Излишество и праздность. Глава пятая

­Глава пятая.
События 50-х.
Литературный институт.

В 1955-ом году я окончил школу и понес документы в Литературный институт имени Горького на Тверском бульваре, не сообщив никому об этом непростом решении.
Приемная комиссия находилась в обычной учебной аудитории, из которой вынесли лишние столы и стулья, а за оставшимися пятью столами сидели, как я догадался, студенты старших курсов, с важным видом проверяли, все ли необходимые документы имеются в наличии в вашей папке, и объясняли правила поступления.
Я пришел рано, когда все остальные выпускники школ, решившие стать абитуриентами этого престижного ВУЗа, видимо, еще спали, поэтому в аудитории присутствовали только пять членов приемной комиссии, четыре девушки и один  юноша, а также председатель, в лице полной, апатичной дамы с прокуренными зубами. Я выбрал симпатичную девушку, сидевшую у входа, не спросив разрешения, сел напротив и, улыбнувшись, сказал:
- Хочу стать писателем, и мне сказали, что этому учат только у вас.
Девушка не поняла моего юмора и ответила мне тоном человека, ответственного за мою судьбу:
- Конкурс в наш институт очень высокий, на данный момент – девятнадцать человек на одно место, и прежде чем принять у вас документы, я обязана предупредить вас об этом.
- Об этом я уже наслышан и готов ко всему, - продолжал я витийствовать, глядя в ее голубые глаза.
Но она по-прежнему осталась равнодушной к моему красноречию и, ткнув пальцем в какую-то бумагу под стеклом, неумолимо приказала:
- Тогда предъявите мне документы, согласно этому списку.
Все мои бумаги она проверяла долго и тщательно, лишь иногда снисходя к кратким комментариям:
- Аттестат у вас неплохой, всего лишь одна «тройка», да и та по черчению… В общежитии вы не нуждаетесь, это тоже плюс… Плохо, что вы нигде не печатались, но у нас было много случаев, когда поступали и такие.
Затем она аккуратно сложила мои документы обратно в папку, изящным движением тонких пальцев завязала тесемки и принялась просвещать меня по части особенностей поступления в этот институт:
- В связи со спецификой нашего учебного заведения, для обучения в котором требуются не только знания, но и талант, экзамены у нас проходят раньше, чем в других ВУЗах, и, если вы не пройдёте по конкурсу, то будете иметь возможность подать документы в другое высшее или среднее учебное заведение. Свои произведения для творческого экзамена, отпечатанные на машинке, вы обязаны сдать в приемную комиссию в течение трёх дней после подачи документов.
От этих инструкций у меня вспухла голова, угас порыв говорить красиво и улыбчиво, и я грустно спросил её:
- А вы прошли по конкурсу, благодаря хорошим знаниям или таланту?
И тут эта строгая девушка впервые улыбнулась мне:
- А и сама не знаю. За сочинение я получила «четверку», и мои подруги по общежитию, поступавшие сюда уже второй раз, сказали, что мне не светит. Все остальные экзамены я сдала на «отлично», а мнения о моих стихах я так и не услыхала. Просто нашла свою фамилию в списке прошедших по конкурсу.
- А ваши стихи печатали?
- Да, их публиковали в нашей молодежной газете, начиная с той поры, когда я училась в седьмом классе. Я сама не москвичка, а терская казачка. Родилась и жила в Осетии, а там стихи пишет каждый второй. Горы вдохновляют.
И в это время раздался властный голос прокуренной женщины – председателя:
- Морозова, вы уже закончили приём документов у абитуриента?
- Да, Ираида Андреевна, закончила, - испуганно ответила девушка с прекрасными голубыми глазами.
- Тогда потрудитесь сдать их мне!
- Уже несу, Ираида Андреевна…
Я тоже встал, а она неожиданно тихо сказала мне:
- Ты подожди в коридоре, мы еще поговорим.
Она впервые обратилась ко мне на «ты», и у меня на душе стало почему-то легко и просторно.
В коридор она вышла с грудой каких-то папок в руках, протянула их мне и сказала:
- Здесь сочинения и творческие работы прошлых лет. Внимательно прочти их и замечания в конце. Это поможет тебе избежать ошибок на экзаменах. Никому их не показывай, потому что тогда меня могут исключить из института.
Меня удивило и обрадовало такое её участие в моей дальнейшей судьбе, за которое она могла поплатиться своей учебой в институте, и я неожиданно предложил:
- А давай вечером сходим куда-нибудь!
- Давай! – тоже внезапно согласилась она. – В кино или в театр?
- Нет, я другое имел ввиду. Приглашаю тебя в кафе «Лира» на Пушкинской. Туда очень трудно попасть, но там официантом работает мой двоюродный брат, так что проблем не будет.



Про двоюродного брата я, конечно, соврал. Жора Гурули, московский грузин, был моим соседом в доме на Поварской, регулярно занимавший у меня деньги и взамен предоставлявший мне отдельный столик в уголке знаменитого кафе.
- А ты, Алёхин, оказывается, не хило живёшь, - насмешливо сказала девушка из приемной комиссии. – По дорогим кафешкам ходишь, молодых барышень туда приглашаешь. Откуда у тебя такие средства? А, впрочем, я и забыла: у тебя же дедушка академик.
- А ты откуда это знаешь?
- Просто прочитала автобиографию в твоем личном деле, и узнала, что родители у тебя погибли на войне, и теперь ты живешь с дедушкой и бабушкой. Ладно, об этом после, А пока я хочу посмотреть рассказ, который ты написал для творческого экзамена, и сказать тебе прямо, годится он или не годится. Как-никак, я уже второй год в приёмной комиссии заседаю, глаз у меня намётанный.
- Хорошо, встречаемся через два часа у церкви, где Пушкин венчался, Знаешь, где это?
- Конечно, знаю. Прямо у Никитских ворот, Большое Вознесение.
- Я живу почти рядом. Зайдем ко мне и обсудим мой рассказ.
- Договорились. До встречи.
Меня удивило и то же время обрадовало то, что она так легко согласилась прийти в гости ко мне, почти к незнакомому человеку, и я решил угостить её чаем с пирожными – эклер. По дороге домой я забежал в кондитерскую, купил полдюжины своего любимого лакомства, затем привел в порядок квартиру и поставил на плиту чайник.

Спустя два часа мы сидели с ней за круглым столом, мили чай с пирожными, и она читала рукопись моего рассказа, которую я еще не успел распечатать на машинке. Два листа из школьной тетради в клеточку, исписанных крупным, но неразборчивым почерком, лежали у неё на коленях, и она, аккуратно прихлебывая чай из большой зеленой чашки, смешно шевелила губами и чему-то улыбалась. Закончив читать, она наконец-то взяла из вазы пирожное, мгновенно проглотила его и сказала:
- Вкусно… И рассказ у тебя хорош, не к чему придраться. Ты удачно выбрал тему. Сейчас большинство абитуриентов пишет о войне, хотя мало кто из них воевал. Кто-то из них даже написал, что бруствер– это противотанковое бетонное сооружение, за которым можно укрыться во время атаки. А ты пишешь о том, что хорошо знаешь. Пионеры в лагере у тебя все прямо живые. И конфликт не надуман. Я тоже возненавидела однажды свою лучшую подругу за то, что она влюбилась в моего парня. Только ты поработай еще над языком: все твои герои говорят одинаково, то есть, как ты сам. Лев Моисеевич тебя за это не похвалит.
- А кто такой Лев Моисеевич?
- Это член экзаменационной комиссии, который проверяет творческие работы, специалист по прозе. А за поэзию у нас отвечает Анна Петровна, хотя за всю свою жизнь не написала ни одного стиха. Зато критиковать – великая мастерица.
- Ты ешь еще пирожные, - предложил я.
- А что я тогда в кафе делать буду? – усмехнулась она. - - Чай, мы с тобой туда не о поэзии гутарить идем.

В кафе «Лира» мы пришли, когда уже стемнело. В зале играл небольшой оркестр, исполнявший «не нашу» музыку. Как я потом узнал, в основном, это были джазовые мелодии Гленна Миллера, обожаемые стилягами, коих в кафе было немало.
Жора, которого я предупредил по телефону о нашем приходе, усадил нас за столик на двоих и убежал, мимоходом кинув чисто кавказский комплимент в адрес моей девушки.
- Закажи мясной салат и кофе, - приказным тоном сказала она, мельком взглянув в меню. – Иначе твой дед – академик тебя наследства лишит. Цены здесь запредельные…
Но я решил шиковать и не вняв её совету, заказал, кроме любимых ею блюд, то есть, салата и кофе, очень дорогую жареную форель и бутылку грузинского белого вина «Напареули».

Мы вышли из кафе уже около полуночи, когда Москва медленно и чинно отходила ко сну. Машин на улице Горького становилось всё меньше и меньше, гасли окна в домах, и прощально целовались влюблённые у подъездов.
- Придется мне, видимо, ночевать на скамейке в зале ожидании на Курском вокзале, - вдруг грустно сказала моя спутница. –Общежитие уже закрыто на замок, да и являться перед вахтёршей тете Нюсей в таком пьяном и непристойном виде мне к лицу.
- Так ты можешь переночевать у меня, - предложил я.
- А ты не будешь ко мне приставать7 – на полном серьёзе спросила она.
- Зачем ты так плохо думаешь обо мне? А если ты мне не веришь, можешь закрыться на ключ в спальне стариков и спать там спокойно до самого утра.
- Хорошо, Алёхин, пошли к тебе, - устало согласилась она и взяла меня под руку.
Дворник Ахмет еще не спал. Он открыл калитку во двор и, ничуть не удивившись, что я пришел домой с красивой девушкой, пожелал нам спокойной ночи.
Мы поднялись на второй этаж, я отпер дверь и вошел в прихожую первым, чтобы включить свет. Но не успел, почувствовав у себя на плечах её руки. Она медленно развернула меня к себе лицом и поцеловала ...

Мы проснулись на моем узком диване в гостиной где-то около полудня.
- У тебя кофе есть? – сонно спросила она.
Но я думал совсем о другом и ответил ей невпопад:
- Я поступлю в институт, и через год мы с тобой поженимся.
Она рассмеялась:
- Слушай, жених мой ненаглядный, а ты меня спросил, пойду за тебя замуж или нет? Ведь ты даже не знаешь, как меня зовут?
«А действительно, - подумал я, - за всё это время я ни разу не назвал её по имени!».
Мне стало очень стыдно, но тут, видимо, сам Бог пришёл мне на помощь: я вспомнил табличку над ее столом в институте - «Член приемной комиссии» Морозова Алёна Яковлевна».
- Знаю! – закричал я. – Тебя зовут Алёна! А не называл я тебя по имени, так как оно у тебя какое-то старомодное, будто из русских народных сказок!
В ответ она промолчала, и мы пошли на кухню пить кофе.
А потом она ушла, даже не попрощавшись, и больше мы с ней не встречались.

В институт я не поступил, получив «трояк» за сочинение, а через месяц меня призвали в армию…
   (продолжение следует)