Глава 2 Бобруйск

  Впервые об этом городе я прочёл в «Золотом Телёнке», где о Бобруйске вскользь упомянул Шура Балаганов, а потом, значительно позже уже узнал, что и мой старший брат, женившись, в нём обосновался. Правда, я там никогда не был, но решил в силу, сложившихся обстоятельств, (упомянутых выше), что если меня вдруг в аэропорту «Шереметьево» не пропустят в Россию (ведь только там был пункт пропуска), то возвращаться лучше в Минск, чем – в Варшаву.
  Вот так успешно преодолев белорусскую границу я прибыл в столицу на автовокзал в три часа ночи и, почти, до семи утра просидел в зале, ожидания, а потом решил посмотреть расписание, чтобы добраться в Бобруйск.
 На входе в кассовый зал меня встретил, как в народе говорят: «бомбило», который, видно, очень легко определял откуда прибыли пассажиры, и по интересовался куда я держу путь.  Когда, я ему ответил и посетовал, что Белорусских рублей нет, то он предложил отвести и за евро.
 Но, понимая, кто он такой и легко может, как говорится, - объегорить, чтобы отыграться, хоть на ком-то, за «Варшавский развод», спросил:
- А что, за сто евро доедем до Бобруйска?
- Конечно! – быстро ответил он, - довезу прямо до дома.
Пропустив его слова мимо ушей и подойдя к терминалу, где было расписание и стоимость билета, я увидел, что он стоит всего 17 рублей, понял, что надо найти обменник и уже на выходе из зала ожидания наткнулся на другого барыгу, который, глядя куда-то в сторону, сказал:
- Меняю доллары, евро – на рубли.
 Наученный горьким опытом, я решил не рисковать, а узнать, где можно поменять деньги у пассажиров на улице и оказался, что – в здании Центрального железнодорожного вокзала, который был в ста метрах на том же проспекте. А потом, вернувшись назад, сел на маршрутку до Бобруйска, которые ходили через каждые пол часа и стоимость билета была (если перевести)всего пять евро. Растянувшись на кресле, я быстро уснул, а учитываю бурную ночь на границе, проспал до самого въезда в город. Вот тогда, попросив телефон у одного из попутчиков, позвонил Кате, которая встретила меня на остановке.
  Хоть я её видел только на фото, но сразу узнал – она была очень похожа на мою мать в таком же тридцати пятилетнем возрасте, такая же симпатичная и стройная, и выглядела очень молодо.
  Поздоровавшись со мной и чмокнув в щёчку, она сказала:
- Ну, наконец-то ты приехал, а то я думала, что никогда тебя воочию, не увижу.
- Не было бы счастья, да несчастье – помогло, - ответил я известной пословицей, - а вообще-то я хочу поехать дальше в Россию.
- Так сколько, ты, собираешься у нас гостить?
- Не знаю, может несколько дней, а может – недель.
- Тогда сейчас заскочим ко мне, перекусим, а потом поедем к маме – у неё двухкомнатная квартира, там и остановишься.
 Мы так и сделали, и когда уже по дороге к Тамаре садились на троллейбус, случайно встретили одного прохожего, внешним видом очень похожего на художника, ведь у меня глаз намётанный, ведь, как говорится, - рыбак рыбака, видит из далека.
 Это был небрежно одетый мужчина непонятного зрелого возраста с немного поседевшей бородой и поредевшей шевелюрой. Конечно, можно сказать, что таких людей много, но его выдавали горящие с неподдельным энтузиазмом глаза и, бьющий ключом, темперамент, помноженный на искреннюю общительность.
 Увидев на моём плече этюдник, измазанный краской, он без предисловий и приветствий, на прямую, весело спросил:
- Вы, что художник?
  Катя засмеялась, а я привыкший к таким вопросам, в таком же духе ответил, что приехал в гости и может быть даже похожу на пленэры. Услышав знакомое слово, и, врубившись, что перед ним, скорее всего не какой-то любитель, а настоящий профессионал он, с ещё большим задором, представился:
- Меня зовут – Тихон Абрамов, я местный художник.
- А меня – Евгений Сипков, тоже в какой-то степени художник, а это моя племянница – Катя.
- Очень приятно, - ещё больше улыбнулся он, и спросил, - а в какой – это степени?
- Вообще-то я оформитель, а живопись – больше хобби, хотя у нас в Харькове в своё время, мои картины не плохо продавались, - и увидев небольшое удивление, продолжил, - но кроме картин, я ещё занимался витражами и дизайном интерьеров, а если, как говорится, - огласить весь список, то ещё и: поэт, прозаик и журналист.
 От услышанного, Тихон ещё больше заулыбался и выпалил:
- Как удачно, что я вас встретил! Просто необходимо, чтобы вы побывали в нашем выставочном зале и у мня в мастерской, - не дожидаясь ответа, продолжил, - давайте я дам вам свой телефон.
 У меня не было белорусской сим карты, и я предложил обменяться номерами с племянницей. Удовлетворённый такой развязкой событий он попрощался и выскочил на ближайшей остановке…
  А Катя посмотрела на меня даже немного с удивлением, видно, подумав: «Вот, какой у меня дядя, только приехал и уже к нему липнут всякие художники, а дальше – что будет?», - и мы, выйдя на следующей остановке, уже через десять минут были у Тамары, жены моего старшего брата. Я знал, что она моя ровесница, но после перенесшего инсульта, как говорится, - сдав позиции, выглядела даже старше своего возраста. Она встретила меня гостеприимно и приветливо, и я понял, что могу здесь погостить подольше.
  Когда на следующий день Тамара меня повела на прогулку и показать, где можно купить сим карту на телефон для гостей (у них, оказывается, есть такая услуга, правда, в отличии от наших правил, надо было предъявлять паспорт, хотя в Варшаве, вообще давали бесплатно и без документов,) и ознакомиться, если можно так сказать с достопримечательностями Бобруйска.
 Жила она почти в центре, но меня приятно удивило, то, что на улицах довольно чисто и через каждые 5-7 метров стоят урны, во отличии от Харькова и Киева, а у нас даже если бы и хотел выкинуть бумажку или окурок, то урны реже встречаются, вот поэтому, и сорят где ни попадя. Как-то у нас в городе, увидев под забором кучу мусора на станции метро «Пролетарская»,подумал: «Ну, это прямо как у Гоголя в «Ревизоре», когда Городничий сказал: «Что это за скверный город, только поставь где-нибудь памятник или просто забор, чёрт  его знает, откуда нанесут всякой дряни».
А в Бобруйске, прядок чувствовался во всём: от опрятно одетых людей, дисциплинировано переходящие даже пустую дорогу на зелёный свет светофора, до бесперебойной работы транспорта строго по расписанию, а в Минске (и это особенно было удобно), даже Железнодорожный и Автовокзал находились на одной площади. Единственное, что меня немного, как говорят в народе, - «кумарило», что горожане курили, где ни попадя: прямо на ходу - по улице или на остановках и ездили на велосипедах по тротуару и пешеходным дорожкам, и меня, не привыкшему к таким вольностям, пару раз чуть не сбили. Но в целом, город производил благоприятное впечатление.
  Когда я позвонил Тихону, то он сразу предложил встретиться, чтобы познакомиться по ближе и не откладывая это мероприятия, как говорится, - в долгий ящик, повёл меня в «Выставочный зал», взахлёб рассказывая про местных художников, и сетовал, что в таком небольшом городе (численностью всего, двести тысяч с хвостиком), у них в Союзе осталось мало мастеров. Мне даже показалось, по тому, как он описывал события и мероприятия, происходившие у них, что я тоже могу пополнить их количество.
  А потом, предложил пойти к нему в мастерскую, которая находилась в девятиэтажном здании на пятом этаже и познакомиться с его приятелем, которого почему-то называл Игорем Валерьевичем, правда, предупредил, что сам уже несколько лет, как «завязал», а мы можем расслабиться, даже коньячком, что мы  незамедлительно сделали, прикупив ещё и закуски.
 Вечер знакомств удался на славу, и я много рассказывал о себе и читал стихи не только перед тостами. Постепенно за тронули политическую тему и СВО. А я рассказал, что у нас творилось в последнее время на Украине и про свою беду, а потом налив коньячка прочёл стихотворение:
Ни жилья, ни работы, ни денег,
Напоследок дожмут холода.
Бродят люди – бесполые тени
В разорённых дотла городах.

Нет числа их страданьям и бедам.
Мало прока, что совесть чиста.
Не Господь, отвернувшись, их предал,
Не они отреклись от Христа.

Не осилить дорогу на ощупь.
И война – это слишком всерьёз.
Догорают в расстрелянной роще
Поминальные свечи берёз...               
Услышав его, Тихон грустно:
- Если бы у нас в двадцатом году получился переворот и свергли Лукашенко, то мы бы сидели в одном окопе с хохлами и воевали против русских, - а потом тихо добавил, - слава Богу этого не случилось.
- Вот и хорошо, - уже веселее сказал я, - давайте теперь выпьем за победу!
- За нашу победу, - добавил Игорь.
 А, когда приятель удалился и стемнело, Тихон провёл меня домой и, если можно так сказать, - сдал из рук в руки Тамаре.
  В общем, забегая вперёд, и опуская кучу подробностей, лишь скажу, что пока я гостил то успел закончить повесть – «Изюм город – сладкий» и в мастерской нового знакомого художника написать одну картину под названием «Вечная мерзлота», которую решил оставить приятелю, сказав, типа, если будет проходить какой-нибудь вернисаж, то можешь выставить её.
На это он ответил, что мог бы, но по законам Белоруссии нельзя рисовать умерших людей, а у меня на полотне изображён труп.
 А я только подумал: «Странно как-то, на выставке я видел такие абстракции, что при буйной фантазии, там можно не только мёртвых животных и людей увидеть, но и вообще нечистую силу с чертями и вурдалаками, а тут изображён какой-то погибший замёрзший охотник, над которым склонились духи тайги  в виде обледенелых деревьев». Но спорить и доказывать ничего не стал, а попросил, чтобы тогда картину он передал моей племяннице в подарок…
 Так пролетело чуть больше двух недель и я, чтобы не стеснять Тамару, понимая, что она уже привыкла жить одна, периодически общаясь с внуками, ночующие у неё по очереди в доме, решил ехать дальше в Россию, где у моей жены была сестра, с которой я разговаривал ещё раньше и она меня приглашала приехать к ним. Ведь моя основная цель была добраться до Абхазии, где меня ждал кум Андрей.
Он так прямо и сказал, когда я его об этом спросил :
- Приезжай, жить есть где, да и работа найдётся!
  А я, вспоминая, как, приехав на пару месяцев тормознулся там, почти, на шесть лет, работая по строительству, сотрудничая с двумя газетами, рисуя иллюстрации к своей книге и картины, сразу с нахлынувшей ностальгией решил, обязательно вернуться к морю.
  Правда, выяснилось, что попасть в «Страну души», как она называется по-абхазски, можно только через Россию, и пересечь границу которой с украинским паспортом разрешается в аэропорту «Шереметьево», но и это было не самое страшное (хотя и очень сложное, ведь многих и не пускают), а существовала другая проблема, о которой мне поведал Андрей.
- В Абхазия, я думаю, тебя пропустят без проблем, - сказал он, - а вот выехать снова в Россию, может и не получиться, потому, как украинцев пускают, только, опять же через – Шереметьево. Но отсюда самолёты в Москву не летают. Я поэтому и торчу здесь, имея украинский паспорт.
Перспектива застрять в стране, хоть и Души меня не очень устраивала, потому что я хотел заехать к своему куму в Белгород, а может ещё и в Аксай, что под Ростовом заскачу, где обосновались Татьяна с кумом Владимиром. Но все мои планы нарушила смерть моей жены, и переговоры с её сестрой Еленой из Москвы. Она предложила приехать к ней, тем более что жила с родителями и сыном Валентином на даче. Вот я и решил брать билет на самолёт до Шереметьева.
   Белорусские авиалинии, где кассирша, как говорится, - на голубом глазу, мне сказала, что надо брать билет туда и обратно и это, мол не наша прихоть, а так требуют русские власти. А на вопрос, а если я назад не буду лететь, тут же продолжила врать, тип, вы этот билет сможете сдать и получить полную стоимость билета. Правда, потом выяснилось, что она, просто, с брехала, как говорится, - без лоха и жизнь плоха.
  Забегая вперёд, лишь скажу, что в свои почти семьдесят лет, рождённый ещё в советском союзе, даже предположить не мог, что в таком серьёзном заведении, как центральные кассы Белорусских авиасообщений сидят простые кидалы, почти, как у нас на базарах, катающие напёрстки. Я ещё понимаю в Польше кассиры такие, все из себя важные разговаривая, мягко говоря, - через губу, типа, понаехали тут беженцы – житья от них нет, но не в братской некогда республики. Но, потом понял, что торгаши, кассиры и жулики не имеют национальных признаков – все одинаковы…
  На Боинге в назначенный день, прилетев во второй половине дня в аэропорт «Шереметьево», где нас было с украинскими паспортами человек двадцать пять, определили в отдельный зал для прохождения спецпроверки. Я внутренне уже был готов (насмотревшись всяких видосов в интернете) просидеть до утра, но как только заполнил анкету, минут через десять меня по громкоговорителю вызвали в кабинет.
  Там повторилась, практически, таже процедура, что на Белорусской границе, с той лишь разницей, что ноутбук никто не открывал (видно они сами меня нашли в интернете), а только, задав ещё несколько вопросов о причине приезда и о том хочу ли я получить гражданство Российской федерации и, получив утвердительный ответ, записали в какие то документы и приступили к процедуре, типа, фото в фас, профиль и отпечатки пальцев. Потом отправили назад в зал ожидания, но не прошло и пяти минут, как меня вызвали к окошку, где девушка в форме, проверив ещё раз мои паспорта (заграничный и гражданский), поставила в первом квадратную печать, сказав, что мне разрешён въезд. И я быстренько покинул это помещение, о
котором было столько, много негативной информации, подумав: «Это только мне так повезло или вечно недовольный народ из числа приезжающих всегда придумывает кучу слухов и небылиц, а может просто идёт вражеская пропаганда, чтобы люди не ехали в Россию».