Округа отдувалась паром...

   Округа отдувалась паром, будто после бани. Она была с ног до головы мокра и находя в том приятность, нежилась в довольстве, полная ощущений, испытанных ранее, но позабытых давно. Истомившись зноем, не имевшая сил ни на что, кроме марева, в чьей дрожи была единственная мечта - избавиться от жажды, теперь округа вновь обрела способность чувствовать каждую свою косточку, имя в виду тростинки стебельков и прутики веточек.

   Разминая стебельки, что тянулись, будто спросонок и расправляя листочки, округа старалась не замечать засохших прямо на цветах шмелей. Ветер прятал их с глаз округи лицемерно, сдувал наземь поскорее с глаз долой, ну, так их всё одно было не заметить нельзя.

   Прикипевшие к бутонам, свернувшиеся в мохнатые капли и комочки, погубленные зазря шмели вызывали ту сердечную жалость, то не имеющее пределов сострадание, которое вызывает рыдания. А дождя уже было довольно, посему, насупленная и сурьёзная, округа крепилась и делала вид, что «всё устроится к лучшему», хотя не понимала - как.

   Хмель тянул коготки к ватному от облаков небу, простираясь едва ли не на половину дороги, по которой долго ещё никто не сможет ни ехать, ни идти из-за непролазной, липкой слякоти. Бездорожье искренне, оно откровенно заявляет об себе, не скрывая недостатков. Слякоть не такова. Ея глянец обманчив, а коварство в том, дабы сделаться прочим всем, как она сама.

  Бледная после ночного ливня, сосна стояла безучастная ко всему. Истомилась она глядеть, как тьма играет со светом, моргая без счёта молнией, впуская сквозь ея прищур день, по малой вострой капли, не давая ему, впрочем, воли быть собой. Но даже рассвету, что был уже в полном своём праве, так и не позволили проявиться ничем. Он сбылся, но где-то там, - невидный никому. Как хорошее, что случается втихомолку, вдали от фанфар и горнов, а лавровые венки плавают в супе совместно с золотыми медалями жира, и съеденные без остатка напоминают об себе лишь горой немытой посуды, управиться с которой всем или всё недосуг.

   Округа отдувалась паром, будто после бани. Так обыкновенно бывает, после хорошего ливня, о котором взыскивают с погоды, которым ей же и пеняют. Всё, как всегда.