В подземельях Азовстали

«Ты там что, трупы закапывал?» – ухмыльнулся один знакомый, узнав, что после командировки психолог отправил меня на реабилитацию. Неуместная шутка про мертвецов оживила в голове страшную картинку со скелетированным телом, у оголенного черепа которого перекосило челюсть. Казалось, что предсмертная мука застыла в этой ужасающей гримасе умершего… Верней умершей.

Я четыре раза начинал об этом писать, но каждый замирал на первой строчке, словно писатель из одного кинофильма, который смог творить лишь выпив некую «волшебную» таблетку. Для меня же катализатором стала эта товарищеская подколка.
Нет, вообще привычно, когда кто-то сторонний пытается задеть за живое, вызвать истерические оправдательные речи: «Да ты сам знаешь, что там было? Ты там был?» Последнее дело кому-то что-то доказывать, кто хочет, тот слышит, иным бесполезно и кричать.

***
Уж три года прошло, как на градообразующем предприятии Мариуполя отгремели ожесточенные бои. «Азовсталь» – это невообразимо огромная территория, с немыслимым числом промышленных зданий, как на поверхности, так и под землей. Былая советская цивилизация оставила нам этот памятник своей эпохе, который вероятно строили так, чтобы пережить ядерный апокалипсис, если бы им закончилась «холодная война». Война пришла сюда, но совсем не холодная. И в недрах завода засели неофашисты, которых предстояло выковырять потомкам тех, кто когда-то придушил нацистскую заразу.

Здесь, в теперь уже глубоком тылу спецоперации, продолжаются работы по обследованию территории, поиску неразорвавшихся боеприпасов и ликвидации их. Занимаются этим, пожалуй, все силовые структуры, каждый вносит свою лепту. Мне выдалась возможность поработать с саперами Росгвардии, которые метр за метром проходят эти территории, встречая на своем пути порой страшные находки.
Так, в один из заходов мы обнаружили не сдетонировавшую ФАБ (фугасную авиационную бомбу – прим.авт.), которая лежала среди обломков одного из зданий.

Среди груды металла и бетонной крошки боеприпас напоминал обломок вентиляционной трубы. Говорят, что там много кто проходил мимо, даже не догадываясь о потенциальной угрозе. Возможно, и мы бы не обратили внимание на груду мусора, в которой затесался большой обломок «вентиляции», но в этот день ливанул весенний дождь, который смыл пыль и мелкий хлам. Белый бок этой махины заставил инженерный дозор остановить всю группу. Один из саперов аккуратно приблизился к находке, которая была прикрыта сверху упавшей балкой и куском стены.
«Ффффаааб!» – на выдохе произнес он, словно бранное слово на английском языке.
На место вызвали инженеров из Минобороны, чтобы извлечь эту громадину требовалась тяжелая техника.

Пока их ждали, я робко подкрался к саперу и спросил: «Сделаю фото поближе?»
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Потом слегка поколебавшись изрек:
«Ну, в принципе если сейчас шандарахнет, то тут в обозримой видимости нет места, где было бы безопасно…»

Приняв эту фразу, как «зеленый свет», я забрался на соседнюю покореженную балку и стал фотографировать авиабомбу. От ощущения опасности захватывало дух, словно я стоял на краю обрыва, упав с которого угодил бы в жерло вулкана или в лапы голодных крокодилов. Я набрал в легкие сырого воздуха, от которого во рту почему-то был привкус песка и железа. И молча насладился моментом. «Вууууххх» – выдохнул вслух.

Через некоторое время на место приехали инженерный кран и бронированный грузовик неизвестной мне марки. На обеих машинах виднелась надпись «Разминирование». За их работой мы наблюдали из соседнего здания. Откину в сторону все подробности их сложных манипуляций, отмечу лишь, что через некоторое время боеприпас был загружен в автомобиль. Мы спустились вниз, как раз когда машины проезжали мимо. В кабине броневика я увидел улыбающихся водителя и старшего машины в форме раскраски «цифра». Мы помахали друг другу руками.

«Святые люди…» – крякнул наш сапер, небрежно поправив на голове шлем.

***
Очередной заход на территорию «Азовсталь» сулил что-то интересное. Накануне разведчики выявили под одним из зданий лаз, который никто не обследовал. Подземелье! А может и вовсе бункер.

Перед выходом группа проверяет снаряжение. Почти у каждого нашлемные и ручные фонари. Сапер готовит «кошку», обматывая вокруг нее веревку, а кинолог собаку. Лохматая овчарка по кличке «Норман» преданно смотрит на своего хозяина с позывным «Сибиряк». Он усердно крепит псу на лапы специальные защитные бахилы. «Эти тапочки, чтобы собаченька лапоньки не поранила» – потом умилялись наши зрители в социальных сетях, посмотрев свежий сюжет. Но «Норман» совсем не радовался перспективе таскать на себе непонятные ему тряпки. Сообщество кинологов много дискутирует на тему использования бахил для служебных собак.

Есть мнение, что питомец хорошо к ним привыкает, если его приучают к «тапочкам» с щенячества. Предметом спора являются и места применения. Так, неоспоримым знатоки собак признают использование их зимой в больших городах, таких как Москва и Санкт-Петербург, где реагент от гололеда запросто разъест лапы питомца. Остальные локации не так однозначны, ибо собака в них быстрее устает, а пройти порой приходится приличное расстояние.

Но оставим профессиональные споры специалистам. В нашем же случае необходимость защиты лап не вызывала сомнений. Какая гадость ждет нас внизу трудно представить: это и битое стекло, и гниль, и какая-нибудь иная дрянь, которой лучше не касаться. Признаться сам потом драил ботинки, пытаясь смыть всю эту грязь из подземелья «Азовстали».

После того, как первые две бахилы оказались на передних лапах, пёсель привычно повалился на спину, подставив оставшиеся две. Он продолжал преданно смотреть в глаза кинологу, при этом вывалил наружу язык и громко дышал. Во взгляде собаки читался немой укор: «Хозяин, ну сколько можно?!» После процедуры обувания «Нормана» сам кинолог нацепил на руки тактические перчатки. Мне на секунду показалось, что «Сибиряк» даже специально показал их своему мохнатому напарнику. Мол смотри, я тоже оделся, обулся. После этого пёс бодро затрусил вперёд.

И вот мы уверенно шагаем за сапером с кинологом, теперь на вооружении у нас чуткий нос «Нормана». Заходим в здание, которое уже неоднократно обследовалось и казалось, что не представляет никакого интереса. Здесь была какая-то столовая, изрядно потрепанная сражением. Мы спускаемся в подвал, где проходят различные коммуникации. На входе сапер показывает срезанные тросы растяжки. Это помещение также было проверено достаточно давно. Но не оно нас интересует. Оказывается, здесь есть тайная замаскированная дверь, ведущая в недра под предприятие. Вход никто не трогает. Очевидно, что и он заминирован. Рядом находят нужную стену и пробивают в ней небольшой лаз. Сначала взрывотехник засовывает туда всевозможные приборы, вероятно чтобы понять есть ли там потенциальные угрозы. Затем туда стремительно юркнул сам сапер и кинолог с «Норманом». Честно сказать я не верил, что мы полезем в эту дырку. Данное испытание точно не для клаустрофобов.

Буквально в зубах несу свой фонарик, в руках же держу камеру. Змеей начинаю проползать в образовавшийся проем, при этом молясь не зацепиться бронежилетом. Проникнув в неизвестность наполовину я почувствовал, как края пролома коснулась кобура с пистолетом на поясе. Мысленно благодарю себя, что не стал менять закрытую на тактическую. Поэтому решительно подтягиваю за собой ноги, кожа кобуры зашуршала по бетону, но послушно поддалась усилию. Обрадовавшись успешному проникновению, я попытался встать. От шишки на голове меня спас шлем. Оказалось, что тут потолки от силы полтора метра. Гусиным шагом шагаю на шум и редкий свет в темноте. Сапер и кинолог вовсю работают в соседней комнате. Бреду почти на ощупь до тех пор пока не понимаю, что впереди еще один, но достаточно большой лаз. Теперь уже уверенно шагнув в пролом в стене я оказался в большом зале. Луч мощного фонаря выхватил из темноты с десяток поваленных на пол металлических шкафов. Из некоторых на пол выпало содержимое – старые противогазы и ОЗК (общевойсковой защитный костюм – прим.авт.). Опять наследие советской эпохи. Тут же рядом виднелись армейские кровати с прелыми гнилыми матрасами. К слову матрасов тут было великое множество. Удушливый запах бил в нос, и вызывал першение в горле.

«Хех, гляди-ка сгодилась балаклава, хоть какие-то плюсы» – сказал «Сибиряк», подтягивая материю на нос. Слова его, вероятно, обращались ко мне, ведь это я накануне настоял на том, чтобы тот закрыл лицо маской, дабы потом не пришлось блюрить на кадрах.

Я продолжал осматривать стены укрытия, которое строили на случай ядерной войны. Местами виднелись плакаты и надписи на русском языке. Здесь был расписан весь курс гражданской обороны. Лишь в одном месте был прилеплен сравнительно новый лист на украинской мове, про «вибухи» (взрывы – прим.авт.). Иллюстрации на нём были на мультяшный современный лад, и передавали весьма усеченный смысл советских плакатов.

Пока я озирался по стенам, наши саперы шерстили всё, что валялось на полу. «Норман» садился практически каждый шаг, обозначая наличие взрывчатых веществ. Сев на пол, он всегда всё тем же пронзительно преданным взглядом вглядывался в хозяина, как бы убеждаясь в том, что тот правильно понял его сигнал. Росгвардеец выуживал с пола одну за другой гранаты, в основном «эфки» (осколочная граната Ф-1 - прим.авт.), но были и иностранные.

Кроме того, пол был усыпан патронами разного калибра и составными частями автомата Калашникова (в основном крышки ствольной коробки, и несколько затворов). Среди прочего валялись личные вещи противника, который скрывался в этом подземелье. Кто-то рассыпал содержимое портмоне: какие-то клубные карты, номера такси и доставок кафе городов Днепра (украинское название Днепропетровска – прим.авт.) и Житомира.

В центре комнаты были составлены друг к другу несколько столов. Вероятно, здесь раньше были расстелены военные карты и работали ноутбуки. Карты видимо забрали с собой или сожгли. Осталась лишь схема «Азовстали», на которых было видно, что обитатели подземелья обсуждали варианты эвакуации. Кто-то обвел синим и красным карандашом в нескольких местах периметр, через который предполагалось бежать. Что касается компьютеров, то они валялись разбитые на полу. Видно было, что противник уходил отсюда впопыхах. Тем не менее, на одном из столов, который сейчас укрывал плотный слой пыли и паутины осталась стоять бутылка недопитого вискаря и три алюминиевые кружки. Натюрморт дополняли рассыпание патроны и две гранаты без запалов. Среди прочего лежала толстая книга. Я аккуратно сдул с неё пыль (вспоминая свои ошибки, и упреки саперов, теперь больше не трогаю руками найденную литературу и тем более не тороплюсь открывать её). На обложке виднелся портрет Екатерины Великой. Мозг закипел, пытаясь сопоставить находку с находившимися здесь когда-то украинскими националистами. Вот всё что угодно ожидал здесь увидеть: Бандеру, Шухевича и прочих военных преступников, Мазепу, ну или Гитлера в конце концов. Не сумев сходу разгадать эту загадку, мы стали осматривать территорию дальше. Ребята нашли тут пару недоломанных жестких дисков и личный план работы заместителя командира по вооружения одной из воинских частей Нацгвардии Украины.

Увидев на журнале знакомое слово, я невольно вспомнил предвоенные годы, как долго и упорно объяснял знакомым журналистам, что нельзя сокращать «войска национальной гвардии РФ», как «Нацгвардия». Писать только либо полностью, либо «Росгвардия».
«В чем разница то? У США нацгвардия, у других стран. Почему у нас-то так нельзя?» – надув губы спорила со мной одна из знакомых журналисток.
«Это у Украины нацгвардия. У нас Росгвардия. Еще есть вопросы?» – стоял я на своем.

Сейчас такие ошибки практически ушли в небытие. Никто не ассоциирует ведомство с зарубежными структурами. Да и больше никто не спрашивает, зачем нужна Росгвардия, когда, к примеру, есть полиция. На этот вопрос ответили наши герои, некоторые из которых отдали свои жизни за своё Отечество здесь на Донбассе или в Курском и Белгородском приграничье.

«Держи, твой тезка потерял», – посмеявшись, протянул мне тетрадку сапер. На табличке, наклеенной на личный план работы, виднелись имя и фамилия офицера, которому принадлежал этот журнал. «Юрiй»

«У меня сейчас кровь из глаз потечет» – хмыкнул я в ответ.

«Чому як цэ щось» – произнес инженер набор украинских слов и загоготал.
Подземелье отозвалось эхом «щось щось щось».

Я открыл тетрадь нацгвардейца и убедился в своем предположении, которое держал в уме. Все записи были сделаны на русском языке. На мове была лишь оформлена обложка. Интересно, добровольно ли мой тезка добавил в своё имя «i» или «жизнь» заставила? Вопрос риторический.

Путь назад, наверх также не был легок. Тем не менее, уже через полчаса мы выбрались на свежий воздух. Глаза зажмурились от полуденного солнца.
Всё найденное росгвардейцы передали контрразведчикам, авось что-то важное найдут, изучив жесткие диски и записи «Юрiя».

«Сибиряк» снял с «Нормана» бахилы, а со своей головы шлем и балаклаву. Он закурил. Стоя рядом, я вдыхал вредный дым табака, пытаясь перебить запах подземелья «Азовстали». Тогда я еще не знал, какой смрад мы познаем в следующую нашу вылазку.

***

Нам предстояло обследовать здание, в который прилетела то ли ФАБ, то ли еще что-то мощное.

Многоэтажное промышленное здание оказалось айсбергом. То есть пять этажей наверху, это была всего лишь верхушка. Удар по нему срезал часть здания, как кусок торта, обнажив несколько этажей под землей. Смотришь на всё это и думаешь: «Такое только в фильмах бывает». Ан нет, реальность оказывается похлеще художественного вымысла.

Я аккуратно подошел к краю образовавшегося провала. Окинул остатки здания сверху вниз. Как надземная, так и подземная его части зияли срезанными бетонными коробками, в которых узнавались очертания каких-то рабочих помещений и цехов.
«Полагаю если противник был в этой части здания, то от него ничего не осталось, ни оружия, ни боеприпасов», – предположил я.

«Вовсе нет, тут же были отъявленные нацисты. Принять честной бой они не планировали, зарывались в землю глубже и глубже, тянули время. Как они любили говорить: «Америка нам поможет». Ждали, надеялись. Благо многих наши авиаторы и артиллеристы достали. Мы уже спускались здесь, но не всё осмотрели. Учти, там до сих пор валяются трупы» – пояснил старший группы с позывным «Варяг».

Командир был на голову выше остальных и выглядел угрожающе. На его разгрузке были закреплены не только подсумки под автоматные магазины, но и огромный нож, а также кобура с пистолетом. Он тоже посмотрел в провал и махнул группе рукой. Мы аккуратно посеменили по упавшим балкам и местами сохранившимся лестничным пролетам. Компьютерная игра, не иначе! Я даже посмотрел на свои руки, представляя, как участвую в каком-то «экшэне» от первого лица. Вспомнились стрелялки, в которые играл в юности.

«Там по сценарию на нас дальше нападут зомби-нацисты» – пошутил я, перепрыгнув с очередной балки на другую. Ногой я задел какой-то камень и он ухнул вниз, а спустя пару секунд отозвавшись снизу глухим ударом. Упадешь вниз – костей не соберешь.

«Еще раз повторюсь, что внизу есть мертвецы, но они вряд ли будут способны на нас напасть» – «Варяг» не понял моего юмора, либо ему было не до шуток. Я хотел продолжить хохмить (говорят смех в такой ситуации у некоторых включается словно защитная реакция от нервного напряжения), спросив, почему тогда он спускается вниз весь вооруженный до зубов, но решил промолчать.

На дне нас ждала огромная стальная дверь с клепками и круглой задвижкой как у сейфа. Такая задвижка, вероятно, выдержала бы ядерный взрыв, если бы он произошел не прямо над зданием. Впрочем, она выстояла и сейчас. Трещина фундамента здания каким-то образом продолжилась и в подземный бункер, который скрывался под всеми этажами под поверхностью. Образовалась щель, укрытие треснуло словно грецкий орех.

Вперед полез сапер. Сюда с собой не смогли взять нашего верного друга – лохматую овчарку по кличке «Норман». Вместе со своим хозяином он балдел в тени наверху. Сейчас его носа нам остро не хватало, ведь кто знает, что подстерегают группу во тьме. И я не про зомби-нацистов, а про растяжки, не разорвавшиеся снаряды и прочие опасные сюрпризы.

Инженер не дрейфил. Взяв в руки щуп, словно копье, он рванул во тьму.
Когда мы добрались до трещины в бункере, то увидели, что сапер установил внизу мощный фонарь, который осветил большую часть помещения. Вперед меня спрыгнул «Варяг» и подставил своё богатырское плечо, чтобы я облокотился на него, при спуске вниз. Что я, впрочем, и сделал. Несмотря на то, что здесь теперь было почти светло, мне не удалось сразу разобрать содержимое на полу, по которому предстояло идти. Среди кучи битого бетона валялись чьи-то останки. Я это понял лишь когда запнулся о плиту от бронежилета. Да нет, это всего лишь хлам какой-то. Мозг отказывался воспринимать реальность. Уже потом, вспоминая увиденное, я пытался понять, сколько боевиков в этом месте убило взрывной волной. По груде костей было ничего непонятно, но по количеству разорванной брони можно было хотя бы примерно понять это количество. Три, четыре, пять? Я всё равно ничего не понял. Находясь же там, я спокойно прошагал дальше. По центру бункера среди разбитых столов и стульев лежали два огромных кофра из под оружия – вероятно из под иностранной снайперской винтовки. Внутри они были пустые.

«Варяг» ушел вперед и замер где-то в углу, где сверху под землю провалилась какая-то огромная ржавая металлическая емкость.
Там лежал женский скелетированный труп. Упавшая в бункер оглобля придавила ей ногу. На ней не было бронежилета (возможно после ранения его с нее сняли), на ногах были камуфлированные брюки раскраска, который носит ВСУ и различные националистические формирования Украины. На туловище была слегка истлевшая флисовая кофта и термобелье. Челюсть черепа женщины застыла в какой-то страшной гримасе. У виска виднелась дырка, От которой в сторону отходила трещина.
Я потерял дар речи и лишь через несколько секунд пробормотал то, что первое всплыло в голове.

«Биатлонистка…» – слово произнесенное почти шепотом как-то гулко отозвалось в повисшей тишине.

«Что?» – вышел из оцепенения «Варяг».

«Вспомнилось, как в самом начале карательной операции ВСУ на Донбассе против мирного населения, году так в 2014-2015, украинские СМИ с гордостью писали, что сюда добровольцем отправилась какая-то именитая биатлонистка. «Убивать сепаров» – для журналистов уже того времени было в порядке вещей написать такую фразу, как бы оправдывая расстрел гражданских, которые тогда не скрывали своих пророссийские настроения. Вот и спортсменка поехала куда-то сюда, под Мариуполь. И всё это преподносилось, как некая военная романтика, а по сути, реабилитация нацизма, появление их новых последователей. Может как раз это и есть та самая биатлонистка, которая записалась в националистический батальон снайпером», – поделился я своими мыслями.

«Да, интересно закончилась романтика. Пулей в голову от своих же побратимов. Видимо её застрели, чтобы она не мучилась» – подытожил «Варяг».
Назад мы поднимались молча и почему-то быстрее. Хотелось максимально быстро покинуть это гиблое место, где военные преступники нашли заслуженное наказание.
Наверху нас встретил кинолог и «Норман». По нашим лицам «Сибиряк» понял, что там оказалось что-то нехорошее.

«Совсем жесть, да?» – спросил он.

«Еще несколько трупов. Один целый, и несколько в труху. Вообще месиво, непонятно сколько их там точно» – ответил «Варяг».

«Ну и поделом им…» – с нескрываем раздражением произнес кинолог.

Я стоял в стороне и пытался надышаться свежим воздухом. В голове роились мысли.
На следующий день стал обращаться во взаимодействующие структуры, в чьих полномочиях, как мне казалось, решить дальнейшую судьбу.

«Мы можем придать эти останки земле? Или передать их украинской стороне?» – спросил я.

«Зачем? Это же были отъявленные нацисты на руках которых кровь не только наших военнослужащих, но и мирных жителей? Думаю тебе нет смысла рассказывать про комнату пыток в одном из подземелий «Азовстали»? Чай и так знаешь. Какие там страшные орудия истязаний, самым безобидным на их фоне кажется электрический стул, который там тоже имеется. И ты хочешь, чтобы мы отдали их врагу, чтобы те их хоронили с воинскими почестями?», – в ответ на мои слова я получил сразу несколько вопросов от сурового офицера, к которому бы не рискнул обратиться без весомой на то причины.

«Но мы же не такие как они. Будет правильно поступить по-христиански» – возразил я, особо не рассчитывая снискать понимания.

«Хм, вообще-то ты прав», – неожиданно ответил полковник. – «Но не всё так просто. Закопать их просто так не можем, есть куча различных юридических и процессуальных моментов. Но даже не это главное. Пойми, эти трупы, скелеты никому не нужны. Режим Зеленского отказывается забирать даже свежие тела, тысячи которых остались валяться в лесопосадках Курской области. Здесь же на Донбассе их также тысячи, старых и новых. И на «Азовстали» их найдут еще не один десяток. Но повторюсь, они никому не нужны в Киеве. Мы подумаем, что с ними можно будет сделать. Потому что, как правильно ты сказал, нужно поступить по-христиански и мы не такие как они».

Я уехал, и так и не узнал, удалось ли упокоить тела «биатлонистки» и ее разорванных в клочья товарищей. С собой мне пришлось увезти эту печальную историю. Нет, пожалуй, мне не жаль всех этих конченных нацистов, который и по сей день продолжают убивать женщин, детей и стариков (этому есть сотни видео подтверждений в сети Интернет, но многие стараются закрывать на это глаза ради своего душевного спокойствия). Они получили по заслугам. Мне было жаль тех, кем они были до 2014. Жаль некого Юрия, который ради военной карьеры добавил в свое имя чужую букву «i» и попытался забыть, что он русский. Вот только записки сделанные плохим (почти как у меня) почерком, подтверждают что от родного языка он так и не смог отказать. Жив ли он сейчас? Воюет ли он против русских? Не хочу об этом знать. Он сделал свой выбор и должен быть ликвидирован. Жаль дуру, которая повелась на какую-то мнимую романтику, взяла в руки снайперскую винтовку и нацепила на себя нацистскую символику. Та молодая девушка не заслуживала участи гнить в обрушившемся бункере, пока не стала тем, кем она стала, обагрив свои руки кровью невинных и наших солдат.

И всё же я верю, что даже эти останки обретут покой. Потому что мы, русские, не воюем с мертвыми…

Юрий Головин, ноябрь 2025