Костёр несбывшихся надежд

Валя смотрела в окно, за которым кружился осенний лист. Он был свободен, а её папа – нет. Его, торгового работника, посадили за растрату. Мир девочки, состоявший из маминых колыбельных и папиных сильных рук, рухнул в одночасье.
Она очень скучала. Скучала до боли в горле, до слёз, пролитых в подушку, до тихого воя собаки, которая, казалось, понимала всё без слов. Каждый год мама уезжала. Уезжала далеко, в неведомую Инту, где за колючей проволокой жила её тоска. Помнится, как пошла она в первый класс. Мама снова уехала, а её в школу собирали соседи, как вещь, передавая из рук в руки. На ней было красивое, но чужое белое платье. Сердце колотилось от гордости и страха – она большая, она ученица! Но в школьных списках её имени не оказалось. Обескураженная, с портфелем, который был почти как она сама, Валя побрела назад. Мир был несправедлив и жесток.


И тут её догнала она – сама весна в осеннем хмуром дне. Учительница, красавица и умница Таисия Александровна. Она взяла девочку за руку, и та почувствовала, будто нашла ту самую, потерянную опору. Но эта опора имела свою цену. Таисия Александровна поставила ультиматум своему мужу, директору школы:


– Эта девочка ни в чём не виновата. Она будет учиться в моём классе, или я уйду из твоей школы вместе с ней!


Валя, не ведая того, едва не стала разменной монетой в чужой семейной драме. Но учительница оказалась твёрже гранита, и у малышки появился свой уголок в этом огромном и неуютном мире.


После третьего класса мама взяла её с собой. Дорога в Инту казалась путём в сказку – она наконец увидит папу! Он был там главным бухгалтером на кирпичном заводе, ходил на работу «вольно», в то время как других водили под конвоем. Валя смотрела на него с обожанием. Но сказка длилась недолго. На третий день раздались крики, и в них часто звенело чужое имя – Марина. Мама, сжавшись в комок, стала судорожно собирать чемоданы. Их уговорил остаться начальник колонии. И в оставшиеся дни папа, словно пытаясь загладить вину, посвящал время только Вале, а не жене. Девочка ловила каждый его взгляд, но в воздухе уже витал горький дым грядущих потерь.


Мама, словно под гипнозом верности, продолжала ездить к нему год за годом. Валя окончила семь классов. И вот мама вернулась с очередного свидания необычно быстро. Она вошла в дом, закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, тихо сказала:


– Всё. Больше я о нём ничего слышать не хочу.


В этих словах был лёд окончания долгой и мучительной зимы.
Но тут началась новая пытка. Письма. Отец засыпал дочку «торпедами» на 10-12 листов, где от первой до последней строчки доказывал, какая мама плохая, и призывал бросить её. Валя читала их с содроганием. Ей было противно. Однажды, сжав кулаки, она написала в ответ: «Если ты ещё раз напишешь хоть слово плохое о маме, я откажусь от тебя».


 Письма прекратились. Надолго. Потом пришло извещение о разводе, и отец снова стал писать, но только ей и ни слова о маме.


Он отсидел свои десять лет и ещё пять на вольном поселении в Коми. А мама… Мама, несмотря на развод, ждала. Она купила ему к возвращению весь новый гардероб: костюм, пальто, дорогие туфли. Она развесила всё это в комнате, готовясь к возвращению хозяина. Наверное, если бы он пришёл в этот дом, всё могло бы сложиться иначе.


Но он приехал к родственникам. Валя к тому времени была уже замужем и носила под сердцем своего первенца. К жене он пришёл через неделю. Сказал, что хотел бы забрать свою фотографию. Вошёл, забрался на кровать, снял со стены портрет и ушёл, не оглянувшись.


Валя не застала его. Она пришла как раз в тот момент, когда мать с каменным лицом разжигала во дворе костёр. Одна за другой, в огонь летела новая одежда – костюм, в котором он никогда не пойдёт на прогулку, пальто, в котором не согреется, туфли, в которых не сделает и шага. Всё, что было куплено с любовью и надеждой, превращалось в пепел. Мама сжигала не вещи. Она сжигала годы ожидания, верности и обмана. На этом всё и закончилось.


Он прожил ещё десять лет в соседнем селе. За всё это время приехал к дочке и внукам всего два раза, на пять минут, проездом. Будто чужой.
Теперь Валентина сама уже бабушка. У неё большая семья, звонкий смех внуков и седины, выбеленные годами. Но когда в тишине ночи она вспоминает то самое белое платьице, в котором пошла в первый класс, или запах горящей шерсти от папиного нового пальто, её взрослое, умудрённое жизнью сердце сжимается от старой, детской боли. Щемит от предательства, которое не имеет срока давности.