Сбор бойцов ССО “РГУ-!2” назначили на утро тридцатого июня около главного корпуса университета, чтобы с самого начала следующего месяца уже приступить к работе. Прощание было коротким. Перед строем ребят в униформе цвета хаки появился зам. секретаря парткома вуза, поздоровался, пожелал успехов в трудовом семестре и тут же дал команду рассаживаться по машинам. Тронулись в путь, ехали в открытой грузовой машине и в автобусе, что выделил принимающий строителей колхоз. Ехать было недалеко – до Азова по знакомой Сергею дороге (о, сколько раз он срывался туда к своей когда-то любимой Элле!), а потом ещё километров семь до Павловки, центральной усадьбы хозяйства. Вот и весь путь. Доехали нормально с шутками и прибаутками, выгрузились около сельской школы (место дислокации отряда) и стали устраиваться в ней. Все бойцы вместе с командиром и комиссаром отряда разместились в спортзале, а бригадир с мастером и две поварихи в отдельных кабинетах.
Выбирать место особо не пришлось. Новиков вместе с Геннадием Шпаком и ещё одним филологом Фёдором Зайченко (больше представителей этого славного факультета в отряде не нашлось) заняли койки посередине зала около окна. Вполне приличное место. Личные вещи положили в тумбочку, одну на двоих, сумки отправили под койки, вот, считай, и обустроились на новом месте. Стали выходить во двор осмотреться и покурить. А тут и начальство подоспело, как местное, так и отрядовское. Построили бойцов, стали знакомиться. Перед отправкой из Ростова не успели даже своих отцов-командиров как следует узнать, вот теперь и знакомились.
– Меня зовут Николай Васильевич Шутов, – представился первым высокого роста мужчина лет сорока. – Я прикреплен к вашему… то есть к нашему отряду от парткома университета. В РГУ я работаю доцентом. Буду у вас бригадиром. На меня ложатся все организационные вопросы: работа с руководством колхоза, доставка стройматериалов, ну и так далее. Непосредственно строительными работами будет заниматься вот он, – показал на стоявшего рядом парня, – мастер Владимир Загер. Он опытный прораб, уже не один раз ездил на целину. Так что дело своё знает. Ну а со своим командиром отряда Николаем Кашниковым вы наверняка уже познакомились. И комиссаром Леонидом Поспеловым тоже, надеюсь. Есть вопросы по комсоставу? – спросил бригадир и посмотрел внимательно на строй, все молчали. – Хорошо, значит всем понятно. Теперь поговорим о главном, о работе. С руководством колхоза мы заключили договор на возведение трёх объектов: широкогабаритного коровника на двести пятьдесят голов сметной стоимостью семьдесят тысяч рублей, телятника, или пристройки к коровнику, на тридцать пять тысяч и ещё клуба на двадцать тысяч рублей.
– Ого! Ничего себе! – стали восклицать бойцы.
– Да, объёмы солидные. Но нас же тридцать шесть человек, – согласился с ними Шутов. – Причём коровник мы должны от нуля построить и под ключ сдать, на телятнике возвести коробку, ну а клуб уж как получится. За этот объект мы взялись только из чувства солидарности с сельской молодежью. Ей и кино негде посмотреть, и потанцевать тоже. Поэтому… В общем, посмотрим. Приехали ведь мы сюда поработать и заработать. Так ведь?
– Так! – послышалось дружно.
– Вот и я так думаю. А вот руководство колхоза, – Шутов взял за руку стоявшего рядом секретаря парткома, – сомневается в наших способностях. Они говорят, что даже коровник за лето невозможно построить, минимум нужно года два. Докажем им, на что способны бойцы отряда “РГУ-12”?!
– Докажем!!! – разнеслось по округе.
– Молодцы, бойцы! – похвалил бригадир. – А теперь о дисциплине и распорядке дня. Дисциплина должна быть строжайшая, как на фронте. Слово командира – закон. Никаких отлучек из расположения отряда без разрешения. И никаких выпивок. За любое нарушение наказывать будем строго. Работать всем на совесть. Учёт отработанного будем вести по коэффициентам, как и принято, кто был уже на целине, тот знает: от одной десятой балла до одной целой девяти десятой. В зависимости от сложности работы и усердия. Участие каждого бойца в работе определяет тройка: командир, комиссар и мастер. Результаты подводятся ежедневно и вывешиваются на доске показателей. А распорядок дня такой: подъём в пять утра…
– Ого! Так рано? – воскликнул кто-то.
– Да, так рано, – жёстко ответил Шутов. – Личный туалет, линейка, завтрак. Начало работы в шесть часов. С двенадцати до пятнадцати часов – обед и отдых. В восемь часов вечера окончание рабочего дня. Ужин и в половине десятого отбой. Шесть дней работаем, седьмой, воскресенье значит, – выходной. Всем понятно?
– Понятно. Вкалывать придётся. А как кормить будут? – послышалось в ответ.
– Да, вкалывать придётся. Но кормить будут неплохо. Мы взяли с собой своих поваров, одна из них ещё и медсестра. Они будут нам готовить здесь, в школьной столовой. Девушки опытные, ездили с нами не раз. Так что проблем с этим, думаю, не возникнет. А питаться мы, конечно, будем за свой счёт, за свои заработанные деньги. Насчёт этого, надеюсь, возражений нет?
– Нет. А как бы сейчас покушать?
– А сейчас нас приглашают в колхозную столовую. Так ведь? – спросил Шутов секретаря парткома, тот кивнул головой. – И этот обед за счёт принимающей стороны.
– У-у, – одобрительно загудели бойцы. – Похаваем на халяву хоть один раз.
На этом построение и закончилось, все пошли в столовую, там ребят поприветствовал председатель колхоза, посидели, поговорили, поели и разошлись по своим местам. Первый день студенческой целины, собственно, и завершился на этом.
Непривычно было слышать эту команду, да ещё так рано.
– Отряд, подъём! – крикнул несколько раз командир, и все зашевелились.
Кашников включил свет, хотя на улице уже рассвело, стал тормошить тех, кто не хотел подниматься.
– Двадцать минут, чтобы сходить в туалет и умыться, и потом на построение, – командовал тот дальше.
– А как же зарядка? – спросил кто-то.
– Зарядка будет на коровнике, – усмехнулся Кашников. – Там есть где размяться.
Недружной толпой бойцы потянулись во двор школы, сходили в туалет, кто стал умываться и даже зубы чистить, кто затянулся сигаретой вместо этого, а тут и команда на построение подоспела. Некоторых она в постели ещё застала, но командир быстро их поднял, и все построились.
– Доброе утро, товарищи бойцы! – поздоровался Шутов.
Получив в ответ не очень-то довольные приветствия, бригадир даже головой крутанул.
– На первый раз мы вам прощаем такой подъём. Но впредь знайте – всё выполнять строго по команде! Если прозвучала команда “Подъём!”, значит, все поднялись и вышли во двор. Учтите, никому никаких поблажек не будет. – Он чуть помолчал. – А теперь о деле. Сегодня мы приступаем к работе. Начинаем строить коровник. С нуля начинаем, и чётко по графику, – уточнил Шутов. – А это значит, что за сегодняшний день надо полностью выкопать траншеи под фундамент и ямы под опоры. Объём большой, но мы справимся. Правильно я говорю?
– Правильно, – неохотно ответили бойцы.
– Чувствую, что вы ещё не проснулись, – констатировал бригадир. – Но ничего, сейчас позавтракаете, и на объект. Там быстро проснётесь. Командир, веди отряд в столовую, – отдал распоряжение Шутов.
Кашников скомандовал, и все пошли в столовую, уже веселее, это тебе не команда “Подъём!”. Столы были накрыты, на них стояли кастрюли с первым и вторым, алюминиевые тарелки с ложками в стопке, чайник с кружками в углу и хлеб на блюде. Все сразу стали разливать первое, а это суп с мясом, и довольно-таки вкусный, и второе тоже оказалось с мясом, каша рисовая, да и чай сладкий с белым хлебом. Здорово! Девчата с вечера всё приготовили, утром только разогрели. Все наелись, поблагодарили поварих и потянулись строем, не строем, а так шеренгой на объект за околицу села. А там уже всё размечено, натянуты шпагаты, где траншеи рыть, а где ямы. Это мастер со своим помощником постарался. Пока все поднимались и завтракали, Загер уже и фронт работ для отряда подготовил, сразу же всех и расставил по местам. Взяли ребята в руки по лопате, штыковой и совковой, натянули рукавицы и приступили к делу.
Новикову досталась яма под стакан опоры, так, хорошая ямка, метр на метр по периметру и почти два метра глубиной. Не самая глубокая, конечно, в верхнем конце коровника были и поглубже, но и не такая мелкая, как в нижнем – объект-то стоял на косогоре. Штык в землю, и погнали, споро погнали, грунт оказался не каменистый, да к тому же дождь недавно прошёл, размягчил его. Слоя два Сергей снял, и усталости даже не почувствовал, без передыху и дальше стал копать. Когда третий штык прошёл и выгреб землю, что-то в спине заболело, распрямился, покачал туловищем из стороны в сторону и на четвёртый заход пошёл. Тут что-то и руки стали с трудом лопату с землёй поднимать, пришлось пересиливать себя и перекуры делать. Но передышки долгими не получались, командир нет-нет, да и пробежится по объекту, подгонит отстающих, и снова сам за лопату – в отряде все работали, никто без дела не сидел. А с каждым взмахом лопата становилась всё тяжелее и тяжелее, а её надо было поднимать всё выше и выше, чтобы выбросить землю подальше от ямы. Силы иссякали, как капли воды из сита, стали дрожать руки и ноги, а пройден только метр от поверхности, даже в голове загудело от напряжения. Благо можно было присесть в яме с головой и чуть-чуть передохнуть, чтоб никто не видел. Но Кашников не дремал, ходил между ямами и командовал:
– Давай-давай, ребята! Ещё немного осталось. Выкопать надо всё сегодня!
Да это и без него все понимали, но где же сил-то взять, если и пустую-то лопату руки с трудом вверх поднимают? Сергей уже почти машинально втыкал лопату в грунт, надавливал на неё ногой, еле поднимал с землёй и, не глядя, куда-то кидал. Время словно остановилось, он уже и на часы не смотрел, скоро ли обед, копал и копал, ничего не понимая и не замечая ничего вокруг. А когда услышал команду “Отряд, на обед!”, даже и не понял, что она и к нему относится, продолжая маленькими порциями выкидывать землю.
– А ты чего, есть не хочешь? – услышал сверху вопрос и поднял голову.
Над ямой стоял Кашников.
– Давай вылезай, – скомандовал тот.
Новиков посмотрел на него, махнул рукой, какое, мол, вылезай, откуда силы взять, чтобы вылезти.
– Давай руку, – протянул командир свою руку бойцу и помог выбраться из ямы. – Что, совсем выдохся?
– Да есть немножко, – прошептал боец, оглядываясь вокруг.
Утром пришли сюда, был пустырь, а сейчас всё землёй завалено. Во, накопали кроты!
– Ничего, это с непривычки тяжело, потом легче будет, когда втянешься, – разглагольствовал Кашников.
Сергей и ответить ничего не мог, только головой кивнул и вместе со всеми поплёлся в столовую. Никто и рук даже перед обедом не помыл, на всех нашла какая-то апатия, и ели суп и опять кашу, не чувствуя вкуса, а потом грохнулись в койки и мгновенно все отрубились. После тихого часа долго пришлось командирам поднимать отряд, но они подняли, повели бойцов в очередную атаку, и к восьми часам вечера выполнили дневное задание, вырыли и траншеи под фундамент, и ямы под опоры. Только уже помогали друг другу: кто раньше закончил, тот, что в нижнем уровне был, шёл на верхний уровень, где глубже ямы, и копали на пару. Новикову Зайченко помогал, иначе бы Сергей и не справился с заданием. А так всё и сделали. Поужинали и опять замертво упали на кровати. Второй день целины закончился успешно, хоть и без потери бойцов, но с кровавыми мозолями на руках – не помогли и рукавицы, так пахали парни.
Со следующего дня началась и закладка фундамента. Каменщики встали около траншеи с мастерками и лопатами, а подсобники, кто с лопатами у корыт для замеса раствора, кто с носилками и вёдрами для переноски щебня поближе к траншее. И закипела работа. И опять никто без дела не сидел, но больше всего, конечно, доставалось подсобным рабочим: они только и успевали месить раствор да щебень подтаскивать и ссыпать его в траншею. Поэтому к обеду опять ни рук, ни ног не чувствовали, упали снова в кровати замертво и в тихий час, и после ужина. А главные специалисты, каменщики значит, те более увереннее себя чувствовали, даже сходили погулять вечером по селу и окрестностям. Ничего, правда, интересного не нашли, только небольшую речку по колено глубиной. Но и то хорошо, хоть ноги в ней обмочили, всё ж развлечение после трудового дня.
После заливки траншеи началась кладка фундамента из бутового камня. Сразу всем стало полегче: работа пошла ответственнее, а значит и медленнее. Раствор шёл в дело не так быстро, камень тоже уходил медленно, так что подсобники могли чуть-чуть и расслабиться. А каменщики работали даже без перекуров, дымили, если невтерпёж, прямо с мастерками и кирками в руках. Камень – это тебе не кирпич: плюхнул раствор на стену, и клади его сверху. Тут нужна особая сноровка, чтобы камень лёг прочно и не вывалился потом из стены. Не все каменщики могли это делать, а вот Зайченко мог. К нему и приставили помогать Новикова. Сергей сначала внимательно наблюдал за Фёдором, а потом у него чего-то и руки зачесались: а почему бы и самому так не попробовать? Зайченко словно это почувствовал и предложил:
– Бери вон мастерок, у меня есть лишний, и давай клади.
– А я сумею? – всё же засомневался Сергей.
Фёдор очень внимательно посмотрел на парня, усмехнулся.
– Сумеешь, если очень захочешь, – ответил спокойно. – Я тоже поначалу не умел, а потом ничего, научился. – Уложил очередной камень и продолжил. – И потом, Сергей, подсобником работать тяжело и невыгодно.
– Что тяжело, это я уже понял, – вздохнул Новиков. – А почему невыгодно?
– А потому, что на стройке главный специалист – это каменщик, – стал спокойно объяснять Фёдор. – Ему за работу в день ставят коэффициент больше единицы, а подсобникам меньше единицы. Вот и считай, не маленький ведь.
Сергей этого не знал и немного удивился.
– Но работа подсобника намного тяжелее. Как же так?
– А вот так. Да, тяжелее. Но подсобником каждый может быть. А каменщиком – нет. Если руки не оттуда выросли, то кирпич ты как следует не положишь, – доходчиво объяснял Зайченко. – Труд каменщика – квалифицированный труд, вот поэтому и ценится. Ну а подсобникам… дури надо побольше, и здоровья тоже. А у тебя, как я слышал, со здоровьем не всё в порядке, – глянул из-под очков тот, глаза у него слезились, вот он и носил всегда тёмные очки.
– Да есть маленько, – смутился Новиков.
– Ничего, у меня тоже маленько есть, – усмехнулся тот. – Так что бери в руки мастерок и становись рядом. Я покажу и подскажу немного, а потом и сам начнёшь класть.
Новиков послушался, взял в руки мастерок и кирку, стал класть первый камень, который никак всё не ложился на место и готов был упасть на ноги парню. Зайченко взял его, повернул на другую сторону, придавил, стукнул мастерком, и тот лёг, как тут и был.
– Вот так надо! – усмехнулся. – Бери другой.
Сергей и взял другой, и положил на раствор, тот и лёг нормально.
– Вот видишь, а ты боялся, – одобрил наставник. – Давай, давай, следующий бери.
Но следующий брать не пришлось – раствор закончился. Пришлось идти месить его. Замесил, тоже ведь не умел, а научили. Так и тут. “Научусь”, – подумал, и даже настроение поднялось, заработалось веселее. И в этот день уже на койку замертво не падал.
Круг замкнулся: сон, работа, еда, сон. Правда, работа стала чуть разнообразнее. Подсобников кидали то на доставку кирпича из Ново-Александровки, то леса оттуда же. Но ездили по разным дорогам. Когда ехали по просёлочным за кирпичом, Сергей увидел Ростов, и сердце защемило, так захотелось пройтись по его шумным улицам или сходить в кино. За лесом поехали через Азов, и опять нахлынули воспоминания об Элле Куликовской. “Вот бы встретить её! – мелькнула мысль. – Ну и что? Да хотя бы спросить, знает ли, что я поступил в университет”. Проехали Азов, он и успокоился. “Нет, всё это мы уже проходили. И Элла – пройдённый этап. К тому же у меня есть Гулька”. Вот к ней больше всего и хотелось попасть. Но куда там: работа, работа и работа.
И вдруг тут неожиданное исключение: на седьмой день (Бог сотворил мир за шесть дней, а на седьмой, в субботу, отдыхал) отряд не подняли по команде. “Странно”, – подумали многие. Некоторые забеспокоились, заворочались на койках. “Почему бы это? Проспали поварихи или командиры? Или суббота настала?” Не то и не другое. Просто шёл хороший летний дождь. И какая уж тут работа! Лежи и отдыхай, а коровник пусть сам строится. Вот все лежали и отдыхали, правда, на завтрак всё же сходили, отметились в столовой и в туалете. Без этого нельзя. И никакой дождь здесь не помеха. А потом настало время непонятного безделья: кто спал, кто книжку читал, кто в шахматы резался, а Новиков сел письма писать. До этого момента времени всё не хватало, да и сил тоже, совсем не было сил взять в руки ручку и бумагу. И тут такое раздолье, хоть целый день, или пока дождь не кончится, сиди и пиши. Вот он и писал.
Сначала написал, конечно, Чайке, просторное такое письме, в котором описал все свои впечатления о целине. Ну а маме своей уже без особых подробностей, чтобы та сильно не беспокоилась за него. Она и так беспокоилась за сына, без этой целины. И отговаривала его от подобного шага. “Зачем тебе ехать туда? – спрашивала в письмах. – Неужели мы тебя не прокормим и не проучим? Пока мы работаем, деньги у нас есть. Пиши, сколько тебе денег нужно, мы вышлем”. Не понимала мама, что вовсе не за деньгами, хотя и за ними тоже, если честно признаться, ехал сын на целину. Ехал в первую очередь, чтобы испытать себя, чтобы вживую познать, что такое это Целина. Вот и писал сейчас, что у него всё хорошо, что работа нетяжёлая (не станешь же писать маме, что замертво падаешь в койку), что кормят отлично, наедаешься всегда от пуза. Так что, мама, ты, мол, не беспокойся, всё у сына будет в порядке. Конечно, у него всё будет в порядке. Разве он в этом сомневался?
Дождь закончился во второй половине дня, все двинулись на объект, строительство коровника продолжилось. Но, конечно, по полному баллу за работу на этот раз уже никто не получил – не заработали просто.
Погода наладилась, работа закипела, и все стали ждать воскресенья. Командиры обещали в этот день сделать выходным. И сделали, слово сдержали. Каждый заспешил по своим делам. Новиков отпросился съездить в Таганрог. Разрешили. С утра пораньше туда и направился.
В Ростов ехали большой компанией на грузовой колхозной машине, а там все разбежались по разным сторонам. У Новикова оказался попутчик – Владимир Загер, он ехал в Таганрог к жене. Ого, какое совпадение! Сергею это польстило даже, мастер всё-таки. Сразу с ним направились на главный вокзал.
– Можно на электричке добраться, – засомневался в решении Загера Сергей.
– Нет, на электричке дольше, часа полтора, – возразил тот. – На поезде минут за сорок доберёмся.
– И дороже на нём, – всё сомневался попутчик.
– Дороже, – усмехнулся Загер. – За рубль. Но ты можешь ехать за тридцать три копейки. А я на поезде погоню.
Больше Новиков не возражал. Вместе подошли к перрону, как раз стоял поезд, следующий до Москвы, попросились у одного проводника взять до Таганрога, тот отказал, у другого – то же самое, и только третий согласился.
– Мест в вагоне нет, в тамбуре постоите, – предупредил тот.
Ребята, конечно, не возражали, простояли почти всю дорогу молча, каждый думал о своём, не до разговоров было. На новом вокзале расстались. Сергей двинулся на автобусную остановку, Владимир – на трамвайную. И вот уже знакомый дом. Разволновался страшно. Как же, сейчас дверь откроет Гулька, кинется ему на шею и…
Дверь открыла Юля. Фыркнула, увидев Сергея.
– Они все уехали на море, – сразу заявила вместо приветствия. – На тысяча трёхсотый километр, – уточнила. – Можешь туда поехать и поискать их там, – и дверь захлопнула.
Вот тебе и раз! Уехали загорать на море. А он же проезжал мимо этого километра и ничего даже не почувствовал. Какая жалость! Но раздумывать было некогда. Кинулся на конечную остановку, на “двойке” добрался до Смирновского и успел на ближайшую электричку. Хоть в этом повезло. И вот он уже на нужном километре. Но где же она? Попробуй найди, если масса отдыхающих под каждым кустом, а кустов – по несколько на каждом метре. Ходи и ищи. Сергей ходил и искал, и сердце разрывалось от волнения: рядом же она, рядом, чувствовал это. Стал кричать:
– Гуля! Ты где?
Но никто не отзывался, только все с удивлением смотрели на парня и качали головами. Несколько раз прошёлся по прибрежной полоске песка, внимательно вглядываясь в купающихся, но, увы, Чайки не обнаружил. Начал бегать по пригоркам, но и это ничего не дало. Расстроился вконец, а тут ещё небо нахмурилось и такой хлынул дождь, что вмиг промочил всех до нитки. Отдыхающие кинулись на остановочную площадку, чтобы там укрыться от ливня, но куда там – это никого не спасло, укрыться было просто негде. Но зато мелькнула мысль, что и семейство Чаек может там оказаться. Новиков туда и направился. И опять его ждало разочарование – не оказалось девушки с родителями в сгрудившейся под навесом кучке пассажиров. Видимо, спрятались они где-нибудь в другом месте или вообще уже уехали домой. Попробуй, отгадай.
Хотя чувства и подсказывали, что они где-то рядом, но где же? Как их найдёшь, если дождь не прекращается, а время неумолимо движется к вечеру, а вечером ему надо быть уже в лагере? Что тут сделаешь? Ответ подсказала подошедшая из Таганрога электричка. “Надо ехать”, – принял решение парень. И раздумывать особо было некогда – стоянка всего несколько минут, пока поднимутся в вагоны люди. После свистка и вскочил Сергей в электричку. Тронулась она с места, а тут и солнышко показалось, туча в сторону ушла. Он уже хотел выскочить из вагона, но куда там: двери закрыты, поезд скорость набирает, не будешь же стоп-кран срывать. Вот и погнал вперёд, закусив зубами воротник рубашки, чтобы не завыть от досады. Так он рвался к ней, к своей любимой Гуле, так хотел увидеть и обнять её, и на тебе! Ничего, кроме разочарования. Так обидно! Прямо ужас! Но ничего не поделаешь: не повезло, значит, не повезло.
В Ростове хоть немножко отвлёкся, сходив в кино. А потом на автобусе до Азова, на попутке до Павловки, и вот уже и школа знакомая, и койка, ставшая любимой. Плюхнулся в неё и постарался забыться, но не дали, в столовую позвали. Хорошо хоть ещё на ужин не опоздал, а то целый день пробегал и поесть не успел, с этими расстройствами и о еде едва не забыл. Поужинал и снова в койку, решил отоспаться. Но куда там, мысли так и кружились вокруг несостоявшейся встречи с Ларисой, и он начал успокаивать себя, что они обязательно встретятся в следующий раз. Но когда он будет этот следующий раз?
С понедельника всё вошло в обычное русло: подъём, завтрак и на объект. Фундамент сложили, началась кладка стен коровника. Новиков так и работал подсобником – месил раствор и таскал его вёдрами каменщикам, но всё внимательнее приглядывался к их действиям и нет-нет, да и брал в руки мастерок, Зайченко выделял ему свой запасной.
– Давай-давай, – подбадривал Фёдор. – Чего тут сложного кирпичи класть? Смотри. Раствор, кирпич, раствор, кирпич, – показывал.
Сергей пробовал, вроде и получалось. Но долго предаваться такому делу не давали крики каменщиков:
– Раствор! Кирпич!
Беги и подноси им, а то всё станет. Вот и бегал и подносил Новиков, а потом и спрашивал Зайченко:
– Если я стану каменщиком, то кто же раствор и кирпичи будет подносить?
– А вон Шпак и будет, – показывал на Геннадия и усмехался. – Не хочет он быть каменщиком, и всё тут. Уже который раз вместе ездим на целину, а он всё в подсобниках ходит.
– А почему? – заинтересовался Сергей.
– А это ты у него спроси.
Новиков и спросил, а тот как-то и замялся.
– Да я лучше подсобником буду, – неохотно ответил. – Так проще.
– Проще, но тяжелее, – не согласился Новиков.
Но Шпак не захотел ничего объяснять, махнул рукой и потащил ведро с раствором к стене. Тогда Сергей опять стал приставать к Зайченко: почему да почему?
– Понимаешь, не каждому дано быть каменщиком, – неохотно стал отвечать тот. – У одного сразу всё получается: кладёт кирпичи как песню поёт. А у другого ни хрена не получается: положит так як бык поссав. То ли руки не оттуда растут, то ли ещё что. Вот и у Гены не всё получилось с кладкой. Понял?
– Понял. А у меня как получится? – спросил с волнением Новиков.
– А у тебя получится! – твёрдо ответил Фёдор. – Бери мастерок и становись со мной рядом. Начинай класть, – распорядился словно бригадир. – А я скажу мастеру, чтобы тебя перевели в каменщики. Согласен?
– Конечно согласен! – без промедления и обрадовано ответил Сергей.
– Ну, тогда давай!
Новиков и начал давать, потихоньку, потихоньку, кирпичик к кирпичику и стал стенку класть. И получалось, хотя и медленно. Но его никто и не подгонял, а он старался изо всех сил. Так и начал каменщиком работать, и веселее стало на душе: и телу легче и коэффициенты – знаменитые “палочки” – выше. Чем плохо? Клал и к другим приглядывался, а у других хоть и быстрее получалось, но стенка кривая шла, уходила от натянутого шнура то в одну сторону, то в другую, и приходилось подправлять и выравнивать. А у Новикова ровно шла, Загер это заметил и похвалил парня. Ну и ободренный боец ещё лучше стал работать. Но темп сбивали неувязки: то кирпич кончится – не успели вовремя привезти, то цемент. Вот и стой, покуривай. А тут ещё и дожди зачастили. Нет-нет, да и хлынет ливень. Опять простой. Поэтому стали прислушиваться к прогнозам погоды.
Радио в школе не работало, да и слушать его было некогда, а вот местные «синоптики» нашлись.
К отряду для помощи прикрепили колхозного тракториста с его подъёмником на базе “Владимировца”. Так, подъёмничек небольшой, но здорово выручал ребят: то кирпич поближе перевезти к объекту, то поднять его наверх. Кидать-то снизу вверх по одному на леса замучаешься, а тут загрузил с сотню и поднял, только успевай разгружать. Да и сам хозяин этого «зверя» оказался не промах, словоохотливый такой мужичок, хоть и роста небольшого и щупленький, да и возраста неопределённого. Дядей Васей все его звали. И был он получше всякого комиссара насчёт пропаганды. Что там отрядовский комиссар Поспелов? Леонид мог только твердить: “Надо работать, ребята. Держать своё слово”. Да все и так знали, что держать надо, и держали. Никто особо не сачковал, все работали на совесть, или как кому она подсказывала. Или вот заехавший на неделе представитель парткома университета. О чём он говорил? Конечно, о чести и достоинстве бойцов отряда. “Не уроните, и не подведите. Партия надеется на вас”. Ну и так далее. А дядя Вася о жизни говорил, проникновенно так и доходчиво, настроение ребятам всё время поднимал. Всё равно что тот Шолоховский Щукарь. Историй всяких знал массу, вот и вёл пропаганду. Приметы тоже разные знал, и насчёт погоды естественно. И когда дожди нет-нет, да и промочат землю, выбьют из графика работ, тут и задумаешься: а сдержат ли слово ребята? Успеют ли всё построить? Поэтому многие с опаской поглядывали на небо: что там? Нет ли тучи? И если что-то похожее на тёмное облако показывалось на горизонте, понурые шли на объект. А там уже дядя Вася их ждёт.
– Что, хлопцы, приуныли? Иль не выспались опять? Девок, наверное, всю ночь щупали? – сыплет вопросами и смеётся.
Те отмахиваются от него: какие, мол, девки, не до них сейчас, сил едва на стройку хватает. А дядя Вася не унимается.
– А я в ваши годы вообще не спал, всё с девками по ночам шастался, а днём быкам хвосты крутил. А вы, заспанцы, только дрыхнуть и могете.
– Да отстать ты! – уже начинали злиться ребята. – Лучше скажи, дождь сегодня будет или нет? Вон туча на горизонте.
Задумается дядя Вася, почешет репу, глянет, прищурясь, на дальнее облако и изречёт:
– Не-е, дождя не будет.
– А ты почём знаешь? – спрашивают.
– Знаю. Примета у меня одна верная есть. Я сегодня утром проснулся, потрогал у Маньки тюньку, а она сухая. Значит, дождя не будет, – отвечает уверенно.
– А если мокрая?
– Значит, дождь будет. А сегодня она сухая.
– А туча-то вон идёт? – не верят бойцы.
– Ну и что, что туча? Мимо пройдёт. Нас не заденет.
И ведь точно. Отогнал ветер тучу в сторону Ростова, может, там дождь и был, а тут, в Павловке, нет. Прав оказался дядя Вася. Целый день проработали ребята, и ничего, капли на землю не упало, да и солнце не так палило, облака-то всё равно по небу гуляли. А разве это плохо? Не жарко и не холодно, только и работать. Вот все и работали. И дядя Вася вместе со всеми: то кирпич поднимет, то байку какую-нибудь расскажет. Дело-то и спорится. И теперь чуть ли не каждое утро ребята спрашивали своего помощника:
– Ну как там, дядя Вась, тюнька? Сухая или мокрая?
– Нормальная, работать можно, – разрешал.
Подсобники замешивали раствор, каменщики запасались кирпичами, рабочий день начинался. Случалось так, что дядя Вася не приезжал на объект, и сразу всё становилось ясно – будет дождь. И точно, вроде и ничего его не предвещало, и на тебе! Ливень откуда не возьмись. И целый день, считай, пропал. А дожди в это лето действительно частенько проливались на донскую землю. Но всё равно дело у ребят спорилось, правда, приходилось и выходной прихватывать. А тут ещё одна напасть подоспела, даже две: холера и брюшной тиф обнаружились в округе. Вот тебе и раз! Об этом бойцам сообщил представитель парткома вуза. Азов сразу же закрыли: не приехать, не уехать. Несколько ребят уехали в воскресенье в Ростов и не вернулись ни вечером в этот день, ни утром на следующий. Только через два дня и появились – едва пробились через кордоны.
На работе это, конечно, не сильно отразилось, работать разрешалось при любых карантинах, а вот на свободе передвижений – да. Как теперь в Таганрог поедешь? Это сильно волновало Новикова. Но загадывать он ничего не стал: что будет, то и будет. А в меню бойцам добавили ещё пилюли разные в качестве профилактики. Вот и все изменения.
Но в работе появились всё же хоть какие-то изменения, правда, не для всех. Однажды Шутов снял с коровника трёх бойцов, в том числе и Новикова, для спецзадания, как сказал, и повёз на грузовой машине куда-то в сторону от села. Ехали, ехали и оказались в колхозном саду, вот тебе на!
– Собирать яблоки, – распорядился бригадир. – Белый налив, и только хорошие, с веток, падальцы не брать, – уточнил.
Ребятам больше никаких указаний и не надо: собирать, так собирать. Набрали шесть ящиков, сами погрызли малость, ещё не очень спелые они были, погрузили в кузов, и в путь, ничего особо не расспрашивая. До Павловки не доехали, оказались на плантации огурцов.
– Собирать самые молоденькие, – опять распорядился Шутов. – Переростки не брать. Понятно?
Как же непонятно? Всё понятно. Начали собирать. Плети зелёные, ещё молодые и цветут, огурчики тоже только-только пошли, но разные, одни поменьше, другие чуть побольше. Новиков и стал собирать все подряд. Только набрал ящик, Шутов к нему подошёл, присел около тары и давай выкидывать огурцы, что покрупнее.
– Я что говорил? Собирать самые молоденькие, – посмотрел на бойца с укором.
– Так я и собираю такие, – не понял Новиков.
– Вот какие надо! – показал огурец с мизинчик бригадир. – Понял?
Новиков пожал плечами, вроде понял, но только Шутов отошёл, опять стал собирать чуть ли не все подряд. А чего эти недоростки-то брать? Они горькие, пусть подрастут. Так и набрал несколько ящиков, отнёс к машине. Бригадир посмотрел сначала на собранный урожай, потом на бойца, покачал недовольно головой, но огурцы не стал выкидывать. Вернулись в Павловку, разгрузили ящики около школы, и бойцы пошли на коровник, думая, что обогатили свой рацион витаминами. Но, увы, эти яблоки и огурцы не попали на стол к бойцам, видимо, ушли в другом направлении. Что ж, заготовки на зиму тоже надо кому-то делать. А им, бойцам, и так хватало что покушать. Только вот одна неприятность стала появляться у многих, причём по утрам.
После подъёма все, понятное дело, готовили себя к завтраку, освобождая место в желудке, кишечнике и мочевом пузыре. Нормальный процесс: освободились, умылись, причесались и сели за стол. Поели, встали и… нет чтобы на объект спешить, так чуть ли не всем отрядом опять освобождаться побежали, уже от завтрака. Ненормальный процесс. День такое происходило, все молчали, потом другой, стали понемножку шуметь между собой, но в конце концов не вытерпели и возмутились:
– Чем нас тут кормят, что ничего в теле не держится! – зашумели за завтраком. – Только поели, и в туалет. Разве это нормально?
– Мы разберёмся! – попытались успокоить бойцов командиры. – А сейчас давайте на объект.
– На объект? Так мы его весь там обделаем! – не соглашались те.
– Чего же вы хотите? Сидячую забастовку устроить? – наступали командиры. – От неё ведь никто не выиграет. Работа будет стоять, денег нам никто не заплатит.
– Давайте поварих сюда! Пусть расскажут, как они готовят.
Позвали поварих. Девушки пришли испуганные, стали путано объяснять, что готовят они по всем правилам и нормам, всё из свежих продуктов, получают их на колхозном складе. Готовят завтрак, понятное дело, с ночи. Горячий мясной суп с разными приправами в холодильник сразу не поставишь, остывает тот только к утру. Перед подъёмом разогревают и на стол подают. В чём их вина, они не знают. Пошумели бойцы, пошумели и поплелись на коровник, так и не разузнав причину ненормального процесса, который и дальше продолжался. Новикову тоже это всё не нравилось, и он попал в число дристунов, но ничего поправить не мог. Так и страдал вместе с остальными до конца целины.
А на поварих что-то беды посыпались: одна кипятком обварилась, другая палец обрезала, а ночью к ним в кухню ввалились пьяные мужики. Девушки, естественно, подняли хай. На призыв вскочил первым командир Кашников, вступился за девиц, началась драка, тогда Шутов поднял пол-отряда, парни кинулись на кухню, а местные – драпать, только их и видели. Но одного всё же поймали, скрутили в бараний рог и привели в общежитие, бросили в угол. Тот сразу и отключился. Потом опознали и отпустили, но утром милицию вызвали, рассказали всё, участковый пообещал провести профилактическую беседу с местными искателями приключений. Провёл, видимо, больше никто из деревенских парней на кухню по ночам не заглядывал, да и бойцов отряда обходили местные ребята стороной. Что ж, так спокойнее и работать.
В субботу Новикова опять сняли с объекта и послали ещё с тремя бойцами за кирпичом. Ехать туда, конечно, было хорошо, а вот грузить вручную машину на заводе – не очень. Вымотались до предела, пока кузов «газона» заполнили чуть ли не до отказа, перепачкались все до невозможности – смотрели друг на друга и не могли узнать. Густая кирпичная пыль, смешанная с потом, покрыла толстым слоем лицо и руки, смеяться бы только над собой, но сил уже даже на это не оставалось. Поехали обратно, сидя на кирпичах. А тут ещё и солнце припалило, духота такая, что и дышать нечем. Вообще обессилили парни, погрузились в дрёму от измождения, качались из стороны в сторону и не чувствовали никакой боли от острых углов кирпичей. И тут вдруг грузовик остановился.
– Ей, мужики! Не хотите ли ополоснуться? – услышали голос водителя.
Мужики подняли головы, осмотрелись. Машина стояла около мостика у канала, по которому текла чистая вода для орошения. Оживились бойцы, соскочили с машины, быстро скинули робу и в канал. О, кажется, ещё никогда они не испытывали такого огромного удовольствия от купания. Усталость как рукой сняло, и всю грязь смыло мгновенно, и эти несколько минут, проведённые в воде, словно вернули их к жизни. И дальше ехали ребята уже в приподнятом настроении. Как всё-таки хорошо окунуться в воду в летнюю жару!
После обеда пошли разговоры насчёт предстоящего воскресенья – командиры обещали же на седьмой день делать выходной. Сергею, конечно же, хотелось мотнуться в Таганрог, но он даже побоялся заикнуться об этом. Какая поездка, какой Таганрог, раз кругом холера и тиф и весь район закрыт! О поездке и думать нечего. А так хотелось увидеть Гулю, так хотелось. Но куда там. За ужином объявили, что в воскресенье все будут работать в честь фестиваля молодежи. Ну, работать, так работать, это всё же лучше, чем без дела по лагерю слоняться. И с утра бойцы двинулись опять на коровник, правда, не все. Некоторые всё же уехали по своим делам. За Зайченко, например, приехала жена на своей машине и увезла его. Кто-то ещё сам решил прорываться через кордоны. Работа по выходным – дело вроде всё-таки добровольное, заработок-то шёл в какой-нибудь фонд, а не в карман бойцам, хотя и принудительное тоже. Но Новиков всё же не решился переступить карантин в этот раз, стал ждать более удобного момента. Но так ему икалось в это воскресенье, прямо жуть. Ждала своего парня Чайка, ох как ждала, хотя и напрасно.
С понедельника начали строить телятник совсем в другом селе, для чего выделили отдельную бригаду. По каким признакам это делало командование, сказать сложно, но по прикидкам Новикова, а он в неё тоже попал, посылали туда не самых лучших специалистов. А чего там хорошего? Во-первых, далеко от лагеря, а это значит, что обедать придётся сухим пайком и отдыхать не на кровати, а где-нибудь под кустом или в скирде соломы. А во-вторых, стройматериалы будут доставлять во вторую очередь, а это значит, что заработок станет меньше. Так чего тут хорошего? Конечно, Сергей не считал себя классным специалистом, тем более в кладке стен, ведь только-только научился этому делу, но у него уже получалось не хуже, чем у некоторых других. Того же комиссара отряда Поспелова, с которым успел как-то сцепиться.
Леонид комиссарил и кладку вёл одновременно, поэтому всё время куда-то спешил, чего-то догонял, и всё у него получалось не совсем правильно и красиво, как считал наблюдавший за ним Сергей. Ну, пропаганда советского образа жизни – это и есть пропаганда, там, если не слукавишь, ничего путного не получишь. Все это понимали и поэтому с усмешкой пропускали пламенные комиссарские слова мимо ушей и быстро забывали, о чём шла речь только что. А кладка стен – совсем иное дело. Если уж положил кирпич сикось-накось, так он так и будет лежать, и все это будут видеть. Вот Поспелов так и клал кирпичи, и стенка у него получалась пузатая. Загер делал ему замечания, тот подправлял, но иной раз и мастер рукой на всё махал или не успевал замечать, так и сходило с рук. Новиков совсем рядом с комиссаром стоял на лесах и наблюдал за ним, усмехался и качал головой. Но один раз не выдержал всё же.
Стенку коровника они клали, или на профессиональном жаргоне – “ложили”, в два кирпича. Пять рядов гнали по краям – “ложок”, а шестым перекрывали – “тычок”, естественно, всё это делали целыми кирпичами под расшивку снаружи, внутреннюю стенку предстояло ещё штукатурить. Ну а пространство между “ложками” забивали “битняком”, то есть битым кирпичом, но его тоже следовало укладывать рядами на раствор. Новиков так и делал, как учил Зайченко. А вот Поспелов со своими дружками решил ускорить этот процесс и стал засыпать всё междурядье битым кирпичом без раствора, только сверху стяжку делал. Получалось, конечно, быстрее, но вроде как не по правилам. Сергея, не любившего делать любое дело абы как, это возмутило.
– Ты чего делаешь? – спросил однажды хмуро, подойдя к Поспелову.
– А что? – как бы не понял тот. – Тебе чего, не нравится?
– Мне не нравится, что ты так делаешь, – спокойно ответил Новиков.
– А чего? Нормально. Тепло держаться будет, – доказывал комиссар.
– А стенка рухнет, – стоял на своём боец.
– Да куда она денется?! – уже начал закипать Поспелов. – Стоять будет, как у волка в мороз!
– У волка, может, и будет, – стал злиться и Новиков, – а у коров развалится!
– Да пошёл ты, знаешь куда? – привёл последний аргумент комиссар.
– Я никуда не пойду! – сжал кулаки боец. – Ты понял? И давай переделывать брак!
– Понял – не понял. Не бери меня на понял! Понял?! – нахрапом пошёл на Сергея Леонид.
И схватились бы уже они, не подойди тут мастер.
– Чего вы шумите? – спросил спокойно Загер, раздвигая в стороны «петухов». – Говорите.
– Да вон стенку как кладёт, – показал на битняк Новиков. – Так же нельзя. Нельзя? – взглянул на мастера.
– Вообще-то нельзя, – согласился Загер. – Надо переделать. Давай, Лёня, сделай как следует.
Поспелову ничего не оставалось делать – начал тот вытаскивать битый кирпич, складывать на леса, тихо матерясь и зло поглядывая на бдительного соседа. Новиков тоже не очень уютно себя чувствовал. “И чего это я ввязался? Мне что, больше всех надо?” – ругал себя. Но что теперь злиться, надо было раньше думать, прежде чем лезть в драку. Вот теперь на телятнике и думал, что, может, из-за этого его убрали подальше от центральной усадьбы. Негде ведь не любят особо принципиальных. Правда, Поспелова тоже кинули сюда же, пусть лучше тут комиссарит да бракодельничает. Но Новикова эта ссылка сильно задела, стал он даже каким-то рассеянным. Утром встанет и пойдёт зубы чистить с пастой и расчёской, а щётку забудет взять. Или на работу уедет в домашних тапочках на босу ногу без туфель. А о бритве вообще забыл, ходил, заросший рыже-чёрной бородой, впрочем, это как многие другие. Но всё равно странно как-то это получалось.
В пятницу Новиков попал в дежурные вместе ещё с одним бойцом. Встали вместе со всеми, позавтракали, а когда отряд ушёл на объекты, занялись уборкой, подправили заправку коек, помыли полы и вроде как не у дел оказались. Ждали машину, чтобы поехать за продуктами, но та запаздывала, так что слонялись по лагерю без особых забот. Потом всё же пришла, съездили с одной поварихой на склад, набрали мяса, картошки, круп и назад. А там, считай, уже и обед. Пообедали вместе со всеми, и тут Шутов забрал собирать огурцы. Это уже привычное дело. Не спеша набрали шесть ящиков и в седьмом часу вечера вернулись в лагерь.
Зашёл Сергей в общежитие, а на тумбочке письмо лежит. Глянул – от Гульки! Обрадовался, раскрыл и стал читать, и чуть слёзы на глазах не навернулись. Лапонька, как она ждала его в прошедшее воскресенье, как ждала! Но что он мог поделать, раз этот карантин в округе! Не вырваться никак. Скучай, не скучай, а куда денешься? Но Чайка сильно скучала и решила сама приехать к парню, и написала об этом. “Смешная и наивная, моя девочка! Как же ты попадёшь сюда, раз все дороги закрыты? Да если и прорвёшься через кордоны, разве меня найдёшь здесь?” Грустно совсем стало парню, прямо хоть плачь. Но тут соседи малость успокоили, после ужина предложили по баночке водки втихаря пропустить, ради пользы живота своего и чтоб холера не пристала. Полегчало немного, и вроде день прошёл не зря – расслабился слегка на этом дежурстве, письмо от Гульки получил, да и палочку трудовую заработал за день. Вроде всё и нормально получилось.
А с утра следующего дня снова за привычную работу, и снова на дальний телятник, снова кладка стен. Новиков уже вполне втянулся в это целинное дело, кладку вёл почти профессионально, только углы заводить ещё не научился, и с интересом поглядывал на спецов, кто их заводил. Молодцы, ребята, ничего не скажешь. А он? Что он? Он тоже молодец, быстро всё схватил и работал каменщиком не хуже, чем некоторые с большим стажем. Видимо, природная жилка у него такая. Вот и сейчас клал кирпич за кирпичом и не заметил, как на газике подъехал Шутов.
– Новиков! – вдруг услышал его зычный голос и даже вздрогнул.
Обернулся, увидел бригадира и подумал: “Опять, наверное, на огурцы придётся ехать”, и спокойно стал ждать, когда тот подойдёт поближе.
– Новиков, иди к машине, – распорядился Шутов.
– С вещами или как? – усмехнулся в ответ боец.
– С вещами, – уточнил бригадир. – К тебе жена приехала.
– Ка…ка…какая… – стал заикаться тот, но второе слово “жена” не успел произнести, увидев строгий предупреждающий знак Шутова.
– Она в машине сидит. Иди к ней, – дал команду бригадир.
Сергей всё ещё никак не мог понять, какая жена к нему приехала, он же не был женат, стоял и моргал глазами.
– Ты чего, ничего не понимаешь? – тихо спросил Шутов. – Иди к машине, тебе говорят, там всё поймёшь. Я через полчаса приду, – и ушёл.
Парень собрал инструмент, взял куртку и направился к стоявшему неподалёку газику, терзаясь в сомнениях насчёт какой-то жены. Уж не розыгрыш ли это какой-то глупый? Но только подошёл к машине, как из неё появилась Гулька. Вот тебе и на!
– Ты?! – прямо обалдел Сергей. – Как ты сюда попала? Ведь карантин кругом?
– Здравствуй, Серёжа, – обвила руками девушка его шею. – Как я соскучилась по тебе, – прижалась и стала целовать.
А он в растерянности начал отстраняться от девушки.
– Ты что, не рад мне? – не поняла его движение Лариса.
– Я? Рад. Почему же? – смутился тот совсем и не знал, что делать: то ли обнять девушку, то ли убежать от неё.
– Так чего же ты не хочешь даже поцеловать меня?
– Я? Да люди же кругом. Все смотрят, – начал смущённо оправдываться. – Ты лучше расскажи, как прорвалась сюда? – спросил, виновато улыбнувшись.
– Как? О, это целая история. Кругом же карантин объявлен, – начала рассказывать та. – Никуда не пускают, тем более в Азовский район. Сначала я хотела электричками добираться, но там везде спрашивают, куда да зачем едешь. А я, дура, и говорила всем, куда и зачем. Мне даже до Ростова билета не дали. Тогда я пошла на морской вокзал, хотела взять билеты на “Метеор” до Азова, а мне не дают. Нельзя, говорят, закрыт Азов. Я совсем расстроилась, стою около кассы и готова расплакаться. А тут один парень подошёл и шепчет: “Ты бери билет до Ростова. Говори, что надо туда по делам. А в Азове сойдешь с теплохода”. – “А выпустят?” – испугалась я. – “Выпустят, – успокоил тот. – Я тоже туда еду. И уже не первый раз”. Я его послушалась, взяла билет до Ростова, а в Азове сошла. Никто даже не поинтересовался моим билетом и целью поездки. Узнала, где автовокзал, села в автобус и доехала до Павловки, а там уж подсказали люди, где студенты работают. Нашла лагерь, встретила вот этого мужчину.
– Это наш бригадир, – уточнил Сергей.
– Он тебя знает, отзывается хорошо.
– Да? – удивился парень и зарделся. – Я и не знал.
– Он сказал, если бы к кому другому я приехала, то отослал бы назад меня. Посторонних ведь сюда не пускают. А к тебе пустили, – девушка снова прильнула к парню, он уже не отстранялся от неё и стал целовать.
– Так, это всё потом, – услышали голос Шутова и отстранились друг от друга. – А сейчас поедем в лагерь. Ты, Сергей, на сегодня свободен, а завтра воскресенье. – Бригадир чуть подумал. – Можешь тоже не работать.
– Спасибо, Николай Васильевич, – смущённо поблагодарил боец. – А где бы можно девушке переночевать? – спросил.
– Только не в спортзале с ребятами, а то замучают вопросами, – рассмеялся тот. – Ничего, что-нибудь придумаем. Можно и у поварих переночевать. Но послезавтра тебе, Сергей, на работу с утра. Ты понял?
– Понял, Николай Васильевич, – согласился Новиков.
Как же не понять, все ж работают, да и он сюда ехал вкалывать, а не с девушками гулять. Чего ж тут не понять? Вот это его больше всего и смущало, что эти полтора дня он поневоле будет прохлаждаться, а другие раствор месить да кирпичи класть. И от этого не очень уютно себя чувствовал. Но куда же деваться, раз Чайка приехала к нему, да ещё и с такими трудностями? Не выгонишь же её! К тому же он так соскучился по ней. Поэтому быстро переборол своё смущение. Они приехали в лагерь, Шутов быстро договорился с девушками, что у них переночует подруга бойца Новикова, поварихи их покормили, и Сергей с Ларисой пошли погулять по окрестностям села.
Сходили на речку, искупались там, посидели на бережку и пошли вдоль лесополосы подальше от села. Вскоре на дальнем поле заметили скирды только что скошенной пшеницы. Увидев их, дружно рассмеялись, вспомнив лето в страховском совхозе. О, как они тогда забавлялись в тех скирдах! Как забавлялись… Но то всё были шуточки. А сейчас у них серьёзные отношения, и уже совсем по-другому вели себя. Они наслаждались друг другом, никого не боясь и ничего не стыдясь, и получали такое огромное удовольствие, какого не испытывали ещё никогда до этого…
В лагерь вернулись уже после отбоя, чтобы меньше посторонних глаз их видели, поужинали на кухне и тут же расстались, Лариса легла с поварихами в их комнате, а Сергей на своей койке в общежитии, но оба долго не могли уснуть, пребывая в каком-то дурманящем омуте испытанных утех. Новиков и команды “Подъём!” не услышал. Да и зачем ему её слышать, раз дали отгул. Поднялся, когда все разошлись по своим делам и в зале остались только дежурные. Сходил в туалет и умылся, пошёл не кухню. Там поварихи о чём-то судачили, и Чайка вместе с ними. Весело поздоровались, усадили парня за стол, стали завтракать. Сергей ел молча, почти ничего не слышал, о чём говорили девушки, а настроение всё падало и падало вниз, и стало таким, когда тот увидел свою девушку вчера около телятника.
– Слушай, ты, наверное, собирайся и поезжай, – прямо заявил той, когда они вышли на улицу.
– Почему? – не поняла Лариса. – Тебе же дали на сегодня выходной.
– Выходной дали, но я так не могу, – опустил голову тот.
– Что не можешь? Меня видеть не можешь? – растерялась девушка, готовая расплакаться.
– Да нет. Совсем нет. Понимаешь, не могу я так, чтобы гулять, когда другие работают, – честно признался Сергей. – Поэтому уезжай. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Чайка понуро. – Я уеду.
– Но ты только не обижайся, пожалуйста, – взял её за руку парень. – Я постараюсь вырваться к тебе на следующие выходные. Ладно?
Та мотнула головой, повернулась и пошла к зданию школы, чтобы забрать свои нехитрые пожитки, а потом двинулась к дороге. Сергей даже не проводил её. Сразу направился в сторону коровника, чтобы заниматься тем, зачем сюда и ехал.
И снова сплошные будни. Чайка словно лучик показалась в этом переполненном строительными заботами мире и исчезла. Но оставила такой приятный след, что Новиков только и жил всю неделю воспоминаниями о прошедшей встрече, надеясь на будущую. Но нужно было ещё дожить до следующего воскресенья. А тут начались непонятные передвижки. Геннадия Шпака вдруг забрали санитары с подозрением на дизентерию. Фёдор Зайченко захандрил, и его увезла с собой приехавшая жена, тоже с подозрением на эту заразную болезнь. Вот Сергей и забоялся. Ведь они все вместе сидели за одним столом, ели чуть ли не из одних чашек, а живот у парня постоянно болел, только и успевал бегать в туалет. Но его медики пока не трогали. И остался он один в отряде из всех славных представителей филфака, и заскучал на дальнем объекте.
Но неожиданно его перевели на коровник – парень такого и не ожидал. А на телятнике работа совсем не клеилась: кирпич и цемент завозили плохо, бойцы часто простаивали, потом сломалась растворомешалка, вообще дело застопорилось. А как-то подъехало колхозное начальство, посмотрело на плоды труда студентов и за голову схватилось: стены сложены вкривь и вкось, столбики между окон ещё хуже. Ну и устроило всем разнос. И куда денешься, раз поставили на этот объект разных разгильдяев? Да и контроля за ними почти никакого не установили. Вот они и наложили тут такое.
Скандал с начальством удалось кое-как замять, и начались перестановки: одних туда, других обратно. Новикова вернули в Павловку, чему тот был весьма рад и сразу же включился в дело. Клал стенку, закладывал штробы и даже попробовал заводить угол. А что, посмотрел, как сложен соседний угол, и начал сам класть, правда, без уровня. Несколько рядов сложил, и дождь начался. Видно опять у дяди Васиной жены тюнька мокрой была. Делать нечего, пришлось объект покидать под проливным дождём, который и в следующий день с утра не давал работать. Но потом разъяснилось, кладка пошла. Загер посмотрел на угол, заведённый Новиковым, усмехнулся, почесал затылок и пошёл дальше, ничего не сказав. Сергей ничего и не понял: одобрил тот его инициативу или нет, но на всякий случай больше к углам не подходил, клал стены.
Хотя и были на неделе простои, но предстоящее воскресенье командование отряда решило сделать выходным. Все этому несказанно обрадовались. Новиков сразу подошёл к Шутову, чтобы отпроситься на поездку в Таганрог.
– Поезжай, – согласился тот. – Но чтобы в воскресенье вечером как штык был здесь! – предупредил.
– Буду! – радостно ответил боец.
Еле дождался конца рабочего дня в субботу, и после ужина вместе с остальными парнями на колхозном грузовике отправился в Ростов. А там сразу кинулся на пригородный вокзал, чтобы успеть на последнюю электричку, но опоздал на каких-то пару минут – электропоезд только хвост ему показал. Первая неудача, обидно стало аж до слёз, но деваться некуда, потопал на главный вокзал, чтобы подсесть на какой-нибудь поезд, как в тот раз, что ехали вместе с Загером. На этот раз Владимир уехал раньше Сергея, так что пришлось самому всё устраивать. Подошёл к расписанию, посмотрел, первый скорый поезд шёл на север только около двенадцати ночи. Вышел на перрон и стал ждать, прислонившись к стенке здания и закрыв глаза.
– Куда едем? – вывел его из расслабленного состояния чей-то голос.
Новиков встрепенулся, открыл глаза. Перед ним стояли два парня, один в гражданке, другой в милицейской форме.
– Я спрашиваю: куда едешь? – повторил вопрос тот, что в гражданке.
– Да вот в Таганрог, к невесте своей, – ответил не очень уверенно Сергей.
– Документы есть?
– Документы?.. – переспросил в задумчивости Новиков.
Документы? А какие у него могут быть документы? Студенческий билет оставил вместе с личными вещами у Чайки. Паспорт забрал командир отряда на хранение. И выходит, что у него ничего с собой и нет. Вот тебе и раз! Да его сейчас же могут забрать в КПЗ для выяснения личности.
– Нет документов, – растерянно произнёс парень. – Только вот, – показал куртку бойца с нашивкой “Студенческие строительные отряды – 1973. Ростовская область”. – Я в РГУ учусь, – добавил. – А сейчас на целине работаю и еду в Таганрог.
– А чего не на электричке?
– Опоздал на последнюю. Вот жду поезд. Может, возьмут, – ответил и посмотрел в глаза оперативнику.
– Да. Ну у тебя и видуха… – покачал головой тот. – Ладно, извини, – и они пошли дальше.
– Да ничего, понимаю, – произнёс им вслед Сергей и вздохнул с облегчением.
Зашёл в туалет, посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Действительно, видуха у него была… волосы на голове торчат в разные стороны, а расчёску забыл в лагере, борода с усами закрыли пол-лица, да ещё и тело всё пропотевшее, в бане ведь не мылся почти месяц. Кисло улыбнулся, пригладил ладонями волосы на голове и опять вышел на перрон – поезд вот-вот должен был подойти.
Пассажиров в Ростове вышло мало, всего из нескольких вагонов, проводники только и открыли в них двери. Сергей подошёл к одному из них, попросился взять с собой, тот категорически отказался, кинулся к другому – то же самое, к третьему… тут уже и электровоз прогудел отправку. Парню ничего не оставалось делать, как нагло заскочить в тамбур следующего вагона, уцепиться за трубу и сдерживать натиск проводницы, пытавшейся его вытолкнуть. Но поезд пошёл, и той ничего не оставалось, как смириться и взять с собой такого наглого пассажира, обещавшего, правда, хорошо заплатить. Он и заплатил десятку, и столько же заплатил за такси, чтобы добраться до военного городка. И вот этот уже хорошо знакомый ему крупнопанельный жилой дом.
Ни у кого свет в окнах, конечно же, не горел, все спали, ночь-то глубокая, хоть и летняя. Подошёл к двери и замер, не решаясь позвонить, чтобы не взбаламутить всю семью. Стоял, стоял – не возвращаться же назад – и надавил на кнопку звонка. Короткий, но звонкий звук, он эхом разнёсся, кажется, по всему дому, и тут за дверью услышал тихие шаги и робкий вопрос:
– Кто там?
– Это я, Гуля, Сергей, – ответил срывающимся от волнения голосом.
Она тут же отпёрла дверь и открыла, он вошёл и попал в её объятия.
– Я так сегодня тебя ждала, так ждала, – зашептала на ухо. – И ты приехал. Какой ты умница! – Она так и не выпускала его из своих объятий. – Есть хочешь?
– Хочу, но… сначала в ванную хочу. Я целый месяц не купался в ванне, – признался виновато.
– Сейчас я наберу горячей воды, – засуетилась та. – А ты проходи на кухню, раздевайся. Только не очень сильно шуми, чтобы не разбудить родителей.
– Хорошо, не буду, – усмехнулся тот.
Давненько он не испытывал такого удовольствия посидеть в горячей воде, давненько, и наслаждался от души. Правда, времени было в обрез, всё-таки ночь, и спать уже хочется. Поэтому быстро помылся и вышел, а на кухне уже и стол накрыт: салат из помидоров и огурцов, отбивная с пюре и бутылка вина.
– Это я сама сделала, – показала Лариса на вино. – Из вишен.
– Да? – удивился Сергей. – Сейчас попробуем.
Разлил по рюмкам тёмное густое вино и посмотрел его на свет.
– Красивый цвет, – похвалил. – Давай за нашу встречу.
Чокнулись, выпили. Вино было терпкое и сладкое, может, не совсем полезное для его испорченного желудочно-кишечного тракта, но вкусное.
– Молодец, хорошее вино ты сделала, – похвалил ещё раз, отчего девушка прямо зарделась.
– Наливай ещё, – предложила.
– Хорошо, только я сначала поем. Ладно? – тихо рассмеялся.
И он стал есть, а она наблюдать. Конечно, парень был голоден и уплетал за обе щёки, а девушка только улыбалась. Чуть насытившись, Сергей стал рассказывать, с какими приключениями сюда добирался. Немного посмеялись, ещё поговорили о том, что произошло за прошедшую неделю, и уже рассвет забрезжил, стали укладываться спать. Лариса легла с сестрой, а Сергей, как и обычно, на диване в зале. Сразу заснул и проснулся только около двенадцати. Вот задрых, так задрых! А что, команды на подъём никто не подаёт, можно и поспать. Но вставать всё равно пришлось – время бежало быстро, а к отбою нужно быть в лагере. Так что встал, умылся, пообщался с матерью девушки, а потом и та проснулась, вместе позавтракали и направились в город гулять. Сходили в кино, прошлись по парку, и настало время расставаться, хотя так не хотелось! Но куда деваться.
– Когда теперь увидимся? – с грустью спросил Сергей.
– Наверное, не скоро, – понуро ответила Лариса. – Я ведь уезжаю в пионерлагерь работать на месяц.
– Да? – очень удивился парень. – И куда?
– На Чёрное море, в Геленджик. Вместо отработки в колхозе, – уточнила.
– Правильно, там лучше. Так, значит, не раньше, чем через месяц увидимся?
Чайка только кивнула головой – ей и самой-то не по душе была такая долгая разлука с любимым парнем, но что поделаешь. Сильно расстроенные из-за этого они и расстались на вокзале. Парень сел на электричку, девушка пошла на автобусную остановку, и разъехались они по разным сторонам. Сергей ничуть не опоздал, из Ростова доехал на автобусе, а до Павловки на попутной машине, и уже в десятом часу был на месте. И снова пустая и холодная холостяцкая постель, а с утра всё по команде.
Стены на коровнике сложили, стали перекрывать плитами и обкладывать их с концов кирпичом, а там и до монтажа крыши недалеко. Всё шло своим чередом, как и время, уже и июль закончился, август наступил. У сестры Сергея день рождения и день свадьбы, а тут и поздравить даже неоткуда, в селе почты нет, в Азов не поедешь. И расстроился чего-то парень, заскучал, забился словно птица в клетке. То ли надоел этот механицизм: работа, подъёмы и отбои, то ли жалко стало себя: лето ведь проходит, а ты его и не видишь. А тут ещё и отряд без обеда оставили: свет вырубили с утра и не включали чуть ли не до вечера. Август… холодеют ночи… Скучно что-то стало вдруг, захотелось сорваться и улететь, как мотыльку на яркий свет, пусть и вспыхнуть и сгореть, но всё равно отсюда улететь. Захотелось в чистую постель, в тепло и ласку, в просто ласку. “Мама, я хочу к тебе! – чуть ли не прокричал Сергей. – Очень сильно хочу. Мама… Ты тоже вздыхаешь, наверное, украдкой, и тоже хочешь меня увидеть. Мама, моя милая мама. Как я соскучился по тебе. А Гулька? Как же Гулька? – спросил себя. – Прости, Гулька. Просто ты сейчас не поймёшь меня. Просто мне тошно от всех пошлостей и свинтусов. Просто мне хочется к маме. Безумно, безумно хочется сорваться. Но куда? Как сорвёшься?”
В субботу вернулся Шпак. Уже веселее стало на душе – всё ж свой человек, с родного факультета. У него, оказывается, было обострение гастрита, и вовсе не дизентерия. Хоть это радует, но эта пища, очень кислая или очень жирная, достаёт уже всех. И никуда не денешься – ругаться бесполезно, командиры отряда стоят горой за поварих. Ну да ладно. А тут ещё заработал на телятнике единицу и одну десятую балла на кладке. Настроение ещё чуть выше поднялось. А вообще за весь июль в активе у Сергея оказалось двадцать восемь с половиной баллов. Не самый лучший результат, конечно, но и не из последних. Так что жить можно, работать тоже. Вот и работали, включая и наступившее воскресенье, – в фонд мира зарабатывали деньги. Тоже надо, чтобы мир крепче держался. Зато во вторник полдня болтались без дела – не было цемента, а на следующий день послали Новикова вместе ещё с тремя парнями за ним. Грузили цемент лопатами в кузов, потом также разгружали по объектам. Работа, прямо сказать, не из лёгких и приятных. Но деваться некуда – цемент всем нужен, как и кирпич. Вот и приходится доставлять всё это самим.
Но этот август, этот август… Он такую наводит грусть. Вспомнилась Ёлнать, вспомнилась речка, кувшинки на тихой воде… Да, это было… было. Когда? Да чуть ли не десять лет назад. С ума сойти! Сколько времени прошло. Да, в эти августовские дни они познакомились и провели такие неповторимые десять дней в милой его деревне. Надька… Это было, всё было. Это невозможно просто так вычеркнуть из памяти. И повторить невозможно. А изменить хоть что-то можно? Но зачем? Зачем?!
Она прислала письмо ему на домашний адрес, мать переслала сыну. Сначала тот и не поверил, что это от неё пришло письмо, от Надежды Веткиной, а теперь Суходоловой. Что она написала в нём? Вроде ничего особенного. Так, интересовалась его делами, жизнью, а о себе очень коротко сообщила, что всё нормально, всё хорошо, а в конце письма всего одно предложение, точнее – робкая просьба: “Давай поддерживать наши отношения хотя бы в письмах”. Всего-то несколько слов, но они многое ему поведали. Понял он, что не так у неё всё и нормально, не так всё и хорошо. Что заела её проза жизни, да и муж оказался не таким идеальным, как писала когда-то в письмах о нём. Жалко ему стало Крошку, очень жалко. Но что он мог изменить? Бросить сейчас всё и уехать к ней? Глупости какие-то. Ничего уже изменить нельзя. И ни к чему что-то вовсе менять, по крайней мере, в отношениях между ними. Они друзья, старые, не по возрасту, конечно, добрые друзья, такие же, как тогда, когда им было по семнадцать лет. Без поцелуев и с такими ужасно короткими летними ночами.
Сергей ответил ей, написал, что готов поддерживать отношения в письмах, но без всяких иллюзий на будущее. “Так уж распорядилась судьба, что пути наши разошлись раз и навсегда. У нас разные жизни”, – добавил ещё. Мысль эту ему подсказала мама в сопроводительном письме. Да, мама у него мудрая женщина, она всё понимает и правильно говорит. Прислушиваться к ней надо, он и прислушивался. Написал письмо Суходоловой и отправил по указанному адресу на какой-то завод жирных спиртов, где та работала. Ответа на него так и не получил. Да и какой мог быть ответ? И так всё ясно. Но август, тот август, он навсегда останется в памяти как дорогое до чёртиков время.
А этот август, текущий август как-то неприветливо начался – дожди шли чуть ли не каждый день. Наверное, у жены дяди Васи тюнька совсем размокла, он и на стройке даже не появлялся, подсушивал, видимо, её. А парни работали. Хотя какая там работа под дождём! Но строить-то всё равно надо. Вот и строили. И коровник, и телятник. Разожгли костёр под навесом. То грелись и сушились около него, то стенку клали. В субботу намеревались работать всю ночь напролёт, чтобы наверстать упущенное, но куда там – около двенадцати начался такой изрядный ливень, что пришлось прятаться в кормозапарнике около телятника, пока за бойцами не приедут. Не приезжали долго, видимо, машины не было, или сломалась она. Новиков не выдержал и пошёл пешком в Павловку под дождём. Дошёл, но вымок прямо ужас и сильно продрог. Но сидеть в запарнике тоже было не так уютно. Хорошо хоть праздник был на носу – День строителя.
Да, второе воскресенье августа – священный день на Целине. Единственный и неповторимый праздник для всех бойцов Всесоюзного студенческого строительного отряда. Его отмечали повсюду. Это уже вошло в традицию. К нему заранее готовились, его с нетерпением ждали. Как же не ждать, если в этот день официально, на уровне командиров, конечно, разрешалось нарушить сухой закон. Правда, на этот раз на утреннем построении Кашников зачитал приказ по университету, в котором говорилось, что в одном отряде за пьянку сняли командира и влепили строгий выговор по комсомольской части комиссару. Последним пунктом, естественно, шло “категорически запретить распитие спиртных напитков во время трудового семестра”.
– А мне ещё вылетать из отряда не хочется, – добавил командир и, чуть помолчав, заключил: – Так что на сегодняшнем празднике вина не будет.
– У-у, – загудели бойцы. – Как же так? Как не будет?!
– Приказ все слышали? Все. А приказы надо исполнять. Всё. В столовую и по рабочим местам.
Разочарованные расходились и разъезжались бойцы отряда по своим рабочим местам. А как же? Так надеялись расслабиться хоть в этот день, и на тебе! Не будет вина. А что будет? Праздничный обед с пирожными? Так это только для деток. А для мужиков-то надо что-нибудь поинтереснее. Но когда расходились, кто-то из бойцов тихо поведал:
– Не ссыте, мужики, вино в столовую уже завезли. Несколько ящиков. Выливать же не будут, – и рассмеялся.
Настроение сразу поднялось, и работать захотелось. Но этот дождь… Не дал он выложиться парням, вернулись все к двум часам, а в Павловке свет отключили – готовить обед не на чем, плиты же были электрическими. Вот тебе и раз! Видимо, бутербродами придётся закусывать. Но поварихи расстарались, напросились к соседям в летнюю кухню и там варили борщ, жарили уток на огне и под дождём. Молодцы, девчонки! Зря на них парни бочку катили. Правда, из-за всех этих неурядиц начало банкета отодвинулось с четырех до восьми часов вечера, и пришлось бойцам поджимать желудки, чтобы они громко не урчали от голода. Но вот долгожданный момент наступил.
Собрались все в столовой при свете керосиновой лампы и самодельных сальников. В гости к ребятам пришли председатель и секретарь парткома колхоза, ещё кто-то из главных специалистов. Торжественный вечер открыл бригадир Шутов, поздравил всех с праздником, пожелал всего самого лучшего. Сразу за это и выпили. Потом председатель колхоза поздравлял, вручил нескольким бойцам почётные грамоты. За что тоже все выпили. Ещё кто-то что-то говорил. Все и пили, кто сухое вино, кто портвейн, кто пиво, водки на столах не было, но и этого всего хватало. Хоть залейся! Вот и стали заливаться. Особенно когда гости ушли, и все остались в привычной компании. Уже и тосты никто не произносил, парни раскучковались, и кто во что горазд гудел. И командир отряда наравне со всеми пил вино. А утром что говорил?
Часам к одиннадцати дали свет. Обрадовались бойцы, можно хоть друг на друга посмотреть. Загер взял гитару, стал петь, неплохо у него получалось, его слушали, ему подпевали. Потом магнитофон включили, стали танцевать и плясать. К полночи парни начали расходиться, после двенадцати в зале осталась небольшая кучка самых стойких, и Новиков в том числе. Он ещё и пил наравне со всеми, и плясал что есть мочи. Но вскоре пресытился всем и пошёл спать. И стало ему дурно после такого возлияния – обрыгал всю кровать и пол рядом с ней. Да и не один он такой оказался. Поэтому с утра, не такого раннего как обычно, принялись отщепенцы убирать свои грехи.
Голова раскалывалась, мутило страшно, ни есть, ни пить, спиртного, конечно, не хотелось, только чая Сергей и попил. Плюхнулся на кровать, но опять начало мутить. Поправлять голову вином, как советовали и делали ребята, не стал, оделся поприличнее и побрёл к дороге, решив смотаться в Азов, раз выпал выходной по случаю праздника. До города добрался, как обычно, на попутке. Прошёлся по главной улице, никого из знакомых не встретил, решил сходить в баню, чтобы хмель быстрее вышел.
Баня работала, попытался попариться, но голова от жара ещё сильнее разболелась. Помылся и ушёл. Направился на знакомую улицу, где когда-то жила в частном доме Куликовская. Но весь квартал снесли и начали строить тут девятиэтажку. Постоял около того места парень, повздыхал и отправился дальше гулять. Сходил в кино, потом купил конфет и пряников и двинулся пешком в любимую Павловку. Дошёл за час, немного и легче стало к вечеру. Поужинал вместе со всеми, посмотрел телевизор и завалился спать.
Такой долгожданный день закончился с переменным успехом. Все остались живы, никто даже не подрался ни между собой, ни с местными парнями. Только лагерь обыскала милиция. Оказывается, в соседнем селе обокрали магазин, украли много вина, вот менты и решили, что это студенты сделали, приехали с ищейками, стали везде рыскать, но ничего не нашли – вино не то у них было, и уехали. А утром в понедельник всё началось сначала: позавтракали и стали разъезжаться по объектам: кто на паре гнедых с дедом на клуб в Петровку, кто на газике на телятник в Ново-Александровку, а остальные ноги-ноги – на коровник в Павловку.
На телятнике фронт работ что-то очень маленьким оказался, и часть ребят сняли оттуда и перевели на коровник, да и тут вроде не все у дел оказались. Кладку уже закончили, перекрытия тоже положили, осталось крышу поставить, а чтобы её ставить, много чего надо было подготовить. Вот и готовили: подносили брёвна и брусья, тесали и пилили их. Вроде как и не для каменщиков работа – тоже ведь требует привычной сноровки. Так что многие специалисты по каменным делам оказались в роли подсобников и забухтели слегка: не правильно, мол, их используют. Новикова тоже сняли с телятника, и он сначала бродил по строительной площадке как бы неприкаянный. А потом взял в руки стоявший около стенки топорик, попробовал большим пальцем правой руки лезвие на остроту, подправил его брусочком и начал тесать лежавшую рядом лесину.
Получалось неплохо – всё-таки с детства с топориком дружил, отец ему ещё в классе пятом купил маленький такой инструментик, вот он и тюкал им всё время по делу и без. Отец-то хоть и работал в магазине, но плотницкое дело знал неплохо, наследственное это у него: его отец, а значит, дед Сергея, плотником был. Вот и внук что-то унаследовал от деда, стал помогать отцу, тот его понемногу учил ошкуривать и тесать брёвнышки. Ну а пилить сынок и сам научился, правда, руки от этого так и остались в шрамах. Если б Сергей не уехал из деревни в пятнадцать лет, большим бы, наверное, плотником стал, но… получил вот специальность электромеханика, начал учиться на журналиста, а теперь освоил ещё и профессию каменщика, но в душе чувствовал себя плотником – с древесиной ему всегда приятнее было работать. Вот он сейчас и тешил душу, ошкуривал елоху.
– Ты, я смотрю, топориком умеешь работать, – услышал рядом голос главного плотника в отряде Станислава Перебейноса.
– Да есть немножко, – усмехнулся Новиков в ответ. – С детства баловался в деревне.
– Это хорошо. Нам как раз плотники нужны крышу ставить. Пойдёшь?
– Я что, человек подневольный: куда скажут, туда и пойду, – ответил спокойно.
– А сам-то хочешь в плотники? – всё допрашивал Перебейнос.
– Я не против, – сразу согласился Сергей.
– Всё, считай себя в нашей бригаде. Я скажу сейчас Шутову.
Новиков пожал плечами: валяй, мол, только вряд ли отпустят из каменщиков, на телятнике ещё будут дела. Перебейнос тут же поговорил с бригадиром, поспорили они немного, Сергей видел это, продолжая тесать лесину. Нет, ему, конечно, хотелось пойти в плотники: работа эта легче, чище и приятнее. Но он бы и в каменщиках остался.
– Всё, я договорился с Шутовым, – сообщил подошедший Перебейнос. – Переходишь под моё начало.
– Хорошо, – просто ответил боец. – А что мне делать?
– Пока продолжай ошкуривать, а потом найдём тебе дело посложнее.
Он и продолжил ошкуривать, а потом пошла более серьёзная работа: начали ставить подбалки и уголки, затёсывать их и врубать. Дошло дело и до сращивания и установки стропил – тут уж пришлось изрядно попотеть. Не таким лёгким оказалось это дело, а ещё и погода сильно переменилась, солнце начало жарить во всю мощь, видимо, решило выжарить вылившуюся за прошедшее время воду. Так что плотники еле дотягивали до вечера, чтобы упасть в кровати, как в начале сезона, и считать дни до первого сентября – окончания целинного лета.
Лето, конечно, заканчивалось, от этого никуда не уйдёшь, и ничего не изменишь, а вот целинный сезон обещал затянуться – не успевал отряд даже коровник сдать под ключ, а ещё были и телятник и клуб. Стали поговаривать меж собой бойцы, что придётся, видимо, задержаться, чтобы хоть коровник довести до ума. Не всех это радовало, но пока командование помалкивало, помалкивали и подчинённые. А тут ещё и разногласия в отряде начались, и всё из-за этой крыши на главном объекте.
Скелет её поставили плотники, пришлось, конечно, им здорово попотеть, даже полазить по чердакам соседних коровников, чтобы получше узнать, как делать ту же ендову – место пересечения двух скатов кровли. Перебейнос в принципе знал, что это такое, но не все тонкости, вот они с Новиковым лазили по пыльным чердакам и крышам, рассматривали, как образуется входящий угол. Посмотрели и сделали нормально – вода не должна была заливать помещение, начали обрешётку мастерить из досок и горбыля. Приходилось при этом ещё и обтёсывать их. Подал как-то Новикову одну такую необделанную доску помощник, Сергей повертел её в руках, сидя наверху, и говорит тому:
– Тут надо шкурить.
Тот кивнул головой и пошёл куда-то, видимо, за топором. Приходит и протягивает Новикову сигареты.
– Зачем? – удивляется мастеровой. – Я же не курю.
– Как зачем? – удивляется теперь подсобник. – Ты сам же сказал: тут надо ж курить?
Да, не поняли друг друга, посмеялись немного и снова за дело. Сделали сообща обрешётку, настала очередь рубероидом и шифером крыть крышу. Начали плотники стелить, а тут каменщики, оставшиеся, в общем-то, не у дел, во главе с Загером стали вмешиваться. Задержался как-то Перебейнос с обеда – выяснял что-то с Шутовым, каменщики забрались на крышу и согнали плотников. Потом всё получилось наоборот, ну и пошла такая чехарда. А в результате оказалось, что и шифер положен кое-как, и дыры сквозные засветились, и винить-то конкретно некого: каменщики показывают на плотников, те на них. Дошло это и до колхозного начальства, приехал ихний прораб, осмотрел внимательно крышу и насчитал двадцать пять дырок в ней, сообщил председателю. Тот тут же распорядился всё устранить, иначе… понятное дело, с расчётом будут проблемы. Пришлось устранять, снимать битые шиферины, на их место класть новые, что опять вызвало споры. Многие потребовали обсудить всё на собрании. Командование согласилось: проблем действительно накопилось много, и их надо было решать. Собрание назначили на двадцать восьмое августа.
Главным камнем преткновения, конечно, стали коэффициенты за работу. В течение этих, считай, уже прошедших двух месяцев, базовой считалась единица. В зависимости от вклада каждого к ней или добавляли десятые доли за день или убавляли. Ну, у командиров, естественно, всегда шёл повышенный балл. А сейчас Шутов для тех, кто останется работать дальше, предложил базовой сделать двойку. Дел ещё на объектах хватало – на том же коровнике нужно было сделать и отмостку по всему внешнему периметру и забетонировать центральный ход внутри. Столярку тоже ещё не делали. Поэтому штаб отряда оставлял многих бойцов для всех этих дел, но далеко не всех, и причём не по желанию работников, а по своему усмотрению. Всё это и возмутило отряд. Особенно, конечно, тех, кто чувствовал, что придётся через пару дней уезжать.
– Нам нужны хорошие ребята, и платить мы им будем по самому высокому уровню, – заключил бригадир и внимательно осмотрел собравшихся.
– Что же это выходит, – поднялся со своего места Владимир Елизаров, – мы все тут, значит, два месяца пахали как папы Карло, и ничего не заработаем? А те, кого вы здесь оставите, за каких-то полмесяца отхватят по двойной таксе? Это несправедливо!
Все стали смотреть на Елизарова. Вроде раньше его никто особо и не замечал, да и сам он не выделялся сильно, работал себе каменщиком и работал, знали только, что он член партии и как бы парторгом в отряде числится, и вдруг такое заявление.
– А я считаю, что это справедливо, – спокойно заявил Шутов.
– Ты считаешь так, а другие не так, – начал повышать голос Владимир. – И кого ты оставишь на сентябрь? Этого Кашникова и его компанию?
– А чем тебе не угодил командир отряда? – стал заводиться и Шутов. – Чем он хуже других?
– В том-то и дело, что не хуже и не лучше, – ответил тому Елизаров.
– А чего ты на меня бочку катишь? – не выдержал Кашников. – Я командир, и своё дело исполняю.
– Ты командир, – согласился Владимир. – И что ты делаешь? Бегаешь по поручениям бригадира. Ты когда в последний раз держал в руках мастерок или топор? Да ты и не помнишь. А коэффициент тебе ставят двойной. Отчитайся-ка о своей работе.
– Я? Я?– закипятился Кашников. – Перед вами что ли я буду отчитываться? Я перед штабом отчитаюсь!
– А перед бойцами отчитаться считаешь ниже своего достоинства? – едко усмехнулся Елизаров. – Так что ли?
Хотел тут командир послать парторга куда-нибудь подальше, но зашумели остальные бойцы, послышались возгласы: “Отчитайся! Отчитайся!” Тот и сник, да и Шутов что-то его не поддержал, видимо, всё-таки побаивался бдящего ока партии. Но требовать отчёта от командира сразу не стали, дали день на подготовку, а собрание занялось другими вопросами, той же кухней. Нареканий на поварих было много, бойцы выступали, ругались, и Новиков тоже открыто возмутился, но никакого решения не приняли. Досталось и мастеру Загеру, “человеку интеллектуального труда”, как он сам про себя говорил. Конечно, как специалист Владимир был неплохой, но вот черновой работы гнушался, мастерка и лопаты в руки не брал, только нивелир и уровень, распоряжался и руководил стройкой. А если не было чем руководить, откровенно сачковал. Вот это бойцы ему и припомнили. Да и выговоры раскидывал налево и направо. Немало было претензий по доставке материалов. И это всё припомнили командирам. А потом осталось обсудить последнее: кто хочет уехать первого сентября, а кто желает остаться поработать до приказа штаба. Собрание решило, что всё должно быть по желанию, но были и противники такого мнения, главный из них – бригадир. Решение этого вопроса отложили на следующий день.
На этот раз собрание начали с отчёта командира. Отчитался Кашников, конечно, куда ему деваться, привёл доводы в своё оправдание. Его никто и не ругал, к чему теперь, Целина ведь, собственно, позади. И штаб отчитался, работу его признали удовлетворительной. Подвели общие итоги, кто сколько заработал “палочек”. У Новикова получилось пятьдесят восемь целых и одна десятая. Неплохо в общем-то, осталось только получить заработанное, а вот до полного расчёта оказалось далеко: объекты ещё не довели до ума, поэтому… выдали только аванс по двадцать рублей, чтобы можно было хоть до Ростова добраться без проблем. А всё остальное обещали выдать по осени, не раньше октября. А пока ещё предстояло поработать, правда, не всем. Бойцы были настроены не очень доброжелательно к командованию, Елизаров провёл хорошую агитацию, и готовились дать достойный отпор. Но Шутов оказался тёртым калачом. Когда все выговорились по наболевшим вопросам, он подвёл черту.
– Всё, ребята, формально договор мы выполнили, положенное время отработали, отряд сегодня распускается.
Притихли ребята, ничего не могли понять.
– А как же коровник? – спросил Елизаров. – Там ещё много работы.
– А коровник будут достраивать другие, – усмехнулся Шутов. – Будет создан новый отряд, он всё и доделает.
– И какой же это будет отряд? – поинтересовался парторг. – Если, конечно, не секрет.
– Никакого секрета нет, – прямо ответил бригадир. – Мы подобрали себе ребят, они и будут работать.
– И кто же это они? – всё допытывался Елизаров.
Шутов взял и зачитал список человек на десять, в их числе оказался и Новиков. Сергей к этому вовсе не стремился и стал открыто возмущаться. Другие тоже зашумели, но уже по другой причине – многие хотели остаться, тот же Елизаров, но его в списке не оказалось. Шумели долго, а бригадир сидел спокойно в президиуме вместе с Кашниковым и только нагло улыбался. Когда шум чуть поутих, он произнёс:
– Кто не согласен с нашим решением, может обсудить его в частном порядке или со мной, или с Николаем.
И начали тут обсуждать. Новиков вперёд не рвался, продумывал свои доводы, чтобы его точно отпустили из отряда. А что ему тут ловить? Заработать ещё лишнюю сотню рублей, конечно, неплохо, но надоело уже всё это до чёртиков. К тому же надо ещё и практику в газете пройти, иначе незачёт схватишь и стипендии не получишь. Но, главное, Гулька его уже давно ждёт, она ведь вернулась домой неделю назад. Какая же тут может быть работа! Сергей подошёл к Шутову и сразу ему заявил, что не может остаться здесь, так как практику надо обязательно пройти.
– Давай я договорюсь, что её тебе и так зачтут, – предложил Шутов.
– Нет, Николай Васильевич, я не могу, – насупился Сергей. – Мне надо домой.
– Жаль. Я так на тебя рассчитывал. Ты хороший парень и специалист тоже. Нам в отряде такие бойцы нужны, – всё уговаривал бригадир.
Но боец не соглашался, стоял на своём, что ему надо практику в газете проходить обязательно, и уговорил Шутова, отпустил тот с сожалением. А Сергей запрыгал от радости, стал собирать свои вещи. И вот первого сентября, ровно в восемь часов, они стояли около школы, где прошли эти очень напряжённые два месяца, и ждали автобус, чтобы покинуть Павловку, оставив тут большую память о себе. Автобус подошёл, все отъезжающие погрузились и поехали, кто с радостью, кто с грустью, а кто и со злобой на все эти довольно-таки жёсткие порядки и на командиров. Но чувство, что они, студенты РГУ, что-то сделали очень хорошее и полезное для сельчан, присутствовало у всех.
Не расстанемся с тобой, Гулька! Глава 9
© Copyright: Вячеслав Гарнов, 2025
Свидетельство о публикации №225112001104
Свидетельство о публикации №225112001104
Рецензии