Мариинские эпизоды

«Одно поколение,
словно волна набегает
на другое, совсем не зная друг друга»
Фёдор Тютчев

Память обладает потрясающим свойством. Десятками лет не думаешь о давно минувшем, как вдруг неожиданная встреча, услышанное слово, или просто мелкая деталь, раскручивают цепь воспоминаний. Они будто выпрыгивают из глубины времени яркими вспышками. И чем дальше они от сегодняшнего дня, тем ценнее кажутся. Иной раз кажется, что помнишь ещё больше, но скорее всего, додумываешь и дополняешь в воображении. Человеку свойственно идеализировать своё детство, ведь оно прекрасно потому, что там нас уже нет.
Мой двоюродный брат Леонид Васильевич, — он провожал меня до автобуса на Санкт-Петербург, — остановился у памятника основателям и строителям Мариинской системы. Памятник шикарный, его установили в Вытегре год назад.

В центре стоит инженер-генерал Франц Павлович Деволлан (как только не пишут его фамилию: Деволант, Деволан, де Волант). Выглядит представительно: стройное телосложение, сам в эполетах, грудь в орденах, в руках карты и измерительный прибор, за поясом виднеется шпага, на ногах ботфорты. Слева от инженера собирательный образ купца-мецената. Сразу видно, что сей персонаж тот ещё жук: руки в боки, взгляд строгий, будто подсчитывает барыши, обширная борода, лихо закрученные усы, жилетка обтягивает выпирающее брюшко, в правой руке счёты. Справа от генерала рядовой строитель, простой крестьянин. У него на голове картуз, на плече лопата, за поясом топор, на ногах лапти. Сколько тысяч таких мужиков копали канал, наверное, уже и не подсчитать. Леонид Васильевич меня сфотографировал, — я помог мужику держать лопату. В автобусе, читая книжку о строительстве Мариинской водной системы, я нет-нет, да и возвращался мыслями в своё детство. Ведь на моей родине близ деревни Старое Петровское стоит другой памятник, — именно здесь у Петра I родилась идея о соединении Волги и Балтики.

Вся глубоководная система России имеет длину около 6500 километров, связывающая Белое, Балтийское, Каспийское, Чёрное и Азовское моря. Волго-Балтийский водный путь (бывшая Мариинская система), протянулся на 1054 вёрсты, от Санкт-Петербурга до Рыбинска через Ладожское, Онежское и Белое озёра. Раньше там было три десятка шлюзов. Мариинский канал протяжённостью 9,6 километра соединял реки Ковжу и Вытегру. В истоке реки у Ковжского озера построена плотина для питания водой водораздельной части Мариинского канала. Торжественное открытие Мариинской водной системы состоялось 21 июля 1810 года. В конце XIX века в известковых породах прорубили более удобный для судоходства Ново-Мариинский канал, заменивший прежний, ширина его достигала 21 метр. После реконструкции и перестройки по нему ходили суда грузоподъёмностью до 800 тонн. Пароходы, — их раньше называли голубчиками, потому что в буфетах продавали водку на разлив, — здесь появились раньше, чем на других водных системах Севера России. В начале XX века впервые по каналу возили нефть на железных баржах. Правда, именно на Ново-Мариинском канале поначалу практиковалась исключительно конная тяга. А придумал сие Пётр I ещё в 1710 году. Куда же нам без Петра I? Сохранились свидетельство очевидца, жившего в начале XIX века. Стопятнадцатилетний крестьянин Пахом из деревни Рубеж рассказывал, что царь в течение десяти дней бродил по лесам и болотам и осматривал места, где предполагалось соединить реки Ковжа и Вытегра.

Через 100 лет задумку императора воплотила в жизнь Мария Фёдоровна, супруга императора Павла I. С лёгкой руки императора Петра к тому времени в этом месте образовалось село Старое Петровское, названное в честь апостола Петра, как и одноимённый шлюз. Там же поставили обелиск, за два века он не изменился. Даже в позорные девяностые годы устоял, хотя какой-то варвар пытался выломать одну грань. Местные жители проходят к автобусной остановке мимо памятника. Я любил обходить вокруг него и читать надписи на всех четырёх гранях обелиска:
«Зиждитель пользы и славы народа своего Великiй Петръ, здесь помышляя о судоходстве, отдыхалъ на семъ самом месте въ 1711 году, благоговейте сыны Россiи».
«Щедрымъ предстательствомъ Императрицы Марии начатъ сей каналъ 1799 году по повелению Супруга Ея Императора Павла I-го, довершенъ при сыне Ея Императоре Александре I-м, по повелению коего монументъ сей сооруженъ».
«Петрову мысль Мария свершила».
«Въ ознаменованiе любви къ отечеству каналъ сей наименованъ Марiинскимъ».
Со временем слова стёрлись, и в 1965 году на монумент установили чугунные доски с такими же надписями. Из 48 фотографий Сергея Прокудина-Горского составлен альбом «Мариинская система».
Вдоль Каменного канала обнаружили богатейшие залежи флюсового известняка. Уже 50 лет ведётся разработка месторождения. Сегодня вода из канала ушла, его дно заросло травой и кустами. А тогда, в начале шестидесятых годов XX века, суда ещё ходили по каналу.

Дом наш стоял на окраине нового посёлка Павшозеро, образованного вместе с лесопунктом в 1952 году. Мой отец Александр Васильевич переехал сюда с семьёй из соседнего посёлка Александровское одним из первых. Овдовев, отец женился на Анне Ивановне, моей будущей маме. Жили мы втроём, дети отца от первого брака разъехались кто куда и приезжали только в отпуск. Дом окружали огороды, где сажали картошку и остальные овощи. Во дворе стояли курятник, хлев, сеновал, дровяник, — все необходимые для деревенской жизни постройки. Самый дальний огород представлял собой открытое пространство, покрытое травой. За ним виднелся настоящий лес, я подходил к изгороди и смотрел вдаль. Где-то там есть канал, — я услышал, как папа говорил кому-то. Очень хотелось посмотреть загадочный канал, но меня одного никуда ещё не отпускали. Зато в огороде можно полакомиться брусникой и найти два-три подберёзовика — мои первые грибы, которые я сам наш;л. А потом узнал, что у нас называют их обабками. Подберёзовики рыхлые, нижняя часть гриба свисала, придавая непрезентабельный вид. Под шляпкой оставалась вмятина даже при лёгком нажатии пальцев, сразу хотелось их помыть. Хотя такие подберёзовики и съедобные, но мы их не брали. Обабок, — значит, обабился. Да ну их нафиг. В самом углу огорода вокруг кочек проступала вода. Мне нравилось ходить между ними в сапожках, наблюдая, как вода почавкивая, будто вздыхая, медленно закрывала носки обуви. Я тут же переходил в другое место. Интересное занятие для ребёнка, — мне тогда было около трёх лет. Чтобы познавать мир, детям нужна игра. Так и здесь, — я успевал выйти из болота, символизирующего вязкую повседневность и бездуховность, на безопасную поверхность устойчивого бытия. Правда, в таком ключе я стал рассуждать уже лет через сорок.
И всё-таки провалился в яму одной ногой по колено, и всерьёз испугался.
«И тиной запахло. И сырость ползёт.
Трясина заманит, сожмёт, засосёт».
Я поспешно вытащил ногу, покрытую вонючей грязью, и отбежал в сторону. На следующий год с любопытством и опаской подошёл к коварной яме. Не зря видно, пишут в детективах, что преступника тянет на место преступления. Я обошёл всю кочку вкругаля. Прежде чем сделать шаг, пробовал почву ногой. Ямы не было. Несколько разочарованный, двинулся обратно. И опять провалился. Вот уж воистину, — и на старуху бывает проруха. Вряд ли я тогда понимал смысл пословицы, скорее, интуитивно подражал отцу, вспоминая похожую ситуацию и его тон.

Вскоре меня стали отпускать за пределы огорода с другими ребятами. Метрах в двадцати от изгороди находился водоём, с одной стороны его песчаная горочка. Зимой я впервые встав на лыжи, поехал с неё на замёрзшую гладь водоёма, и конечно, навернулся. Летом там было людно. Малышня, побарахтавшись в воде, выползала наверх. Обсыпав себя песком, снова лезли в воду. Ребята постарше не купались, — слишком мелко. Скоро в водоёме появились пиявки и тритоны, на берегу водоросли, песчаная горочка стала зарастать травой. Печально, но человек оставляет после себя мусор, и природа хиреет. Метрах в десяти от водоёма образовалась свалка. Сюда местные жители выкидывали пришедшие в негодность бытовые приборы, остатки строительных материалов, и всю ненужную мелочь. Позже мы в школе собирали металлолом, и здесь было чем поживиться. Водоём с годами сужался, из него ещё брали воду для поливки, но дети уже перестали здесь бывать. Сегодня на этом месте яма с водой, метр на метр, вокруг сплошная трава. Песчаная горочка осталась только в воспоминаниях. Свалка сначала заросла травой, потом выросли деревца. Сейчас это место ничем уже не напоминает гору с нагромождённой рухлядью. На картах оно обозначено зелёным пятном. Природа берёт своё. Зато местный пенсионер Яков Мамонов вырыл бульдозером большую яму, она находится в ста метрах от бывшего водоёма. Скоро вода заполнила её, теперь там озерко, раза в три больше прежнего. Его так и зовут — Яшкино озеро. Народные названия очень живучие. Например, озеро, что в пятнадцати километрах от моего посёлка все зовут Мосинским, по фамилии бобыля Мосина, жившего когда-то в этих местах. Оно не имеет официального названия и входит в территорию Ковжского озера.

За водой мы ходили на поселковую колонку, она находилась в ста пятидесяти метрах от нашего дома. Я помню, как мама носила вёдра на коромысле, оно у нас всегда висело на стене у крыльца. Зимой воду возили на санках в ушате, вместимостью 60—70 литров. Один раз я «помогал» везти ушат с водой сестре Нине, — она ещё жила дома. Как я помогал, покрыто мраком. Судя по сохранившейся фотографии, Нина ухрясталась со мной. Можно предположить, что туда я ещё шёл, а обратно сестра везла меня вместе с ушатом, — на нем меня и сфотографировали. Видимо, меня можно сравнить с Чебурашкой:
— Слушай, Гена, давай я понесу чемоданы, а ты возьмёшь меня.
Зато взметнувшаяся в небо цилиндрическая колонка врезалась мне в память. Я смотрел на эдакую высоту с восхищением, задрав голову. Водонапорная башня, — такое у неё правильное название, — вверху расширялась и уходила в облака. Так мне казалось. Из колонки торчала железная труба с крючком, на него вешали ведро. Под трубой построен деревянный колодец с круглым отверстием посредине. Лишняя вода, плескаясь на дерево, замерзала. Открыв рот, я смотрел на ледяные наросты. Они покрывали верх колодца причудливыми шапками, и длинными серебристыми змеями извивались к земле, — я видел таких змеюк на картинках. Больше из поездки за водой ничего не помню, видимо, созерцание колонки и горок изо льда заслонило всё остальное.

Летом мама предпочитала ходить на канал, — не ближний свет для современного человека, особенно городского. От водоёма в сторону Мариинского канала вела тропка. Первый раз я прошёл по ней с мамой полоскать бельё. Видимо, я не раз просил показать таинственный канал. В левой руке она несла таз с бельём и батогом, — небольшой деревянной палкой, — правой держала меня. Преодолев полкилометра по лесной дорожке, мы поднялись на каменистую поверхность. Потом шёл крутой спуск к каналу. Никаких поручней, естественно, не было, ориентировались на выступающие камни-ступеньки. Мама снесла таз к воде, потом вернулась за мной. Посадила меня на большущий камень. «Батюшки светы!» — я впервые видел так много воды, канал в то время достигал около двадцати метров в ширину. Я с восхищением и опаской смотрел на чёрную воду, но вскоре нашёл и себе дело, — наблюдать за бельём. Мама полоскала какую-нибудь манатку на батоге: влево-вправо, влево-вправо, потом отпускала её, — кажется мне, что делала она это специально, — вещь медленно погружалась на дно. Я кричал: «Тонет, тонет!» Мама ловко в последний момент успевала подхватить палкой бельё. Я радовался, да, думаю, и мама развлекалась. А потом мы шли обратно. Вокруг шелестели листья на деревьях, по бокам тропинки росли ягоды и грибы, лёгкий ветерок и тёплое солнышко будто соперничали, стараясь мне понравится, где-то вдалеке ырандала корова, трещал мотоцикл, мама что-то рассказывала, я что-то спрашивал и рос над собой. А сегодня хозяйка загружает бельё в стиральную машину и сидит себе в интернете. А её дети спрашивают: «Мама, а ты в детстве ездила на карете или на телеге?» Мир изменился.

После этого похода меня уже отпускали с ребятами и подальше от дома. Между леском и водоёмом открытое пространство, здесь среди трав и мха росла голубика. Её было слишком мало, чтобы набрать с собой, поэтому мы лакомились на месте. Оказывается, эта ягода имеет много названий: водопьянка, голубец, голубица, гонобоб, гоноболь, дураха, дурница, пьяница, синий виноград, синика. Я гораздо позже узнал, что правильное название ягоды — гонобобель. Ну какой к лешему гонобобель в вологодской глубинке? Да и остальные названия так себе, то ли дело голубика — точно и красиво. У нас бытовало поверье, что можно запьянеть от голубики. Клевета, — сколько бы мы ни ели, оставались трезвыми как стёклышко. Зато чуть дальше, уже среди деревьев, росли черника и брусника. За кочками мы прятались, когда играли в войну. Я лежал, притаившись за кустиками с черникой, мой противник искал меня. Я, втянув голову в плечи, наблюдал за тропинкой, и нервно, как это делали разведчики из кинофильмов, отправлял ягоды в рот. Если товарищ не замечал меня, то я выскакивал за его спиной: «Жека, ты убит!» Бывало и наоборот, мой противник подкрадывался сзади, — это сложнее, — идти надо медленно, стараясь не наступить на сухую ветку. Потом, «поубивав» друг друга, мы с чёрными губами и пальцами переходили на другую сторону тропинки, — там раскинулось болотце с клюквой. Хотя это для нас раскинулось, на самом деле оно насчитывало в диаметре никак не больше двухсот метров. Кроме мелких пацанов сюда никто не ходил, взрослые ездили за серьёзными ягодами на мотоциклах с корзинами и вёдрами. А нам хватало и этих. Клюква лопается на зубах, месиво вяжет рот, её много и не съешь. Вдоль тропинки росли серушки с плотными и упругими шляпками. И все нечервивые. Мама просила меня: «Ты серушки-то там, о дорогу, не бери. Оставь тёте Тамаре (нашей соседке), она их любит». Метров через триста тропинка приводила к ручейку, через него перекинуты брёвнышки. Выше начинались горы. По сравнению с настоящими горами, — я видел их на картинках, — наши представляли собой разбросанные груды камней. Ребята говорили, что в таких местах водятся змеи, правда, я их не видел ни разу. Зато тут росла земляника. Мама как-то дала мне пол-литровую банку и впервые отправила за ягодами одного. А когда принёс их домой, мама налила мне кружку парного молока:
— Ты ешь, я землянику не люблю.
Взрослые они такие — и соврать могут. Спустя годы я уже и сам отказывался от чего-нибудь вкусненького в пользу дочери. А сейчас, небось, и она говорит неправду своей дочке. Враньё не всегда грех, иной раз оно почти добродетель. Ох уж этот сложный мир взрослых...

Мне всегда казалось, что я видел на окраине Павшозера водную гладь озера, потом оно исчезло, заросло высокой травой, и даже там кто-то косил её. Не мог я его видеть, ибо в исследованиях о строительстве канала ещё в конце XIX века упоминается о спущенном озере. На старых картах указано штрихом бывшее озеро, а напротив фрагмент шлюза. Посёлок образовался в 1951 году, его назвали, используя слово «павшее». Спустя годы я узнал о таинственном явлении под названием хронометраж. Он позволяет наблюдать события, которые совершались в прошлом или произойдут в будущем. Выброс эмоций создаёт энергию, способную делать «окно во времени», — такие есть объяснения. Правда, учёный мир на это только ухмыляется. Вот и я не знаю, видел я озеро или оно приснилось. Бог весть. Хотя есть и настоящее озеро с таким названием, но довольно-таки далеко, — около 90 километров от нас.

В канале, что в полукилометре от моего дома, мы с ребятами купались редко из-за холодной воды. Канал ещё называют каменным, поскольку он прорезал толщу плитчатых карбоновых известняков. Там даже дно из каменных плит, а глубина около полутора метров. Мне только минуло шесть лет, поэтому я бултыхался у берега. В какой-то момент осознал, что я уже на середине, стало немного жутко. Заколотилось сердце, паника нарастала, и вдруг заметил, что плыву. По-собачьи, но плыву! На противоположном берегу я схватился за камень, испуг постепенно перешёл в восторг, потом снова одолел страх, — ведь надо ещё и возвращаться. Успокоившись от нахлынувших эмоций, поплыл обратно. Такие моменты, словно вспышки, помнятся всю жизнь. Это моё место, — так я называл канал про себя. Уже взрослым прочитал, что навигацию по Мариинской системе закрыли осенью 1963 года. Последним судном, прошедшим через старые шлюзы, стала самоходная баржа «Иловля» грузоподъёмностью 100 тонн. То есть, в то лето я мог видеть судоходство по нашему каналу. А через год уже по Волго-Балту прошёл первый теплоход «Красногвардеец». Но увы, я даже и не слышал.

Позже, уже школьником, я исследовал канал. Противоположный берег почти покатый, там ничего интересного. Наш, по левую сторону от места купания, высокий и обрывистый. Откосы канала, видимо, из-за слабого грунта, размылись водой. Во многих местах земля обрушилась вниз, от этого тропинка вдоль берега местами обрывалась. Приходилось огибать провал между деревьями, чтобы вернуться на неё. Особенно колоритно смотрелись две берёзы, нависшие над водой. Их корневая система накренилась почти под 45 градусов, казалось, что вот-вот она улетит в канал вместе с деревьями. Одна из берёз почти касалась земли, образуя полукруг. Ствол упрямо тянулся вверх, словно давая кроне ещё малое время порадоваться солнечному свету. Зато по правую сторону через двести с лишним метров раскинулась первая лужайка, здесь на День молодёжи собирался весь посёлок. На берегу ставили торговые точки, звучала музыка, для молодых построили танцплощадку. Чтобы привлечь мужиков, завозили пиво. В посёлке его не продавали, поэтому на лужайке стоял гул множества голосов. Купались здесь редко, вода такая же холодная. Дальше тянулся покатый берег, павшозёры держали там сенокосы. Чтобы пройти на «Глубинку», — самое популярное место для купания, — нужно дважды перелезать через забор из жердей. Его ставили, чтобы коровы раньше времени не съели траву. Малышня купалась в специально отведённом месте, его так и звали — «Мелкота». Я уже научился плавать, поэтому купался только на «Глубинке», где «скрывало с головкой», — так мы говорили. В отсутствии каменных плит вода тёплая. Ребята сбили плот из брёвнышек, с него мы ныряли. Весь день «Глубинка» кишела детьми, на берегу постоянно горел костёр. Накупавшись до посинения, мы подбегали к огню, подрагивая от холода всем телом. Согревшись, махали дымом друг на друга:
— Куда Санька — тыды дым, куда Санька — туды дым!
Однажды, плотно обступив костёр, услышали крик. Младший брат одноклассника по пояс в воде усиленно продвигался к берегу. За его спиной метрах в трёх извивалась змея, выпрыгнуть на сушу он явно не успевал. Все замерли. Не растерялся старшеклассник, успел схватить длинную палку. Со всего размаха обрушил на змею. Все разом выдохнули. Змеюку сожгли, а потому что нефиг. Недолго грелись у костра, обсуждая событие. Через полчаса вода снова бурлила от детских тел. Метров через сто мы ныряли со старого шлюза, сразу за ним Ново-Мариинский канал соединялся с судоходным Волго-Балтийским каналом.
Но чаще здесь ныряли ребята с деревень Верхний Рубеж и Старое Петровское, находившихся на противоположном берегу. Шлюз наименован в честь апостола Петра. Это самое высокое место Мариинки, — около 120 метров над уровнем моря. Второй шлюз святого Александра Ново-Мариинского канала находился в девяти километрах от Петровского у села Александровское. Чуть дальше, у деревни Анненский Мост третий — в честь святой Анны. Сейчас от них ничего не осталось. Уже в новом веке я прошёлся по детским местам. Сенокосы заброшены, канал захирел, вода ушла в землю. Наша «Глубинка» сузилась до двух метров, воды по колено. А на «Мелкоте» можно только обувь помыть.

Всего в начале XX века насчитывалось десятка три шлюзов и почти все они носили имена русских святых. В названиях прослеживается огромный смысл. Тысячи людей, проплывая по Мариинской системе, читая название шлюза в честь святого Константина у реки Ковжи, молились равноапостольному Константину. Прибывая в Вытегру, читали название шлюза в честь святого Сергия. Молились преподобному Сергию, игумену земли Русской. В усовершенствованной Волго-Балтийской системе шлюзы лишились покровительства двух десятков святых, теперь никакого изящества, одни порядковые номера: 1,2,3,4,5,6, и т. д. Любые знаки, явные или неявные, позитивные или не очень, наталкивают человека на размышления, воспоминания и нередко служат руководством к действию. У некоего казаха, поющего бесконечную песню, спросили:
— О чём поёшь, мил человек?
— А что увижу, о том и пою.
Вот и я, вдохновившись историей Мариинского канала, образно говоря, «спел свою песню». Думаю, если бы Леонид Васильевич не показал мне памятник в Вытегре основателям и строителям Мариинской системы, этот рассказ не появился бы.

Влияние минувшего на нашу жизнь огромно. Нет резкой границы между прошлым, настоящим и будущим, они словно перетекают друг в друга. Существует безусловная связь между людьми: родными, знакомыми, и неизвестными нам, жившим когда-то давным-давно. С возрастом появляется чувство общности со многими из них. Правда, в силу полупролетарского происхождения, мне ближе не генерал Деволлан или купец, а скорее, мужик с лопатой. Мой отец родился в деревне Верегонец близ Белозерска, в двухстах метрах от Белозерского канала Мариинской системы, — его выкопали в 1846 году. Так что мужиком с лопатой вполне мог оказаться мой прадед, а я даже имени его не знаю. Мне рассказывали пожилые люди, что в ночь перед родительскими субботами им снятся ушедшие родственники, и даже малознакомые люди. Они молятся за нас, а мы за них. В этом смысл понятия «соборность», в неё входят все православные христиане, живые и усопшие. Это слово не имеет аналогов в других языках. Впрочем, жизнь любого человека уникальна. Прошлое живёт в нашей памяти и определяет нынешнее. Главное — стремиться к постоянному и незыблемому, а там уже как Бог даст...

Названия шлюзов по рекам и каналу.
Река Ковжа:
Святого Константина, святой Анны.
Мариинский канал:
Святой Екатерины, святого Александра, святого Петра, святой Елены, святой Марии.
Река Вытегра:
Святой Дарьи, святого Андрея, святого Сампсония, верхний святого Михаила, нижний святого Михаила, верхний святого Павла, нижний святого Павла, святого Фомы, святого Георгия, святого Иакова, святого Алексия, святого Феодора, святого Иоанна, святого Василия, верхний святой Натальи, нижний святой Натальи, святой Ольги, святой Надежды, «Слава», верхний «Россия», нижний «Россия», святого Димитрия, полушлюз «Деволант», (в 1822 году заменён шлюзом святого Сергия).