Доживём до весны

Доживём до весны.

Хочется весны. Она одна способна " вылечить" эту землю, разбудить, растормошить, поднять жизненный тонус, дать энергию.
Когда земля начинает оттаивать, выжимая из себя остатки безжизненного, больного "мороза",  "выпускается ровда", и тогда начинается новый этап проявления жизни. Это происходит не только в природе, это чувствуется во всём.
Старые огромные дома, стоящие сейчас одиноко, отстранённо, будто большие переросшие боровички, заплывшие, отяжелевшие от влаги, обрюзгшие, но всё ещё живые, стойко держат свои " шляпки". Из них, как по- весне из земли, прояляется, " выходит ровда". Они, дома, ещё живы, их стены ещё способны давать такую энергетику, которую чувствуешь всем своим естеством.
  Привлёк внимание один дом. Подошла, присмотрелась. С виду крепок и стоек, окна целые, без серьёзных повреждений, конёк крыши  ровно, без прогибаний несёт свои широкие крылья, защищая стены сруба. Пока ещё ровные, неподкошенные от времени и влаги косяки. Кое- где облупилась краска эмаль на рамах и наличниках окон, широких подушках подоконников, входной двери. Палисадник прибран: разросшиеся кусты сирени, думаю, что особенно по- весне, дают свежесть распустившейся изумрудной  листвы, затем источают ярко  выраженный аромат, распростаняющийся по округе лёгким бризом, красоту и нежность светло- сиреневых соцветий, являющихся единственным своеобразным " цветником" .Осенью эти кусты нисколько не портят вид, наоборот, придают палисаднику " живость" образа, гармоничную завершённость.
Палисадник "выделен" невысокой деревянной изгородью, ровно подведённой параллельно дому, как заключительной чертой, словно оттиснён картинной рамой. Обрезная доска, использовавшаяся для изгороди, крепка, но на ней  кое- где чуднО и сказочно, будто зимний узор на оконном стекле, своеобразной "вышивкой" пророс мох и лишайник. Замысловато свисают длинные пакли уснеи. Раньше такой лишайник, как уснея, я встречала лишь в дремучих еловых лесах. Уснея обычно растёт в экологически чистых, на нетронутых цивилизацией территориях. Увидеть её здесь, в старой , почти " осиротевшей" деревеньке, да и ещё растущей на частоколе, было сродни чуду!
От калитки, между кустами сирени, ведут мосточки. От влаги и тени они совсем состарились. Осенняя листва, укрывшая их, как мягкий коврик, заглушила звуки, немного " спружинила" . На широкой входной двери закрытый железный замок, надёжно охранявший все тайны  этого дома. Справа, прислонившись к стене,  плотная, крепкая скамья, располагающая, " добродушная", предлагающая: посиди, подумай...
 Прижавшись к старенькому, шершавому бревну, невольно прислушиваешься, вглядываешься в его морщинки, а в душе поднимается тревога, недопонимание, боль. Как сон, всплывают образы, которые ясно представляешь, как само- собой разумеющееся: широкие, невысокие, распахнутые настежь ворота двора. Добрая, скромная женщина, провожающая из хлева бурёнку на пастбище. Белоснежные курочки, рассыпающиеся, словно мягкие шарики, в разные стороны, с кудахтаньем и квохчанием.  Звонкий мохнатый трудяга шмель, ничего не замечающий, кроме своей работы, выползающий из синего бутона цветка колокольчика. Тёплое летнее утреннее солнышко, нежно ласкающее золотым лучом округу...
Однако, всё это видение исчезло после первого же отвлёкшего меня звука, и я пошла вдоль улицы дальше, с жадностью изучая пустующие дома, палисадники, огороды.
Гладко выкошенная отава изумрудным ковриком разостлана вокруг широкой добротной скамьи. Подошла и невольно оживилась: "Господи, цветочки!"  Под скамьёй синели своими яркими лепестками Анютины глазки! В ноябре! Скамья приставлена к стволу грозного великана- липы, единственного свидетеля той, прошлой яркой жизни, когда- то большой деревни.
Метрах в трёх за деревом широкий сруб крупного "пятистенка". Увы, крыша дома провалилась, по всей вероятности, не выдержав тяжесть подтаявшего снега прошлой зимой. Конёк грузно, из последних сил, держал приколоченные доски, нелепо и нескладно обвисшие внутрь дома. Как сломанные крылья, они повисли на внутренних стенах. Рамы, с боков сруба выдавлены этой " махиной", стёкла, кое- где уцелевшие, отражают ветви дерева, иные- синеву ясного ноябрьского неба. Частокол, охраняющий палисадник, на первый взгляд, ещё крепок и ровен. Но, подойдя к нему поближе, понимаешь другое. Словно состарившиеся оловянные солдатики, его заострённые и немного " помятые" штыри несут свою вахту. Как могут, из последних сил защищают проход к дому.
На заднем дворе, на высокой жердине виднеется выдолбленный из берёзовой или осиновой колоды крепкий скворечник. Здесь в округе я встретила несколько таких скворечников, расставленных когда- то заботливыми, трудолюбивыми хозяевами для птиц. По- весне в них прилетают скворцы. Галдят, снуют и перекликаются между собой, наверняка вспоминают добрым словом своих, ушедших в мир иной, покровителей...
 Старая липа пробуждается от глубокого зимнего сна.  Потянувшись к солнцу, расправляет уставшие ветви, вздыхает глубоко и жадно. С грустью оглядывается на дом, который столько лет был её опорой и укрытием от северных ветров...
Округа наполняется шумом, вознёй. Только это уже совсем другие звуки, не те, что были здесь лет пятьдесят тому назад. Не те.
Татьяна Лёвкина.
Ноябрь 2025.