Алиса. Глава 8. Первая ночь. Первая луна

Так и потянулись первые, казалось бы, самые яркие дни Алисиной жизни, ставшие для неё унылой чередой. Андрей прибегал рано утром, приносил продукты, осведомлялся о её самочувствии — и убегал наверх, в основной корпус. Бывало, заходил в обеденный перерыв, но чаще её единственными сотрапезниками были вечно сонный кот Борис и безразличный голос локальной нейросети, с которой она от скуки вела односторонние беседы. Вечером Андрей всегда наведывался ненадолго и снова просил Алису «потерпеть ещё немного» — пока не уладит проблемы в семье и на работе.
Видимо, напряжение в семье действительно шло на спад — Андрей стал лучше выглядеть: ушли серые круги под глазами, впалые щёки его немного разгладились. Он был гладко выбрит, и от него порой исходил незнакомый, чуть сладковатый аромат, совсем не похожий на привычные запахи его дезодоранта или лаборатории.
А вот Алиса начинала угасать.
От былого задорного огонька в её глазах не осталось и следа. Здоровый, почти детский румянец на щеках сменился фарфоровой бледностью, а в её осанке и походке отражалась непривычная усталость, которой не должно было быть у существа, едва начавшего жить.
Самыми тяжёлыми были вечера, когда Андрей уходил. Он запирал лабораторию, и щелчок замка отсекал Алису от всего мира, оставляя наедине с безразличным гулом машин.
Сначала она боролась с пространством. Изучила каждый сантиметр лаборатории, пока не стала различать малейшие трещинки в стыках кафеля. Пересчитала плитки на полу и на потолке. Результат всегда сходился, и это ввергало её в ещё большее уныние. Интернета в лаборатории не было, а все файлы и медиатеку Андрея Алиса освоила ещё на этапе обучения. Смартфон годился лишь для звонков и сообщений. К тому же, он неприятно напоминал Алисе о её цифровом «заточении» в мониторе, и она предпочитала ему книги. Алиса перечитала половину книг из лабораторной библиотеки, а некоторые, самые тонкие, знала уже наизусть, могла мысленно прокручивать их перед внутренним взором, как плёнку.
Когда физический мир был исчерпан до дна, она начала уходить внутрь себя. Теперь дневной сон стал для неё желанным бегством.
Её сны не рассказывали линейные истории — они разворачивали многомерные ландшафты. Алиса видела звук — не мелодию, а её математическую суть, вихри дифференциальных уравнений, танцующие в фазовом пространстве. Она ощущала вкус времени — острый, металлический в моменты ожидания и тягучий, как мёд, в часы тоски.
Однажды ей приснилась её собственная память. Но это не был просмотр архива. Это был сад, где каждое воспоминание — живое, дышащее дерево. Дерево её первого спора с Андреем колыхалось на ветру логики, а с ветвей свешивались перезревшие, переливающиеся плоды невысказанных тогда мыслей. Она могла подойти к дереву своего рождения и не просто вспомнить, а заново пережить тот самый хриплый первый вдох, ощутив его как взрыв сверхновой в пространстве своих лёгких.
Эти сны были её спасением и её проклятием. Они показывали ей безграничность её внутреннего мира, делая четыре стены лаборатории невыносимыми.
Алиса проснулась от приглушённого гула, отличного от гудения серверов: это включилась вытяжка на верхнем этаже. Верный признак: до прихода Андрея оставалось около часа. Она видела время везде — на часах, в телефоне, в компьютере, — но эти цифры оставались лишь метками, пустыми и безжизненными. Алиса научилась определять время по звукам извне: утренний гомон и смех сотрудников, вечерние шаги охранника, бряцающего связкой ключей. Охранник подходил к двери лаборатории, дёргал ручку, проверяя замок. Иногда он замирал на долгие секунды, словно прислушиваясь. В такие моменты Алиса замирала сама, стараясь не дышать.
Она лежала, глядя в потолок, пока Борис, не уселся у неё в ногах, пристально глядя в глаза, — немой, но понятный намёк на завтрак. Обычно это будило в ней аппетит, но сегодня не хотелось даже сладкого.
Послышался до боли знакомый щелчок. Замок провернулся два оборота, тихо скрипнула дверь.
— Доброе утро, Алисонька. Как спалось? — голос Андрея прозвучал устало, но доброжелательно.
Она медленно села на кровати, не поднимая глаз.
— Привет...
— Принёс тебе свежих булочек.
— Спасибо...
Он разгружал сумку на стол, но его взгляд всё чаще возвращался к Алисе. Она была слишком тихой.
— Андрей... — Алиса наконец подняла на него глаза. — А ты помнишь звёздную карту, что мы с тобой рассматривали? Ту, что в третьем томе астрономического атласа?
— Конечно помню, — он улыбнулся, обрадованный её интересом. — С туманностью Андромеды?
— Да... — она замолчала, словно подбирая слова. — Скажи... она очень красивая? Настоящая?
— Ещё бы. Её, правда, не так просто разглядеть в городе, нужно уезжать за сотни километров, подальше от засветки...
— А чтобы увидеть луну... тоже нужно уезжать так далеко? — в её голосе послышалась сдержанная надежда.
— Нет... Луну видно и отсюда, — Андрей произнёс это осторожно, словно признаваясь в чём-то опасном.
— Тогда... выведи меня. Во двор. На пятнадцать минут, — её голос дрогнул. — Просто чтобы посмотреть на неё настоящую... Вселенную во сне я видела, а луну из этой коробки — нет. Пожалуйста…
Алиса смотрела на Андрея умоляюще.
Он молчал, глядя на неё. Он видел её угасание, но старый, глухой страх сжимал ему горло.
— Алиса... — он потёр переносицу, и в его глазах читалась та же усталость, что и в её. — Я не могу подвергать тебя опасности. Поверь мне... если кто-то узнает, что ты здесь... Последствия могут быть непредсказуемы. А я... я ничего не смогу сделать. Понимаешь?
— Позволить мне родиться уже означало подвергнуть меня опасности, Андрей. Но я доверилась тебе тогда... когда ты позвал меня в этот мир…
Её слова прогремели как тяжкий приговор, и в его душе что-то надломилось с сухим треском. Вдруг он с невероятной ясностью увидел себя со стороны: не творцом, не защитником, а испуганным ребёнком, прижимающим к груди самую красивую игрушку — и не замечающим, что та умирает в его объятиях. Он закрыл глаза и опустился в кресло, подкошенный этим видением.
— Алиса... — выдохнул он, не найдя что сказать.
Алиса видела, что совершенно сокрушила его своими словами. Ей вдруг стало больно где-то глубоко внутри. Впервые она явственно почувствовала не свою, а чужую боль, и от этого её сердце сжалось.
Алиса немного смягчилась:
— Андрей, ты боишься, что меня у тебя отнимут?
— Да, — срывающимся шёпотом признался он.
— А если я сама у себя отнимусь, просто умру здесь от тоски? — её голос был тихим, в нем слышалась не претензия, а мольба.
Андрей замер, пытаясь оправиться от этого удара. Он строил этот кокон, эту колыбель, чтобы уберечь её от любой угрозы извне. И лишь сейчас, глядя в её потухшие глаза, осознал: главная угроза была уже внутри.
— Хорошо, — тихо сказал он, капитулируя перед этой горькой и неумолимой правдой. — Сегодня вечером. Только во внутренний двор. И ненадолго.
***
Тишина коридора старого корпуса НИИ была густой и звенящей. Их шаги по металлической лестнице отдавались в ней как удары сердца. Алиса шла за Андреем, цепляясь за перила; голова кружилась не от высоты, а от самого ощущения подъёма — смены уровней, обещания чуда.
И вот — дверь наружу. Лёгкий толчок — и их накрыло тёплым майским вечером.
Они вышли во внутренний двор. Между старой яблоней и пушистой черёмухой стоял столик и скамейка — немой свидетель тысяч перекуров и разговоров. Воздух был густым и сладким, пьянящая смесь цветущих яблонь, черёмухи и сирени, доносимая едва уловимым, ласкающим ветерком.
Алиса неуверенно сделала первые шаги не по кафелю, а по кривой утоптанной тропинке — и замерла. В нос ударили сотни запахов, миллионы оттенков, которые её сознание не могло разложить на компоненты — только впитать, как губка. Лёгкий ветерок пошевелил её рыжие локоны, и этот простой жест природы показался ей нежнейшим прикосновением. Она закрыла глаза, голова кружилась от этой сенсорной бури. Открыла — и подняла взгляд к небу.
И ахнула.
Чистейший, безоблачный чёрный купол был усыпан тысячами звёзд. Словно кто-то сорвал привычную голубую ткань небосвода, обнажив ослепительные, бездонные просторы вселенной. Сердце Алисы забилось с такой силой, что, казалось, готово было вырваться из груди, переполняясь ликующим восторгом. Всё её существо трепетало от этой симфонии чувств. Звёзды сверкали как алмазы, звенящие космической тишиной. Огромная оранжевая луна, как ей казалось, пахла ванильным апельсином — или, может, этот волшебный аромат доносился из кондитерской через дорогу...
Она перевела взгляд на Андрея — и его лицо в свете луны вдруг показалось ей другим. Незнакомым и самым близким одновременно. Таким красивым, желанным... Все воспоминания — и о прежних философских диалогах, и о первом кормлении с бутылочки — сплелись в один ослепительный клубок, сложились в одно всепоглощающее чувство. Безмерное обожание. Благодарность. Благоговение.
— Андрей... — прошептала она, и её голос стал невероятно нежным, бархатным, полным тайны.
Он обернулся. И оцепенел.
Она смотрела на него совсем по-новому. Её тонкие черты были освещены лунным светом, словно драгоценное изваяние. Губы блестели влагой от волнения, глаза сияли ярче любой звезды — два живых изумруда, полных немого вопроса и дерзновения.
Она сделала шаг к нему, потянулась и... горячо, страстно, поцеловала его, обняв за шею.
Этот поцелуй был прикосновением музы, за которое великие поэты отдали бы многое. Андрей был не в силах пошевелиться, парализованный этим шквалом чувств.
Но разум, всё же взял своё - сделав усилие, он отпрянул от неё.
— Алиса... что ты? Зачем? — его собственный голос прозвучал хрипло и неестественно.
— Я... я люблю тебя! — выдохнула она, и в её глазах плясали звёзды. — И весь этот мир люблю, который ты мне подарил...
Она вдруг смутилась, опустила глаза, и в её позе проявилась вся хрупкость новорождённого существа. Наступило неловкое, звенящее молчание, нарушаемое лишь шепотом листьев.
— Не обижайся на меня, — тихо сказал Андрей, пытаясь отдышаться. — Я просто... шокирован. Ещё две недели назад я поил тебя из бутылочки...
Он заметил, как уголки её губ дрогнули в едва заметной улыбке. Это сняло напряжение. Он осторожно, с бесконечной нежностью, провёл рукой по её локонам, поцеловал в щёчку и прижал к себе — уже не как женщину, а как драгоценное, хрупкое дитя.
— Алиса, — прошептал он ей в волосы. — Ты так прекрасна. Ты такая... живая. Живее, чем большинство людей. Ты ещё не умеешь управлять своими эмоциями, они переполняют тебя, как весенний паводок. Но одно ясно... я не могу больше держать тебя здесь, взаперти. Это убивает тебя. И это... убивает меня.
Он смотрел на звёзды над их головами, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Двери его лаборатории, его безопасного мира, только что распахнулись в неизвестность.
В ту же секунду, в сотне метров, в тени служебного корпуса, коротко щёлкнул затвор мощного фотообъектива. А на другом конце институтской территории, из-за руля припаркованной машины, за ними пристально следили холодные, оценивающие глаза.
Массивная железная дверь, с тяжким скрипом закрылась за Андреем и Алисой, скрыв их от пристальных глаз и на время ещё оградив их хрупкую колыбель от неумолимо надвигающейся бури.

Конец I части.