Уолден Белло о мировом порядке

Старая многосторонность находится на смертном одре. Как будет выглядеть новая многосторонность?

Ульрих Бранд, Криста Вихтерих | 13 октября 2025 года.
Уолден Белло — ведущая фигура движения альтерглобалистов и постоянный автор Foreign Policy In Focus. Здесь он беседует с Ульрихом Брандом и Кристой Вихтерих.

Ульрих Бранд: В своей новой книге вы начинаете с глубокого размышления о том, почему писать воспоминания или биографию — не лучшая идея. Цитирую: «Зачем давать советы молодым, когда твоё поколение проиграло свою борьбу?» Вы также говорите, что поколение R, революционное поколение 1960-х и 1970-х годов, потерпело неудачу в вопросах эмансипационного проекта на Филиппинах и в вопросах реально существовавшего социализма. Так почему же вы в конце концов написали эту книгу? Какова её главная мысль?

Уолден Белло: Меня несколько раз пытались подтолкнуть к написанию этой книги. Одним из них был Эрик Олин Райт, который привёл меня в Висконсинский университет, чтобы я мог описать свой опыт публичного интеллектуала. Но я посвятил там время написанию статей о других вещах, помимо своей роли публичного интеллектуала. Как я уже говорил, меня волновало ощущение провала как Национально-демократической революции на Филиппинах, в которой я участвовал как член Коммунистической партии, так и социалистических идей, рухнувших в 1989 году. Это очень мешало мне писать, ведь я активист, и хотя у меня, возможно, были определённые достижения, моей главной целью было быть активистом. Поэтому я и чувствовал, что потерпел неудачу. Но я писал и начал понимать, что писать мемуары – это как писать стихотворение или эссе, в котором ты, по сути, просто хочешь что-то выразить, а публика решает, выражаешь ты что-то ценное или нет. Так что это большой риск. Люди могут сказать: «О, это ерунда». Или некоторые могут сказать: «О, здесь есть что-то ценное». Всё действительно зависит от аудитории.

Криста Вихтерих: Я была очень тронута, когда прочитала о провале, потому что это во многом отражает общее мнение нашего поколения: впечатляющие движения, в которых мы были активистами в то время, в конечном итоге не смогли полностью реализовать свой потенциал. Они не смогли превратиться в движущую силу, которая могла бы изменить ситуацию или обеспечить нам успех в долгосрочной перспективе. Если мы хотим извлечь уроки из прошлых неудач и движений, нам необходимо их осмыслить и проанализировать. Считаете ли вы, что в этих движениях были неверные предпосылки или ложные концепции, или как вы объясняете этот провал или постепенное угасание?

Белло: Итак, когда я говорил о провале, я имел в виду в основном революционное движение на Филиппинах, а также более масштабный социалистический проект последних 150 лет. Нравится нам это или нет, крах правительств в Восточной Европе и Советском Союзе действительно повлиял на весь социалистический, даже социал-демократический проект. Но когда я начал писать, я начал понимать, что, эй, мы всё-таки кое-чего достигли в последнее время. Во-первых, мы дискредитировали усилия по глобализации. Мы разоблачили неолиберализм как ложный проект с точки зрения достижения большего блага для людей и планеты. Но мы также остановили вмешательство США на Ближнем Востоке, которое длилось 20 лет. Мы создали антивоенное движение, хотя центральную роль играли именно жители Ближнего Востока. Поэтому я думаю, что наше движение действительно сыграло свою роль. Газета «Нью-Йорк Таймс» назвала его «второй мировой державой» после США, когда мы выступили против войны в Ираке. Это первое уточнение, которое я хотел бы сделать. Во-вторых, это была неполная победа, поскольку мы не смогли продолжить движение против неолиберализма движением, которое фактически создало бы новые структуры как альтернативу тому, что продвигал неолиберализм. Кроме того, антивоенное движение не смогло институционализироваться. Это были неполные победы. Я всё ещё пытаюсь понять, почему мы не можем на самом деле создавать движения, которые институционализируются, создают постоянные институты. Именно это я и пытаюсь исследовать. Сложно сформулировать альтернативу. И как институционализировать организацию, которая будет поддерживать эту альтернативу? Вот над чем я сейчас борюсь.

Бранд: Но разве не могли бы вы сказать, что правительство Чавеса в Венесуэле, правительство Моралеса в Боливии или даже немного Лула в Бразилии были своего рода институционализацией? Вы надеялись, что они институционализируют требования, или вы мыслили в других измерениях?

Белло: Что ж, я действительно надеялся на этот розовый прилив, особенно на правительство Чавеса и, в некоторой степени, на Лулу. И, кроме того, пару лет назад, когда Борич пришёл к власти в Чили, это всё ещё было частью такого прогрессивного течения. Так что, если бы Чавес был жив, я думаю, что события в Венесуэле пошли бы гораздо более позитивно. Хотя Он был популистом, весьма демократичным. Лула и Партия трудящихся были слишком осторожны, они просто довольствовались «Bolsa de Familia» – денежными выплатами бедным. Это было очень важно для сокращения бедности, но они не захотели продвигать более смелую программу. Поэтому впоследствии многие из тех, кто получал эти выплаты, не считали, что они действительно исходят от правительства. Это были некоторые из проблем, которые тормозили «розовую волну», но из которых мы можем извлечь много уроков.

Вихтерих: Вы говорите, что многосторонность мертва. Стоит ли сейчас вопрос о построении более демократической формы многосторонности? Или каковы перспективы многосторонних институтов, таких как Всемирная организация здравоохранения, которая была и остаётся очень важной для глобального Юга? Нужна ли нам замена? Каковы перспективы или будущее интернационализма в отношении институтов?

Белло: Я думаю, что есть институты или силы, отрицающие многосторонность, которым лучше всего позволить умереть, например, Всемирному банку, МВФ и ВТО. Но с Трампом, фактически исключившим США из этой и многих других проблем, эта система, похоже, в любом случае умирает. Есть некоторые институты, которые находятся в затруднительном положении, но нам нужно их спасти, потому что они предоставляют площадку, где мы можем распространять идеи и принимать эффективные меры, например, Организация Объединенных Наций и Всемирная организация здравоохранения. Кроме того, должны появиться новые институты, например, Всемирная организация по охране окружающей среды, которая будет заниматься проблемой изменения климата. Именно в такой ситуации мы сейчас и находимся. Многосторонность будущего – это сочетание инициатив. И то, как это будет институционализировано, будет зависеть от игры мировых сил. Но мне кажется, что мы вступаем в период перемен, когда будет взаимодействие между старыми и новыми институтами. И, надеюсь, это сочетание будет скорее позитивным, чем негативным.

Бранд: Чего вы ожидаете от стран БРИКС и их развития за последние 15 лет? Какова их роль в возрождении многосторонности?

Белло: Прежде всего, я хотел бы отметить, что страны БРИКС практически автоматически рассматриваются как возможная альтернатива многосторонней системе. Изначально не было намерения вытеснить западную многостороннюю систему. Многие страны, особенно страны глобального Юга, ищут новые модели или новые источники помощи. И не только материальной, но и, в большей степени, помощи в плане создания пространства для развития. Но, как я уже сказал, сами БРИКС, первоначальные члены, очень неохотно позиционировали себя как новую многостороннюю систему. Институты остаются довольно слаборазвитыми. Предпринимаются попытки привлечь в организацию некоторые богатые страны, такие как ОАЭ и Саудовская Аравия, и около 54 стран сейчас стремятся вступить в БРИКС. Может пройти некоторое время, прежде чем возникнет более институционализированная структура БРИКС. Прежде всего, БРИКС очень диверсифицирован. По сути, приоритеты разных стран не совсем совпадают. Тем не менее, они, особенно Китай, продолжат оставаться источником помощи для глобального Юга и моделью успешного развития, основанного на государственном управлении. Они предоставляют развивающимся странам ресурсы и пространство для развития, обеспечивая им доступ к ресурсам, помощи и дипломатической поддержке. Особенно учитывая, что мы вступаем в очень сложный период, чреватый геополитическими конфликтами, БРИКС будет играть важную роль в качестве голоса стабильности и мира, к которому может прибегнуть глобальный Юг.

Вихтерих: Но в то же время вы критикуете БРИКС из-за его элиты, а также из-за его приверженности капиталистическому развитию или надежд на него. Таким образом, альтернативных моделей у нас, по сути, нет.

Белло: Действительно, я уже говорил о том, что, хотя страны БРИКС внесли свой вклад в баланс мировой экономической мощи в пользу Юга, в то же время с точки зрения внутреннего управления они не являются образцами демократического участия. Режимы, будь то авторитарные или формально демократические, во многом подвержены влиянию классовых систем. Не может быть нового демократического многостороннего порядка, не подверженного влиянию существующей классовой системы. Можем ли мы ожидать, что теперь, когда альтернативы капитализму нет, будь то рыночный, развивающийся или государственный капитализм, динамика останется по сути той же? Возможно ли действительно создать новый демократический многосторонний порядок, существующий в рамках глобальной капиталистической системы? Я скорее ставлю это под вопросом, чем утверждаю, что это невозможно. Нам действительно нужно больше говорить об ограничениях направления развития институтов, вместо того чтобы быть догматически детерминистскими и априори исключать возможности перемен в позитивном направлении.

Вихтерих: Деколонизация — важная стратегическая перспектива в ряде социумов. Как это можно совместить с многосторонним подходом, основанным на Всеобщей декларации прав человека? Сегодня на глобальном Юге «универсальные» права человека обвиняются в принадлежности к Западу и империализму.

Белло: В этом году исполняется семьдесят лет со дня проведения знаковой Бандунгской конференции. Глобальный Юг проделал большой путь деколонизации и приблизился к переломному моменту в глобальном балансе сил по отношению к глобальному Северу. Но Бандунгская декларация была не просто документом, способствующим политической и экономической деколонизации. Более того, первым из десяти пунктов Декларации было «уважение основных прав человека, а также целей и принципов Устава Организации Объединенных Наций». Верно, что Запад использовал эти «права человека» в качестве оружия в своих попытках сохранить свою гегемонию. Но это не должно отвлекать нас от того факта, что с самого начала эпохи деколонизации люди на глобальном Юге считали права человека универсальной ценностью. Мы должны одновременно осудить использование прав человека в качестве оружия западными элитами и не позволять нашим элитам использовать это как предлог для их игнорирования.

Бранд: Не могли бы вы дать нам представление о том, как воспринимается Китай среди простых людей? Среди прогрессивных сил Юго-Восточной Азии? Привлекательна ли она как модель развития, несмотря на свои авторитарные тенденции?

Белло: Китай воспринимается по-разному в разных странах. Например, Вьетнам подражает Китаю в качестве экономической модели, а также, в некоторой степени, Камбодже и Лаосу. В то же время Вьетнам критикует Китай за его планы по захвату всего Южно-Китайского моря. Что касается других стран, таких как Таиланд, Малайзия и Индонезия, то, я думаю, они смирились с тем, что Китай станет главной экономической державой региона. Кроме того, есть Филиппины, которые давно ассоциируются с Соединёнными Штатами и которым угрожает стремление Китая к доминированию в Южно-Китайском море. Но в целом, я бы сказал, что Китай не воспринимается, за исключением, может быть, Филиппин, как империалистическая держава, подобно тому, как воспринимались США и Запад. Если же выйти за рамки Юго-Восточной Азии и включить Латинскую Америку и Африку, то, на мой взгляд, позитивное восприятие перевешивает негативное. Хотя люди понимают, что китайская помощь имеет свои недостатки, в целом существует мнение, что приравнивать Китай к империалистической державе не совсем убедительно. Важный момент заключается в том, что Китай стал мировой державой, которая сейчас занимает, возможно, первое или второе место — в зависимости от используемого показателя, будь то доллар или ППС, паритет покупательной способности. Но мы должны понимать, что, по сути, он завоевал свои рынки без насилия. В отличие от 500-летней истории Запада, где рынки завоевывались силой. Я думаю, это очень большая разница. Китай не поощряет перевороты, даже если у него есть дипломатические разногласия с другими странами. Так что, на мой взгляд, у Китая есть свои плюсы. У него тоже есть свои недостатки, но утверждать, что это империалистическая держава, как Соединенные Штаты или страны Европы, — это на самом деле искажение реальности.

Источник: https://fpif.org/walden-bello-on-the-world-order/