Осколки. Глава 33 Сны

      Сны Вилора.

               
   И жизнь нам снится, лишь меняя, всех персо-                нажей раз за разом, и бесконечная она, ведь сме                рть обманчивая штука, нас разделяет сразу, но не надолго.
                Неизвестный.               


               
... Он долго ворочался на какой то грязноватой лежанке в углу тёплой кухни, куда его поместили хозяева, мысли душили всё существо изнутри, как никогда. Душили разум, вгрызались в душу.

   Рассудок впервые отказывался понимать происходящее. Как с ними могло произойти подобное? Он никак не отделял себя от Элины, своей половины души и тела, своей жены, наконец, и считал, что то, что произошло с ней, произошло с ним самим. Как и почему это случилось? То что происходило с ним сейчас, не было реальным, он не хотел верить в ЭТУ  реальность.

     Мозг был как бы воспалённым и не находил ответа. Как я здесь оказался? Вроде это тот самый постоялый двор, с которого они с Элей ушли в поисках пирамид. Он не помнил.
    Ему вдруг подумалось, что он совсем не управляет этой своей жизнью, а над ним стоит некто другой, как бы его не назвать: судьба, бог, рок или провидение...
Так он промучился всю эту ночь, заснув лишь при наступлении рассвета под крики проснувшихся хозяйских петухов. Он заснул, но самоё его тело не знало сна, как и его уставший от разрывающих его мыслей, разум. Когда позже он пробудился, с разбухшей от недосыпа головой, ему казалось, что он и не спал вовсе, а оттого проснулся, что  своём безпокойном и быстром забытьи он увидел ещё один то ли сон, то ли видение.

   Это видение было вложено, как матрёшка меньшая в матрёшку большую и обе они были реальны или нереальны. Трудно определить… Вернее сказать, он не смог этого определить. Или он хотел, чтобы они были нереальны, отгоняя их от себя.
Потому что этот ужасный женский крик был слишком реальным и ничуть на сон не похожим:

"...Аааа, – голос был громким и завывающим в своей истеричности,
–  Виктор, Виктор, почему ты не спас Марию..? Ты ведь мог это сделать?1
– Виктор, ты слышишь меня? Я ведь точно знаю, что ты слышишь, только не отвечаешь. Ведь у тебя нет ответа, нет ответа!
Если бы ты...."
– Если бы что??? – закричал Вилор и проснулся.

 И проснулся он опять в углу этой прокисшей кухни и с ощущением того, что вовсе и не спал. Почему голос из сна назвал его Виктором? Что за Мария? Однако он не долго размышлял об этом. Сны имеют тенденцию со временем забываться…  в своём продолжении…
Особенно сны во сне.

  В его голове вновь возник образ Элины, вернее два её образа: один светлый и счастливый, какой он знал всегда, с момента первой встречи, и второй  – весь изуродованный и страшный. Последний был тем, который являл собой её изувеченное тело, лежащее у подножия  того проклятого утёса рядом с этим лазом в ту пещеру…
Он стал вспоминать: тропа внезапно упёрлась в высокий утёс и закончилась… дальше он не помнил. Кажется они начали искать как  обойти внезапно выросший утёс с противоположной стороны, с юга.

   Он шёл первым, затем тропа превратилось в её жалкое подобие, а когда они оказались по ту сторону утёса, то под ними обнаружилось ущелье, идти было очень опасно из-за узости этого подобия тропинки. Однако и назад повернуть было ещё труднее, почти невозможно, он чувствовал спиной позади себя напряжённое дыхание Эли. Он чувствовал это дыхание так, как будто это было прямо сейчас.

 Внезапно дыхание исчезло, а позади него  послышался шорох и шум падающих камней, и дикий пронзительный крик потряс тишину этого неба. Эля оступилась  и упала в пропасть, а он сам от перенесённого шока чуть не последовал вслед за ней...
Что было дальше, он не помнит, как и не помнит какую то там Марию.

            
...Он встал, вышел во двор, солнце только начало пробиваться через прозрачную зелень леса, лучи его находили свободные проплешины, чтобы торжественно провозгласить наступление нового дня. Зимин сел на приткнувшийся к забору пенёк и вновь задумался. Из этого забытья его вывело прикосновение руки старика-хозяина, который держал перед ним кружку дымящегося напитка, наверно, чая.

    – Выпей, пареник, легче будет, – сказал старик.
Вилор подчинился, взял кружку и хлебнул какого то горько-кислого варева. Чай этот был горяч, он пил его маленькими глотками, в его кровь потекли вместе с эти напитком неведомые силы спокойствия и расслабления.
Он вновь вошёл в дом и лёг на свой топчан, и сразу же стал проваливаться в новый сон, но уже ровный и без беспокоящих сновидений...

 *      *      *

... Вилор вновь проснулся рано утром, хорошо отдохнувшим, но отчего то в какой то неясной тревоге. И вдруг мгновенно он вспомнил обрывки своих сновидений: и страшную гибель Элины и какую-то Марию, которую он был должен ыл спасти, но не спас. Не спит ли он и сейчас, может быть он опять не проснулся?
 Зимин посмотрел на лежащую рядом Элину, ещё спящую и спокойную в своём счастливом, как ему тогда казалось, забытьи…

 Кажется только теперь он окончательно проснулся. Вилор огляделся: он был в той же хозяйской комнатки малого хуторка, на постоялом дворе, откуда они с Элей отправились к пирамидам.

Странно, но он не помнит, как они вернулись обратно. Вилор вновь начал вспоминать свои сны и опять подумал, не сон ли это вновь?
Он встал и вышел во двор, а когда вернулся, то обнаружил жену сидящую на кровати и расчёсывающую свои тёмные атласные волосы:
– Вилор! Ты узнаёшь меня?

  Эля, казалось, кричала, а не говорила спокойно, как это обычно было, и он вдруг подумал на мгновенье, не заболела ли она?
– Что с тобой, Эля? С тобой всё в порядке?
–  Боже, это тебя надо спросить, Вилор, с тобой всё в порядке!?

Она внезапно бросилась на подушку и зарыдала в истерике, совершенно ему непонятной и страшной. Он даже во время войны не видел свою жену в таком состоянии.
    Он бросился её успокаивать, обнимать и говорить какие то, как ему казалось, успокаивающие слова, смысл которых ему самому не был ясен, что было и неважно. Она отмахнулась от него в своём неистовстве:

   – Ты не представляешь, что я пережила Вилор! Ты точно хорошо себя чувствуешь?
С Элиной происходило что то непонятное, она продолжала агрессивно его тормошить своими словами:
– Ты всё помнишь, Вилор? Ты помнишь, как ты полез в пещеру? Скажи мне, скажи, что ты там увидел?
– В какую пещеру? Там же был маленький лаз, не было никакой пещеры.
– Как, ты не помнишь, что ты полез туда? Ты помнишь, как мы шли домой?

  Тут только до нашего мудрого учёного и героя сего романа стало кое-что доходить. Он осознал, что не помнит, как они добрались до хутора.
 Зато он помнит свои спутанные сны, как якобы погибла Элина, какая то Мария тоже погибла наверно, раз он не спас её, старого хозяина из сна… угощающего его напитком богов.

 Он помнил колбы, реторты, лицо какого то старика… Наверно это было во сне. Но пещера? Она была разве наяву? Разве это был не сон? Он понял вновь, что так ничего и  не понял, а ей сказал:

– Лаз помню, пещеру нет, да это очень странно, но я точно не помню как сюда мы с тобой добрались. Зато я хорошо помню те похожие на холмы, пирамиды, широкую дорогу из каменных плит; я помню, что мы с тобой должны сейчас ещё заехать на наш остров и забрать кедровую живицу. Вся наша с тобой командировка была устроена только из-за живицы для Громова, ну, и для меня тоже.
Он потупил свой взгляд, как будто сам не верил своим словам, одновременно осознавая, что всё ж, говорил правду.

– Вилор, послушай меня теперь ты, очень внимательно выслушай! Мы на обратном пути от пирамид у большого утёса обнаружили с тобой лаз, а мне при этом было тогда очень страшно, сама не знаю почему.
Ты мне сказал тогда, что это вход в какую то особую пещеру и решил забраться внутрь. Я была против, ну очень против этого,  но ты обвязал себя верёвкой и полез. Ты прошёл вглубь всего три или четыре шага и внезапно упал. Я услышала звук падения твоего тела и всё поняла.

   Я была в ужасе и пыталась вытащить тебя за верёвку, но это было безполезно. Я была в отчаянии, но мне пришлось спуститься внутрь и попробовать вытащить тебя оттуда. Ты был без сознания и лежал как мешок, расслабленный, но ты был жив.
 Мне пришлось тащить тебя вверх, и если бы я не была на фронте, то мне не удалось бы никогда вытащить тебя оттуда.
Когда я тащила тебя на себе, то весь мой страх прошёл, будто его и не было, зато было такое чувство, как будто я вновь оказалась на войне. Я ни о чём тогда не думала. Просто у меня была одна единственная цель – выбраться вместе с тобой из этой проклятой пещеры.

 Когда я вытащила тебя оттуда, то положила тебя, господи, да не тебя, а твоё обмякшее тело, на тёплые камни, а под голову положила свой рюкзачок.
И тут я впервые за столько лет разрыдалась…. Я не знала что делать, я стала бить тебя по щекам, думая, что ты очнёшься. До хутора оставалось вёрст семьдесят. И тут твоё тело вдруг начало подавать признаки жизни! Именно тело, но не ты сам, Вилор!
И вот это то было самое ужасное, что только можно себе представить!

– Что ты хочешь этим сказать, Элина?
– Только то, что когда твоё тело очнулось, ты ничего не соображал, вообще ничего! Ты превратился в подобие зомби, какого то ку-ку, только неясно, кто тебя за зомбировал!

Сначала твоё тело двигалось как  на автомате, ты слушал вроде бы меня и мы пошли в обратный путь, благо компас меня выручал. Сначала ты молчал, а потом начал выдавать какие то звуки, это было трудно назвать человеческой речью. Ты то пел, то мычал, то издавал какие то странные обрывки фраз, в которых можно было различить то Мария, то Пьер, то вообще бог знает что.

   Тогда я подумала , что всё, ты сошёл с ума из-за этой клятой пещеры, недаром меня около неё охватывал страх без причины, и я жутко не хотела, чтобы ты туда лез…
Мы шли почти неделю вместо трёх дней, и это наше путешествие, отдельная тема Вилор. Ты не приходил в себя ни днём, ни ночью, когда ты не спал, а лишь грезил в своих потусторонних выдуманных грёзах. Ты не был тем, кого я знаю, Вилор, и то было ужаснее всего на свете.

  Я до сих пор ещё не отошла от всего этого. Когда мы вчера пришли, то я поговорила с нашим  хозяином и он немного успокоил меня. Но всего лишь немного. Он вчера вечером сказал мне, как только тебя увидел, что у тебя произошёл меряк.
Меряк – это потеря сознания и памяти, которое может наступать здесь только в определённых местах. Таких мест много и в Карелии и на Кольском полуострове, но мы с тобой об этом вообще не знали. Ты и попал как раз в то самое проклятое место – эту пещеру. Там же явно чувствовался страх, неужели, ты не чувствовал его?

– Не знаю, я даже не помню, был ли я там, в этой пещере. Я помню лаз и мы сидели рядом с ним, перекусывали…
Я хорошо помню утёс, как мы поднимались на него…

  Тут Вилор осёкся. Он вдруг понял, что путает реальность и тот сон, в котором Элина упала якобы с утёса, и  ему на миг вновь стало жутко!
Её падение с утёса было так же реально, как это видение её прямо сейчас. Он помнит её дыхание и её крик, так, как будто это произошло в реальности.

– Ты, наверно, ещё не пришёл в себя, Вилор, мы с тобой на тот утёс не поднимались. Мы обошли большой кустарник справа, правда мне немного пришлось с ним побороться, и тропа обнаружилась вновь. Я шла по ней, пока она не растворилась в лесу, и тогда мне пришлось воспользоваться компасом и картой.
Так вот, наш хозяин сказал, что это состояние временное и держится не более нескольких суток.

При нём тело может двигаться само по себе, а сознание как бы находится в других местах, это сродни сумасшествию. Впрочем, я так и подумала сначала, что ты сошёл с ума. При этом мерячинии люди могут петь, разговаривать, свистеть и вообще творить непонятные для людей в обычном состоянии, вещи…
Вилор был потрясён. Оказывается он спал несколько суток подряд, несмотря на бодрствование тела, и ему снились всё время кошмары, но такие сны он тогда воспринимал как свою настоящую жизнь…

 Мало того, он ещё и спал, а тело его передвигалось само. Если бы ему довелось услышать этот рассказ не от Эли, а от другого человека, то он никогда не поверил бы ему. Оказывается он ничего про себя не знает, тогда за кого он сам себя принимает, в конце то концов?
 Он подумал, что надо будет рассказать этот случай Громову, ведь тот может что то знать про это мерячение, раз он бывал в этих местах. Из его головы всё не выходили кошмарные сновидения, особенно с падением Элины, про которое он счёл за благоразумие пока промолчать.

– Нам нужно возвращаться Эля, воронки с живицей должны быть уже наполнены.
      – Ты опять за своё, не успел прийти в себя, опять думаешь о работе, о радоците, но только не сегодня, Вилор, сегодня мы ещё день побудем здесь, я ещё не пришла в себя, да и тебе надо отдохнуть.
 
       На следующий день утром они проделали обратный путь и ещё через день уже были на острове. Собрать готовую живицу с деревьев было делом часа и они в этот же день с подвернувшейся попуткой вернулись в Петрозаводск.