Рукою Пушкина. А ногою?

90 лет прошло с тех пор, как издательство «Академия» выпустило сборник «Рукою Пушкина», однако до сих пор никто из отечественных или зарубежных пушкинистов так и не написал даже маленькой статейки на тему «Ногою Пушкина». А заодно - и про его вторую руку (а их-то у него всё-таки две, а не одна, как в названии «Рукою Пушкина»!). Исправим это.
Однако, стоп! Вы, наверно, дорогие читатели, думаете, что разговор про пушкинскую ногу и руку это шутка? Конечно, шутка, но только не моя, а самого Пушкина, которого с 2014-го года я уверенно называю Гением литературной мистификации или Великим мистификатором. Ну, а поскольку он Великий мистификатор, то и любая его шутка может иметь смысл, который надо разгадывать.
Сразу же оговорюсь, что речь в данной главе будет не о физической ноге Пушкина, болезнь которой («аневризм») давно была известна как от него самого, так и со слов его друзей. Тем более что все болезни это компетенция врачей, среди которых, кстати, можно обнаружить и хороших пушкинистов. Например, врача Вересаева, написавшего в своё время замечательную книгу под названием «Пушкин в жизни», или моего однофамильца Шубина Б.М., посмотревшего глазами хирурга на смертельное ранение Пушкина. Правда, сегодня, я боюсь, таких серьёзных врачей с уклоном в сторону Пушкина и «днём с огнём» не отыскать.
Даже и на данном сайте, где был лишь один врач-пушкинист Дмитрий Панфилов, который из врача каким-то образом переквалифицировался не только в пушкиниста, но и стал кандидатом филологических наук, но при этом вдруг взялся «реабилитировать» злейшего пушкинского врага, обозначив его в названии своей статьи «князем М.С.Воронцовым». И это при том, что в пушкинское время М.С.Воронцов был лишь графом, о чём известно даже школьникам.
Но «вернёмся к нашим баранам», а точнее к авторам книги «Рукою Пушкина», которые рассматривали взятую ими тему ТОЛЬКО со стороны пушкинского творчества. Последуем их примеру и займёмся ногой (как я уже говорил) не физической, а «героической» (если можно так сказать?), которой Пушкин наделил одного из своих героев (отсюда и слово «героическая»). Это же касается и «героической» руки того же героя.
Но кто он? А это земский Терентий, о котором Пушкин в своей «Истории села Горюхина» (далее: ИГ) в 1830-м году написал следующее: «Летописи упоминают о земском Терентии, жившем около 1767 году, умевшем писать не только правой, но и левою рукою. Сей необыкновенный человек прославился в околодке сочинением всякого роду писем, челобитьев, партикулярных пашпортов и т.п. Неоднократно пострадав за своё искусство, услужливость и участие в разных замечательных происшествиях, он умер уже в глубокой старости, в то самое время как приучался писать правою ногою, ибо почерка обеих его рук были уже слишком известны. Он играет… важнейшую роль и в истории Горюхина» (ИГ 136.25).
В черновике же Пушкин уточнил об этом земском то, что тот «прославился в околодке умением подписываться под всякую руку» (см. VIII, 709). Запомним это и, заглянув в Словарь языка Пушкина (СЯП), увидим там для данного случая следующее определение: «партикулярный пашпорт (шутливо о самодельном, фальшивом паспорте)». Соглашаемся с этим. Но свято помня, что «Жизнь и творчество Пушкина неразрывны», начинаем искать перекличку автора с выдуманным им Терентием. И, конечно, находим её в следующем описании от 1825-го года:
Ноябрь, 29. Дата (неверная) билета на проезд в Петербург Алексея Хохлова и Архипа Курочкина; дата написана Пушкиным измененным почерком от имени и за подписью (тоже подделанной Пушкиным) П.А. Осиповой.
Декабрь, 1...2. Пушкин под именем крепостного П.А. Осиповой, Алексея Хохлова, имея при себе «билет», помеченный задним числом (29 ноября), выезжает с садовником Архипом Курочкиным из Михайловского по дороге в Петербург. Из-за «дурных примет» возвращается домой (см. «Летопись жизни и творчества Пушкина»).
И тут мы начинаем понимать, что в ноябре 1825-го года находившийся в селе Михайловском ссыльный Пушкин, мечтая покинуть это глухое село и выехать в Петербург, выписал сам себе фальшивый паспорт («билет»), в котором назвался Алексеем Хохловым, т.е. крепостным соседки-помещицы П.А.Осиповой. И при этом он (внимание!) своей рукой не только написал, но и подписал этот поддельный документ от имени Осиповой, хотя та ему таких полномочий не давала.
Вот текст этого фальшивого «пашпорта»:
Билетъ
Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту 2 арш. 4 вер., волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. 3 1/2 в., волосы светло-русыя, брови густыя, глазом кривъ, рябъ, летъ 45, в удостоверение, что они точно посланы отъ меня в С.Петербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому прошу господъ командующих на заставах чинить им свободный пропускъ.
Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское, что в Опоческом уезде.
Статская советница Прасковья Осипова <подпись>
Данную пушкинскую фальшивку мы подробно рассмотрим чуть позже, а пока заметим тут весьма серьёзный намёк на подставных авторов Пушкина, ради которых он, как и его Терентий, вынужден был менять «руку», т.е. свой «почерк» и подписываться именами выбранных им лже-авторов.
А теперь мы заглянем в Словарь Даля и получим там определение слова «почерк». Вот оно: «Почерк м. род, образ письма, образованья букв и связи речей на бумаге, относя это вообще ко времени, или к привычке пишущего; рука». Повторю: РУКА! Интересен и приведённый Далем пример: «Уставное письмо наше было вельми однообразно, но и в нем различают несколько почерков, по времени, да сверх того рознится и почерк каждого писца». Ну, а если мы применим слово «почерк» к писателям, то спокойно выйдем не только на понятие «рука», но и на понятие их СТИЛЯ. По Далю, «СТИЛЬ - пошиб; род, образ, вкус, манера». И понятно, что «смена руки» какого-либо автора влечёт за собой изменение его «почерка», но при этом не столь радикальное, как при той основательной перемене, к которой как раз и относится шутливое и выдуманное Пушкиным написание текстов не рукой, а ногой всё того же Терентия.
«Историю села Горюхина» Пушкин написал осенью 1830-го года в Болдино, а к этому времени у него уже был на заметке в качестве кандидата в подставные авторы как минимум один человек. Т.е. Гоголь (об этом см. главу «Гоголь - гость незваный»). Почему «как минимум»? Да потому, что к тому времени у Пушкина уже был отнюдь не кандидат, а самый что ни на есть настоящий подставной автор, появившийся на пушкинском литературном и жизненном горизонте раньше Гоголя.
Это был Владимир Павлович Титов, которого основательно подозревали в подставном авторстве в отношении напечатанной им повести «Уединённый домик на Васильевском острове», которую тот якобы написал со слов Пушкина. Однако всё кончилось тем, что мудрый профессор Б.В.Томашевский эту повесть с весьма сомнительным авторством Титова напечатал в своём академическом издании ПСС Пушкина (и то в приложении). И это был своего рода намёк будущим пушкинистам о возможном пушкинском авторстве.
Ну, а сегодня, немного забегая вперёд, я категорически заявляю, что авторство повести «Уединённый домик на Васильевском острове» полностью принадлежит Великому мистификатору Пушкину. И это заявление опирается на моё раскрытие той пушкинской тайнописи, которая имеется в этой повести и которая затрагивает реальные обстоятельства пушкинской биографии. Но об этом отдельно.
А пока отметим, что тема «ногою Пушкина» прямо перекликается с понятием его стиля, который (внимание!) он мог кардинально МЕНЯТЬ в зависимости от обстоятельств, связанных с его подставными авторами. К этим обстоятельствам относятся: возраст подставного автора, его национальность, место рождения, наличие предыдущего литературного «багажа» и т.д.
И понятно, что для украинца Гоголя нужно было создать основательный украинский колорит, глядя на который никто и подумать бы не мог о т.н. литературной «ноге» Пушкина, а точнее о его сильно видоизменённом почерке. Ну, а для сибиряка Петра Ершова нужно было «подсыпать» что-то сибирское (типа «Сибирского казака», хана Кучума в «Осенних вечерах», поэмы о жене этого хана по имени Сузге, и т.д.).
Ну, а наши филологи глубокомысленно писали (да и до сих пор пишут!) о некоем «стиле Гоголя», вовсе не догадываясь, что все отличия этого стиля от пушкинского обусловлены умением Гения литературной мистификации подделаться под любой «стиль». Обманул-то, выходит, Пушкин всех «гоголеведов» (да и ершоведов тоже), подсунув им подставного автора с иным, т.е. с отличным от своего собственного, стилем.
Правда, вы, дорогие читатели, тут можете спросить: ну, а кого не обманул Великий мистификатор? Отвечаю: а, например, внимательную пушкинистку Ирину Борисовну Мушину, которая при исследовании писем Пушкина сделала абсолютно верный вывод о том, что тот «как никто другой, умел настраиваться «на волну» того или иного адресата» (см. «Переписка А.С.Пушкина», т.1, М., 1982, стр.41). И это так! Жаль только, что свой замечательный вывод Мушина не распространила дальше той узкой темы, которой она занималась.
P.S. Проверку версии о том, что под маской земского Терентия Пушкин спрятал себя любимого, мы произведём немного позже в главе с возможным названием «Ты кто, Терентий?».