Последний салют

Он всегда приходил на пристань на закате. Старые доски под ногами поскрипывали с той же усталой покорностью, что и его суставы. Воздух, солёный и свежий, пах морем и далёкими путешествиями, запахами, которые он когда-то знал так же хорошо, как запах собственного дома.

Капитан Арсеньев, а для всех теперь просто «дед», садился на свою привычную скамью, опираясь на резную трость. Он не ловил рыбу, не кормил чаек. Он просто смотрел. На огненную дорожку, что солнце прокладывало по воде, на силуэты яхт на рейде, на далёкий горизонт, где небо целовалось с морем.

Именно там, на этом самом горизонте, осталась его молодость. Его корабль, стальной, стремительный, живой. Его экипаж — мальчишки с горящими глазами. И Алена. Её смех, похожий на звон корабельного колокола, и письма, которые приходили в конвертах, пропахших её духами и тоской.

Война забрала корабль. Шрапнель, огонь, ледяная вода. Он выжил, чудом, цепляясь за обломок. А письма Алены приходили ещё три месяца после того, как его списали. Потом пришло одно, последнее...

И вот уже сорок лет он приходил на пристань. Он разговаривал с морем, как с старым другом. Рассказывал ему о том, как изменился город, о новых мостах и высотках, о детях, играющих на пляже, которых он, старый холостяк, считал чуть ли не своими внуками. Море слушало, перешёптываясь волнами с берегом.

В этот вечер что-то было иначе. Воздух вибрировал от предчувствия. Закат был особенно ярок, будто сама природа готовила какой-то финальный аккорд.

И он его увидел.

На горизонте, в самом сердце огненной дорожки, возник силуэт. Не современной яхты, а парусника. Высокий, стройный, с белоснежными парусами, которые горели в лучах заката, как расплавленное золото. Он шёл прямо на пристань, бесшумно и величественно.

Сердце Арсеньева заколотилось с молодой силой. Он встал, не чувствуя тяжести в ногах. Он узнал этот корабль. Это был не его боевой эсминец, нет. Это был корабль его мечты, корабль из тех романтичных книг, что он читал в детстве.

Парусник мягко подошёл к пристани, не касаясь её. На палубе никого не было. Только тишина и сияние.

И тогда Арсеньев понял. Это был не галлюцинация. Это был его салют. Последний салют. Не от страны, не от людей, а от самого моря. Оно оценило его многолетнюю верность, его тихую любовь, его немую боль. И прислало за ним самый прекрасный корабль, какой только мог придумать мальчишка, мечтавший о море.

Он обернулся. Город за его спиной начинал зажигать огни, погружаясь в вечернюю жизнь. Там была его жизнь — долгая, трудная, честная. Он улыбнулся. Потом повернулся к паруснику, сделал шаг навстречу — не по скрипучим доскам, а по сияющей золотой дорожке.

Его трость осталась лежать на пустой скамье.

А на следующее утро рыбаки, нашедшие её, только пожали плечами. «Дед, видно, забыл». Но один старый моряк, глядя на необычайно спокойное и ясное море, сказал: «Нет. Он просто уплыл. У хороших капитанов так и бывает».

И где-то там, за горизонтом, где небо встречается с морем, старый капитaн наконец-то обрёл свой самый главный рейс.