Куртатинское ущелье

В один из солнечных дней, согласовав дату и решив проблемы с транспортом, наша небольшая группка, состоявшая из двух сопровождающих преподавателей и шести студентов, отправилась в этнологическую экспедицию в горные районы Северной Осетии. Решено было ехать в сторону села Фиагдон, расположенного, кажется, в самом центре горных массивов, в Куртатинском ущелье.
Было утро. В ярко-голубом безоблачном небе сверкал золотой диск солнца, и глаза пощипывало от того, насколько ослепляющим было его свечение. В воздухе уже чувствовалась прохлада поздней осени, которая бывает обычно весьма затянувшейся в этих краях. И мы, сев в трансфер, уже предвкушали виды, которые откроются нам, как только мы покинем черту города. Листья на деревьях уже почти опали, и голые серые ветви, проносившиеся за окном словно махали нам вслед, провожая нас и благословляя путь, а шелест оставшейся листвы напоминал произнесенную шепотом фразу, которую обыкновенно говорят путникам, чтобы удача преследовала их в дороге: “Уастырджи де’мбал!” Да и день мы выбрали особенный для осетинского народа: был первый день одного из крупных национальных праздников “Уастырджимае куваен къуыри”, или “Джеоргуыба”, что переводится как “Неделя поклонения Уастырджи”. Она связана с почитанием покровителя мужчин, путников и воинов, посредника между людьми и Всевышним. Он является самым почитаемым божеством в пантеоне осетин, мужчины называют его “сыгъзаерин Уастырджи” (золотой Уастырджи), женщинам же называть имя святого не положено - они именуют его “лаегты дзуар” (покровитель мужчин). Во время праздника, который также приурочен окончанию сельскохозяйственных работ и проходит в воскресенье предпоследней недели ноября, обязательно закалывают жертвенное животное, пекут традиционные три пирога - накрывается праздничный стол, за который садятся в воскресенье и только после заката солнца. Именно поэтому в поездке мы не раз поздравляли друг друга и получали добрые слова в ответ, а на улицах сел замечали празднование этого священного праздника.
Миновав Гизель, Верхнюю Санибу и Майрамадаг, мы переехали через реку Фиагдон и, оставив позади Дзуарикау, свернули на трассу, которая вела прямиком к горам главного Кавказского хребта. На остановке нам повстречалась одиноко стоявшая женщина с двумя небольшими сумками, которую решено было взять с собой:
- Уае райсом хорз! Баераегбоны хорзаех уае уаед! (“Доброе утро! С праздником вас!”) - заходя в салон трансфера, сказала наша новая попутчица.
- Дае райсом хорз! - попривествовали мы в ответ.
- Даеу даер баераегбоны хорзаех уаед! Каедаем цаеуыс? (“И тебя с праздником!Куда едешь?”) - поинтересовался наш водитель.
- Фиагдонмае ("В Фиагдон").
Дождавшись, пока женщина удобно сядет, мы тронулись с места.
- Дзаебаех бадыс? (“Хорошо сидишь?”) Все удобно? - спросила одна из наших преподавателей Мадина Таймуразовна.
- О, уаедае! (“Да, конечно!) Все хорошо, очень удобно.
По обе стороны от нас вырастали горы, поражавшие своей высотой и красотой смешанных лесов, земля была покрыта пестрым ковром из листьев, напоминавшим чем-то те большие красные ковры, что обыкновенно висят на стенах в домах у наших старших родственников. Взгляд цеплялся за каждую неровность на скалах и склонах гор, которые удавалось рассматривать даже несмотря на то, что ехали мы с достаточно быстрой скоростью. Наш водитель мастерски управлял машиной, ловко поворачивая руль на крутых поворотах серпантина, пока мы с восхищением наблюдали за красотами, встречавшимися по пути. Преподаватели активно беседовали с нами о журналистике и различных моментов, связанных с жизнью вуза, обсуждали мы и то, что ожидает нас во время этнологической экспедиции, какие места мы посетим и с кем доведется познакомиться. В планах было добраться до родовой башни Гаджиновых в Цмити, Дзивгисскую крепости и заехать в селение Лац.
Вдруг посреди ущелья начали вырастать невысокие, всего в 4-5 этажей, но все же нетипичные для горных поселений дома. “Фиагдон”, - с уверенностью заключили мы.
- Маенае ам бауромдзынае, дае хорзаехаей (“Вот здесь остановишь?), - попросила водителя попутчица.
- Хорз, хорз... (“Хорошо, хорошо...”)
Мы остановились возле одноэтажного частного домика, и женщина, взяв сумки, аккуратно спустилась на землю, перешагнув через ступеньку.
- Хорошей дороги вам ребята, еще раз с праздником! Пусть все будет у вас в жизни хорошо. Амондджын ут! Фаендараст! (“Будьте счастливы! До свидания!”)
Дорога вела нас через узкие сельские улицы, и мы наконец миновали Фиагдон. На невысоком, если сравнивать с величиной гор, окружавших нас, холме виднелась чья-то родовая башня, почти ничем не отличавшаяся от тех, что видели мы и недалеко от нее. Неким особняком держалась она от остальных. Вокруг нее не было больше ни одного такого строения, разве что небольшие домики, окруженные заборами, да участки, куда выгоняют телят на выпас.
- А вот и Цмити. Надо бы позвонить хозяйке, предупредить, что скоро приедем, - набирая номер в телефоне, сказала Мадина Ахметовна, которая сопровождала нас вместе с Мадиной Таймуразовной.
Мы стремительно поднимались на холм, и пыль летела во все стороны, так что машину, если бы кто-то решил посмотреть на нас со стороны, было бы практически не видно, несмотря на ее размеры. А между тем за окном, если приглядеться, можно было увидеть, как Фиагдон остается где-то далеко внизу, становясь каких-то муравьиных размеров. Сам Цмити, или на осетинском “Цымити”, надо сказать, относится к  Фиагдонскому поселению. В средние века он насчитывал около 400 дворов, и согласно преданиям, селение было основано в начале XIV века. Его основателем принято считать Цымыти — военачальника последнего аланского царя Ос-Багатара. Жители его как все горцы, разводили скот, занимались ремёслами и торговлей. В Цмити в средние века останавливались купцы, в том числе русские, следующие в Закавказье. А на данный момент село является памятником под открытым небом: на его территории сохранились не только родовые башни, подобные той, в которую мы направлялись, но и различные захоронения и культовые сооружения. И конечно, жилые дома. В одном из таких жила и Зара Гаджинова.
Мы рассматривали ворота, ведущие во двор, откуда был вход в саму башню. Сама башня, как нам было известно ранее и как можно было понять по количеству окон, состояла из семи этажей, у каждого из которых было свое особое предназначение и о которых нам подробнее уже позже рассказала Зара. Но особое внимание привлекли к себе невероятной величины ворота, из-за которых даже зародилась целая дискуссия на то время, пока мы ожидали выхода хозяйки. А все дело в том, что на воротах были изображены нетипичные аланские рисунки: лев стоял на двух лапах, что отсылает скорее к английской культуре, нежели к аланской. В средневековой геральдике лев часто использовался как символ рода или семьи, отражая их характер и ценности. Частые включения льва в гербы аристократических родов подчёркивали их высокое положение и военные достижения.Но в некоторых источниках образ льва приписывается правителю алан — например, в утверждении Бернарду де Бриту, что на гербе португальского города Коимбра лев — символ правителя алан, возглавлявшего вторжение аланов в Испанию. Однако изначальное и долгое отсутствие на этом гербе образа льва отвергает его историческую связь с аланами. А в символизме Англии лев связан с геральдикой и олицетворяет мужество, доблесть и отвагу. Золотой цвет английских львов означает королевскую власть, гордость и справедливость. Этот предмет обсуждения настолько нас увлек, что мы и не заметили, как эти самые ворота открылись, и к нам вышла Зара.
- Алы бон аегас наем цаеут, мае зынаргътае! - сказала она нам, после чего повторила то же самое на русском. - Добро пожаловать, мои золотые! Ой, я что-то ворота так распахнула, надеюсь, телята мои не устроят побег.
Все по-доброму засмеялись, и хозяйка впустила нас во двор. Там мы расположились вокруг Зары так, чтобы всем было хорошо слышно и понятно, и она начала свой рассказ о башне Гаджиновых, которая была восстановлена и обустроена родом абсолютно самостоятельно, без привлечения республиканского бюджета.
- Наше селение расположилось прямо между горами Кариухох и Тбаухох. Здесь проходил Великий Шелковый путь, и купцы из России, которые держали здесь путь в Закавказье, останавливались тут на ночлег и обменивались товарами. Здесь к средним векам уже своего рода экономика развивалась. Так, настоятель мужского монастыря, который недалеко тут находится, рассказывал мне, что здесь был целый торговый центр. Также в Цмити сохранились родовые башни тех фамилий, которые здесь проживали, они даже расположены в таком порядке, чтобы можно было спокойно удерживать оборону. Так, в случае опасности на первый этаж загоняли скот, на второй этаж взбирались сами, а выше этажом молодые люди охраняли дозор. Видите те две башни? Они принадлежали братьям Габисовым, и в случае опасности в них зажигались предупреждающие огни. Все башни, как и башня нашего рода, являлись как оборонительными, так и жилыми, но, опять же, не в мирное, а в военное время.
Стоит также дополнительно отметить, что со строительством башен связаны некоторые особенности. Если в течение года родовая башня не достраивалась, то дальше ее уже не строили. Более того, как утверждают специалисты и сами местные жители, семьи этого рода изгонялись из аула, так как они считались слабыми, а потому не достойны были там проживать и, соответственно, не могли породниться с другими фамилиями.
- А так, - продолжала Зара, - рядом с башнями всегда были жилые помещения, которые назывались “ганах”. В Цмити был своего рода законодательный орган, и все близлежащие села подчинялись ему, сами же жители Цмити ни от кого не зависели, пишут даже, что и дань они никогда никому не платили. Даже вражеская нога на эти земли не ступала ни во время Великой Отечественной войны, ни в средние века.
Мы вновь посмотрели в сторону башен Габисовых, и рассмотрели там вдали склепы, которые являются захоронениями тех фамилий, которые испокон веков проживали на этой земле.
- Башню Гаджиновых, нашего рода, мы восстанавливали сами. Причем средства все были от нашей фирмы “Аист”, которую мы открыли в Москве в 2005 году. Там мы занимались приготовлением осетинских пирогов. Однажды кто-то, услышав нашу историю, даже пошутил: “Это же сколько фычиков (фыдджын - осетинский пирог с мясом) нужно было приготовить, чтобы такое чудо отреставрировать???” Однако какое-то время спустя в “Аисте” случился страшный пожар, из-за которого строение уже не подлежало восстановлению, тогда мы закрыли фирму и вернулись на родные земли. Но пройдемте же. Давайте, давайте, мидаемае (“внутрь”)...
Мы прошли внутрь. На первом этаже была кухня, посередине которой расположен был очаг и надочажная цепь, которая является важным местом в доме. Сперва на неё просто вешали котёл, в котором варили еду. Огонь горел постоянно и никогда не угасал. Со временем из предмета обихода цепь превратилась в символ, приобрела сакральный смысл — символ очага, что никогда не угаснет.
- С надочажной цепью, как вы знаете, связаны некоторые традиции. Например, - продолжала рассказ Зара, - когда невесту приводили в дом семьи мужа, ее три раза обводили вокруг надочажной цепи, и она тем самым получала благословение Сафа, который считался покровителем семьи и домашнего очага. Клятва, данная у очага, не подлежала дальнейшему обсуждению, так как считалась нерушимой. Осквернение же цепи влекло за собой кровную месть, так как это считалось страшным оскорблением для осетина. Когда же семья лишалась последнего в роду мужчины, вдова гасила огонь и надевала надочажную цепь себе на шею, ведь “огонь рода угас”, потеряв последнего своего представителя.
Вспомнили мы и о том, как раньше осетины ходили в гости с пирогами, обсудили атрибуты быта, которые использовались хозяйками почти ежедневно. Поднявшись на второй этаж, мы увидели уже другую обстановку. Перед нами стояла старая кровать с пружинками, авдаен (люлька), портреты людей и большие ковры на стене и полу.
- Если сейчас у нас евроремонты и хорошая мебель в квартирах, то раньше главным украшением в комнате была вот такая кровать. Всегда она была убрана, и не дай Бог мы, дети, присели бы на нее. Вообще не принято было присесть и нарушить это убранство. А люлька эта очень выручала горянок, потому что особых других удобств не было, в доме много работ, поэтому просто так сидеть женщина не могла. Практически в каждом доме была швейная машина. Наши мамы и бабушки самостоятельно шили одежду на всю семью, ведь раньше не было возможности в любой момент зайти в магазин. А здесь вот можете увидеть национальную гармошку, под которую, вы знаете, танцуют симд. Еще Кайсын Кулиев сказал: “Если бы осетины придумали только танец “симд”, и то бы считались великой нацией!” Раньше было не принято выражать свои душевные волнения открыто, и молодежь в танце показывала свои чувства.
Лестница башни вела нас с этажа на этаж, и мы рассматривали фотографии представителей рода Гаджиновых, которые как-либо прославили свою фамилию не только в пределах Осетии, но и в различных регионах России. А поднявшись на самый верхний седьмой этаж, где не было ничего, кроме окон, икон и изображения Уастырджи на некой металлической пластине, мы сразу ощутили особую атмосферу, которая напоминала ту, что обыкновенно бывает в церкви после богослужения.
- Говорят, что здесь можно загадать любое желание, и оно обязательно сбудется. Обычно туристы, дойдя со мной до этого этажа, просят со мной обняться, - настолько по-особенному ощущают они себя в нашей родовой башне.
И мы, закрыв глаза, подумали каждый о своем.
Но нужно было двигаться дальше, и попрощавшись с тепло принявшей нас Зарой Гаджиновой, мы направились в селение Лац. Вдруг за окном показался Аланский мужской монастырь.
- Сюда съезжаются паломники не только со всей Осетии, но даже и с остальной части России. Самый крупный монастырь у нас в республике, - сказал наш водитель, одновременно с этим разворачивая машину на узкую дорогу, по которой мы должны были доехать до нужного села.
Безлюдные улицы в Лаце, который ранее был одним из крупных сел в этих местах, а теперь имеет всего около 130 человек населения, будто бы не предвещали нам ничего интересного. Однако стоило нам оглядеться, и на глаза попались здания, едва ли тронутые временем, развалины древних башен, которые сильно отличались от остальных домов в селе, которые выглядели более современно и даже новомодно. Постучавшись в калитку одного из дворов, мы спросили у местного жителя, как добраться до нужных нам мест. Увидели мы и школу, которую на собственные средства построил один из сельчан, и древнейший “Нартовский ныхас”, на котором раньше проходили сборы старейшин села. До всего этого мы кое-как добрались, осторожно ступая по узким тропам между заборами, ограждающих небольшие дворы. И было во всем этом особое очарование.
-       Хотелось бы, чтобы и у нас в республике с трепетом относились к каждой старинной детали. Я знаю, что в Италии очень с этим осторожничают, стараясь сохранить малейшую частичку культурного наследия предков. Радует, что и у нас сейчас взялись за реконструкцию и восстановление подобных исторических объектов, - задумчиво сказала Мадина Ахметовна.
Чуть позже мы доехали до Дзивгисской крепости. Существует предание, что дзивгисские укрепления в XVI веке преградили дорогу в Куртатинское ущелье персидскому шаху Аббасу I. Из-за сильного сопротивления войска шаха были вынуждены отступить. В сложной системе пещер, как считалось, могло поместиться население всего ущелья. Когдато она контролировала вход через Кадаргаванский каньон в Фиагдонскую долину — важный логистический узел магистральных путей в соседние области горной Алании, но в какой-то момент утратила свое военное значение и была заброшена. Чуть поодаль от нее, пройдя в левую сторону, мы увидели несколько захоронений, идентичных тем, что можно встретить в некрополе, расположенному в стороне от Даргавса. Местные жители считают, что это не что иное, как захоронения нартов.
Солнце постепенно стало клониться к склонам гор, и нам пора было возвращаться домой. Полные новых впечатлений, вдохновленные беседами с местными, нам не терпелось поделиться увиденным с близкими и в подробностях поведать о легендах и историях, которые еще долгое время будут сохранены в нашей памяти. Так, утомленные путешествием, но от того не менее счастливые, мы завершили свою маленькую этнологическую экспедицию.