Поэзия детей блокады

«Блокада в сердце вмёрзла навсегда!»
Поэзия детей блокады. 
   
   Существует другая блокадная поэзия - это творчество мало известных, непрофессиональных поэтов, впитавших блокадную трагедию в раннем детстве. Став взрослыми, они в поэтических строках донесли до нас боль своего сердца. Стихотворения написаны по личным воспоминаниям, ощущениям, переживаниям.
В этих стихах - блокадная память, она хранит скорбный опыт самой длительной в истории человечества блокады, когда каждый день был подвигом, где жизнь держалась огромным усилием воли.
  Блокадные дети чувствуют себя в неоплатном долгу перед живыми и мёртвыми защитниками города. Напуганные в детстве ожиданием смерти, голодом, ужасом бомбёжек, - они на всю жизнь в своём сознании остаются блокадниками. И об этом они и пишут. У многих природный дар проявился в сознательном возрасте. Юные блокадники в будущем стали музыкантами, художниками, учёными, общественными деятелями. Кто-то увлёкся поэзией. Их жизнь и творчество пронизаны чувством глубокой признательности за подаренное право на жизнь.

ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ ПАВЛУХИН
       В октябре 1941 года Юраше, как его звали родственники, исполнилось 12 лет. Перед войной он гостил у деда с бабушкой в посёлке Тарковичи в 100 км от Ленинграда. 22 июня мальчик шёл на стадион, но вместо футбола попал на митинг… Началась война.  Отца призвали в армию, а мама работала на заводе, где выпускали взрыватели к зенитным снарядам. Юраша остался с мамой «один на один с войной» в коммунальной квартире на 16 линии Васильевского острова.  Наравне со взрослыми подросток обустраивал дворы, разбирал завалы, оборудовал чердаки ящиками с песком, бочками с водой, лопатами, баграми, дежурил на крышах, тушил пожары. Юра добывал промёрзшие дрова, колол их, топил печь.  Мальчик вёл дневник, из коротких записей видна общая картина блокады. Он писал, что их комната была похожа на дворец Снежной королевы: она вся искрилась инеем. Он отморозил пальцы, когда ходил в 30 – градусный мороз за водой, его чуть не раздавили в очереди за хлебом, который так и не привезли в тот день… Тяжело заболела мама, а потом слёг и сам Юра, но уже в марте 1942 года мать и сын вместе с другими работали на субботнике по очистке города. Весной 1942 года учеников стали подкармливать в школьной столовой. Юра так полюбил гороховую кашу, что мечтал есть её каждый день после войны.
Юра научился молиться, он прятался во время бомбёжек и артобстрелов в безопасном месте и просил Пресвятую Богородицу и Николая угодника, чтобы скорее кончилась война.  Среди блокадных реликвий в его семье хранится осколок снаряда, который разорвался в метре от него.
Свой новый поэтический сборник «Блокаду помня, живу» Юрий Андреевич  Павлухин выпустил в 2012 году. Что побудило к написанию стихов? Он объясняет так:  «Пережитое. И пусть прочитанное явится импульсом потомкам для ознакомления с великим подвигом не только ленинградцев, но и всего с советского народа, спасшего Родину от фашистского порабощения, и по сути, изменившего ход мировой истории».

«…И вот опять невольно оживают
Дни нашей юности в военные года.
Отвлечься хочешь, - ничего не помогает.
Блокада в наше сердце вмёрзла навсегда!»

«…Мы были детьми, и мы так её ждали –
Победу над Гитлером в страшной войне.
Обстрелы, бомбёжки убитых видали.
Наш возраст тогда умножался втройне.
Таких испытаний ещё мы не знали, -
Нет света, нет хлеба, вода – на Неве.
В морозных квартирах родные лежали,
Отдавшие жизни в неравной борьбе.
Сжав зубы, в мороз мы за хлебом стояли,
Когда был обстрел, покоряясь судьбе, -
Ведь дома живые родные нас ожидали
В холодной квартире. Молясь о тебе…»

«…А нам ребятам небольшим, подросткам,
Вначале всё казалось детскою игрой,
Пока увидев смерть в глаза, не стали взрослыми,
И поняли: рытье окопов – настоящий бой».

«…Нас не бросили люди, страна нас спасала,
Вызволяя из страшного смерти кольца.
Стали взрослыми мы, то, что сделали – мало.
Знаем, помним. В долгу перед ней до конца!»

«Хлеб наш насущный
Даждь нам днесь.
Когда на столе перед тобой он,
Не думаешь, что он есть».

« …Святые, святые родители наши,
Особенно женщины – память храним,
В войну сохранившие нас, воспитавшие….
Когда же воздвигнем мы памятник им?»

« Памятник, ком в горле стоит…
Московский Парк Победы. 
Не мрамор, не вечный гранит
Хранят блокадные беды.
Вагонетка. Никто не ваял
Этот маленький след истории, -
Здесь в сорок втором стоял
Кирпичный завод – крематорий». 

Почему мы победили? - задаётся вопросом Юрий Андреевич и отвечает так:
« Жизнь продолжается, идёт за годом год.
Но помним мы военную годину,
Когда за Родину поднялся весь народ
И победил! Тогда мы духом все были едины».
После войны Юрий Андреевич закончил школу, ленинградский военно – механический институт, работал в воинский части в Ораниенбауме. Затем в ЦКБ «Арсенал», потом на Алтае – в Бийске. В настоящее время проживает в городе Кирове. Имеет детей, внуков. Является активным членом общественной организации «Жители блокадного Ленинграда».

ПЁТР ГЕОРГИЕВИЧ ВОЙЦЕХОВСКИЙ
     Отец Петра – полярник. Перед самой войной он уехал в экспедицию на Новосибирские острова. Началась война. Георгий Анастасьевич вернулся в Ленинград и работал геодезистом при штабе Ленинградского фронта . Петина мама, Нина Владимировна, училась в Ленинградском университете. Семья проживала в доме полярников по улице Восстания. Пете тогда было 7 лет, а сестре Леночке – годик.
В июле 1941 года Арктический институт вывез семьи своих сотрудников в Малую Вишеру. Но линия фронта приближалась так быстро, что тыловой город стал подвергаться ежедневным бомбёжкам. Семья Войцеховских вернулась в Ленинград.  Пётр помнит, как горели Бадаевские склады, как в небе висела чёрная туча дыма. По придорожным канавам текла струя расплавленного сахара. Люди зачерпывали ковшами, собирали кастрюлями «сладкую» землю. Пете доверялось крутить «сирену» во время воздушной тревоги. Пётр Георгиевич  вспоминает, как однажды он увидел потрясшую его картину: фашисты разбомбили госпиталь на Суворовском проспекте, погибло много людей. Здание горело. Медперсонал обвязывал раненых матрацами и выбрасывал их в окна.
Света в городе не было, сидели в темноте с керосиновой лампой.  Семья голодала. По карточкам иждивенцев (детей и стариков) обещали дополнительно к 125 гр. хлеба давать рис. Но перебои с хлебом были постоянно. Риса тоже не было. Отчаявшаяся Нина Владимировна  осознавала безвыходное положение семьи. И только стакан риса, данный в долг соседкой Бушуевой, спас семью от голода.
Отец получал на работе скудный обед.  Он складывал его в баночку и приносил домой. В марте 1942 года  Георгий Анастасьевич умер от истощения.
Дом полярников замерзал. И тогда семью Вайцеховских пригласила к себе жить Наталья Сергеевна Полозова, она была лицевым хирургом в военном госпитале.  Так большой семьёй у тёплой буржуйки они встретили новый 1942 год. На улице было больше 30 градусов мороза.
Эвакуация из Ленинграда по Дороге жизни была мучительной. Мальчик видел, как уходили под лёд Ладожского озера машины с людьми, как мальчишек из ремесленного училища везли в открытых машинах. Ребята сильно пострадали – обморозили лица, руки и ноги. По прибытии их оперировали: вырезали обмороженные места без наркоза. Ребята переносили боль молча. Блокадные потрясения легли в основу стихотворений Петра Войцеховского.
А потом были лишения и скитания по стране. В 1944 году ленинградцы стали возвращаться домой.  Вернулись и Войцеховские. Учёбу Пётр продолжил  в Ленинградском Нахимовском училище. Многие годы работал геодезистом. В настоящее время проживает в республике Карелия. 
Все блокадные поэты посвящают стихи Ладожской Дороге жизни. Пётр Георгиевич не исключение. Он считает, что блокада и Ладога – это слова – побратимы. Ей, Ладоге,  отдают дань памяти благодарные ленинградцы за тысячи спасённых жизней, за тонны снарядов, доставленных на Ленинградский фронт, за хлеб. 

Там, в глубине…
Там, в глубине, у роковой черты
Стоит на дне автобус белосиний,
Свет искажает параллели линий
На рубеже подводной темноты.
Он шёл с детьми и канул в полынью.
Чуть слышный плеск и звуки повторились.
Со стоном двери мира затворились –
Скажи мне, Ладога, твою ль я воду пью?
Сейчас, когда гуляют по планете
Заботливо укутанные дети,
И мамы гордые с них не спускают глаз…
Пусть не сотрутся в памяти у нас
Сугробы белые и на деревьях иней,
С детьми на дне автобус белосиний…

Братское кладбище
Валы земли, могильные валы,
Одетые в холодные граниты-
Под вами кости чисты и белы,
Над вами звезд полуночных зениты.
Где были прежде стылые поля
Для тех, чье имя Братская могила,
Холодные объятия земля,
Сопротивляясь, нехотя раскрыла.
В земную твердь вгрызался аммонал,
Ползли машины тел заледенелых,
Никто над ними слезы не ронял
И не склонял голов, от горя белых.
Немых могил печальные ряды.
Здесь целый мир надежд, желаний, мнений,
Зарыт в земле урок для поколений,
Бездарности и подлости следы.
Закрыты рвы, горит под ветром газ,
Стоят на страже статуи слепые
И снова много, очень много нас,
Мы снова ждем, доверчиво – живые…
От стран чужих сюда несут венки,
У входа караулы каменеют,
А старики, их мало, старики,
Не помня зла, о прошлом сожалеют… Ленинград 1979 год
               
Иждивенка
Бредет среди сугробов, наугад,
Живая, вопреки живой природе,
Вокруг заледенелый Ленинград
И Сорок Первый завтра на исходе.
Жена, сестра, племянница и мать –
О ней не пишут с пафосом в газетах,
Но люди не желают умирать
И ждут ее в холодных лазаретах.
Навстречу ей безжалостно течет
Все то, что называется войною.
Идет, никем не принята в расчет –
Ни нашей, ни противной стороною…
Она проходит сквозь снега и дым
На фоне войн и лет, едва виднеясь,
И счет ведет умершим и живым,
Не проклиная, веря и надеясь…
А ныне, под привычные слова,
У старой фотографии на стенке
Склоняется седая голова
Великой ленинградской иждивенки.    Ленинград. 1942 год.
               
Сонет
Текут часы, вползает холод в дом.
В нем остывают вещи, стены, двери.
Во что и утром верилось с трудом,
К исходу дня, уже никто не верит.
Сочится свет через оконный лед
И освещает комнату сурово.
Здесь трое ждут, что кто-нибудь придет,
Затопит печь и вслух промолвит слово…
Текут часы. Тревожный метроном
Стучит на замерзающей планете…
Здесь трое ждут. Вползает холод в дом…
Молчит старик, и замерзают дети…
И не понять, кому она нужна
Такая безнадежная война…       Ленинград, 1942 год.


  ТЕРВОНЕН ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА
Детский доктор и поэт, журналист и общественный деятель.
 Ужасы блокады ушли в глубину детской памяти и застыли там до бурного взрыва блокадной памяти. Быстро рождались стихотворения, один за другим выходят сборники стихов и очерков. В городе Сортавала она создала общество ленинградских блокадников и руководит им по сей день. Этот город Людмила Ивановна считает своей второй родиной.  Она пишет о 22 блокадниках, проживающих в городе Сортавала. Психологические портреты 36 блокадников нашли место в книге «Психологическая общность ленинградских блокадников». Книга «Блокадные дети» вышла в 2011 году, затем «Письма из блокады». Она озабочена загрязнением Ладожского озера, того самого, по которому она сама и тысячи узников осаждённого города выбрались по Дороге жизни на Большую землю, так вышла книга «Чистые воды» на русском и финском языках.  Она ратует за  сохранение добрососедских отношений с Финляндией и выпускает книгу «Голубая лента», изданная на русском и финском языках. В 2015 году вышла прекрасно иллюстрированная книга  «Два города в моей судьбе». Людмила Ивановна работает на карельском радио, выпускает репортажи о своих земляках, о подвиге  блокадников.
Её блокадная поэзия правдива, полная душевной боли и мудрости. В них слышится тревожный стук метронома: тревога, тревога… И призыв к вечной памяти о жертвах блокады:
«…Долг перед павшими, живыми,
Кто защищал наш Ленинград;
Долг перед близкими, родными,
Чьи души с нами говорят…»
      
«Смутно, но помню блокадные дни.
Город за шторами прятал огни.
Тень дирижабля плыла над Невой.
Пламя пожарищ стояло стеной.
Голос сирены протяжно звучал.
Бомбоубежища тёмный подвал.
Голод и крохотный хлеба кусок.
Да кипятка обжигавший глоток.
Пламя коптилки, буржуйки тепло…
Смерть миновала, нас чудо спасло.
Был через Ладогу страшный бросок.
Волны трепали наш катерок.
Небо гудело – шёл яростный бой.
Лётчики нас прикрывали собой.
Ужас бомбёжки, брата нытьё,
Бабушки руки, молитвы её…»

 «Есть у сердца святые печали,
Их на радости не разменять:
Как в блокадном кольце голодали,
Обречённые умирать;
Как безжалостно смерть косила
Молодых, стариков и детей;
Как, теряя последние силы,
Шили саван для близких людей.
Как заснеженный город спасая,
Сотни тысяч погибли солдат;
К нашей памяти тихо взывая,
Обелиски повсюду стоят.
Эту память живую, мы знаем,
Никогда никому не отнять!
Мы её, как священное знамя,
Нашим внукам должны передать».

«…Хочу припасть к твоим святыням,
Мой Ленинград, молить отныне,
Чтоб в суете грядущих дней,
Ты не забыл своих детей».

«…Мы окольцованы, подруги.
В душе одни воспоминания.
Так будем помнить друг о друге.
Да! – до последнего дыханья!»

    Блокадники не молоды да и здоровье уже не то. Но они находят время на общение друг с другом, на встречи со школьниками и молодёжью, чтобы познакомить со своим творчеством, рассказать о своём детстве и о величайшей трагедии ХХ века. Пережившие блокадное лихолетье считают своим долгом напомнить молодым людям: «Никто не забыт, ничто не забыто».
   Поэзия блокадного Ленинграда – это рассказ о трагедии и подвиге осаждённого города. Это призыв к мужеству и непоколебимая уверенность в том, что «наше дело правое, победа будет за нами». Блокадная поэзия - это обвинительный акт фашизму и предупреждение современников об опасности его возрождения, - это рассказ о подвиге советского народа, победившего благодаря духовному единству и сплочённости всех народов нашей страны, - это раздумья о судьбах Родины, о национальном достоинстве народа - победителя, о сохранении исторической памяти.