Глава 12 Образец для подражания

В огромной приёмной с узкими прямоугольными окнами, более всего похожими на бойницы для квантовых пулемётов, что являлось абсолютной правдой, сидел на жёстком диване, обтянутом кожей свирепых венерианских долгоносиков, генерал Зыбин-Шкловский. Напольные пневматические часы с блестящими цилиндрами внутри громко отсчитывали межгалактическое время. В овальных отверстиях появлялись и исчезали серебристые цифры. Вышколенный до неприличия адьютант с напомаженной бриолином причёской перебирал бумаги на массивном столе, висящем над титановым паркетом за счёт антигравитации. Раздался резкий металлический звонок. Генерал вздрогнул. Адьютант немедленно распахнул высокую двухстворчатую дверь.

– Ну что же вы медлите! – раздался от горизонтального окна нетерпеливый голос всесильного обер-камергера.

– С докладом на высотку «Винтаж 2000», – вытянулся начальник ЦУП.

– Так докладывайте, ради всей Вселенной! – Модест Алексеевич Штюрм резко повернулся к генералу. Луч утреннего солнца отразился от бриллианта в ордене на груди и ударил ослепительным пятном в глаза, отчего Зыбин-Шкловский непроизвольно поднял руку.

– Неприятный факт, должен доложить. Контрольная группа в количестве 246 человек, за исключением двух, тотально проголосовала за «Красный автобус».

– «Красный» говорите. Отчего же именно красный?

– У них пульт для волеизъявления в красном и зелёном цвете.

– Светофор какой-то. Вы не находите?

– Я бы не стал относить на случайность. Но с другой стороны, и в самом деле, более приличной расцветки не нашлось.

– Да-с, случай. Вы знаете, император очень заинтересован в эксперименте. Не далее как вчера спрашивал за игрой в преферанс, а я только глазами хлопал. Банальный случай превратился в театр абсурда. Они ещё и автобус захотели?

– Придётся предоставить. Я обещал от имени правительства.

– Великий Космос, дело-то не в автобусе. Как вы этого не понимаете?

– И взорвать не получиться – неприятный резонанс пойдёт. Эта Мара, дамочка крайне вредная, уже успела отсемафорить на Марс. У неё поклонник в генштабе. Скандал! Мы не можем показывать слабость. Они только и ждут, чтобы зацепиться. А здесь такой повод. С ничтожной высоткой не можем разобраться.

– И вы только сейчас об этом докладываете?

– Сведения самые свежие, но от этого не легче.

– Эти двое, кто они?

– Азиат и какой-то продавец тканей. Пыль человечек, однако проявил характер.

– Вы так считаете? А вдруг эти ваши 246 все врут? Вам не приходило это в голову?

– Сам отбирал, штучный товар, можно сказать.

– И всё же – всего два процента от двадцати тысяч? Не слишком рискованно делать выводы на подобном фундаменте?

– Модест Алексеевич, должен заметить, что это вы обратили внимание на возмутительный факт с товарищем Семаргом.

– Именно, что возмутительный. Это надо – все, как один, и на смерть! Куда катиться империя великих архонтов! Мы с вами – опора власти, а здесь такие «автобусы», прости космос, образовались. И что полагаете?

– Как не печально признавать – терра инкогнито. Эксперимент, на мой взгляд, ничего не дал. Требуется нечто посерьёзней применить. С нажимом, так сказать.

– И что же?

– С помпой отправить азиата на Венеру. Пусть не думают ничего такого. Мы должны противостоять этой идиотской моде на общественную жизнь.

– И этого, портного, не забудьте.

– Продавец тканей, – уточнил генерал.

– Да какая разница! Хоть поп Гапон, только чтобы все от зависти тряслись.

– Можно подарить магазин?

– Слишком ярко, но идея интересная. Обыграйте как-нибудь, в лотерею пусть возьмёт. Людям всё равно, а выводы правильные сделают: тебе хорошо, и всем хорошо, благополучный человек – пример для подражания. Только не понимаю, где здесь нажим?

– Ну как же, всегда найдутся недовольные местом в автобусе, а вот вам и решение – живи для себя, и нет нужды терпеть окружающих.

– Терпеть? Занятно. Вы полагаете, что они друг друга терпят?

– А как иначе! Ну не уступать же место первому встречному? А самому тогда где сидеть?

– Вы вот что, поподробней изучите этот пункт. Чувствуется, там есть подвох.

Прочитав заявление о несчастном случае, Чигин, следуя протоколу, отсмотрел на квантовом проекторе видеозапись с передвижениями Тамары Подосёновой по высотке. Получалось, что после голосования она крепко поссорилась со своим мужем, можно сказать, что и вдрызг, коль супруги разбежались по разным этажам. Конечно, для многих семейных пар подобный спорт вполне обычное дело, но... но если после этого не исчезают бесследно матери двух детей. Наблюдалась очевидная связь с экспериментом в «Стратосфере», с экспериментом, о сути которого он не знал ничуть и ни разу. Добиваться что либо от начальника ЦУП после перепалки не имела смысла. Семарг тоже запрётся из политических соображений – ему всего важнее благополучие «Замка». Про Мару и говорить нечего: у неё тоже имеется свой интерес, если взять во внимание странную работу машины для голосования. Оставался один объективный источник сведений – это академик. К этому человеку Чигин испытывал смешанное чувство. Естественно хотел убить раз и навсегда. А кто не захочет смерти для насильника? Обманом затащил к себе в лабораторию и вскрыл череп, словно консервную банку, из научного любопытства, конечно! Но была и ещё одна вещь, в которой полицейский боялся себе признаться: он испытывал чувство благодарности к садисту. Его «Сверх-Я», его коренное «Я», то самое первородное «Я», с которым любое мыслящее существо приходит в мир, не могло смириться с тем, что кто-то оказался важнее, что кто-то, кроме него, без всякого на то позволения взял и воспользовался телом, вместилищем и храмом этого самого «Я». Как, каким образом можно это принять? Как после этого можно жить в осквернённом теле? Это, можно сказать, уже и не твоё тело, а чьё-то чужое, того, кто им овладел против твоей воли!

Просверленный во многих местах череп иногда чесался, и весьма неприятно, надо сказать. Чигин осторожно трогал пальцами металлические скобки под кожей, под волосами. Со стороны не видно, но он-то знал, он-то помнил, как сверло раз за разом буравило кость. Ему запомнился запах антисептиков. Очень острый запах. Такое невозможно забыть. От подобных воспоминаний можно сойти с ума. Но наше «Я», находясь в безвыходном положении, сбежать из одного единственного тела невозможно, в таких случаях делает невероятный кульбит, сальто-мортале, которое позволяет ему примириться с действительностью. «Сверх Я» объявляет самому себе, что разрешило чужой воле воспользоваться телом из чувства самосохранения, что этот вот злой и безнравственный человек действовал из благих побуждений, тех самых побуждений, которые не нуждаются в разрешении. Что садист и насильник обладает высшей волей, что он почти бог. Если «Я» не может отказать самому себе в существовании, а получается что так, коль «Я» не властно над свои телом, то тогда оно принимает волю другого человека, как свою собственную, чтобы жить дальше, чтобы существовать! И тогда больной, которого только что лишили части тела, с благодарностью целует руку хирурга, руку человека сохранившему ему жизнь. Ну чем не любовь?   Так вот в этой-то мучительной любви Чигин и не желал себе признаться, этой-то любви он и стеснялся. Однако, случай с пропажей женщины требовал расследования. Будучи человеком самолюбивым и дотошным, что лишний раз подтверждало его смешанное чувство к учёному садисту, он набрал код квартиры академика на звуководе и дунул в свисток.

Удивлённый резким лаем бульдога, Плещеев наклонился к блестящему раструбу из нержавеющей стали:

– Слушаю.

– Чигин на проводе. Мне тут Мара Филипповна пожаловалась, что скандалите. Секретарше угрожали. Нужна объяснительная.

– Вы как это сейчас себе представляете? Вот прямо сейчас брошу всё и помчусь писать дурацкую объяснительную? Вы так это себе представляете?

– Верно изложили. И лучше не тянуть.

– А то что?

– Вам, кажется, электричество отключали?

– Возмутительный факт! Вот на что нужно потребовать объяснительную!

– Вы изволили сексуально домогаться невинной девушки. Позвольте зачитаю дословно: «Трусы спущу и задницу надеру соплячке».

– Чушь собачья! Какое же здесь домогательство?

– Вы знаете, это как посмотреть. Вдруг вы извращенец; Тогда дело принимает совсем дурной оборот. Если взять во внимание вживлённые крылья Персефоне в обмен на квартиру, то и вовсе дрянь. Посему рекомендую всё же написать объяснительную.

– И не подумаю. У вашей девицы, в кавычках, конечно, слишком бурная сексуальная фантазия, а я должен по этажам разгуливать. Вот что я вам посоветую, дорогой вы мой полицейский, замуж выдайте кляузницу, и всё пройдёт.

– Вам по-прежнему требуется повышенная мощность для лаборатории?

– Конечно! Я не на миг не могу остановить работу.

– Надеюсь вы помните моё отношение к вашей лаборатории?

– Мстить собираетесь?

– Обязательно, а как без этого. Без этого никак. Нужен только повод. Так вцеплюсь, что только с мясом оторвёте.

– Это низко. Так культурные люди не поступают.

– Вы к ним не относитесь, а я полицейский. Что-то ещё нужно добавить?

– Всё, не терзайте мне нервы. Прямо сейчас спущусь и напишу вам вашу отвратительную объяснительную. Но, запомните, я буду жаловаться товарищу Аристову.

– Значит, жду.

Злой на самого себя после неприятного разговора, Чигин достал из сейфа бутылку «Арманьяка» и махнул половину гранёного стакана. Затем с шумом втянул носом воздух, поморщился и кинул в рот мятный леденец, тут же выплюнул, недовольный тем, что испортил вкус дорого коньяка. Подумал повторить, но сдержался: ему предстоял весьма непростой разговор с умным и вздорным академиком, с человеком, к которому он испытывал весьма непростые чувства. Простучав пальцами по столу Имперский марш из «Звёздных войн», на всякий случай вместе с коньяком спрятал в сейф пневматический револьвер «Бульдог» с квантовыми пулями. В слух же произнёс:
 
– Так-то, – и стал ждать Плещеева.

Глава 11 Подарок http://proza.ru/2025/10/31/1865

Книга здесь: https://litmarket.ru/books/bezumnyy-avtobus