарусы».
А вот каким непостижимым путём судьба свела Софью и Сайдара здесь, на берегу самого глубокого и чистого озера, — было загадкой.

Софи тоже была писателем, но не таким, как Владимир и Сайдар, а начинающим. Она писала не для славы, а чтобы оставаться собой и пережить потерю близких. Её слова и тексты были тихими, как шорох байкальской гальки на берегу, и Софи казалось, что они нужны только ей одной.

Владимир явился сюда налегке, с дорожной сумкой через плечо, в которой был новенький цифровой MacBook, начиненный файлами его написанных и ненаписанных романов, сказок, повестей, эссе и рассказов. Владимир ласково и бережно придерживал сумку рукой, словно боялся потерять этот бесценный кладезь вдохновения. В другой руке он держал переноску с котом, которого таскал с собой всюду, куда бы ни поехал.
«—Сейчас вещи в гостинице оставлю, кота накормлю, с дороги отдохну — и я в вашем распоряжении».
«—Хорошо, я тоже пойду: мне надо группу экскурсантов сводить в дельфинарий. Вы тут поговорите, а я скоро освобожусь, и встретимся», — сказала Софи.
«—В семь вечера в кафе. Договорились?»
На том и порешили.

Кафе располагалось почти на самом берегу Байкала.
Сделав заказ, Сайдар хотел было что-то сказать Софи. Но Владимир перебил его.
«—Софи, ты только послушай!» — воскликнул он, не замечая ни озера, ни гор, ни застенчивой улыбки Софи.
Водрузив на стол свой MacBook, будто завоеватель, водружающий знамя на покорённой земле, он начал читать с торжественным видом жреца. Его роман был похож на крик чайки над вечным омутом — суетливый, однообразный.
«—Шедевр!»— объявил он, щёлкнув крышкой.

Софи молчала. Улыбка её потухла. Она задумсиво смотрела на байкальскую воду, и в её глазах сквозила какая-то своя, давняя боль, рядом с которой его словесная буря казалась детской игрой.

Сайдар не выдержал. Он указал Владимиру на его «фирменный» оборот — сорную траву его прозы и ещё на ряд ошибок, не заметных «рядовому читателю».

Сияние в глазах Владимира погасло, сменившись стальным блеском.
—«Ты просто не дорос, — прошипел он, бросая взгляд на Софи в поисках поддержки. Но она лишь потупила взгляд и отвернулась. — В социальных сетях меня понимают!»
—«...а ты... ты...» —повернулся он к Софи, почувствовав, что она согласна с замечаниями Сайдара  , — Я тебя заблокирую! Не пиши мне больше!»— сказал он ей и в  бессильной злобе
забрал сумку и ушёл.



Следующая встреча состоялась через месяц, в редакции глянцевого литературного журнала. Сайдар был там по своим делам, когда в кабинет ворвался Владимир. Он был с тем же Макбуком. Увидев брата, он лишь презрительно усмехнулся, кивнул головой, но руки не подал.

Редактор, усталая женщина с глазами, видевшими тысячи рукописей, извинившись перед Сайдаром за неожиданного посетителя, пригласила Владимира присесть и терпеливо начала объяснять ему, что его текст «не соответствует концепции журнала».
«—Это потому, что вы боитесь настоящего таланта! — гремел Владимир, тыча пальцем в крышку макбука. — Я требую другую рецензию! Конструктивную критику!»
«—Конструктивная критика, — мягко сказала редактор, — требует готовности её услышать. Вы что, хотите не диалога, а санкции на ваш шедевр?»
«—Мой блог собирает тысячи просмотров! — парировал Владимир.»
—«Просмотры — не читатели, — устало ответила редактор. — Это статистика, а не литература.»

В этот момент её взгляд упал на Сайдара, и она, измученная этим спектаклем, жестом позвала его к столу.
— «Вы как сторонний наблюдатель, что скажете? Вы же читали ЭТО в соцсетях?»

Сайдар вздохнул и посмотрел прямо на Владимира.
— «Да, я читал. Ты носишь свои тексты в этом компьютере, как в саркофаге. Они не живут, они не дышат. Ты замуровываешь в них не героев, а своё тщеславие».

В кабинете повисла тишина. Редактор смотрела на Владимира с лёгким безразличием и сочувствующим пониманием. Он побледнел.

Редактора кто-то позвал. Она встала и вышла.
—И, кстати, — продолжил Сайдар, — самое страшное, что ради этого литературного призрака ты бросил живого друга. Твоего кота Макса. Я не говорю уже о Софи. Ты даже уехал, не попрощавшись. Ты оставил кота в байкальском посёлке, как ненужный хлам.

В глазах Владимира не было раскаяния — лишь ярость загнанного в угол зверя, чью последнюю маску сорвали при всех.
—Вы… все… завидуете! — выдохнул он, захлопнул ноутбук и, не сказав больше ни слова, вылетел из кабинета.

Сайдар вышел на шумную улицу. Он думал о Софи, о брошенном коте, о Владимире, спешно уехавшем на баснословно дорогом автомобиле с какой-то шикарной брюнеткой и со своим цифровым саркофагом.

Мир был огромен и жесток своей правдой. Сайдар повернулся и пошёл в другую сторону. Он шёл своей дорогой — тернистой, но честной. Дорогой, где слово должно быть верным не только на бумаге, но и в жизни. Где единственный читатель, которого стоит бояться, — это ты сам, беспристрастно смотрящий в глаза тем, кого твоё слово может ранить или исцелить. И твоя молчаливая оценка — единственный «редактор», мнение которого имеет значение.

Сайдар, уезжая из этого города, не испытывал к нему ничего. Была лишь усталая ясность. А в его памяти, словно кадр из забытого, но важного фильма, мелькал другой образ — Софи, одиноко сидящая в своей беседке на берегу Байкала.

В её уединении в байкальском посёлке он разглядел сквозь растерянность ту самую глубину, которая чувствовалась в её сказках и рассказах. Сайдар читал её произведения. Она могла передать  одним ёмким словосочетанием то, что другие силились и не могли передать всем набором громких высоких слов, –  самые сложные чувства и состояния души.
Её боль от потери близких в ковидном 2020-м году была подлинной, и её решение писать «чтобы оставаться собой» было схоже с тем самым кредо, которое Сайдар вывел для себя наконец-то только теперь, ценой собственных ошибок . Единственным его критерием теперь тоже была честность.

Он иногда вспоминал Софи,  и это воспоминание было похоже на глоток чистого байкальского воздуха посреди городского смога. Её образ часто возникал казалось бы ниоткуда, сам по себе и напоминал Сайдару, что он не один. Есть кто-то ещё, кто сражается не с ветряными мельницами чужого признания, а с самой материей жизни и смерти. Есть по крайней мере ещё один человек в его жизни, который пытаяся превратить пережитые внутренние состояния в слово с помощью тихой, упорной алхимии души.

И в этом знании была особая, горьковато-светлая надежда. Они шли разными дорогами, он и Софи, но дышали одним воздухом истины. И пока в мире есть такие, как она, — пишущие не для «лайков» и хороших рецензий, а для того, чтобы быть, — у слова ещё есть шанс. Он мысленно желал ей сил. Не литературных успехов, а именно сил, чтобы оставаться собой.
В её тихой верности себе он видел то самое настоящее творческое начало, ради которого стоит жить и писать.